Глава 11. Со стороны виднее 70 страница– Журналисты? – переспрашиваю я. – Ну да, тебя поджидают. Думают, сразу сюда рванешь, идиоты. Но ты парень неглупый, решил сначала обстановку разведать, это правильно. – Э-э-э… ты ведь слушал трансляцию суда? – Разумеется! – он ухмыляется и потирает руки. – Надо заметить, ты был хорош! Я давно так не хохотал. – И тебя… хм… не смущает, что мы… – А почему меня должно это смущать? – искренне удивляется Райк. – Ты отличный парень, и я очень хорошо к тебе отношусь. А Северуса давно считаю лучшим другом, и наличие у него личной жизни меня никоим образом не напрягает. Лишь бы ему было хорошо, а все остальное меня не волнует. Постой, а ты что, из-за моей реакции беспокоился? – Вообще-то да, – признаюсь я. – Ну и зря, – отрезает он. – Я уже давно все понял – заметил, как ты на него смотришь. Так что даже не думай об этом. – Ладно. – Но в ближайшие дни в больницу не суйся, если рассудок дорог. – Хорошо. – Я, конечно, сдерживаю этих проныр, как могу, но… – вздыхает Райк и неожиданно хихикает: – В одного запустил заклинанием, которое кишечник очищает. Вот только оно как-то странно сработало… – И как же? – заинтересованно спрашиваю я. – Хм… как бы так сказать… – он делает вид, что задумался. – В общем, ему стало очень стыдно, и он помчался мыться. А остальные немного поумерили пыл. – Представляю себе! – сквозь смех говорю я. – Да, зрелище знатное, – соглашается Райк. – Но, сам понимаешь, журналистов дерьмом надолго не напугать – они люди привычные. – Это уж точно! – В общем, сделаем так: ты пока тихо сидишь в Хогвартсе, а я через несколько дней сам с тобой свяжусь. Договорились? Я киваю. А что мне еще остается? Надеюсь, «несколько дней» хотя бы не растянутся на недели. – Понимаю, приятного мало, – сочувственно говорит Райк, словно прочитав мои мысли. – Впрочем, есть и хорошие новости. Лечение подходит к концу. – Правда?! – Ага. Скоро сможете поболтать. Короче, я в любом случае свяжусь тобой, как только здесь станет поспокойней. Сейчас хоть вешайся. Словно в подтверждение его слов, раздается какой-то грохот и вопли, и Райк, нецензурно ругаясь, вскакивает на ноги и поспешно прощается со мной. Я выныриваю из камина. После этого разговора мое настроение немного улучшается, поэтому с Финеасом я прощаюсь почти дружелюбно. В конце концов, он действительно хотел, как лучше. А если получился кошмар, то его вины в этом нет.
Стоп! Ну, конечно! Я ведь давно собирался разобраться с Выручай-комнатой, но все никак решиться не мог. Почему бы сейчас не попробовать? Не успеваю я толком обдумать эту мысль, как в стене появляется обшарпанная дверь. Раз она сама приглашает, то и говорить не о чем. Я решительно захожу внутрь. Честно говоря, я опасался, что здесь, как и в последний раз, будет невозможно находиться, но все оказывается не так уж страшно. Дышать, конечно, тяжело – нестерпимо пахнет гарью, но, в общем, воздуха вполне достаточно, чтобы совсем не задохнуться. Вот только выглядит Выручай-комната ужасно. Крошечное пустое помещение, почерневшие, покрытые копотью стены, засыпанный пеплом пол. Печальное зрелище. Кажется, будто в ней почти не осталось магии. Наверное, так и есть. И как же мне ей помочь? Я останавливаюсь в центре комнаты и глубоко вздыхаю, насколько позволяет тяжелый воздух. У меня нет нужных знаний, чтобы произвести необходимые манипуляции. Я даже не знаю, какие именно манипуляции необходимы. Но ведь Основатели создавали Выручай-комнату разумной, а значит, она сама должна знать, что ей нужно, чтобы восстановиться. – Как тебе помочь? – громко спрашиваю я и прислушиваюсь к своим ощущениям. Никаких голосов в голове не раздается, но зато появляется непреодолимое желание сесть на пол. Отмахнувшись от мыслей об испачканной мантии, я усаживаюсь прямо на пепел. – Тебе нужна моя магия, мои силы, – догадываюсь я. – Бери, мне не жалко. Ты для меня столько сделала. Для всех нас. Я вытягиваюсь на полу и закрываю глаза, стараясь расслабиться и ни о чем не думать. Вдруг по всему телу словно пробегает волна. Я вздрагиваю, но не от испуга – просто мышцы непроизвольно сокращаются. Но ничего плохого она мне не сделает, в этом я уверен. Руки и ноги начинают подергиваться, и вскоре судороги охватывают все тело. Перед глазами мелькают разноцветные пятна, голова кружится, язык становится ватным, и вдруг на меня накатывает дикая усталость, которую невозможно побороть. «Никто даже не знает, где я!» – мелькает в голове пугающая мысль за секунду до того, как я проваливаюсь в глубокий обморок.
Сначала я вижу только хорошо знакомый потолок больничного крыла. Затем в поле зрения попадают толпящиеся возле кровати Джинни, Гарри, Гермиона, Рон и ребята из АД. – Что случилось? – слабым голосом спрашиваю я, с трудом разлепив губы. – Это тебя надо спрашивать, что случилось! – сердито восклицает Джинни, шмыгнув носом. – Не человек, а ходячая неприятность! – Мы сначала подумали, что ты у себя, и не стали беспокоить, – поясняет Гермиона. – Потом решили отнести тебе поесть, но на стук никто не ответил. Эльфы сказали, что в комнате тебя нет, и они понятия не имеют, где ты. Тогда мистер Уизли вспомнил, что ты отправился в кабинет директора, и мы пошли туда. Ну, и нашли тебя совсем рядом – ты на полу лежал, весь в золе. Что с тобой произошло? Я не успеваю ответить. В палату заходит мадам Помфри. – Что вы здесь устроили? Вломились толпой к больному! – Со мной все в порядке! – быстро говорю я. – Ничего себе – в порядке! – возмущается целительница. – Я такой потери энергии – и магической, и физической – еще ни разу в жизни не видела! Ты, Невилл, сейчас слабее новорожденного котенка, и даже думать не смей отсюда выйти! Восстанавливаешься, правда, очень быстро, но лучше не рисковать. Чем ты таким, позволь узнать, занимался? Неужели стресс на суде так подействовал? – Стресс не при чем, – заверяю я. – Я чинил Выручай-комнату. Воцаряется тишина. И что, спрашивается, я такого сказал? Должен же кто-то этим заниматься! – И как? – осторожно уточняет Рон. – Как будто успешно. – Проверим, – бормочет он и выбегает из палаты. Я провожаю его глазами. То ли не поверил, то ли решил, что я спятил. Ну, и ладно, все равно ничего не найдет. – Вам всем лучше уйти! – заявляет мадам Помфри, поджав губы. – Не прогоняйте их! – прошу я. – Я действительно нормально себя чувствую! – Двадцать минут! – сдается она. – Не больше! – Ты точно в порядке? – спрашивает Джинни, когда целительница скрывается в кабинете, и прикасается прохладной ладошкой к моему лбу. – Конечно, малыш! – успокаивающе говорю я. – Просто переутомился. Выручай-комнату восстановить – это ведь не чашку склеить. Лучше скажите, вам удалось удрать от журналистов? Меня-то мистер Уизли вывел, да и то заметили в последний момент… – Когда они поняли, что ты сумел улизнуть, то сразу же взялись за нас, – рассказывает Гермиона, машинально поправляя мне одеяло. – Ну, а мы что? Мы сами ничего не знали, так что их ждало разочарование. – Джинни, вообще-то, в курсе, – замечаю я. – Ну, так им-то я об этом не говорила, – резонно возражает моя подружка. – Тоже, конечно, изобразила удивление. Ну, а потом Чарли их отвлек, и мы, пользуясь случаем, сбежали. – Чарли? – Ну да, – Джинни хихикает. – Слышал бы ты, как мама на него потом орала! А ведь сама виновата, нечего было его одергивать во время заседания. Впрочем, он сказал, что все равно бы это сделал… – Да что он сделал? – непонимающе спрашиваю я. – Интервью дал всем журналистам разом! – сообщает Джордж, посмеиваясь. – Забрался на фонтан в Атриуме и начал вещать. Журналисты мигом просекли, что тебя уже не достать, и давай записывать! А он им столько историй из своей бурной личной жизни понарассказывал, что каждому на книгу хватит! – С ума сойти… – бормочу я. – Это точно! – подтверждает Джинни. – И бабушка твоя тоже… – А что бабушка? – напрягаюсь я. – Ну, тоже интервью им дала. Но этого мы уже не слышали – сбежали от греха подальше. Завтра в «Пророке» почитаем. – А к Гарри только двое журналистов подошли, да и те, в основном, о тебе спрашивали, – добавляет Гермиона. Мне становится неловко. – Я не хотел, чтобы так получилось, – говорю я, глядя на Гарри. Он только мотает головой. – Все в порядке. Я был бы рад, если бы они вообще забыли о моем существовании. А вот тебе сейчас нелегко придется. – Переживу, никуда не денусь, – отмахиваюсь я. В палату вбегает Рон. – Нет!!! – выпаливает он, тяжело дыша. – Что – нет? – уточняет Гермиона. – Не работает Выручай-комната! Я сейчас пытался ее открыть, а она – ни в какую. Ребята переглядываются. – Где ты ее открывал? – спокойно интересуюсь я. – Как это где? – Рон смотрит на меня, вытаращив глаза. – На восьмом этаже, где же еще? Бегал туда-сюда, как идиот… – Вход теперь в другом месте. – Где же? – Понятия не имею, – я пожимаю плечами. – А если бы и знал, то не сказал бы. – Это еще почему? – нахмурившись, спрашивает Гарри. – Она весь последний год на износ работала, – поясняю я. – Пусть отдохнет. Ей и без того досталось. – Она же не живая! – смеется Рон. – Для тебя, может, и нет, – возражаю я. – А мне она столько раз помогала, сколько не каждый друг поможет. – И что, мы теперь вообще не сможем ее открыть? – уточняет Гермиона. – Почему же? Если она действительно вам понадобится – откроете без проблем. А для развлечений есть и другие помещения. Одно могу даже посоветовать. – Двадцать минут истекли! – сообщает мадам Помфри, вновь появляясь в палате. – Прошу всех уйти, Невиллу необходим отдых. Ребятам ничего не остается, кроме как подчиниться решительно настроенной целительнице. Пожелав мне скорейшего выздоровления, они покидают палату. На меня наваливается усталость, но, прежде чем заснуть, я твердо обещаю себе, что не стану прятаться от людей и завтра же отсюда уйду.
В конечном итоге мне все же удается убедить нашу целительницу в своем полном физическом и душевном здравии и отправиться на завтрак. В Большой зал я прихожу к самому концу трапезы. Представителей, так сказать, старшего поколения здесь уже нет, остались только ребята. Правда, их почти не видно из-за груды газет и писем, которые они увлеченно читают, не обращая внимания на давно остывшие напитки. Я сажусь на свое обычное место между Джинни и Луной и мрачно обозреваю внушительную гору конвертов. Радует хотя бы то, что никто из ребят не пытается от меня шарахаться. Наоборот, все приветливо здороваются, интересуются моим самочувствием, улыбаются, но никаких провокационных вопросов не задают. Как будто ничего особенного не произошло. – Все письма тебе, между прочим, – замечает Джинни. – Мы не вскрывали. Даже у Гарри меньше почты, не говоря уже о нас. – Можете взять себе половину, – со вздохом предлагаю я, хватаю первое попавшееся письмо и машинально читаю вслух: – «Я закончил Хогвартс десять лет назад, учился в Гриффиндоре и представить себе не мог, что на моем факультете может оказаться такой, как ты! В магическом мире извращенцам не место! Если у меня когда-нибудь будет сын, я ни за что не отдам его учиться в эту школу и предупрежу, чтобы…» Я отбрасывают письмо в сторону. – Какая гадость! – восклицает Гермиона. – Невилл, не обращай внимания! – Да я ничего другого и не ожидал, – я пожимаю плечами. – Сам он извращенец! – возмущается Рон. – Небось, в лицо бы сказать побоялся! Джинни вскрывает еще один конверт. – Да не читай, они все такие, – говорю я. Но она быстро пробегает глазами строчки, неожиданно усмехается и начинает читать вслух: – «Моему сыну двадцать три года. Когда он шесть лет назад признался, что предпочитает мужчин, я была возмущена. Я пыталась объяснить ему, что это неправильно, противоестественно, но он не стал меня слушать. Мне всегда казалось, что такие мужчины больше похожи на женщин, что в них нет ни капли мужественности, и мне было больно из-за того, что мой сын хочет быть таким же. Я, как могла, старалась на него повлиять, но все закончилось тем, что он ушел из дома и прекратил со мной общаться. Но ваши слова заставили меня задуматься: возможно, я заблуждалась? Ведь если, вы, герой войны, столько сделавший для магического мира, – не мужественный, то кто же тогда? Думаю, мне стóит написать сыну и помириться с ним…» – Джинни прерывает чтение и поворачивается ко мне: – Слушай, Невилл, а ведь это здорово! – Ага, здорово, – недовольно бормочет Гермиона. – Она так пишет, словно женщины ни на что не способны! – Она совсем не это имела в виду! – возражает Гарри. Не вслушиваясь в разгорающийся спор, я достаю следующее письмо. В нем содержится весьма занимательная история о двадцатилетнем парне, который уже три года счастливо живет вместе со своим любимым человеком. Родителям он его представляет как «лучшего друга». «Лучший друг», соответственно, делает то же самое. А вчера, после прослушивания моих откровений, выяснилось, что родители обоих давным-давно все знают, но молчали, поскольку каждый из супругов опасался, что другой может неадекватно отреагировать. В конце письма оба парня сердечно благодарят меня, поскольку все шестеро «очень устали от этой лжи». Усмехнувшись, я откладываю письмо в сторону. Надо будет потом ответить. И той женщине, письмо которой зачитывала Джинни, тоже. Надеюсь, ей удастся помириться с сыном.
– Козлы и трусы, – комментирует Лаванда. С ней, понятное дело, никто не спорит. В другую аккуратную стопку мы складываем письма со словами поддержки, одобрения и благодарности, а также с историями из жизни. Как ни странно, адекватных писем оказывается большинство. Что интересно, далеко не все они написаны такими, как я, или родственниками. Есть и люди, которые, казалось бы, не имеют ни малейшего отношения к гомосексуальной ориентации, но все равно выражают понимание и поддержку и заверяют во всяческом уважении. – Камин-аут, – усмехается Гермиона, откладывая письмо мужчины, который двадцать лет жил в несчастном браке, пока не признался себе, что женщины его не интересуют. – Чего? – переспрашивает Рон. – Маггловский термин, – поясняет она. – Означает открытое и добровольное признание человеком своей принадлежности к сексуальному меньшинству. – А магглы – народ продвинутый! – с уважением произносит Терри. – Магглы в этом отношении более толерантны, – подтверждает Гермиона. – Только не Дурсли! – заявляет Гарри. – Они… – Твоим родственничкам в Азкабане самое место! – с неожиданной злостью цедит Рон. – Даже не приводи их в пример! Гарри открывает было рот, но, подумав, решает не спорить. – В моем случае признание получилось не очень добровольным, – замечаю я, усмехнувшись. – Не переживай, Невилл, – успокаивающе говорит Гермиона. – Скоро все привыкнут, и эта тема им наскучит. Если бы проблема была только в этом! Подавив вздох, я тянусь за очередным письмом.
Я оказываюсь прав. Никаких благодарностей в газете не обнаруживается – сплошное перетряхивание нижнего белья. Мое выступление на суде перевирается самым наглым образом. Радует хотя бы, что большинство людей сами все слышали и вряд ли примут всерьез все эти глупости. Естественно, и мне, и Северусу приписывают еще с десяток интрижек. Хвала Мерлину, в растлении малолетних его, по крайней мере, пока никто не обвиняет. Надеюсь, что и не обвинят. Иначе я просто не знаю, что сделаю. Как ни странно, наиболее адекватной оказывается статья Риты Скитер. Глупости, конечно, тоже есть. Например, выясняется, что я «говорил о своем возлюбленном с нежностью в голосе», а еще у меня периодически «по щеке скатывалась слеза». Но все это, право, такие мелочи, по сравнению с тем, что эта женщина способна наваять. Что это с ней, интересно? Кингсли припугнул? Едва ли – остальные-то пишут, что хотят. Несколько статей посвящены Чарли Уизли. Судя по ним, он ведет бурную личную жизнь. Правда, здесь тоже, наверное, вранья полно. Больше всего я опасаюсь за интервью с бабушкой, о котором говорила вчера Джинни. Но здесь все оказывается не так уж страшно: «– Миссис Лонгботтом, как давно вы знаете о предпочтениях своего единственного внука? – Всю жизнь. Неужели вы думаете, что он стал бы скрывать от меня столь важную информацию? – И вы никак не пытались повлиять на него? – Мой внук – взрослый достойный человек. Он знает, что для него лучше. А я желаю ему только счастья. – Вы можете как-то прокомментировать его выбор? – Его выбор меня полностью устраивает. Я много лет знакома и дружна с Северусом Снейпом, и всегда относилась к нему с уважением. А результаты слушания говорят сами за себя». Да, бабушка всегда знает, что сказать. Хорошо, что она на моей стороне. Надо, пожалуй, заглянуть домой, посмотреть, что и как. Главное, сначала убедиться, что там не пасутся стада журналистов. – С ума сойти можно! – раздраженно говорит Гермиона, складывая газету. – Война только что закончилась, еще не всех Пожирателей смерти поймали, а их только секс интересует! – Действительно, кошмар, – раздается веселый голос. – Лично я всегда считал, что сексом нужно интересоваться и во время войны. Ты со мной согласен, Невилл? Я поднимаю глаза на улыбающегося Чарли. – Более или менее, – дипломатично отвечаю я и киваю на газеты: – Ты и вправду так весело живешь, или они преувеличили? – Преувеличили, – признается он, усаживаясь на стол. – Раза в два. Я не скрываю удивления. Даже если так, все равно получается впечатляюще. – У меня очень редкое заболевание, – доверительно сообщает Чарли, понизив голос, – называется «недержание мужчин». Надоедают быстро. Парни неловко ерзают и отводят глаза. Девчонки хихикают и краснеют. Не краснеет только Джинни – видимо, не впервые об этом слышит. – Ты, кстати, в Сохо бывал, Невилл? – спокойно спрашивает Чарли, не обращая внимания на реакцию окружающих. – Один раз, – говорю я, вспомнив свою прошлогоднюю прогулку. Мерлин, неужели и вправду прошел почти год? – Сходим как-нибудь вместе? – предлагает он и поспешно добавляет: – Ты не подумай, я ни на что не намекаю. – Э-э-э… ну, можно, наверное… – А меня возьмете? – встревает Джинни. – Тебе что там делать??? – одновременно восклицают Гарри и Рон. – Возьмем, – серьезно говорит Чарли. – Только накрасься поярче, а то никто не поверит, что тебе восемнадцать, в клубы только с этого возраста пускают… Ой, ну что вы так уставились?! – он поворачивается к Гарри и Рону. – Там полно девчонок, Джинни никто пальцем не тронет! Сами подумайте, ну кому она нужна в таком-то месте? Меня разбирает хохот. Но в этот момент в Большой зал влетает миссис Уизли, и приходится нацепить на лицо серьезное выражение. – Чарли!!! Что за гадости ты говоришь? – возмущенно выкрикивает она, уперев руки в бока. – Куда ты собрался тащить сестру? Она еще маленькая! И что вы вообще здесь делаете? Я же просила вас не читать эту гадость! – она хватает ближайшую газету и рвет на части. – Они там совсем с ума посходили – не думают, что это могут прочесть дети! Обязательно поговорю с Кингсли! В вашем возрасте рано еще читать такое! Кричит миссис Уизли как на своих детей, так и на чужих – игнорирует только меня. Но на нее я не злюсь. Ей столько пришлось пережить, выходка Чарли просто стала последней каплей. Пусть лучше меня виноватым делает, чем собственного сына. В каком-то смысле я действительно виноват. Вот только стыдиться мне нечего.
Следующую неделю я торчу в Хогвартсе, дожидаясь вестей от Райка. Ничего не меняется – в «Пророке» по-прежнему перемывают нам косточки, добавляя в каждом выпуске все больше пикантных подробностей. Сексуальных маньяков из нас, к счастью, сделать не пытаются, но зато уже практически поженили. Вот им сюрприз будет, когда Северус поправится, и всем станет понятно, что наши с ним дорожки отныне разбегаются. Это если он раньше меня не убьет. Даже не представляю, как я буду смотреть ему в глаза после всего этого. Перед Кингсли я все-таки извиняюсь, и он заверяет, что ни в чем меня не винит. И сам, в свою очередь, приносит извинения за чрезмерно разбушевавшихся журналистов. Но с ними он ничего не может поделать. То есть, теоретически как министр он, конечно, способен их заткнуть. Но, коль скоро он делает упор на политику либеральности, нужно следовать ей во всем. Если он сейчас начнет контролировать средства массовой информации, долго на посту не продержится. И потом, как говорится, запретный плод сладок. Еще больше писать начнут, только нелегально. Что интересно, никто из ребят не винит Кингсли в том, что он заговорил на суде о моих отношениях с Северусом. Кто-то (подозреваю, что сам Кингсли) пустил слух о том, что на него надавил один из членов Визенгамота. Естественно, все обвинения обваливаются на плешивую голову этого усатого таракана Мендуса. Я никого не разубеждаю – так ему и надо. О Дамблдоре догадываются только Аберфорт и Джинни, но это меня даже не удивляет. Еще догадывается Гермиона, но она рассуждает так же, как и Финеас, поэтому искренне убеждена, что наш бывший директор действовал исключительно из благородных побуждений. Хотелось бы верить, конечно, но как-то не получается. Сейчас делать в школе практически нечего. Ремонт почти закончен, многие разъехались по домам. Поэтому я целыми днями отвечаю на письма. Не думал, что это настолько утомительное занятие! Признания в любви, которые теперь приходят, в основном, от представителей мужского пола, я, конечно, игнорирую, но с некоторыми адекватными личностями уже успел завязать переписку. В «Пророке», кстати, помимо статей о нашей с Северусом личной жизни, теперь публикуют еще и письма читателей, которые, по примеру Чарли, решили выйти из тени. Что интересно, некоторые таким вот образом уведомляют родственников. Не самый хороший способ, по-моему. С другой стороны, я-то ведь тоже думал, что бабушка не в курсе, когда начал откровенничать. Правда, меня вынудили, но сути дела это не меняет. Поскольку работы почти нет, я решаю навестить бабушку, предварительно убедившись, что она одна. Аппарировав домой, я несколько минут тупо стою, таращась перед собой. Мой дом никогда не был особенно уютным, а вскоре после смерти деда и вовсе начал напоминать гигантский заброшенный сарай. Только комнаты, где бабушка принимала гостей, всегда выглядели прилично. Но сейчас… Нигде нет ни малейшего намека на пыль, стекла сверкают, мебель отполирована, все чисто и аккуратно. О пауках, бандиманах, докси и прочей нечисти вообще молчу – они исчезли без следа. Битый час я тупо брожу по дому, и в каждой комнате меня встречает чистота и порядок. Выясняется, что через несколько дней после окончания войны Минси явилась домой в компании Кричера и нескольких эльфов из Хогвартса, и вместе они в рекордные сроки привели все в порядок – бабушка только глазами хлопала. А потом, судя по всему, отправились домой к Гарри, чтобы прибраться и там. Сейчас же и Минси, и Кричер живут у нас, поскольку Гарри в Хогвартсе, и Кричеру, по большому счету, дома делать нечего. В общем, постарались эльфы на славу. В какой-то момент я даже ловлю себя на мысли, что мне совсем не хочется отсюда уходить. Но тут уж ничего не поделаешь. Бабушка любит гостей, поэтому к вечеру в доме появляется толпа ее приятелей, включая добрую половину Визенгамота и нескольких наиболее адекватных журналистов. Все они, естественно, тут же на меня набрасываются, поэтому мне приходится в панике сбегать в Хогвартс через камин.
Конечно, я понимаю, что нет смысла надеяться на продолжение отношений, но при мысли о том, что я могу больше его не увидеть, становится жутко. Обнадеживает только то, что в Хогвартсе хранятся его вещи, причем, ценные. Колдография Лили Поттер, например. Может, попросить эльфов предупредить меня, если он вдруг появится? Нет. Это его жизнь. Если не захочет меня видеть, так тому и быть. Навязываться я не стану. И так за ним по моей милости будут журналисты толпами бегать. Я дописываю ответ на письмо очередного «товарища по несчастью». День только начался, а я уже не знаю, чем себя занять. Может, поболтать с Хелли и Рэмси? Точнее, поболтать с Хелли и посмотреть на вечно дрыхнущего Рэмси. Или по Запретному лесу прогуляться, раз уж мне теперь это позволено, кентавров навестить? Фиренце иногда заглядывает в школу, но Ронана я уже давно не видел. Вариант, конечно. Вот только ни эльфам, ни кентаврам память никто не стирал, начнут еще сочувствовать. Этого я точно не выдержу. Так я и размышляю, когда в комнату с негромким хлопком аппарирует Лауди. – Мистер Лонгботтом, вас ищет мадам Помфри. С ней связался целитель Лежен, он ждет вас в больнице. Я тут же вскакиваю с кровати и бросаюсь к двери, на бегу благодаря эльфа за сообщение.
– Значит, Северус пришел в себя? – выпаливаю я и, смутившись, поправляюсь: – То есть, я хотел сказать, профессор Снейп… – Да ладно, – отмахивается она, усмехнувшись. – Ты уже не студент, да и он теперь вряд ли будет преподавать. Называй, как нравится. Да, Райк сказал, что он почти здоров, беспокоиться не о чем. А моему племяннику можно верить. – Ваш племянник – замечательный человек! – Знаю. Ты иди давай, а то в полу дыры пробьешь своими прыжками, – она подталкивает меня к камину. Я медлю. С одной стороны, мне хочется броситься к камину, чтобы быстрей увидеть Северуса. А с другой стороны, мне чертовски страшно. Потому что я не знаю, как он меня встретит. Если Северуса что-то злит, он обычно не церемонится, и не делает вид, что все в порядке. А в данной ситуации его должно злить абсолютно все. В глазах мадам Помфри мелькает удивление, и мне ничего не остается, кроме как бросить в камин щепотку летучего пороха и шагнуть в шипящее пламя.
– Быстро ты, однако! – с уважением произносит он. – Я думал, тебя еще час по всей школе будут разыскивать – говорят, тебя там невозможно найти. – Так говорят? – удивленно спрашиваю я. – Ходят слухи, – отмахивается Райк. – Ну что, пойдем? Я рефлекторно трясу головой и отступаю на шаг назад. – Боишься, что ли? – догадывается он. Я киваю. – Он меня убьет за то, что я на суде устроил! – мой голос звучит отвратительно жалобно. – Ребенок, – хмыкает Райк. – Ты-то здесь при чем? Если бы отмалчивался, еще хуже бы вышло. И потом, может, так даже лучше? Я вот думаю… Он и вправду задумывается – смотрит остекленевшим взглядом в потолок и потирает выступающий подбородок. Я ему не мешаю – у самого в голове каша. И страшнее, чем было на войне. Наверное, дело в том, что тогда мне некогда было думать. Я делал, что нужно, – и все. А сейчас думаю целыми днями, и вот результат – ноги подкашиваются, мысли путаются, к горлу подкатывает комок, а рот словно ватой забит. Иными словами, чувствую себя, как на зельеварении на младших курсах. Если сейчас начну представлять Северуса в платье бабушки, попрошу Райка устроить меня в соседней палате. Дурацкая мысль слегка приводит меня в чувства, даже становится смешно. Райк, услышав мой смешок, тоже отвлекается от раздумий и кивком головы предлагает следовать за ним. Подавив идиотское малодушное желание нырнуть в камин, а потом аппарировать за Полярный круг, я подчиняюсь. От судьбы не убежишь. По крайней мере, я его хотя бы увижу. Пусть даже в последний раз.
|
