Вдох-выдох.
Эпицентр внимания. Джим растрепал всем своим знакомым, как хорошо Себастьян умеет ублажать ртом. Как мало "платы" он за это берет. Порицание общиной во всей его красе. Подростки очень жестоки, жестоки настолько, что иногда даже взрослый человек не способен до конца осознать всю глубину их изуверства. Когда Себастьян зашел в класс, все дружно воззрились на него. Послышался смех и колкие шуточки... Все в том же духе. Сглотнуть ком в горле, сесть на свое место, которое уже десяток лет никто не рискует занимать. Две сестры впереди мгновенно повернулись. - Котенок, говорят, ты хорошо работаешь ротиком... Тебе только мальчики нравятся, или девочки тоже могут рассчитывать на твой... шаловливый язычок? – смазливое личико, указательный и средний палец вилочкой. Брюнетка провела языком линию по среднему пальцу и, смотря на Морана до дикости пошлым взглядом, облизала его полностью. Себастьян поморщился и отвернулся. У него нет никаких сил отвечать на все это. Увечья, нанесенные Мориарти его душе, не предусмотрены ни одним уголовным кодексом ни одного государства. Ужасающая по своей силе битва с самим собой. Ему больно. Сворачивается все внутри, жмется как-то убого, разрывается и снова завязывается в морские узлы. Там, где раньше было сердце, коронованное любовью на грани зависимости, теперь занимает пустота. Он вытащил кота в мешке. Ему безумно хочется обладать хотя бы каким-то действительно опасным оружием. Убить их к чертям всех, выпотрошить кишки, вскрыть чрево так, чтобы кровь била красной лавой, искрилась и растекалась лужей по земле. Всадить меч, только-только сошедший с наковальни, в глотку, достать им до самого нутра, посмотреть, как последние крупицы жизни теряются в их стекленеющих глазах. Насиловать, вырезая органы один за другим, лишая рук и ног, лишая надежды на жизнь. Избавлять от мук бытия, постепенно разрушая границы нормального, оставляя их изуродованные тела на съедение алчным стервятникам. Смотреть, как трупные черви устраивают жилище в их внутренностях. Как мухи откладывают яйца в их поганых, вонючих ртах, как их пожирает гниль и бактерии, как грунт жадно сжирает кости их скелета... Он тяжело вздыхает. Парень напротив его парты растопырил ноги в стороны, медленно проводя пальцами по паху и подмигивая ему. Себастьян спешит снова отвернуть голову в сторону. Джим последняя сука. Ему все верят на слово. Он авторитет, и если ты хоть раз вступил на поле войны с ним – слезно прощайся со своей репутацией, уважением друзей, одноклассников... Он мастер инкриминации. Его ремесло – клевета и пересуды. *** Это был самый невыносимый день в его жизни. Себастьян ушел после первого же урока. Выносить такое... Не выдержит ни одна психика, даже стальная, даже скованная языками пламени самой геенны. Но чувство опустошенности оберегает его от разрушительного гнева. На ярость просто нет сил. Словно выжали из него все, что только можно. Он не чувствует настоящего момента, он будто расплывается в мутных водах горестного вакуума. Он слишком устал, чтобы хотя бы как-то реагировать на все это. Отрешенность, безучастность, холодность ко всему вокруг. Он просто слишком истощен. Даже охранник усмехнулся, когда Себастьян прошел мимо него, сбегая с уроков. Видимо, он тоже не прочь развлечься... *** Леденящее отсутствие духа. Кажется, он даже давно умер, оставив после себя лишь фантом, тело с самодействующими движениями. Никаких эмоций на лице, ни злости, ничего. Лишь невралгия, умопомрачительный дуэт отчаяния и печали. Уходят последние флотилии, расправляя рваные парусники, покидая проклятые и злые земли. Он ничего не хочет. Из такого состояния очень трудно выбраться, и почти нереально избавится от него в одиночку. Он бы сел и написал сейчас мерзкие стихи, выливая в них свою желчь и горечь. Он бы изуродовал сейчас холсты, плеская в них красный и черный. Украсил бы наскоро сшитыми гобеленами дырявые кирпичные стены. Исцарапал бы ногтями нежную кожу, прогрыз бы металл одними лишь своими клыками. Но он не может, и он похож на тряпичную куклу, набитую мокрой ватой. Марионетка, очередной болванчик... Он ненароком стал участником любимой пьесы Мориарти. Поддался чарам его черных глаз, и сам не заметил, как далеко все зашло. Как глубоко он впустил его в свое сердце, как близко позволил подступить к своей душе. На что он надеялся? Он ведь знал, прекрасно знал, кто такой Джим, что он творит, чего стоят его слова. Но сладкая вуаль призрачного счастья, розовые очки, через которые он смотрел на эту придуманную любовь... Слишком громко рассыпаются иллюзии. Слишком мало сил на то, чтобы осознать собственную глупость. У человека даже нет гарантии того, что все его конечности останутся с ним до конца жизни. Что уж говорить о людях... Но и эти, кажется, прописные истины, обошли Себастьяна стороной. Он забылся, всего на какой-то жалкий месяц забылся. Позволил затянуть себя на дно, к душам утопленников и сирен, поющих нежные и красивые песни. Божественные голоса ласкали слух, даря такое новое, такое необычное ощущение счастья. Будто позволено закованному в цепи вечности колоднику вкусить лакомства на пиршестве свободы... Тяжело пережить, но он знает – он справится. Он знает, что это лишь еще один удар по его, согнувшейся от тумаков, спине. Он стойко терпит потрясения, но всему есть конец. И однажды... Однажды он взбесится, он знает. Наступит этот момент, подкрадывается страх на цыпочках, незримо касается спины, заставляя покрываться ее мурашками... *** А сейчас... Сейчас Себастьян залез по пожарной лестнице к дому. Всегда открыто окно изнутри, проникнуть в собственную комнату, не привлекая к себе внимания матери... Ничего не стоит. Небо затянуто тучами, темно-серый небосклон надевает черную фату скорби. Моран разделся и лег в кровать. Царство Морфея – единственное место, где он может хотя бы частично восстановиться, и единственное место, в которое он не наведывался уже слишком давно. Перегорели последние лампочки внутри, но пепел – вечная вещь. Символ бесконечности, глубины, возрождения. И в утробе его грез рождается ненависть, цепляясь за рваные канаты обветшалой души. Взбираются выжившие эмбрионы, провокационно кусая уничтоженную плоть. Вперед, подбираясь к самой сущности, обгладывая сердце, паразитируя, шпаря своими полыхающими лапами. С новым рассветом откроются полные крови болотные глаза. И скверная жажда мести поведет голодного и избитого койота на запах свежего мяса.
|
