Глава 11. Со стороны виднее 69 страница

– То есть, вы считаете, – сквозь зубы цежу я, изо всех сил стараясь не сорваться на крик, – что я все это время был на стороне Пожирателей смерти и Волдеморта? А пытки Кэрроу, о которых вам любой студент расскажет, терпел исключительно из любви к искусству? А что, мы, извращенцы, и не на такое способны! Если я предпочитаю мужчин, значит, мне и Круциатус, и Флагелло, которым меня мучила Кэрроу, может удовольствие доставить, чего уж там!

– Держите себя в руках, мистер Лонгботтом, – говорит Кингсли. – Никто не обвиняет вас в пособничестве Волдеморту.

Он выразительно смотрит на усатого гомофоба. Тот немного скисает под взглядом министра, но тут же снова находится:

– Я никого ни в чем не обвиняю! Но где гарантия, что Снейп не применял никаких заклятий или зелий, чтобы переманить этого славного мальчика на свою сторону? – он весьма невежливо тычет в меня костлявым пальцем.

– Это уже слишком! – не выдерживаю я. – Вы, однако, лицемер! Сначала меня черте в чем обвиняете, а теперь я уже «славный мальчик»! Вас так нервирует моя ориентация? Если да, то спешу успокоить – въедливые, вредные, усатые старикашки не в моем вкусе!

– Мистер Лонгботтом! – Кингсли сурово сдвигает брови. – Сделайте милость, проявляйте уважение к Визенгамоту!

– Я с удовольствием начну проявлять уважение к Визенгамоту, господин министр, как только увижу, что Визенгамот проявляет уважение ко мне, – я стараюсь говорить спокойно и смотреть ему в глаза. – Почему мне приходится сидеть здесь и оправдываться? Я что, преступник? Если да, то будьте любезны предъявить мне конкретное обвинение. С какой стати я должен рассказывать вам о вещах, которые даже с близкими друзьями не всегда хочется обсуждать? Моя личная жизнь, равно как и личная жизнь Северуса Снейпа, никого не касается, пока вы не докажете, что она имеет прямое отношение к выдвинутым обвинениям. Вы все просто лицемеры! Вас возмущает то, что Пожиратели смерти пытались сделать магглорожденных волшебников людьми третьего сорта, а сами-то чем лучше?

Кингсли растерянно молчит – такого выпада он от меня явно не ожидал. Усатый гад Мендус оттягивает ворот мантии, шумно дышит и выглядит так, точно его вот-вот хватит удар. По залу гуляет шепоток, но я к нему не прислушиваюсь и к зрителям не поворачиваюсь, продолжая сверлить глазами членов Визенгамота.

– Мистер Лонгботтом, – неожиданно мягко произносит молчавшая до сих пор мадам Янг, – боюсь, вы просто неправильно нас поняли. Оно и неудивительно, поскольку ситуация весьма специфична. Дело в том, что мотивы личного характера зачастую оказываются решающими. Наши вопросы никак не связаны с вашей ориентацией, однако сам факт ваших отношений с профессором Снейпом заставляет нас взглянуть на дело с другой стороны. Вы ведь наверняка и сами знаете, что чувства нередко туманят разум. Пока нам не стали известны личные мотивы, мы могли позволить себе ориентироваться исключительно на ваши слова, но сейчас это невозможно. Если у вас есть какие-то конкретные доказательства, мистер Лонгботтом, самое время предъявить их.

Я подавляю вздох. Шайенна Янг разложила все по полочкам, придраться не к чему. Странно только, что она ведет себя так мирно. А ведь на Гарри набросилась, точно голодный Эфферус…

Конкретные доказательства… Хорошо им говорить! Нам ведь приходилось соблюдать тайну. Вмешивать эльфов я не могу, да и кто им поверит? Они ведь директору школы подчиняются. Есть только одно доказательство, которое наверняка произведет на них впечатление.

– Хорошо, – говорю я обреченно. – Кое-что у меня действительно есть.

Члены Визенгамота только что не спрыгивают со скамей. Все остальные тоже наверняка внимательно прислушиваются.

– Все вы, конечно, слышали о Пророчестве и о том, что Гарри называли Избранным, – начинаю я. – Мы с Гарри родились с разницей в один день, и изначально это Пророчество подходило нам обоим. Но потом чаша весов склонилась на сторону Гарри. Ситуации, когда под одно Пророчество подходят несколько человек, случаются редко, и в этом случае те, кому не досталась главная роль, становятся как бы помощниками Избранного…

– Откуда вы это взяли? – раздраженно перебивает Мендус.

Я моргаю. Честно говоря, был уверен, что уж они-то слышали об этом. Но члены Визенгамота смотрят на меня с недоумением, и даже дотошная Шайенна Янг выглядит удивленной.

– Я о таком читала, – неожиданно произносит дребезжащим голоском сухонькая старушка с последнего ряда, которая до этого момента даже глаз не открывала. – Есть такая книга – об истинных и ложных Пророчествах.

– Да-да, так она и называется! «Пророчества истинные и ложные»! – радостно подтверждаю я, надеясь, что у старушки нет маразма.

– Незачем так орать, юноша! – морщится она. – Да, читала, вот только глупости это все. Ну, где это видано, чтобы посторонние люди были связаны до такой степени, чтоб один знал, когда с другим беда? Врете вы все, юноша, вот что я вам скажу!

Я растерянно смотрю на Кингсли, но тот, кажется, уже понял, что нужно делать.

– Расскажите подробней, мистер Лонгботтом.

Я послушно рассказываю все, что мне известно. Мерлин, я ведь вообще не хотел, чтобы Гарри узнал об этом! Уж, во всяком случае, не так! Очень ему приятно вдруг выяснить, что он портил мне жизнь самим фактом своего существования!

– В общем, как вы понимаете, – заканчиваю я, – если бы Северус служил Волдеморту, тот вряд ли позволил бы мне спокойно учиться в Хогвартсе, в то время как Гарри никак не могли поймать.

– Весьма любопытно, – тянет мадам Янг. – Ну, а если бы на вашем месте оказался кто-то, кто желает зла Гарри Поттеру? Кто-то из его врагов?

– А так не бывает, деточка! – снова оживает старушка. – В книжке сказано, что если поборник попытается замыслить зло против Избранного, то сам сразу же и помрет мучительно!

– Правда? – удивляюсь я.

– Вы об этом не знали, мистер Лонгботтом? – быстро спрашивает Кингсли.

Я мотаю головой.

– Я вообще эту книгу полностью не читал – Северус мне просто несколько абзацев показал. А о том, что я могу найти Гарри, где бы он ни был, только на седьмом курсе сообщил. Опасался, наверное, что я помчусь ему на выручку и все испорчу. Я ведь раньше даже палочку в руках с трудом держал.

Эти слова членов Визенгамота странным образом успокаивают и даже заставляют улыбнуться. Не всех, к сожалению.

– Вы можете как-то доказать факт наличия этой связи? – скептически интересуется Мендус.

Почему-то мне кажется, что Северус на моем месте уже давно испепелил бы усатую сволочь одним движением брови. Но я, к сожалению, такими навыками не обладаю.

– Моя ментальная связь с Гарри Поттером прекратила свое существование в момент исполнения Пророчества, то есть, в момент смерти Волдеморта, – сухо сообщаю я.

– Значит, опять сплошные слова и никаких доказательств! – Мендус только что руки не потирает.

Я мысленно желаю, чтобы у него в заднице вырос геморрой размером с арбуз.

– Мистер Лонгботтом, мне кажется, вы уже достаточно сказали в свою защиту и в защиту профессора Снейпа, – поспешно говорит Кингсли, сердито покосившись на въедливого гада.

Но мне уже не хочется отступать, а хочется утереть этому таракану нос. И ему, и всем, кто с ним солидарен.

– Ну что вы, господин министр, мне совсем не трудно предоставить суду еще больше доказательств! – преувеличенно вежливо сообщаю я и, мысленно попросив прощения у Гарри и Рона, продолжаю: – Дело в том, что я был с Северусом, когда он передавал Гарри меч. О том, где они находятся, ему сообщил Финеас Блэк, но лес большой, поэтому Северус на всякий случай взял меня с собой. Я могу рассказать вам, как это происходило, а Гарри подтвердит мои слова. Думаю, вы не станете обвинять во лжи победителя Волдеморта.

Гарри смотрит на меня во все глаза. Рон тоже – наверное, пытается понять, видел ли я, как он уничтожал хоркрукс.

– Мистер Поттер, вы рассказывали мистеру Лонгботтому об этом эпизоде? – спрашивает Кингсли.

Гарри мотает головой.

– Говорите, мистер Лонгботтом.

Я подробно рассказываю о том, как мы с Северусом аппарировали в лес под Оборотным зельем, как нашли палатку, которую мог видеть только я, как Северус спрятал меч в озере, как выманил Гарри, как Гарри бежал за Патронусом, как разделся и бросился в озеро за мечом…

– А потом, когда Северус уже собирался прийти к нему на помощь, из леса выскочил Рон – мы едва успели аппарировать, – заканчиваю я. – Убедились, что с ними обоими все в порядке, и вернулись в школу… А потом, честно говоря, просто напились! – добавляю я, неожиданно для себя.

В зале раздаются смешки. Некоторые члены Визенгамота, включая, как ни странно, Шайенну Янг, тоже прячут улыбки. Мендус поджимает губы, чуть ли не съедая собственные усы.

– Мистер Поттер, все так и было? – осведомляется Кингсли.

Мог бы и не спрашивать – по лицу Гарри все понятно.

– Да, министр, – кивает он.

– Мистер Уизли?

Рон тоже кивает, не сводя с меня глаз. Если потом спросит, скажу, что мы сразу же аппарировали, как только он Гарри из воды вытащил и в чувства привел. Не хочу ставить его в неловкое положение. Ему и без того несладко.

Я с вызовом смотрю на членов Визенгамота. Некоторые сердито косятся на меня и брезгливо поджимают губы, но многие, похоже, испытывают неловкость – отводят глаза, ерзают на скамьях. Гомофоб Мендус пытается убить меня взглядом. Осознав, что это не в его силах, он выпаливает:

– Допустим, все это так, но ваше поведение аморально, юноша! Вступать в интимные отношения в столь юном возрасте, да еще и с мужчиной, который старше вас, на территории школы… Какая гнусность!

– Да что вы говорите! – выкрикиваю я, не веря своим ушам. – Это семнадцать – юный возраст? Или вы не в курсе, что в прежние времена многие дети поступали в Хогвартс уже женатыми парами, и для них даже оборудовали специальные спальни?

– Что за чушь?

– Чушь? Как же! Я, знаете ли, не только учебники читаю, в которых больше лжи, чем в речах Волдеморта! Будете и дальше спорить? Или начнете твердить, что одиннадцатилетние супруги были, по крайней мере, разного пола? Может, перечислить вам знаменитых волшебников гомосексуальной ориентации? Я, между прочим, могу!

Ага, и начну, пожалуй, с Дамблдора. Вот где сенсация! Впрочем, нет, ни к чему свою ориентацию позорить.

– Совершенно излишне, мистер Лонгботтом! – быстро говорит Кингсли.

– А что такое? – притворно удивляюсь я. – Не бойтесь, вас не назову, вы на гея не похожи.

Кингсли теряет дар речи. Над верхней губой и на лбу блестят капельки пота. Надеюсь, его не хватит удар.

– Вы просто хам и наглец! – заявляет Мендус, шевеля усами.

У меня возникает дикое желание выхватить палочку, заорать: «Круцио!» и посмотреть, как он будет корчиться от боли. Вот так нормальные люди и становятся Пожирателями смерти.

Конечно, ничего подобного я не делаю. Да у меня бы и не получилось. Палочки на входе у нас не отбирали, но в зале суда действуют чары, блокирующие почти всю магию. Поэтому я просто вскакиваю с неудобного кресла и ору не своим голосом, окончательно потеряв контроль над собой:

– Вы смеете называть меня хамом после того, как открыто обвинили в пособничестве Волдеморту? Да за такое мне следует прямо сейчас вызвать вас на дуэль! Впрочем, вы, по крайней мере, говорите то, что думаете. А многие из присутствующих помалкивают, хоть и согласны с вами. А встать и высказаться у них кишка тонка, потому что только и способны за спиной косточки перемывать. Трусы и лицемеры!

– Мистер Лонгботтом, я понимаю, что вы взвинчены… – успокаивающе произносит Кингсли.

Но у меня нет ни малейшего желания его слушать.

– Да ни черта вы не понимаете! – кричу я, сжимая кулаки. – Ни черта! Хотя от вас я ожидал большей душевной чуткости. Вы ведь тоже сражались с Волдемортом, долго были в бегах. А теперь что? Я не о себе сейчас говорю – мне, как вы уже, наверное, поняли плевать на все. Но Северус, черт побери, сделал для магического мира больше, чем весь ваш Орден Феникса вместе взятый! И у вас поворачивается язык спрашивать, не тащил ли он меня в постель силой!

– Мистер Лонгботтом… Невилл…

– Не желаю я вас слушать! – взвиваюсь я. – Мне полгода хватило, чтобы понять, что Северусу можно доверять, и пары месяцев – чтобы догадаться, что он на нашей стороне. А вы все только из-за Дамблдора его терпели. И никому даже в голову не пришло глаза раскрыть и задуматься! А все потому, что он не прыгал от восторга при виде Гарри, не лицемерил и не пытался подружиться со своими коллегами, а теперь еще и такие подробности о личной жизни выясняются! Ах, да, он же еще и в Слизерине учился! Мне противна политика Волдеморта в отношении магглорожденных, но ваша политика в отношении слизеринцев ничуть не лучше! – от ярости я окончательно перестаю что-либо соображать. – Сегодня выступала моя подруга Астория Гринграсс, которая помогала мне в школе. И что я слышу, когда рассказываю об этом? «Она же слизеринка!». Действительно, раз она слизеринка, то априори должна грезить о темной метке и службе Волдеморту! Драко Малфой тоже, кстати, мне помог, и вы наверняка сейчас изумляетесь! И Финеас Блэк, портрет которого таскала в сумке Гермиона, и который предупреждал Северуса обо всем, что с ними случалось, тоже не вызывал у вас никакого доверия! Да даже на профессора Слагхорна, который вообще с Пожирателями смерти никак не связан, наши преподаватели весь год косо смотрели! Скажете, это нормально? И что же теперь начнется, когда в Хогвартс поступят новые слизеринцы? Да их просто затравят! Если до последней войны, стоило ребенку отправиться в Слизерин, студенты остальных трех факультетов тут же начинали презрительно морщиться, то сейчас еще хуже будет! Вот вы, – я перевожу дыхание и поворачиваюсь к Шайенне Янг, которая с любопытством, смешанным с удивлением, слушает мою пламенную речь, – вы ведь тоже учились в Слизерине. Наверняка у вас было немало проблем из-за этого, когда вы работали в Аврорате!

– Вы так не нервничайте, мистер Лонгботтом, – неожиданно мягко и дружелюбно произносит она. – Мы, слизеринцы, умеем за себя постоять. Как бы на нас не давили.

Я моргаю, растерянно глядя в ее спокойное, даже безмятежное лицо. С глаз словно спадает пелена. Мерлин, неужели я и в самом деле сейчас орал, топал ногами и брызгал слюной, напрочь забыв о том, что судебное заседание транслируется на всю страну? Что же теперь будет? Виноватым перед слушателями я себя не чувствую – правду ведь говорил, пусть и неприятную. А вот Северус наверняка взбесится, узнав, как я защищал его честь. И будет, между прочим, прав: он взрослый человек, умеющий за себя постоять, а не трепетная барышня, которая лишается чувств при виде дохлой крысы. А уж что журналисты понапишут, особенно Скитер, я даже думать боюсь. Правда, они бы и без моих воплей нашли, что написать, – о нашей личной жизни не я заговорил.

Я окидываю взглядом изумленные лица многочисленных зрителей. Долго им придется все это переваривать. Даже мои ребята, кажется, в шоке, чего уж говорить об их родственниках, преподавателях и всех остальных, кого я даже не знаю. Только Джинни ухмыляется, Аберфорт смеется в усы, Чарли откровенно хохочет и Нарцисса Малфой как будто сдерживает улыбку. Впрочем, возможно, у нее просто нервный тик. Я уже в этой жизни ничему не удивляюсь.

– Думаю, нам лучше отпустить мистера Лонгботтома, – предлагает мадам Янг.

– Да, разумеется, – поспешно соглашается Кингсли. – Вы можете занять свое место.

Могу, конечно, но не хочу. Впрочем, делать нечего. Глядя в пол, я топаю к своей скамье и устраиваюсь рядом с бабушкой, не поднимая глаз. Она молчит, и я тоже ничего не говорю. Джинни, обернувшись, ободряюще мне улыбается, но больше никто в мою сторону даже не смотрит. Ну, и хорошо, – у меня просто нет сил что-то объяснять. А им, наверное, просто противно на меня смотреть.

Члены Визенгамота негромко переговариваются между собой, обсуждая показания свидетелей. Я прислушиваюсь. Мой спич они, судя по всему, решили игнорировать. Но забыть вряд ли смогут. Сами виноваты, нечего было обвинять меня во всех смертных грехах! Я не только свое мнение высказывал, но если больше никто не решается…

– Мне кажется, все предельно ясно, – резко говорит Янг. – Чем они в спальне занимались, лично мне наплевать, но даже если исключить показания мистера Лонгботтома, очевидно, что Северус Снейп действительно защищал учеников.

– А как насчет убийства Альбуса Дамблдора? – с сомнением произносит Мендус. – Есть у меня некоторые мысли. Очень уж гладко все получилось: Сами-Знаете-Кто приказал Драко Малфою убить Дамблдора, его мать, естественно, бросилась к старому приятелю. И Непреложный обет весьма кстати пришелся – у Дамблдора и выхода другого не было, кроме как…

– Вам, определенно, следует заняться своей памятью, Мендус, – ехидно перебивает Янг. – Из показаний свидетелей следует, что Северус Снейп дал Нарциссе Малфой Непреложный обет в конце июля, в двадцатых числах. А Альбус Дамблдор приехал к Гарри Поттеру через две недели после начала каникул, с почерневшей рукой. Исходя из показаний Поттера, разговор между Дамблдором и Снейпом состоялся сразу же после того, как Дамблдор получил проклятие. Ни о каком Непреложном обете тогда еще и речи не было.

Мерзкому старикашке остается только захлопнуть свой поганый рот.

– Вы закончили? – осведомляется министр. – Полагаю, пора переходить к голосованию. Итак, кто за то, чтобы признать Северуса Снейпа виновным?

Я пристально смотрю на членов Визенгамота. Ни одна рука не поднимается. Мендус дергается было, но, увидев, что отправлять обвиняемого в Азкабан никто не спешит, сцепляет руки в замок, словно опасаясь, что одна из них может подняться непроизвольно.

– Кто за то, чтобы снять все обвинения? – спрашивает Кингсли.

Руку сразу же поднимают Шайенна Янг, приятель моей бабушки и еще несколько человек, включая, как ни странно, старушку, обвинявшую меня во лжи. Затем конечность вверх тянет бледная особа, которую так взволновали мои предпочтения. Дольше всех колеблется Мендус, но, наконец, и он тоже поднимает руку, с ненавистью таращась на меня.

– Все обвинения сняты! – объявляет Кингсли.

– Ура!!! – выкрикивает кто-то из наших.

К нему присоединяются еще несколько голосов. Раздаются аплодисменты.

– Мистер Лонгботтом! – громко говорит Кингсли, и его бас перекрывает шум. – Визенгамот и лично я приносим вам свои извинения за неудобные вопросы. Смею вас заверить, что профессору Снейпу тоже будут принесены извинения.

– Да он вас с вашими извинениями подальше пошлет! – заявляю я меланхолично.

Мои слова вызывают взрыв хохота. Кингсли отводит глаза.

– Невилл, это уже слишком! – укоризненно бормочет потрясенная МакГонагалл.

– Ладно тебе, Минерва! – фыркает бабушка. – Лично я очень хотела бы посмотреть, как посылают подальше министра магии. Внук, как думаешь, это осуществимо?

Я непонимающе смотрю на нее. Ни секунды не сомневался, что бабушка пребывает в состоянии шока, и впереди нас ждут долгие и мучительные беседы. Но она почему-то откровенно ухмыляется, словно происходящее безмерно ее веселит, и не высказывает ни удивления, ни осуждения.

Народ начинает потихоньку расходиться. У наших, к счастью, хватает такта ко мне не лезть. Да и смысл делать это сейчас, когда можно поговорить и в школе?

– Ты на меня не злишься? – осторожно спрашиваю я, пока мы с бабушкой спускаемся вниз.

– А с чего мне на тебя злиться?

– Ну… – я совсем перестаю что-либо понимать. – Ты ведь, наверное, хотела правнуков… хотела, чтобы я женился…

– Я хоть раз говорила тебе о женитьбе или, тем более, о правнуках? – осведомляется она, возводя глаза к потолку.

– Ну… нет… – признаю я, – но Элджи…

– Если у твоего дяди мозги покрыты плесенью, то это не значит, что и я такая же! – отрезает бабушка. – Он тебе и не таких глупостей может наговорить. А я давно все про тебя знаю. Потому и попросила Минси подсунуть тебе ту книжку, чтобы знал, как оно бывает.

Я забываю, как правильно дышать, и судорожно кашляю.

– Ты… ты подсунула мне Милтона!..

– Тихо ты! – шикает она. – Хоть ты и герой войны, но за запрещенную литературу по головке даже тебя не погладят. Ну, не могла же такая книга и в самом деле просто храниться на полке, сам подумай!

Я даже не знаю, как на это реагировать. Вот уж не ожидал такого от бабушки! И у меня еще язык повернулся на нее кричать!

На выходе из зала суда ко мне подскакивает Гарри.

– Слушай, Невилл, я даже не знаю, что сказать…

– Гарри, давай потом, ладно?

– Нет, погоди! – он хватает меня за руку. – Я ведь и предположить не мог, что мы… Что ты из-за меня так мучился…

– Я вовсе не мучился, – заверяю я, стараясь не закатывать глаза. – Наоборот, был рад, что могу быть полезным.

– Но удача…

– Тролль с ней, зато у меня хорошая интуиция.

– Слушай, – Гарри теребит волосы и смущенно моргает, – если бы я знал, что вы с ним… ну… то я бы не стал ничего говорить о воспоминаниях…

– Гарри! – я все-таки закатываю глаза. – Я тебя умоляю!

Рядом с нами возникает Джинни и тут же налетает на своего возлюбленного:

– Ну и что ты к нему пристал? Оставь человека в покое, можно подумать, вы последний раз в жизни видитесь! Успеешь еще душу излить!

Гарри замолкает, растерянно глядя на нее. Пользуясь моментом, я выскальзываю из зала суда. Меня тут же хватает за плечо мистер Уизли.

– Пойдем-ка со мной, – требует он тоном, не терпящим возражений.

– Куда? Зачем? – не понимаю я.

– Ты хоть представляешь, что здесь сейчас начнется? – проникновенно спрашивает он. – Журналисты слышали каждое твое слово!

– Так ведь это Гарри – герой, он убил Волдеморта, – бормочу я.

– Да кому какое дело до Волдеморта, глупый ты ребенок! – мистер Уизли нервно усмехается. – Им сенсации нужны, скандалы. Гарри они сейчас даже не заметят, а вот тебя на части разорвут.

– И что же делать?

– Так я и говорю – за мной иди! Есть тут один хитрый ход.

Мне остается только подчиниться. Я топаю вслед за мистером Уизли по каким-то извилистым коридорам, лестницам, которые ведут то вверх, то вниз, тайным ходам, открывающимся только после незнакомых мне заклинаний.

– А нельзя просто аппарировать? – решаюсь спросить я.

– В Министерстве сейчас никому нельзя аппарировать, – качает головой мистер Уизли. – О безопасности пока речи не идет, сам понимаешь. Но ты не переживай, мы их перехитрим, быстренько до каминов доберемся.

– До каминов? – ужасаюсь я. – Но ведь они совсем рядом стоят!

– Оно так, – он оборачивается на секунду и подмигивает. – Вот только на камины они даже не смотрят, с лифтов глаз не сводят. Считается, что иначе тебе до Атриума не добраться. Главное, как на месте будем, быстро действовать.

Я не очень представляю себе, как можно незаметно уйти через каминную сеть под носом у журналистов, но выбора у меня нет. Наконец, мы упираемся в стену, мистер Уизли бормочет заклинания, постукивая палочкой по кирпичам. Они разъезжаются в стороны, и я вижу Атриум, фонтан и многочисленные работающие камины. Мистер Уизли прижимает палец к губам и кивком головы манит меня за собой. Мы осторожно выходим.

Журналисты стоят возле золотых ворот и действительно, как предполагал мистер Уизли, таращатся на лифты. На камины никто не обращает внимания.

Мы осторожно, ступая только на носки, пробираемся к ближайшему камину. Мистер Уизли бросает в него щепотку летучего пороха, который издает негромкое шипение.

– Давай, живее! – командует мистер Уизли.

Я ступаю в камин и произношу первое, что приходит в голову:

– Хогвартс. Кабинет директора.

Последнее, что я слышу перед тем, как унестись по каминной сети, это чей-то взволнованный вопль:

– Сюда! Сейчас уйдет!

Через несколько секунд я вываливаюсь из хорошо знакомого камина в хорошо знакомом кабинете и облегченно вздыхаю. Кажется, мне повезло.

Глава 69. Камин-аут

Оказавшись в кабинете директора, я поднимаюсь с пола и отряхиваю мантию.

– На полу в кабинете ты как будто раньше не валялся, – раздается ехидный голос Финеаса Блэка. – Все больше по гостиным, да по спальням, как и полагается уважающей себя куртизанке.

Меня затапливает ярость.

– А не пойти ли бы вам в задницу, Финеас! – выпаливаю я неожиданно для себя.

Похоже, сегодня речь у меня значительно опережает мыслительные процессы. Блэк несколько секунд переваривает мое хамство и все так же ехидно замечает:

– Такие прогулки, скорее, по твоей части. И, кстати, что, интересно, так взволновало нашего храброго мангуста?

– Будто вы не знаете!

– Что я должен знать?

– Финеас, хватит придуриваться! – вмешивается Дайлис Дервент. – Тебе прекрасно известно, что мальчик был на суде, и ты наверняка догадываешься, что ему пришлось пережить!

– Вот именно! – подтверждаю я возмущенно. – Вы могли бы и предупредить о том, что этот мерзавец меня подставил!

– Охота была носиться за тобой по всей школе! – дергает плечом Блэк.

– Вы сволочь! – выкрикиваю я. – Вы вообще понимаете, что теперь будет? Как вы могли? Ладно, Дамблдор, от него нельзя было ожидать ничего другого. Но вы! И Кингсли! Ему-то я что сделал? Никому в этом мире доверять нельзя!..

– Лонгботтом! – рявкает Финеас. – Обойди стол!

От неожиданности я подчиняюсь.

– Открой верхний левый ящик! Флакон видишь? Пей!

Я достаю из ящика флакон и делаю большой глоток. В голове сразу проясняется, и злости я больше не чувствую. Успокаивающее зелье. Интересно, Северус часто за него хватался? Не иначе, раз Финеас запомнил.

– Легче? – сухо осведомляется Блэк.

Я киваю и, вернув флакон на место, тяжело опускаюсь в кресло.

– Почему Кингсли так меня подставил? – спрашиваю я почти спокойно.

Финеас смотрит на меня, прищурившись, но, к счастью, решает не издеваться:

– Он не хотел. Дамблдор его обманул.

– Каким образом?

– Сразу же заставил дать Непреложный обет, что тот поднимет на суде всю информацию, которую Дамблдор ему озвучит, – сообщает Финеас. – Трансляция по радио тоже была его идеей. Кингсли, узнав, в чем подвох, конечно, пришел в ужас, но, как ты понимаешь, ничего не мог поделать.

– Разве можно дать Непреложный обет портрету? – удивляюсь я.

– Такому, как наши, можно.

Я потираю подбородок. Ну, ничего себе, похоже, на Кингсли я зря наорал – он такая же жертва. Неудобно получилось. При первой же возможности обязательно извинюсь. Боюсь, правда, что одними извинениями тут не отделаешься. Нет, ну какая же скотина этот Дамблдор! Хорошую месть придумал! Вот только…

– Стоп, – говорю я, пытаясь сообразить, что к чему. – А почему вы не вмешались? Почему не предупредили, что Кингсли не должен давать обет? Почему сами обо всем не рассказали?

Финеас и Дайлис смущенно переглядываются.

– Понимаешь, Невилл, – медленно произносит Блэк, – Дамблдор в кои-то веки поступил правильно. Если бы не он, то это сделал бы я.

– Но почему? – я непонимающе моргаю.

– Нарывы, Невилл, следует выдавливать сразу, – менторским тоном сообщает он, – а не так, чтобы в месяц по капле. Дамблдор ведь и сам из ваших, понимает, что к чему. Возможно, таким образом он хотел вам помочь, чтобы хоть как-то…

– Вот в это я точно не поверю! – перебиваю я. – Хороша помощь! Вы хоть понимаете, что теперь напишут в газетах? С какой грязью нас смешают? Что о нас будут говорить?

– Поговорят и перестанут, – пожимает плечами Блэк. – Если бы сейчас все не открылось, было бы только хуже. Согласись, ты вряд ли лет через пять обзаведешься супругой и детьми.

– Да при чем тут…

– А при том, – перебивает он, – что рано или поздно правда все равно вышла бы наружу. Но сейчас у вас двоих есть хорошее прикрытие. Вы – герои войны, вы победители. Ни у кого не повернется язык поливать вас грязью сразу же после победы – во всяком случае, публично. Победителей, как известно, не судят. А за спиной обо всех говорят гадости и сплетничают. Ну, а по прошествии времени ваша личная жизнь уже никому не будет интересна. Главное – переждать ураган, который, безусловно, сейчас поднимется.

Я растерянно смотрю на него. Нельзя не признать, что в этих словах есть определенный смысл.

– Я бы вам посоветовал уехать куда-нибудь вдвоем на некоторое время, – продолжает Финеас. – Здесь вы уже сделали все, что могли, и имеете полное право на отдых. В ваше отсутствие общественность будет вовсю наслаждаться обсуждением вашей личной жизни, только вы об этом ничего знать не будете. Ну, а когда вернетесь, она уже всем будет поперек горла – разве что черкнут пару статеек. И все – живите, как угодно.

Мне остается только вздохнуть. Финеас рассуждает здраво и искренне хочет помочь, вот только никакой «нашей личной жизни» уже нет. Закончилась вместе с войной. И уехать я могу только в одиночестве. Если, конечно, Северус не убьет меня раньше за то, что я наговорил в суде. Может, кстати, прямо сейчас и уехать? Отправиться к дяде в Австралию, или в Африку, или где он там теперь обретается… Нет, это просто трусливый побег. Надо подождать, пока поправится Северус. Я должен убедиться, что с ним все в порядке.

Кстати, сейчас не помешает связаться с Райком. Если он вообще захочет со мной разговаривать – наверняка ведь трансляцию слушал. Я опускаюсь на колени и бросаю в камин щепотку пороха.

Райк подходит сразу же и садится на корточки перед своим камином.

– Невилл? Не приходи пока, сделай милость!

Ну вот, как я и думал, – он теперь видеть меня не желает…

– У меня тут сейчас весь коридор забит журналистами, – продолжает Райк. – То и дело в кабинет прорываются – куда только авроры смотрят? Хотя чего с них взять…