РИТУАЛЫ СОГЛАСИЯ

Хотя сегодня некоторые исследователи «абсолютизма» признают суще­ствование прав и привилегий, с которыми приходилось считаться государю, они подчеркивают, что привилегии носили корпоративный, а не индивиду­альный характер[290] и не препятствовали сбору невотированных налогов. Это весьма незначительно корректирует грубое представление о тождествен­ности абсолютной власти и ее деспотической противоположности. Истори­ки упускают важную особенность так называемых «абсолютистских» ре­жимов, а именно обычай консультаций с подданными. Безусловно, обычно эта процедура воспринимается как антитезис «абсолютизма».[291] Подчеркнуть процесс одобрения значит сказать новое слово о таких государствах.[292] Тра­диционная точка зрения подразумевает, что для абсолютной монархии было характерно деспотическое правление, а в XVIII столетии представитель­ные учреждения, например французские парламенты, с ним боролись. Но, как уже было показано выше, права, представительство и согласие возник­ли отнюдь не в просвещенном XVIII веке. Они являлись частью городской республиканской традиции, сохранившейся в раннее Новое время и вошед­шей в теорию и практику каждой монархии. Эпоха Просвещения просто придала им более четкие формы.

Общепринятая теория защиты традиционных прав, несмотря на все до­воды разума, стала частью мифа об апаеп гё§1те.Мрачными красками она изображает корону, которая на самом деле была прогрессивной и отражала настроения народа, и оппозицию, которая была корыстной и консерватив­ной. Для раннего Нового времени историки придавали слишком большое значение теме наступления монархов на права и привилегии подданных и их защиты репрезентативными органами. Волнующий спектакль не всегда адекватно отражает историю. Государи, так же как и сословные представи­тельства, сознавали, что их долгом было защищать закон и гарантировать права. Немногие решались нарушить обычаи, если цели можно было до­стичь иными, менее провокационными средствами. Эти альтернативные средства были менее зрелищными и уже упоминались ранее. Большинство изменений в законодательстве и праве собственности (сюда входило и на­логообложение), производолись с согласия и при содействии консультатив­ных органов. Правительство не имело шансов выжить, если бы оказалось, что подданные не имеют желания изменять свои привилегии, несмотря на все уговоры. Подобная статичная позиция каждый раз при обсуждении на­логов создавала бы безвыходное положение, не оставляя законного пути изменить права собственности и не вызвать при этом восстания. Легитима­ция давалась через процедуру одобрения, неотделимую от прав и свобод. Консультативные и репрезентативные механизмы были важны для так на­зываемых «абсолютных» монархов в немалой степени потому, что без них невозможным оказывалось законное налогообложение. Абсолютная власть пренебрегала одобрением только в тех случаях, когда испрашивать его бы­ло неуместно.

Часто утверждают, что сословные представительства существовали для защиты прав и свобод. Так и было, но не в том негативном значении, кото­рое является общепринятым. Они существовали для того, чтобы давать со­гласие сообщества или корпорации на введение правительственных актов, касавшихся их прав. Фактически они представляли собой республикан­ский компонент монархической системы. Они воплощали идеологию, ко­торая оберегала древние обычаи, утвержденные привилегии, контракты и хартии. Их риторикой была свобода, а их санкцией — прошлое. Их делом было вести переговоры о вторжении правительства в сферу иммунитета.

Поэтому они в некотором смысле обеспечивали ограничение королевской власти, поскольку сдерживали те действия, которые власть предпринима­ла по собственной инициативе. Но это можно назвать ограничением только если предположить, что монархи желали неограниченной власти. Но так как они в большинстве своем уважали законы, значит, такой власти не же­лали. Более примечателен тот контекст, в котором сословные представи­тельства усиливали королевскую власть. Сословные учреждения распро­страняли ее на территории, которые находились вне действия королевской прерогативы. Однако даже тогда, когда историки обращают внимание на важность прав и привилегий в условиях абсолютной монархии, они счита­ют их статичными.[293] Негативный подход к рассмотрению сословных пред­ставительств говорит о полном непонимании их истинных функций. Они существовали не для того, чтобы препятствовать распространению коро­левской власти, а для того, чтобы легитимировать ее.

Историки «абсолютизма» игнорировали эту деятельность. Они пали жертвой общего заблуждения, отождествляющего сословные представи­тельства с английской моделью частых национальных парламентов, сфор­мировавшейся после 1688 года. Отсутствие консультативных органов они считают основной чертой «абсолютизма» и не рассматривают подобные ин­ституты во Франции лишь на том основании, что они непохожи на англий­ские. Поэтому им нетрудно доказать «абсолютистский» характер француз­ского государства. Однако Англию нельзя принимать даже за произволь­ную точку отсчета, так как ее парламент не был исключительным в своем роде учреждением. Сегодня мы знаем, что ежегодные сессии проходили не только в вестминстерском парламенте после 1688 года. Примеры некоторых немецких княжеств опровергают традиционный тезис об уникальности анг­лийской модели, хотя частота заседаний сословных представительств в Гер­мании варьировалась. И во всяком случае, нет никаких оснований для того, чтобы оценивать эффективность консультаций по критерию их сходства с английскими обычаями. Общенациональные сословные представительст­ва в европейских странах, не считая Англии и Польши, были редкостью, что неудивительно, поскольку единые национальные государства были ис­ключениями. Если национальная перспектива была закрыта, то множество консультативных механизмов концентрировалось в одной точке. Иногда представительство было призвано выражать мнение определенной терри­тории, принадлежавшей государю, но чаще они представляли регионы и провинции или сословные группы, такие как духовенство и дворянство. Большинство правителей стремилось достичь консенсуса по вопросам, за­трагивавшим права подданных, но ннституциализировали свое стремле­ние различными способами, многие из которых говорят о том, что не только англичане могли постичь конституционную мудрость. Теперь и английские исследователи понемногу отходят от историографического эквивалента старой пословицы «Пролив в тумане — континент отрезан».

Только в редких случаях государи игнорировали условности, связанные с процедурой одобрения. Одним из них было восстание, после которого провинцию могли на законном основании лишить привилегий. Другим слу­чаем было завоевание, которое давало завоевателю право обходиться с приобретенными территориями менее уважительно, чем с остальными. На таком основании Филипп V после 1707 года уничтожил привилегии своего нового испанского королевства. Но в абсолютных монархиях потеря прав была выражением немилости государя, а не нормой. Примером может слу­жить Франция при Людовике XIV, который сохранил все традиционные права завоеванных территорий. Некоторые государи были настолько дале­ки от преследования так называемых «абсолютистских» целей, что созда­вали привилегированные корпорации там, где ранее их не было. В Галиции сословное представительство было учреждено после ее аннексии Габсбур­гами в 1772 году, а на Корсике — в 1796, после ее завоевания Францией.