Конкретные приемы обсуждаются в разделе о технологическом прогнози­ровании в главе 3. 2 страница

И, в-третьих, новый образ жизни, который в значительной мере обусловлен доминированием теоретического знания, неиз­бежно бросает вызов культурной тенденции, стремящейся к воз­вышению личности, становящейся все более противоречивой и антиинституционадьной.

Меня интересуют в этой книге главным образом социальные

и политические следствия формирования постиндустриального общества. В последующей работе я остановлюсь на его отноше­нии к культуре. Но цель моих усилий — проследить социетарные изменения в первую очередь в рамках социальной структуры.

“Слишком широкое обобщение, — писал А.Н.Уайтхед, — при­водит к бессодержательности. Но крупное обобщение, отмечен­ное счастливой особенностью, есть полезная концепция”¹⁴. Очень легко, особенно сегодня, предложить экстравагантную теорию, которая по исторической широте претендует на особую ориги­нальность. Но, столкнувшись с реальностью, она превращается в карикатуру; примерами могут служить тридцатилетней давности теория Дж.Бёрнхема о революции управляющих, концепция Ч. Райт Миллса о властной элите или теория ступеней экономи­ческого роста У.Ростоу. Я старался противостоять подобному соблазну. Вместо этого я оперирую тенденциями и пытаюсь ис­следовать их смысл и последствия, если рассматриваемые изме­нения в общественной структуре достигнут своих логических пре­делов. Но нет никаких гарантий, что это произойдет. Социальная напряженность и конфликты могут сильно изменить любое об­щество; войны и взаимные обвинения способны его разрушить; тенденции могут спровоцировать ряд препятствующих переме-

¹⁴ Whitehead A.N. Science and the Modern World. N.Y., 1960. P. 46.

 

нам реакций. Поэтому я описываю то, что Ганс Ваингер назвал “как бы”, даю логическую конструкцию того, что могло бы быть, с чем можно сравнить будущую общественную реальность и уви­деть, что вмешалось в процесс социальных перемен и сделало общество таким, каким оно стало.

Концепция постиндустриального общества является широким обобщением. Ее смысл может быть понят легче, если выделить пять компонентов этого понятия:

1) В экономическом секторе: переход от производства това­ров к расширению сферы услуг.

2) В структуре занятости: доминирование профессионально­го и технического класса.

3) Осевой принцип общества: центральное место теоретиче­ских знаний как источника нововведений и формулирования по­литики.

4) Будущая ориентация: особая роль технологии и техноло­гических оценок.

5) Принятие решений: создание новой “интеллектуальной тех­нологии”.

Формирование сервисной экономики. Примерно тридцать дет назад К.Кларк в своих “Условиях экономического прогресса” аналитически разделил хозяйство на три сектора: первичный, вторичный и третичный. К первичному было отнесено главным образом сельское хозяйство; ко вторичному — обрабатывающая промышленность, или индустрия; к третичному — услуги. Любая экономика есть смешение в различных пропорциях всех этих сек­торов. Но К.Кдарк утверждал, что по мере индустриализации стран происходит неизбежная коррекция из-за различий в про­изводительности и, как следствие, большая часть рабочей силы перетекает в обрабатывающий сектор, а с дальнейшим ростом национального дохода появляется усиленный спрос на услуги, и происходит соответствующий сдвиг в этом направлении.

Согласно данному критерию, первой и простейшей характе­ристикой постиндустриального общества является то, что боль­шая часть рабочей силы уже не занята в сельском хозяйстве и обрабатывающей промышленности, а сосредоточена в сфере ус-дуг, к которой относятся торговля, финансы, транспорт, здраво­охранение, индустрия развлечений, а также сферы науки, обра­зования и управления.

Сегодня подавляющее число стран (см. таблицы 1 и 2) еще зависят от первичного сектора: сельского и лесного хозяйства, рыболовства и добывающей промышленности. Эти экономики целиком базируются на естественных ресурсах. Их производи­тельность низка, и они сталкиваются с резкими колебаниями доходов из-за скачков цен на сырье и продукты его первичной переработки. В Африке и Азии в аграрной экономике занято более 70 процентов рабочей силы. В Западной и Северной Ев­ропе, Японии и СССР большая часть рабочей силы занята в индустрии, или производстве товаров. Соединенные Штаты являются в настоящее время единственной страной, где в сфере услуг сосредоточено более половины всех работающих, и на нее Приходится более половины валового национального продукта (ВНП). Это первая сервисная экономика, первая страна, где большая часть населения не занята ни в сельском хозяйстве, ни в промышленности. Сегодня около 60 процентов американской рабочей силы занято в сфере услуг; к 1980 году этот показатель

поднимется до 70 процентов.

Термин “услуги”, если его употреблять обобщенно, может создать обманчивое впечатление о подлинных социальных тен­денциях. Многие аграрные общества, например Индия, имеют значительную долю людей, занятых в сервисной сфере, но в ус­лугах личного типа (т.е. домашних слуг), поскольку рабочая сила дешева и часто недоиспользуется. В индустриальном об­ществе различные отрасли сферы услуг имеют тенденцию к рас­ширению из-за потребностей самого производства, например в транспорте иди распределении. Но в постиндустриальном об­ществе в первую очередь развивается иной вид услуг. Если вы­делить в сервисном секторе такие отрасли услуг, как личные (магазины розничной торговли, прачечные, гаражи, салоны кра­соты); деловые (банковское дело и финансы, торговля недви­жимостью, страхование); транспорт, коммуникации, коммуналь­ное хозяйство; а также здравоохранение, образование, научно-исследовательская деятельность и управление, — то именно раз­витие и рост последней категории являются решающим факто­ром для постиндустриального общества. Между тем экспансия этого сектора отражает рост новой интеллигенции — в универ­ситетах, исследовательских центрах, профессиональной сфере и управлении.

Примечание: Из-за округления сумма отдельных разделов может не совпа­дать с общим итогом по группам.

(a) Более развитые регионы.

(b) Исключая Полинезию и Микронезию.

(*) Отчет Международной организации труда по состоянию на 1970 год будет опубликован позднее. В 1969 году,

однако, Организация экономического сотрудничества и развития выпустила доклад о составе рабочей силы в За­падной Европе по секторам, на котором основаны сопоставления, приведенные в Таблице 2.

Ведущая роль профессионального и технического класса. Вто­рой способ определения постиндустриального общества связан с переменами в структуре занятости, причем учитывается не только то, где работают люди, но и какой вид труда они выпол­няют. В значительной мере род занятий в наибольшей степени определяет классовые различия и задает стратификацию в об­ществе.

Индустриализация породила новое явление — полуквалифицированного рабочего, который за несколько недель мог быть подготовлен для выполнения простых операций, применявшихся в машинном производстве. В индустриальных обществах полуквадифицированный рабочий превратился в крупнейшую категорию рабочей силы. Развитие “экономики услуг” с ее акцентом на офисную работу, образование и управление, естественным обра­зом вызвало сдвиг к тем видам труда, в которых были заняты “белые воротнички”. В Соединенных Штатах в 1956 году их чис­ло впервые в истории индустриальной цивилизации превысило количество “синих воротничков”. С тех пор разрыв постепенно рос; к 1970 году “белые воротнички” превосходили “синие” в пропорции более чем пять к четырем.

Но самое разительное изменение связано с экспансией про­фессиональной и технической занятости, — а такая деятель­ность требует образования на уровне колледжа, — которая ра­стет вдвое быстрее среднего показателя. В 1940 году в США людей с профессиональной и технической подготовкой насчи­тывалось 3,9 млн.; к 1964 году это число возросло до 8,4 млн., и, согласно подсчетам, к 1975 году их будет около 13,2 млн.; тем самым они станут второй по численности (после полуквадифицированных рабочих) среди восьми самых крупных групп насе­ления страны (см. таблицу 3). Дополнит картину еще один ста­тистический показатель, связанный с ролью ученых и инжене­ров, составляющих ключевую группу в постиндустриальном об­ществе. Если темп роста профессионального и технического класса в целом вдвое превышает средний темп роста рабочей силы, то увеличение численности ученых и инженеров идет втрое быстрее, чем общий рост трудящегося населения. К 1975 году Соединенные Штаты будут иметь почти 550 тыс. ученых (есте­ственные и общественные науки) против 275 тыс. в 1960 году и почти 1,5 млн. инженеров в сравнении с 800 тыс. в I960 году. Таблица 4 отражает всплеск количества профессиональных и технических работников, являющихся “сердцевиной” постин­дустриального общества¹⁵.

Центральная роль теоретических знаний. Определяя рож­дающуюся социальную систему, следует не только экстраполи­ровать тенденции, подобные, например, созданию сервисной эко-

¹⁵ В таблице 3 количество лиц с профессиональным и техническим образо­ванием составляет 13,2 миллиона, а в таблице 4 — 12,9 миллиона. Различие порождено тем фактом, что цифра в таблице 4 рассчитывалась пять месяцев спустя, а также различными оценками темпов безработицы. Я оставил цифры без изменений, чтобы показать разброс оценок.

Источник: Technology and the American Economy. Report of the National Commission on Technology, Automation, and Economic Progress. Vol. 1. Wash., 1966. P. 30; а также America's Industrial and Occupational Manpower Requirements, ' 1964-1975. Wash., Bureau of Labor Statistics.

Примечание: Из-за округления сумма отдельных разделов может не совпа­дать с общим итогом по группам.

(a) Прогнозы на 1975 год учитывают уровень безработицы в размере 3 про­центов. Применение данного уровня безработицы в качестве их базиса не озна­чает предположения о существовании иди желательности достижения данного показателя безработицы.

(b) Менее 3 процентов.

 

Источник; Bureau of Labor Statistics Bulletin No 1606: Tomorrow's Manpower Needs. February 1969. Vol. IV. Appendix E. P. 28-29.

номики иди расширению профессионального и технического класса, но и исследовать фундаментальные общественные пере­мены. Концептуальную схему можно построить вокруг некоей специфической характеристики социальной системы, его осево­го принципа. Индустриальное общество представляет собой со­вокупность людей и машин, подчиненных производству благ. Постиндустриальное общество, заинтересованное в контроле за нововведениями и эскалации перемен, складывается вокруг зна­ний, что, в свою очередь, порождает новые общественные отно­шения и новые структуры, которые должны управляться поли­тическими методами.

Знание, разумеется, необходимо для функционирования лю­бого общества. Однако постиндустриальное общество отличает то, что изменился сам характер знания. Главным при принятии решений и управлении переменами стало доминирование теоре­тического знания, превалирование теории над эмпиризмом и ко­дификация знаний в абстрактные своды символов, которые, как в любой аксиоматической системе, могут быть использованы для изучения самых разных сфер опыта.

Каждое современное общество живет сейчас нововведениями и стремится контролировать происходящие перемены, пытаясь предвидеть будущее, с тем чтобы быть в состоянии определять ориентиры своего развития. Эта приверженность привносит в общество потребность в планировании и прогнозировании. Имен­но изменившееся осознание природы нововведения и делает зна­чение теоретического знания столь всеобщим.

Нельзя не заметить прежде всего новых взаимоотношений между наукой и технологией. Фактически все крупные отрасли современной индустрии — металлургия, энергетика, связь, ав­томобилестроение, авиационная промышленность — пришли к нам из XIX века (хотя выплавка стали началась в XVIII веке, а авиастроение в ХХ-м), будучи творениями изобретателей, вдох­новенных и талантливых умельцев на все руки, которые в целом безразлично относились к науке и фундаментальным законам, лежащим в основе их поисков. У.Келли и А.Бессемер, которые (независимо друг от друга) открыли процесс окисления, позво­ливший создать конвертерные печи и перейти к массовому про­изводству стали, не имели понятия о своем современнике — Генри К. Сорби, чьи труды по металлургии раскрыли истинную микроструктуру стади. Александер Г.Белд, изобретатель теле­фона, был, по мнению Дж.К.Максвелла, обычным декламатором, который “для достижения своих личных целей (а попросту, ма­териального благосостояния) стал электриком”. Работы Т.Эди­сона с “эфирными искрами”, приведшие к изобретению элект­рической лампочки и вызвавшие революцию в технологии, про­водились вне рамок теоретических исследований по электромаг­нетизму и даже с пренебрежением к ним. Но последующее раз­витие электродинамики, особенно с вытеснением паровых дви­гателей, могло исходить лишь от инженеров, получивших глубо­кую подготовку в области математической физики. Т.Эдисон, писал один из его биографов, был лишен “мощи абстракции”¹⁶.

Первой “современной” индустрией, в силу имеющей здесь ме­сто неразрывной связи между наукой и технологией, можно на­звать химию, ибо для осуществления химического синтеза — ре­комбинации и трансформации молекул, составных частей веще­ства, — необходимо обладать теоретическими знаниями о тех мак­ромолекулах, с которыми производятся операции¹⁷. В 1909 году В.Нерст и Ф.Габер разработали процесс получения аммиака из азота и водорода. Руководствуясь теоретическими принципами, впервые предсказанными французом Анри Ле Шателье в 1881 году, два немецких химика блестяще подтвердили слова И.Канта о том, что нет ничего более практичного, чем хорошая теория¹⁸. Ирония, однако, состоит в использовании результата.

¹⁶ Josephson M. Edison. N.Y., 1959. P. 361.

¹⁷ В этом смысле интересно развитие авиации. Первыми изобретателями были мастера на все руки, но отрасль могла развиваться лишь благодаря ис­пользованию научных принципов. Лэнгди ([в работе] 1891 [года]) и Зам (в

1902 - 1903 годах) положили своими исследованиями поведения воздушных потоков, огибающих различные типы крыла, начало новой науке — аэроди­намике. Тогда же, в 1900 году, братья Райт начали мастерить планеры, а в

1903 году установили на аэроплан бензиновый двигатель. Но дальнейшая работа стада возможной только после 1908 года, когда эксперименты (с ис­пользованием аэродинамических труб, например) и математические расчеты (моделирующие, скажем, взаимодействие воздушных потоков с крылом само­дета при различных углах падения) стали основываться на применении стро­гих физических законов.

¹⁸ См.: Farber E. Man Mades His Materials // Technology and Western

 

Война является “работным домом” техники, но современная война совершенно по-новому приковала к себе науку и техноло­гию. Перед первой мировой войной каждый из генеральных шта­бов предполагал, что либо Германия одержит быструю и пол­ную победу, либо, если Франция удержится, война быстро за­вершится поражением Германии (на поле боя или за столом переговоров). Рассуждения строились с учетом того простого факта, что Чили была главным поставщиком в Германию (да и во весь остальной мир) природных нитратов, необходимых для производства удобрений и взрывчатки, а во время войны доступ Германии к Чили будет отрезан британским флотом. В 1913 году Германия использовала 225 тыс. тонн азота, половина которо­го импортировалась. Запасы стали сокращаться, но процесс Габера—Боша по производству синтетического аммиака разви­вался настолько быстро, что к 1917 году он давал 45 процентов всего производства азотистых соединений. Ко времени переми­рия Германия уже почти полностью удовлетворяла свои потреб­ности в азотистых соединениях¹⁹, и в силу ее самообеспечиваемости первая мировая война превратилась в затяжную окопную бойню.

В этом смысле первая мировая война была последней из “старых” войн человеческой цивилизации. Но с изменившейся ролью науки она стала также первой из “новых” войн. Наибо­лее известным символом “сплава” науки и войны явилась, ко­нечно, использованная в 1945 году атомная бомба. Это проде­монстрировало, как писал Дж.Холтон, “что цепочка экспери­ментов, начавшихся в научных лабораториях, может перерас­ти в событие, сравнимое по масштабам и неожиданности с ми­фологическим явлением”. За период после окончания второй

¹⁹ См.: Caber L.F. Chemical Industry, 1900—1930. Oxford, 1971. P. 198-203. Он пишет: “Процесс Габера... оставался фактически неизвестным, когда разра­зилась великая война. Синтез аммиака... представляет собой один из наиболее важных прорывов в промышленной химии... В процессе, открытом Ф.Габером и промышденно примененном К.Бошем, впервые использовалось высокое давле­ние; технология производства аммиака, будучи соответствующим образом мо­дифицирована, была позднее использована для синтеза метанола и гидрогене­рации угля с целью получения бензина. Его влияние заметно даже в совеременных методах перегонки нефти и использовании крекинговых газов для дальней­шего синтеза” (Caber L.F. Chemical Industry, 1900-1930. P. 90).

 

мировой войны беспрецедентное развитие научной техноло­гии привело к рождению водородной бомбы, появлению сис­тем раннего обнаружения и предупреждения, координируемых компьютерными сетями, межконтинентальных баллистических ракет, вылилось во Вьетнаме в создание “автоматизированно­го” поля боя благодаря широкомасштабному применению элек­тронных сенсорных приспособлений и контролируемых ком­пьютером систем ответных ударов. Война оказалась под “ужас­ным” контролем науки, и ее характер, подобно характеру других видов человеческой деятельности, коренным образом из­менился.

Менее явно, но столь же серьезным образом меняющиеся отношения между теорией и эмпиризмом выражены в фор­мулировании правительственной политики, особенно в эконо­мической области. В период Великой депрессии 30-х годов по­чти каждое правительство пребывало в метаниях и не имело четкого представления о том, что же следовало предпринять. Б Германии экономисты социалистического толка, определяв­шие правительственную политику, настаивали на том, что деп­рессия должна “пройти свой путь”, имея в виду, что вызвав­шее ее “перепроизводство”, согласно их марксистской логике, неизбежно будет преодолено. В Англии царило такое же чув­ство безнадежности. Т.Джонс, доверенное лицо Стэнли Болдуина и член Управления помощи безработным, отмечал в письме к А.Фдекснеру 1 марта 1934 года: “На домашнем фронте у нас наблюдаются благоприятные, хотя и слабые признаки оживле­ния торговли, но нет никаких свидетельств уменьшения коли­чества безработных. Медленно, но все увереннее укрепляет­ся понимание, что большинство из них уже никогда не бу­дут работать. Люди вроде Линдсея, выпускника Баллиодьско-го колледжа, Т.Д. и им подобные бьются над огромной и посто­янной проблемой создания центров профессиональной подго­товки”²⁰.

В Соединенных Штатах Франклин Д.Рузвельт экспериментировал с широким набором программ. Через Национальное уп-

²⁰ Jones Т. A Diary with Letters. N.Y., 1954. P. 125. Линдсей — это А.Д.Линдсей, гдава Балдиодьского коддеджа на протяжении 25 дет, вплоть до 1949 года. Инициалами Т.Д. Томас Джонс иронично обозначает себя.

 

равление восстановления экономики он учредил сложную систе­му фиксирования и регулирования цен, напоминавшую корпора­тивное государство. По совету Дж.Уоррена он манипулировал золотым содержанием доллара с целью повышения уровня цен. Чтобы занять безработных, он развернул широкую программу общественных работ. Немногие из подобных мероприятий были почерпнуты из какой-либо общей теории экономического воз­рождения; таковой вообще не существовало. Как впоследствии отмечал Р.Тагвелл, один из экономических советников Ф.Рузвельта, президент испытывал одну “магическую формулу” за дру­гой в надежде найти хоть какую-нибудь комбинацию, которая привела бы экономику в движение²¹.

Более полное понимание того, как следует управлять эко­номикой, было достигнуто главным образом благодаря соеди­нению теории с политической практикой. Дж.М.Кейнс дал те­оретическое обоснование вмешательства государства в эконо­мическую жизнь как средства сокращения разрыва между на­коплением и инвестированием²². Работы С.Кузнеца, Дж.Хикса и других ученых в области макроэкономики обеспечили пра­вительственной политике прочную основу посредством созда­ния системы национальных счетов — совокупности экономи­ческих данных, включившей такие компоненты, как инвести­ции и потребление, в счета производства и доходов, — позво­лявшей измерять уровень экономической активности и решать, какие именно секторы нуждаются в государственном вмеша­тельстве.

Другой революцией в экономической науке стало активное использование весьма строгой, математически формализованной

²¹ См.: Tugwell R.G. Democratic Roosevelt. N.Y., 1957. Chap. 15. P. 312-313.

²² Кейнсианская революция в экономической теории произошла после того, как большинство стран уже вышли из депрессии, хотя многие меры, особенно так называемые несбалансированные бюджеты, или дефицитное финансирова­ние, принимались путем проб и ошибок, хотя и имели “кейнсианский эффект”. Наиболее осознанные усилия по использованию новой экономической науки Ныли предприняты в Швеции, где министр финансов, социалист Э.Вигфорс, отошел от идей марксизма и, согласно рекомендациям Э.Линдаля и Г.Мюрдадя, проводил активную налоговую политику и организовывал общественные рабо­ты, что было кейнсианством до Кейнса, то есть до публикации в 1936 году его книги “Общая теория [занятости, процента и денег]”.

 

концепции, восходящей к общей теории равновесия Л.Вальраса и развитой в последние 30 дет В.Леонтьевым, Я.Тинбергеном, Э.Фришем и П.Самуэльсоном для ее использования в приклад­ной политике²³. В прошлом эти концепции и инструментарий — производственные функции, ряды потребления, временные пред­почтения и дисконтирование, — мощные в своей абстракции, были отдалены от эмпирического содержания, так как отсутство­вали количественные данные, необходимые для проверки и при­менения этой части теории²⁴.

В данном отношении развитие современной экономической науки стадо возможным благодаря компьютерам. Они позволи­ли соединить формальную теорию с накопленными в последние годы обширными базами данных; на основе этого возникли со­временная эконометрика и прикладные формы экономической науки²³. Важное значение имели модели взаимозависимости меж­ду отраслями, такие, как матрицы “затраты-выпуск (выпуск-

²³ Тридцать лет назад в немногих учебных заведениях преподавалась мате­матическая экономика, если и преподавалась вообще. Поворотным пунктом, скорее всего, стада публикация в 1947 году труда П.Самуэльсона “Основы. экономического анализа”, в котором был представлен математически форма­лизованный вариант неоклассической экономической науки. Сегодня уже никто не может заниматься экономической теорией без солидного знания матема­тики.

²⁴ Удивительно, что во время депрессии не существовало реальных оценок масштаба безработицы из-за путаницы по поводу ее концептуального определе­ния и отсутствия методики выборочных исследований, которые позволяли бы делать быстрые подсчеты; правительство полагалось на перепись 1930 года и некоторые оценки предприятий. В 1921 году, когда президент Гардинг созвал конференцию экспертов для обсуждения безработицы, последовавшей за после­военной депрессией, разброс оценок был очень большим, и окончательно опуб­ликованные цифры выявились буквально путем голосования. Путаница в воп­росах о том, кого считать безработным и каковы компоненты совокупной “ра­бочей сиды”, сохранялась в течение 30-х годов, и установившийся набор опре­делений и показателей появился только в 40-е. В то время не было, тем более, показателя валового национального продукта и счетов национального дохода, дающих представление об экономике в целом. Эти показатели вошли в оборот в 1945 году. (Для иллюстрации статистики по безработице я использовал данные из неопубликованной диссертации по проблеме социальных индикаторов, за­щищенной в Массачусетсском технологическом институте Дж. де Нефвилль.)

²⁵ Ч.Вольф младший и Дж.Х.Эннс сделали обширный обзор этого развития в докладе “Компьютеры и экономическая теория” (Доклады РЭНД, Р-4724). Я благодарен им за ряд примеров.

 

потребление”), разработанные В.Леонтьевым, которые упрос­тили систему общего равновесия Л.Вадьраса и показали трансак­ции между отраслями, секторами или регионами. Модель “зат-раты-выпуск” американской экономики представляет собой сеть из 81 отрасли, начиная с “обуви и изделий из кожи” (1) и кончая “металлоломом и подержанными товарами” (81), сгруп­пированной по производительному, распределительному и сер­висному секторам экономики. Таблица денежных потоков по­казывает распределение выпуска изделий любой одной отрас­ли среди 80 остальных. Модель “затраты-выпуск” фиксирует состав и пропорции товаров на входе (от каждого или несколь­ких секторов), которые поступают в специфическое звено вы­хода (в долларовом исчислении или физических единицах). Об­ратная матрица показывает как косвенный, так и прямой спрос, порожденный движением товара. Таким образом можно про­следить влияние спроса конечного потребителя, скажем на ав­томобили, на объем (или стоимость) железной руды, хотя ав­томобильная промышленность не покупает железную руду на­прямую. В то же время можно оценить, какая часть железной руды входит в такие конечные изделия, как автомобили, ко­рабли, здания и т.д. Таким способом можно проследить за из­менениями в характере конечного спроса в категориях их диф­ференцированного воздействия на каждый из секторов эконо­мики²⁶. Таблицы “затраты-выпуск” являются основным инст­рументом общенационального экономического планирования и применяются также на региональном уровне, где с помощью компьютерных моделей оценивается воздействие на торговлю демографических изменений.

Крупные эконометрические модели, подобные упомянутой выше брукингской, позволяют осуществлять экономическое про-

²⁶ Выражаясь математическим языком, матрица “затраты-выпуск” представ­ляет систему линейных уравнений — в данном случае 81 уравнение с 81 пере­менной, которые решаются методами матричной алгебры. См.: Leonlieff W. The Structure of the American Economy: Theoretical and Empirical Explorations in Input-Output Analysis. N.Y., 1953. Забавно, что когда в 1949 году Бюро статистики труда пыталось создать модель “затраты-выпуск” для американской экономи­ки, бизнес воспротивился этому на том основании, что увидел в данной системе инструмент социализма, и в деньгах для построения модели первоначально было отказано.

 

гнозирование, а их компьютерные версии дают экономистам воз­можность проводить политические “эксперименты”, такие, как содержащиеся в работах Г.Фромма и П.Таубмана, где имитиру­ются восемь различных комбинаций фискальных и монетарист-ских мероприятий на период 1960—1962 годов, позволяющих по­нять, какие из них могут стать наиболее эффективными²⁷. С по­мощью этого инструментария можно проверить различные тео­рии, чтобы понять, какие способы “точной настройки” экономи­ки существуют в настоящий момент.

Было бы слишком технократическим утверждение о том, что управление экономикой есть лишь техническое последствие те­оретической модели. Решающие соображения имеют политиче­скую природу, и именно они обусловливают рамки решения. Од­нако экономические модели указывают на пределы, в которых можно действовать, и определяют последствия альтернативно­го политического выбора²⁸. Важнейшее обстоятельство связано с тем, что выработка экономической политики, хотя и не явля­ется точной наукой, опирается сегодня на теорию и часто дол­жна находить в ней необходимые подтверждения. Тот факт, что администрация Р.Никсона в 1972 году вполне могла принять концепцию “бюджета полной занятости”, который устанавли­вает уровень правительственных расходов, как если бы имело

²⁷ Их выводы сводятся к тому, что наибольшее воздействие на ВНП оказы­вало увеличение правительственных расходов на текущие нужды и строитель­ство. Сокращение подоходного налога в меньшей степени стимулировало эко­номику, чем рост расходов. См.: Fromm G., Taubman P. Policy Simulations with an Econometric Model. Wash., 1968.

²⁸ Р.Солоу утверждает, что с помощью современного экономического инст­рументария можно измерить (в определенных рамках) уровень любой эконо­мической активности, поскольку объем правительственных расходов способен компенсировать дефицит частных инвестиций и способствовать ее повышению. Но, поступая таким образом, следует выбрать между инфляцией и полной заня­тостью; эта дилемма, судя по всему, встроена в рыночную структуру капитали­стических экономик. Правительство должно сделать выбор, а это уже полити­ческое решение. Демократы предпочитают полную занятость и инфляцию, рес­публиканцы — стабильность цен и медленный экономический рост.

В последние несколько лет, однако, появился и новый феномен — одновре­менный рост безработицы и инфляции. По невыясненным пока причинам без­работица уже не “дисциплинирует” экономику, вызывая снижение цен, но сис­тема существующих социальных пособий (например, страхования на случай