Посвящается Джорди Белл Джакоби и Стивену Джакоби. 10 страница

Развлечения также получили глобальное распространение. Американский телевизионный сериал “Даллас” популярен во всех странах мира, за исключением, пожалуй, лишь Японии, и то по­тому, что японские бизнесмены отличаются от других. Индия производит больше кинофильмов, чем любая другая страна в мире, но они адаптированы к местным вкусам. Учитывая быстрый рост индийского среднего класса, присоединится ли Индия к “глобаль­ному обществу”?

В связи с этим возникают серьезные вопросы, касающиеся культуры и стиля жизни. Станем ли мы однородными? Что в таком случае произойдет с национальными традициями, кореня­щимися в языке, и с исторической культурой?

ТЕХНОЛОГИЧЕСКАЯ ЛЕСТНИЦА

Постиндустриальная, или информационная, эра наступает в ре­зультате длинной цепи технологических перемен- Не все стра­ны — а к настоящему моменту лишь немногие — готовы к вступ­лению в нее. Если мы определим постиндустриальное общество как такое, где произошел сдвиг от промышленного производства к сфере услуг, то получится, что Великобритания, почти вся Запад­ная Европа, Соединенные Штаты и Япония вступили в постинду­стриальный век. Но если мы определим информационное обще­ство как такое, в котором существуют научный потенциал и спо­собность трансформировать научные знания в конечный продукт, называемый обычно “высокими технологиями”, то можно сказать, что только Соединенные Штаты и Япония отвечают данному ус­ловию. Сколько еще стран смогут достичь их уровня? Существует так называемая “технологическая лестница”, в соответствии с ко­торой можно составить схему сдвигов или изменений в экономике любой страны и которая включает следующие ступени:

1) ресурсная база: сельское хозяйство и горнодобывающая промышленность;

2) легкая промышленность: текстильная, обувная и т.д.;

3) тяжелая промышленность: металлургия, судостроение/ав­томобилестроение, машиностроение;

4) “высокие технологии”: измерительные приборы, оптика, микроэлектроника, компьютеры, телекоммуникации;

5) отрасли, базирующиеся на научных достижениях будущего: на биотехнологии, материаловедении, космических исследо­ваниях и т.д.

Япония является прекрасным примером продвижения вверх по технологической лестнице за последние пятьдесят дет. По мере того как после войны позиции, занятые ею в легкой промышлен­ности, стали захватывать другие страны, в основном благодаря низкому уровню оплаты труда, Япония начала развивать стале­литейную отрасль и судостроение, отняв у Великобритании ли­дерство в обеих этих сферах. Однако то были отрасли промыш­ленности с высоким уровнем энергопотребления, и после нефтя­ного кризиса 1973 года Япония переориентировалась на оптику, микроэлектронику и автомобилестроение, используя новейшие производственные технологии.

В принципе существуют три условия, дающие странам воз­можность продвигаться вверх по технологической лестнице: по­литическая стабильность, которая позволяет инвесторам наде­яться на получение прибыли; наличие большого класса предпри­нимателей, инженеров, техников и квалифицированных рабочих, разрабатывающих и производящих товары; соответствующая система образования для подготовки грамотных специалистов, обладающих знаниями, необходимыми для применения новых технологий.

Много лет назад Р.Дор отмечал, что Япония и большинство стран Латинской Америки (Бразилия, Аргентина и т.д.) вошли в мировую экономику приблизительно в одно и то же время — более ста двадцати пяти лет тому назад. Однако Япония процве­тает, а Латинская Америка отстает в развитии в основном пото­му, что правящая элита, в особенности военные и класс крупных землевладельцев, противилась модернизации и продолжала эксп­луатировать крестьянство.

После революции 1917 года Советский Союз приступил к форсированной индустриализации, однако сделал это методами “командной экономики”, и процесс шел успешно до тех пор, пока перед промышленностью стояли достаточно простые зада­чи. \В последующие годы она стала терпеть серьезные неудачи, так ^<ак не были использованы рыночные механизмы и система “подсчета прибыли”, помогающие определить степень эффек­тивности использования ресурсов. Россия сегодня располагает огромными природными богатствами (ее запасы нефти и газа самые большие в мире и даже превосходят запасы стран Ближ­него Востока, однако их разработка является дорогостоящей в связи с низким уровнем используемых технологий), а также огромным числом образованных инженеров и техников. Если бы она достигла внутренней стабильности и избежала разори­тельных этнических конфликтов и гражданских войн, она была бы готова вступить в, постиндустриальный век раньше, чем лю­бая другая страна.

Европа, в особенности Германия, имеет мощную промыш­ленную базу, но остается привязанной к ней из-за больших объе­мов капиталовложений и высокого уровня заработной платы. Основой германского экспорта, например, является продукция машиностроения, автомобилестроения, промышленной электро­ники и смежных отраслей. В важнейших же сферах “высоких технологий”, таких, например, как полупроводники, более 85% мирового производства приходится на Соединенные Штаты и Японию.

Сохранится ли такое положение и в XXI веке? Это зависит от природы конечного продукта и его “жизненного цикла”. В отраслях, где производство стандартизировано, где его легко можно наладить, а уровень расходов на заработную плату стано­вится решающим фактором, страны, обладающие возможностя­ми производить подобную продукцию, постараются занять со­ответствующую нишу. Что касается текстильной промышленно­сти, то сначала Япония вытеснила Соединенные Штаты, а затем, в свою очередь, была вытеснена Гонконгом. Корея сумела отвое­вать у Японии позиции, которые та занимала в сталелитейной промышленности и судостроении. В настоящее время она стре­мится потеснить Японию в области электроники и автомобиле­строения, к чему, впрочем, стремятся и многие другие страны Азии, в частности Китай.

Как могут защитить себя развитые государства? Одним из способов является увеличение производительности труда с целью снижения затрат на производство внутри страны. Таков тра­диционный метод, который, однако, имеет свои ограничения. Другой путь — переход к развитию специализированных сег­ментов промышленности, производящих продукцию с высокой добавленной стоимостью. Именно это и произошло в текстиль­ной индустрии, где Япония и Италия, для того чтобы добиться успеха на рынке, начади осваивать выпуск сверхмодной высоко­качественной одежды (например, Иссэй Мияки, Хана Мораэ и т.д.).

Между тем для облегчения понимания этих процессов необ­ходимо начертить “траектории” технологических изменений в различных государствах, чтобы выяснить, каково положение этих стран в мировой экономике и как меняется рыночная ситуация.

Большинство людей используют слово “технология”, не уточ­няя тип технологии и ее связь с другими зависящими от нее тех­нологиями. Однако без понимания этих различий мы не можем графически изобразить характер изменений и различные типы рынков.

Я провожу различие между “трансформирующими технологи­ями”, “развивающими технологиями” и “нишами”. Телефон — это трансформирующая технология. Он полностью изменяет спо­соб нашего общения друг с другом. Он “ломает” понятие про­странства и времени, делая возможной непосредственную двусто­роннюю речевую связь. Сотовый телефон — это развивающая тех­нология. В отличие от традиционного телефона он является бес­проводным и способствует большей мобильности, облегчая связь между людьми. В последние шесть дет главным рынком в области телефонной связи был рынок сотовых телефонов. Ниши — это особая область. Учрежденческие АТС позволяют создать полно­ценную внутреннюю систему телефонной связи в рамках компа­нии путем использования общего номера (обычно трехзначного или четырехзначного) для любого телефона внутри компании, уни­верситета или организации и т.д. Иными словами, это вспомога­тельное устройство. ЛВС — локальные вычислительные сети — позволяют организовать коллективный доступ внутри географи­ческого района.

Целью всего сказанного выше является не просто определе­ние различных аспектов какой-либо технологии, но также воз­можность проследить ее развитие и показать, что на время ниши превращаются в способ защиты своего рынка от конкурентов в силу специализированной природы самой ниши.

То же самое происходит и с компьютерами. Компьютер был трансформирующей технологией. Компьютерные сети представ­ляют собой ее развитие, поскольку они связывают компьютеры между собой. Программные приложения, такие, например, как электронные финансовые ведомости, — это ниши. Таким обра­зом, вновь прослеживается маршрут изменений.

Развитие технологий происходит самыми разными путями. Здесь также необходимо выявить различия между процессами, для того чтобы понять закономерности изменений. Технологии создаются на основе научных открытий. Это означает, что за­частую они являются логическим завершением определенной про­граммы. Однако часто после сообщения о создании новой тех­нологии люди думают, что ей тут же найдется практическое при­менение. Но изменения не происходят подобным образом. Изоб­ретение должно вписаться в общую структуру продукции, необ­ходимо также найти способ применения его отдельными орга­низациями. Именно это составляет смысл нововведения, кото­рое, таким образом, определяется способностью организаций иди компаний использовать изобретение. При этом распрост­ранение — это совершенно иной процесс. Распространение, будь то телевизоры, видеомагнитофоны иди плейеры, зависит от мар­кетинга — ряда мер, необходимых для того, чтобы убедить людей — бизнесменов и частных лиц — совершить покупку. Люди зачастую боятся приобретать незнакомые товары, как это было изначально с компьютерами. Они должны убедиться, что изде­лие является “дружественным пользователю”. Встает вопрос о том, какие виды товаров заменит собой новое изделие и являет­ся ли оно нужным для потребителя. А это зависит от цены и удобства пользования,

Как и разработка изделия, его жизненный цикл разделен на четко различимые этапы. Первым из них, естественно, является изобретение. В индустриальный век новые продукты создавались теми, кого я называю “талантливыми механиками” — людьми, работавшими методом проб и ошибок и мало знавшими о зако­нах науки. Так, Т.Эдисон, величайший изобретатель конца де­вятнадцатого столетия, творец электрической лампочки, фоног­рафа и кинематографа, практически ничего не знал об исследо­ваниях электромагнитного поля Максвелла и Фарадея. Однако в информационную эру изобретения являются продолжением про­грамм развития теоретического знания. Как я уже отмечал в слу­чае с транзистором и микрочипом, они стали результатом приме­нения физики твердого тела.

УПРАВЛЕНИЕ ВРЕМЕНЕМ

В товаропроизводящем, иди промышленном, обществе ключевой проблемой для бизнеса было управление товарными запасами. Если они слишком велики, компании приходится “авансировать” произведенные расходы и оплачивать “срок хранения” произве­денных в избытке продуктов. Если же запасы незначительны, то при возникновении спроса фирма несет потери из-за того, что покупатели не хотят ждать, а конкуренты успевают предложить аналогичный товар. Управление товарными запасами — это ре­шающий фактор получения прибыли.

В информационном обществе основной проблемой становится управление временем. Люди живут согласно суточному ритму, а в сутках всего лишь двадцать четыре часа. Через земной шар протянулись временные зоны, которые определяются движени­ем Солнца. Традиционно жизнь большинства людей подчиня­лась ритму сельскохозяйственных работ, они вставали с восхо­дом и ложились спать с заходом солнца. Изобретение искусст­венного освещения изменило наши понятия о дне и ночи. Во всем мире информация передается, а операции проводятся в “реальном времени” — странное слово, как будто раньше время было нереальным, — означающем всего лишь то, что информа­ция передается практически мгновенно, поэтому, разговаривая из Токио с Бостоном по телефону, мы слышим друг друга одно­временно. Теперь появилась еще и “виртуальная реальность”, а это означает, что мы снимаем границы пространства и можем с помощью “моделирующего устройства” войти в трехмерное про­странство и перемещаться в нем, словно мы передвигаемся по небу, совершать прогулки в космосе или посещать космические станции или пещеры так, как будто мы действительно находим­ся “там”.

Разрушение представлений о пространстве и времени, о сис­теме координат, в соответствии с которой мы организовывали реальность, — это один из важнейших шагов вперед в направле­нии информационного общества.

Но все это трансформируется в ряд практических проблем и реальных продуктов. Если около двадцати или более дет назад вы хотели посмотреть передачу, транслировавшуюся той или иной станцией, необходимо было приходить “вовремя”, иначе вы про­пускали ее. Точно так же вы не успевали на самолет иди поезд, если приезжали с опозданием на вокзал иди в аэропорт. Однако с изобретением видеомагнитофона стадо возможным записать программу и просмотреть ее в “своем” времени иди, например, взять музыкальную запись и прослушать ее, когда захочется. Рань­ше для этого необходимо было взять кассету иди диск, вставить их в большой ящик с колонками и слушать музыку там, где нахо­дился ящик. Сегодня благодаря миниатюризации плейера можно наслаждаться музыкой где угодно. Таким образом, реорганиза­ция пространства и времени предоставила человеку больший кон­троль над ними.

Много дет тому назад, если кто-то хотел подучить свои день­ги, необходимо было отправиться в банк, причем в те часы, когда он был открыт, и снять их со счета. С изобретением банкоматов стадо возможным получать наличные в любом месте, где имеется подобная машина, даже за тысячи миль от дома, поскольку вся необходимая для этого информация хранится централизованно, а операция проводится с помощью электроники.

Совсем недавно произошло важнейшее событие в области коммуникации между людьми — появилась электронная почта. Старая почтовая система перестала отвечать современным тре­бованиям, к тому же она требует использования человеческого труда для сбора, перевозки и доставки почты. Факс и телефон ускорили процесс коммуникации. Однако связаться с кем-то по телефону иногда сложно, а передача факсимильных сообщений требует совершения дополнительных действий — надо взять пись­мо и установить его в машине. С помощью компьютера элект­ронная почта отправляется просто и напрямую.

Новая система, объединяющая в себе компьютер, систему рас­познавания голоса и телефон, создает “виртуального секретаря”. Вы, сидя в офисе иди машине, отвечаете на телефонный звонок, и голос сообщает вам, что, похоже, вам звонит ваш коллега. Од­нако голос не принадлежит человеку-секретарю, а является уст­ройством, называемым в США “уайлдфайер”, с помощью кото­рого и передано вам сообщение. А если вам необходимо найти кого-нибудь, особенно когда вы путешествуете, “уайддфайер” принимает ваше послание, делает за вас телефонные звонки либо записывает входящие сообщения и даже рассылает тексты, кото­рые вы поручили ему разослать тем, с кем вы хотели бы связать­ся. Повторяю, это не человек-секретарь, а устройство, имеющее­ся в настоящее время в распоряжении многих телефонных ком­паний, которое действует на основе принципа распознавания голоса и предназначено решать подобные проблемы. По мере ус­ложнения системы распознавания голоса они смогут выполнять целый ряд стандартных команд. Вы можете позвонить себе до­мой и изменить температурный режим в комнатах, включить иди выключить микроволновую печь и т.д.

Тем самым управление и реорганизация времени становятся во всем своем многообразии новой сферой применения элект­ронных приборов в информационном обществе¹⁰.

¹⁰ Я должен сделать здесь отступление и остановиться на проблеме отно­шения к информации как к “товару”. Информация коренным образом отлича­ется от других видов благ: они расходуются иди изнашиваются в процессе экс­плуатации (как, например, автомобили), однако с информацией этого не про­исходит. В определенном смысле она функционирует как общественное благо, поскольку, будучи знанием, не расходуется. Каким же образом можно оце­нить информацию и рассматривать ее как источник стоимости? Эта проблема стада предметом исследования К.Эрроу, лауреата Нобелевской премии в об­ласти экономики. Его результаты были изложены им в лекции “Информация и организация промышленности”, прочитанной в Католическом университете в Милане 12 апреля 1994 года. Профессор К.Эрроу, в частности, сказал: “Около пятнадцати лет назад мой друг, видный социолог Д.Белл предложил мне рас­смотреть информационную теорию стоимости, которая играла бы в современ­ной экономике такую же роль, какую трудовая теория стоимости играла в классической концепции. Боюсь, я слишком легковесно воспринял это предло­жение. Я объяснил ему, с характерным для экономиста чувством превосходства над ученым, специализирующимся в другой области общественных наук, что трудовая теория стоимости призвана объяснять относительность цен и что ин­формация, как бы мы ее ни определяли, вряд ли сможет выполнять ту же роль. Без сомнения, никто не проводит обмен товарами пропорционально объему воплощенной в них информации. Я говорил о том, что на самом деле товары с высоким информационным содержанием должны были бы быть очень недоро­гими, поскольку информация может быть воспроизведена при небольших зат­ратах, даже если начальные издержки ее производства и были значительными, а каждый неоклассический экономист знает, что значимыми являются именно предельные издержки.

В каждом конкретном положении моего ответа не было ничего неправиль­ного, однако я упустил главный пункт в рассуждении Д.Белла. Факты начина­ют противоречить моей точке зрения. Удивительно, но информация является единственным принципом определения стоимости компьютерных программных продуктов и некоторых других видов благ. Хотя эти примеры и представляют собой исключительные случаи, роль информации в качестве источника произ­водительности труда и источника стоимости во все большей степени проявля­ется на многих рынках и становится все более важным компонентом экономи­ческого анализа. В данной лекции я хотел бы объединить две концепции, каж­дая из которых уже исследовалась в литературе, хотя и неудовлетворительным образом: 1) роль информации как экономического товара, и 2) индивидуаль­ность компаний как средоточия знания и притязаний на богатство” (Arrow K.J. Information and the Organization of Industry // Rivista Internazionale Di Scienze Sociali. Occasional Paper, 1994).

 

ПРОБЛЕМА МАСШТАБА

Важнейшим, как я уже указывал, является вопрос о поиске соци­альных структур, соответствующих распространяющимся в об­ществе ценностным ориентирам и новым технологическим ин­струментам постиндустриального мира. Помимо структурных ра­мок, которые я постарался определить, есть еще одна существен­нейшая переменная, которую необходимо принимать в расчет, — изменения в масштабе.

Сегодня часто говорят о том, что наше время — это век уско­ряющихся перемен. Должен признаться; я не понимаю, что это значит на самом деле. Если мы проанализируем данную концеп­цию, то обнаружим, что у нее нет границ и смысла. Говорить о переменах как таковых бессмысленно, ибо остается вопрос — перемены в чем? Говорить о том, что “все” меняется — вряд ли это прояснит ситуацию. А уж если мы рассуждаем о темпах, об их увеличении, то само это слово подразумевает использование единиц измерения. Но что же измеряется?

Определенное представление о происходящем можно поду­чить, если применить концепцию масштаба. Изменение масшта­ба того иди иного объекта — это и есть изменение его формы. Метафорически говоря, мы приходим к сформулированному еще Галилеем закону квадрата-куба: если вы удваиваете размеры пред­мета, то вы утраиваете его объем. Из этого вытекает вопрос о форме и пропорциях. Университет с пятьюдесятью тысячами сту­дентов может продолжать носить то же название, что и тридцать дет назад, когда в нем было пять тысяч студентов, однако изме­нение количественного состава требует изменения структуры орга­низации. Это относится также и к социальным образованиям.

Что действительно меняется в результате информационной революции — так это масштаб человеческой деятельности. Учи­тывая природу коммуникаций в “реальном времени”, мы впер­вые создаем взаимозависимую международную экономику, для которой характерна большая нестабильность, причем изменения величин одних переменных, а также шоковые потрясения или возмущения в отдельных элементах немедленно отражаются на всех остальных.

Проблема масштаба издавна стоит перед социальными инсти­тутами, будь то церковь, армия, промышленное предприятие или политический режим. Общества разумно функционируют тогда, когда существует соответствие масштабов экономической дея­тельности и социальных элементов, организации политического и административного управления. Однако на самом деле все чаще наблюдается их несовпадение. Как я уже отмечал в своей работе много лет назад", национальное государство стадо слишком мало для решения крупных проблем и слишком велико для решения мелких. Оно со своими политическими методами уже не может справиться с нарастающей лавиной проблем международной эко­номики (координация мер с помощью встреч на высшем уровне по экономическим вопросам становится пустой формальностью), но в то же время концентрация политических решений в бюро­кратическом центре мешает инициативе находящихся под его кон­тролем местных и региональных властей. В этом смысле, если в постиндустриальном обществе и существует одна главная социо­логическая проблема — прежде всего в области управления про­цессом перехода, — то это управление масштабом.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

В последние годы в значительной степени благодаря книге Ф.Фукуямы “Великий разрыв” распространилась вера в возможность “конца Истории”. Я думаю, что тезис Ф.Фукуямы ошибочен. В словосочетании “конец Истории” беспорядочно перемешаны различные понятия, ему не хватает ясности. Хотя здесь и содержится реверанс в сто­рону Г.Гегеля, он не соответствует в точности специфической гегелевской формулировке, в соответствии с которой “конец Истории” означал, на политическом уровне, слияние Государ­ства и Общества и преодоление разделения, привнесенного бур­жуазным образом жизни; на социально-экономическом уровне “конец необходимости” означал преодоление дефицита и мир, где изобилие делает человека “свободным”; на гносеологическом уровне он клад конец различию между “субъектом” и “объек­том” и означал пришествие царства вневременной философии при растворении “я”. “Конец Истории” возвещал наступление

" См. мою статью “Предстоящие беспорядки в мире” (см.: Bell D. The Future World Disorders //Bell D. The Winding Passage. Cambridge (Ma.), 1980).

 

царства универсализма. Г.Гегедь полагал, что Наполеон, распро­страняя универсализм Французской революции, являлся предве­стником такого “конца”. Французский писатель русского проис­хождения А.Кожев полагал, что эту роль может сыграть И.Ста­лин как продолжатель русской революции. Кого представлял себе в этой роди Ф.Фукуяма — Р.Рейгана?

По мнению Ф.Фукуямы, “конец Истории” в более узком смыс­ле означает, что помимо идеи Демократии не существует других “универсалистских” идей, способных объединить народы. Одна­ко но мере того, как азиатские лидеры стремятся занять места на подмостках истории, нам говорят, что “азиатские ценности” от­личаются от “ценностей Запада” — точно так же, как в конце девятнадцатого столетия (а возможно, и сегодня) бытовало мне­ние о различиях ценностей славянского и западного миров. (Я полагаю, что оба эти убеждения ошибочны, поскольку соблюде­ние прав человека, вытекающих из естественного права, является главным условием существования цивилизованного общества.)

Но, с моей точки зрения, есть еще одно возражение против тезиса Ф.Фукуямы, а именно против того, что “конец Истории” означает конец гегельянско-марксистского представления о ли­нейном развитии единого мирового Разума по направлению к телосу объединенной социальной формы. Я полагаю, что это неправильное толкование природы общества и истории.

Как я уже отмечал ранее в данном предисловии, я считаю, что в обществе существуют три различные области, которые сопри­касаются Друг с другом различным образом и развиваются, под­чиняясь различным историческим ритмам. Ими являются техни­ко-экономическая система, политический строй и сфера куль­туры.

Технико-экономическая сфера представляет собой систему, потому что все ее элементы взаимосвязаны и взаимозависимы и изменения в характере и величине одного влияют на состояние других. В этой области в основе изменений лежит четкий прин­цип замещения. Если какой-либо способ производства дешевле, лучше, более эффективен, чем другие, он сменяет их. Ключевыми терминами здесь становятся максимизация и оптимизация с це­лью достижения большей производительности.

Политический строй не является системой. Это свод правил, обычно формализованный в конституции, либо, в теократических государствах, — в священном писании иди в традициях и ритуа­лах, регулирующих доступ к положению и власти, в соответствии с которыми производится отправление правосудия и обеспечи­вается безопасность; это порядок, поддерживаемый силой при­нуждения или согласия, а как правило — сочетанием того и дру­гого. Здесь изменения не подчиняются единому принципу, а осу­ществляются по мере чередования стоящих у власти групп и клас­сов, по мере формирования коалиций интересов.

Культурная сфера — это область значений: воображения, воплощенного в литературе и искусстве, нравственных и духов­ных понятий, кодифицированных в религиозных и философских учениях. Изменения в ней происходят под воздействием трех факторов: традиции, которая стоит на страже существующих порядков и определяет, что из нововведений принять, а что от­вергнуть, особенно там, где она облечена властью; имманентно­сти, которая выражается внутренним развитием формы, как, на­пример, сонатной формы в музыке или перспективизма и иллю­зионизма в изобразительном искусстве; и синкретизма, представ­ляющего собой широкое заимствование и смешение стилей и ар­тефактов, как, например, в спорте и массовой культуре.

Но поскольку культура — это прежде всего область значений, следует обратить внимание на один поразительный факт: незыб­лемость во времени великих исторических религий — буддизма, индуизма, конфуцианства, иудаизма, христианства, ислама. Ру­шились империи, менялись экономические системы, а постулаты исторических религий сегодня все так же узнаваемы по сути сво­ей: карма индуизма и буддизма, монотеизм иудаизма, распятие и евхаристия христианства, Коран и центральная роль фигуры Мохаммеда в исламе. Существует какая-то трансцендентальная сила в этих понятиях.

Если все это справедливо — а с моей точки зрения этот факт очевиден, — можно полагать, что история делится на четко опре­деленные и ограниченные периоды, каждый из которых качественно отличается от другого, на основе innerzusammenhangen Г.Гегеля или способа производства и социальных формаций К.Маркса. Когда К.Маркса однажды попросили объяснить сохраняющуюся привле­кательность греческой литературы, он ответил в Nachlasse, что это связано с тем, что Греция представляет собой “детство чело­вечества” и сохраняет поэтому все очарование этого периода. Но это самообман. Антигона, желающая достойно похоронить своих братьев и бросающая вызов Креону, вовсе не ребенок. Тем же желанием была движима Н.Мандедьштам, которая тоже искала тело своего мужа О.Мандельштама, чтобы по-человечески захоро­нить его останки. Ошибочным оказалось и мнение К.Маркса о “фетишистской” природе религии и о том, что она должна исчез­нуть в двадцатом веке. Люди нуждаются в неких трансценденталь­ных установках, придающих осмысленность их жизни, в поиске чего-то святого, как говорил я в своей лекции, прочитанной в Лон­донском университете в 1997 году.

Если “конца Истории” не предвидится, то, как я все же пола­гаю, можно говорить о завершении идеологической фазы исто­рии, что я доказывал в своей работе “Конец идеологии”¹². Эта книга часто получала неправильное толкование. В ней вовсе не возвещался конец всех идеологий, если под идеологией мы пони­маем систему убеждений, которую горячо поддерживают отдель­ные индивидуумы и которая объединяет их ради общего дела. На самом деде я говорил о том, что в молодых государствах Африки и Азии создавались новые идеологии, такие, как панарабизм, “чер­ный и желтый расизм” и национализм.

Я рассматривал особое историческое явление в развитии за­падного общества — завершение великого “исторического пере­хода”, в русле которого происходили социальные движения и ки­пели страсти. На протяжении семнадцатого и восемнадцатого сто­летий не прекращались религиозные войны между протестантами и католиками, либо, как это было в Англии, война пуритан и сто­ронников движений левого крыла, таких, как общество “Пятая Монархия”, за утверждение “Царства Господнего на Земле”. Спо­ры, которые велись в эту эпоху, ее язык и риторика имели религи­озную окраску, прикрывавшую, однако, политические интересы. Великая Французская революция положила начало “войнам идео­логий”, причем обсуждаемые темы и язык дискуссий были откры­то политическими, хотя и с религиозной подоплекой. Именно поэтому я назвал марксизм и его разновидность — ленинизм —

¹² См.: Bell D. The End of Ideology. N.Y., 1960; в 1988 году Harvard University Press переиздало данную работу, а в 1997 году она была выпущена на француз­ском языке в расширенном варианте издательством Presse Universitaire de France.