Посвящается Джорди Белл Джакоби и Стивену Джакоби. 6 страница

Между тем идея модернити не имела четкой хронологической определенности и не могла стать альтернативой концепции инду­стриального общества. Само понятие modernus стадо использо­ваться для обозначения эпохи, современной авторам, когда хрис­тианский мир был впервые противопоставлен языческим обще­ствам¹³⁸ как anticuus¹³⁹. В XVII—XVIII веках под модернити ста­ли понимать общества, в которых воплотились идеалы эпохи Про­свещения. В этом случае оказалось, что эпоха модернити охваты­вает все развитие западных стран начиная с середины XVIII¹⁴⁰ (иногда считают, что с конца XVII¹⁴¹ и даже с последней четверти XV¹⁴²) века. Таким образом, термин, изначально не имевший хро­нологической определенности, стад применяться для обозначения конкретного общественного состояния — буржуазного строя XVIII—XIX веков в его европейском исполнении.

Хотя теория постмодернизма основывалась на широком ин­теллектуальном базисе, при анализе конкретных социальных про­цессов ее авторы по сути дела оставались учениками постиндуст-риадистов, хотя при этом и критиковали последних за увлечение

136. См.: Lyotard J.-F. Derive a partir de Marx a Freud. P., 1973; Lyo-tard J.-F. La condition postmoderne. P., 1979; Baudrillard J. La Societe de consommation. P., 1970; Baudrillard J. L'Echange simbolique et la mort. P., 1976.

¹³⁷ См.: Wright Mills С. The Sociological Imagination. Harmondsworth, 1970. P. 184; Drucker P.F. The Landmarks of Tomorrow. N.Y., 1957. P. IX.

¹³⁸ См.: Turner B.S. Periodization and Politics in the Postmodern // Turner B.S. (Ed.) Theories of Modernity and Postmodemity. L. - Thousand Oaks, 1995. P. 3.

¹³⁹ См.: Cahnescu M. Five Faces of Modernity. Durban (NC), 1987. P. 13. '•"См.: Smart В. Postmodernity. L. - N.Y., 1996. P. 91. ¹⁴¹ См.: Giddens A. The Consequences of Modernity. Cambridge, 1995. P. 1. '"См.: Toynbee A. A Study of History. Vol. VIII. L., 1954. P. 144.

 

технологическим детерминизмом. В результате постмодернистс­кая концепция не принесла ничего существенно нового в анализе социального прогресса, изобразив его в предельно эмоциональ­ных, но неопределенных категориях.

Критикуя постиндустриальную теорию, постмодернисты по­спешили определить новое общество через максимально резкое его противопоставление предшествующему. По мнению А.Туре­на, “история модернити представляет собой историю медленно­го, но непрерывного нарастания разрыва между личностью, об­ществом и природой”¹⁴³; при этом он указывает, что наиболее опасны раздеденность социума и активного субъекта¹⁴⁴, феномен роста отчужденности человека от общества, становящейся непо­мерно высокой платой за достижение материального и экономи­ческого прогресса. Говоря сегодня о растущей пдюрадистичности общества¹⁴⁵, многовариантности современного прогресса¹⁴⁶, уходе от массового социального действия, об изменившихся мо­тивах и стимулах человека¹⁴⁷, его новых ценностных ориентаци-ях и нормах поведения¹⁴⁸ как о важнейших характерных чертах складывающегося общества, сторонники постмодернизма уделя­ют излишнее, на наш взгляд, внимание остающимся довольно-таки поверхностными процессам демассификации и дестандар-тизации'⁴⁹, преодолению принципов фордизма¹⁵⁰ и отходу от форм индустриального производства¹⁵¹. Результатом становится ситу­ация, когда состояние социума, которое претендует на статус

¹⁴³ Touraine A. Critique de la modernite. P., 1992. P. 199.

144.См.: Touraine A. Pourrons-nous vivre ensemble? Egaux et differents. P., 1997. P. 36.

¹⁴⁵ См.: Heller A., Feher F. The Postmodern Political Condition. Cambridge, 1988. P. 1.

¹⁴⁶ См.: Lash S., Urry J. Economies of Signs and Space. L. - Thousand Oaks, 1994. P. 257.

¹⁴⁷ См.: Inglehart R. Culture Shift in Advanced Industrial Society. Princeton, 1990. P. 92-103.

¹⁴⁸ См.: Feathers-tone M. Consumer Culture and Post-Modemism. L., 1991. P. 126.

149.См.: Lash S. Postmodernism as Humanism? // Turner B.S. (Ed.) Theories of Modernity and Postmodernity. P. 68 - 69.

150. См.: Lash S. Sociology of Postmodernism. L. - N.Y., 1990. P. 37-38; Castells M. The Informational City: Informational Technology, Economic Restructuring and the Urban-Regional Process. Oxford, 1989. P. 23, 29.

¹⁵¹ См.: Китаг К. From Post-Industrial to Post-Modern Society. P. 123.

 

качественно нового, противопоставляется не более чем традици­онному капитализму — либо как дезорганизованный¹⁵², либо как поздний¹⁵³ капитализм, — несмотря на то, что в философских дискуссиях такое понимание затушевывается обильной ритори­кой. Таким образом, методологически эта концепция не несет в себе ничего качественно нового по сравнению с теорией постин­дустриального общества.

С другой стороны, в рамках постмодернизма оказывается почти невозможным четкое терминологическое определение фор­мирующегося социального состояния. Этот момент тесно связан с условиями формирования самой данной доктрины. Возникнув на волне социальных трансформаций 60-х, постмодернизм стал наиболее понятным (но при этом и наименее удачным) терми­ном, в котором воплотились ощущение быстро меняющегося мира, революционные ожидания того времени и который оказался весь­ма удобным для многих деятелей культуры, политиков и филосо­фов¹⁵⁴. На этом этапе постмодернизм еще не был наукой, какой он стал во второй половине 70-х, когда основы нового миропо­рядка были уже заложены, а социальные и экономические тен­денции успешно объяснены в рамках постиндустриальной кон­цепции; сама ситуация как бы предопределяла доктринерский характер нового направления, хотя оно и оставалось обречен­ным на популярность благодаря своей фразеологии, напоминав­шей события переломного периода. По мере того как реальная революционность сходила на нет, революционный и схоласти­ческий дух теории оказывался все более явным. Акцентируя вни­мание на резком ускорении социальных изменений на этапе ста­новления постмодернити, исследователи в то же время не отка­зывались и от трактовки модернити как эпохи, “отрицающей саму идею общества, разрушающей ее и замещающей ее идеей посто­янного социального изменения”¹⁵⁵; в результате оказывалось, что не только современное общество следует рассматривать как пост­современное, но и динамизм его обусловлен не меньшим дина-

¹⁵² См.: Lash S. Sociology of Postmodernism. P. 18.

153.См.: Jameson F. Postmodernism/or, The Cultural Logic of Late Capitalism. L., 1992 P. XXI.

¹⁵⁴ См.: Calinescu M. Five Faces of Modernity. P. 268.

¹⁵⁵ Touraine A. Critique de la modernite. P. 281.

 

мизмом, уже присутствовавшим в прошлом. В результате к сере­дине 80-х годов постмодернистская теория пришла в состояние явного упадка и сегодня не может рассматриваться в качестве реальной альтернативы постиндустриализму.

Третья группа критиков оказалась самой непримиримой, хотя возражения ее представителей были при этом чрезвычай­но поверхностными и идеологизированными. Мы имеем в виду советских марксистов и несколько более подробно остановимся на их возражениях против теории постиндустриального обще­ства.

С момента выхода в 1973 году книги Д.Бедла она, а также последующие его работы стали объектом достаточно присталь­ного внимания в СССР. Нельзя не отметить, что Д.Белл всегда внимательно следил как за развитием советской социологичес­кой доктрины, так и за эволюцией марксистской социологии в целом. Характерно, что большая часть первой главы, в которой рассматривается теоретический поиск в русле различных идео­логических течений, стремившихся исследовать становление но­вой социальной общности, в той или иной мере представляет со­бой диалог автора с К.Марксом и другими представителями мар­ксистской теории.

Д.Белл относился и относится к марксистской теории с пози­ций ее объективного и непредвзятого критика; его суждения по поводу отдельных постулатов и тезисов марксизма содержат в себе порой глубокое несогласие с ними, отнюдь не переходящее, однако, в то вульгарное нигилистическое отрицание, которое нередко можно встретить в работах современных российских обществоведов. В Предисловии к настоящему изданию своей кни­ги Д.Белл пишет: “...Я вовсе не антимарксист... Как может уче­ный-социолог быть антимарксистом? Многое в марксистском анализе социальных и производственных структур сохранило свое значение и вошло в современные теории, как и результаты лю­бых глубоких концептуальных обобщений. Я бы скорее назвал себя постмарксистом, в том смысле, что я воспринял достаточно много марксистских представлений о социуме”¹⁵⁶. Эта позиция Д.Белла, однако, не принималась в расчет в советский период, и

¹⁵⁶ Белл Д. Грядущее постиндустриальное общество. С. XCI.

 

его теория получала, к сожалению, главным образом идеологи­ческие оценки.

Условно их также можно разделить на три группы. Во-пер­вых, это полемические замечания, вызванные в первую очередь излишним, как полагали оппоненты Д.Белла, вниманием, уделен­ным в его теории технологическим процессам в ущерб анализу развития системы общественных отношений; совокупность та­ких тезисов весьма разнообразна и содержит иногда оригиналь­ные и заслуживающие внимания суждения. Во-вторых, это кри­тика, вызванная расхождением между точкой зрения Д.Белла на отдельные проблемы развития современного общества и офици­альной марксистской позицией по данным вопросам; на фоне такой критики постиндустриальная концепция выглядит особен­но взвешенной и аргументированной. В-третьих, это своеобраз­ные отповеди Д.Беллу, имевшему, по мнению некоторых советс­ких авторов, ошибочные взгляды либо на отдельные блоки марк­систской теории, либо на реалии построенного в СССР социали­стического общества.

Мы не касаемся здесь оголтело идеологических нападок на постиндустриальную концепцию, также во множестве представ­ленных в литературе 70-х и 80-х годов; на некоторые из них сам Д.Белл отвечает в Предисловии к настоящему изданию, а боль­шинство вовсе не заслуживает внимания.

Начнем с первой группы оценок. Уже первые отклики на кни­гу Д.Белла показали, что его работа была отнесена к исследова­ниям, игнорирующим значение социальных процессов в угоду пре­увеличенной роли технологического прогресса; даже признание того, например, “факта”, что “Зб.Бжезинский в еще большей мере, чем Д.Белл, абстрагируется от анализа производственных отно­шений”¹⁵⁷, сделанное академиком А.Г.Милейковским, подтверж­дает, что концепции этих авторов, по своей сути весьма различ­ные, рассматривались в одном логическом ряду. Совершенно оче­видно, что основная критика советских обществоведов была на­правлена не против оценки технологического базиса общества как таковой, а против того пренебрежения, которое, по их мне-

¹⁵⁷ Критика современной буржуазной политической экономии. М., 1977. С. 436.

нию, было допущено по отношению к исследованию производ­ственных отношений буржуазного общества. Характеризуя по­стиндустриальную социальную теорию в целом, Н.Д.Гаузнер от­мечал технологический детерминизм в качестве “характерной черты подхода теоретиков постиндустриализма к общественным процессам, [в силу чего] научно-техническое развитие рассмат­ривается ими большей частью как автономный процесс, механи­чески влекущий за собой социальные перемены”¹⁵⁸. Основной же недостаток сформулирован Ю.Я.Ольсевичем, отмечавшим, что в постиндустриальной теории “строение и функции хозяйствен­ной системы определяются непосредственно состоянием техни­ки и обусловленной ею организацией хозяйства; собственность на средства производства при этом является якобы второстепен­ным фактором”¹⁵⁹.

В связи с категорическим неприятием советскими марксис­тами самой возможности отказа от доминирующей роли отно­шений собственности критике подвергалась и та часть теории Д.Белла, в которой он рассматривает переход от преимуществен­ного производства материальных благ к преимущественному про­изводству услуг и информации. В подчеркнуто “односторон­нем” исследовании одного ведущего сектора экономики В. С.Афа­насьев усматривал проявление технологического детерминизма и отмечал, что “характеристика общества с точки зрения веду­щей отрасли его экономики не дает и не может дать представле­ния о социально-экономической сущности этого общества”¹⁶⁰. По его мнению, такой подход предполагает анализ лишь харак­теристик конкретного труда в той или иной отрасли хозяйства и затушевывает понимание всеобщей сущности абстрактного труда, создающего стоимость и объясняющего социально-эко­номическую природу буржуазного общества; по В.С.Афанасьеву, в данном случае имеет место объективное стремление постиндустриалистов подменить анализ производственных отно-

¹⁵⁸ Гаузнер Н.Д. Теория постиндустриального общества и современный ка­питализм. М., 1979. С. 11.

159. Ольсевкч Ю.Я. Современный кризис буржуазной политэкономии. М., 1976. С. 33.

^160. Афанасьев B.C. Буржуазная экономическая мысль 30—80-х годов XX века

(очерк теории). М., 1986. С. 318.

 

шений капитализма оценкой развития его производительных сил¹⁶¹.

Здесь мы переходим ко второй группе оценок теории Д.Белла, открывающих ряд положений, выдвигаемых марксистскими критиками, которые явно не соответствовали реальному ходу исторического процесса, в целом адекватно описанному Д.Беллом. Выступая против “излишнего” технологического детерми­низма в тех его аспектах, которые непосредственно касаются развития капиталистических обществ, советские обществоведы неожиданно занимают совершенно противоположные позиции, как только речь заходит о более общих методологических осно­вах исследования. Так, рассматривая определение Д.Беллом до-индустриадьного, индустриального и постиндустриального об­ществ, С.А.Хавина критиковала уже не излишнее внимание по-стиндустриалистов к технологическим аспектам, а, напротив, имеющий в их концепции место отказ от принципа социально-исторического монизма. Полагая, что “Д.Белл видит смысл вы­деления "доиндустриального", "индустриального" и "постинду­стриального общества" в применении различной методологии”, она указывала, что “методологический плюрализм, основанный на абсолютизации самостоятельности движения различных сфер и процессов, ведет к релятивизму, разрыву единой социальной реальности”¹⁶². Более точно суть данной претензии сформули­рована Ю.Я.Ольсевичем и состоит в том, что, согласно постин­дустриальной теории, “роль технологии не всегда была опреде­ляющей; она стала таковой лишь в условиях современного "ин­дустриального общества", тогда как на более ранних стадиях экономическая система была объектом "идеологического выбо­ра"”¹⁶³. Конечно, советские теоретики не могли согласиться с такой постановкой вопроса, в рамках которой отличия капита­лизма от социализма могли признаваться не слишком существен­ными, но при этом они забывали, с одной стороны, что сами проповедуют тот технологический детерминизм, от которого

¹⁶¹ См.: Афанасьев B.C. Указ. соч. С. 318-319.

¹⁶² Критика буржуазных, мелкобуржуазных и ревизионистских теорий раз­витого социализма. М., 1984. С. 62.

¹⁶³ Ольсевич Ю.Я. Указ. соч. С. 33.

 

только что призывали отказаться, и, с другой стороны, что аб­солютный приоритет хозяйственных факторов над политиче­скими и социальными хронологически ограничивал даже К.Маркс, пытавшийся подчеркнуть это понятием экономичес­кой общественной формации.

Одинаково понятной и странной выглядит критика Н.Д.Гаузнером разработанной Д.Беллом доктрины формирования но­вых социальных структур вне поля основных противоречий пред­шествующих. Стремясь доказать, что “при капитализме власть науки не приходит на смену власти моноподий, а, наоборот, мо­ноподии подчиняют себе науку”, он отрицает возможность обре­тения научным сословием того же положения в постиндустри­альном обществе, какое промышленное сословие, не принадле­жавшее ни к феодалам, ни к крестьянам, обеспечило себе в инду­стриальную эпоху¹⁶⁴. Между тем в данном случае подвергаются сомнению сразу два марксистских тезиса: во-первых, вполне чет­ко сформулированная самим К.Марксом в “Манифесте Комму­нистической партии” возможность “взаимной гибели борющих­ся классов” в ходе становления нового общества; во-вторых, со­зданная основоположниками марксизма в рамках теории обще­ственных формаций концепция многовариантности прогресса на протяжении переходных периодов от одной общественной фор­мации к другой¹⁶⁵.

Советские обществоведы не могли также пройти мимо оцен­ки Д.Беллом роли коммунального общества и новой системы политической организации в рамках постиндустриального строя, которая, по его мнению, способна преодолеть разрушительные рыночные тенденции и обеспечить переход к программируемой экономике. И хотя некоторые признавали справедливость его замечаний “об устарелости институтов частной собственности и рынка”¹⁶⁶, большинство критиков отмечало, что идея возмож­ности их преодоления в рамках “государственного капитализ­ма” представляется совершенно нереалистичной и снижает про-

¹⁶⁴ См.: Гаузнер Н.Д. Указ. соч. С. 44.

¹⁶⁵ Подробнее см.: Иноземцев В.Л. Альтернативность общественного развития // Вестник Московского университета. Серия 6. Экономика. 1991. № 4. С. 3—9.

¹⁶⁶ Критика буржуазных, мелкобуржуазных и ревизионистских теорий... С. 89.

 

гностическую ценность постиндустриальной теории¹⁶⁷; альтер­нативой рыночной стихии рассматривалась в тот период, как известно, только планомерная организация общественного про­изводства.

Третья группа возражений против выдвинутых Д.Беллом те­оретических тезисов представляется достаточно разнородной. С одной стороны, критические публикации были направлены про­тив интерпретации Д.Беллом ряда положений марксизма, с дру­гой — против оценок построенного в СССР общества. Резкими возражениями сопровождались, разумеется, тезисы Д.Белла о бюрократической природе советского общества, о возможности рассмотрения его в качестве одного из видов государственного капитализма, а также о постиндустриальной перспективе СССР. Иначе в то время и не могло быть, поскольку соображения Д.Белла опирались на оценки Л.Троцкого и его сторонников (хотя этот факт и не афишировался в советской литературе). Советские авторы настаивали на том, что бюрократический слой не спосо­бен установить господство над общественным производством ни в условиях капиталистической, ни (тем более) социалистической систем¹⁶⁸, и подчеркивали принципиальные различия между ос­новным производственным отношением капиталистического и со­циалистического типов производства¹⁶⁹. Учитывая принятый в Советском Союзе подход к оценке перспектив развития цивили­зации, вполне можно понять и то, что постиндустриальная вер­сия будущего советского общества также не вдохновляла офици­альных идеологов.

Несмотря на специфические условия, в которых советские обществоведы веди полемику с Д.Беллом и сторонниками по­стиндустриальной теории, анализ их позиций приводит к цело­му ряду небезынтересных выводов. Нельзя не отметить, что при всей остроте критики, направленной против постиндустриализма, в целом советские исследователи восприняли Д.Бедда и его

¹⁶⁷ См.: Там же. С. 92.

¹⁶⁸ См.: Буржуазные и мелкобуржуазные экономические теории социализма (после второй мировой войны). М., 1978. С. 133—134.

¹⁶⁹ См.: Критика буржуазных, мелкобуржуазных и ревизионистских теорий... С. 94.

 

последователей как ученых, придерживающихся относительно левых взглядов в рамках современной институциональной тео­рии и в этом отношении не враждебных марксистским теорети­ческим представлениям. На наш взгляд, постиндустриальная концепция может и должна рассматриваться как лояльная мар­ксизму теория, в целом ряде аспектов продолжающая и разви­вающая традиции осмысления социальной жизни с последова­тельно материалистических позиций. Сами критические заме­чания, сделанные в советской печати, показывают существен­ное превосходство теории постиндустриального общества над многими направлениями примитивной советской версии марк­сизма и только лишь демонстрируют прогностические возмож­ности постиндустриальной концепции. Тяжелейший кризис, который испытывает ныне современное российское общество­ведение, удручающая неспособность многих его представите­лей и сегодня усвоить теоретические положения постиндустри-адизма¹⁷⁰ лишь оттеняют историческую правоту и комплексность созданной Д.Беллом теории¹⁷¹.

Теория постиндустриального общества, не воспринимая в ка­честве центрального никакого преходящего социального про­цесса иди явления, была изначально создана в таком виде, кото­рый мог и легко инкорпорировать в себя целый ряд новых на­правлений в социологическом анализе, и, в свою очередь, поро­дить множество новых подходов, основанных на применении ее основополагающих методологических постулатов к оценке воз­никающих с течением времени тенденций. Это обусловило иде­ологическую “нейтральность” постиндустриадизма. Конструк­тивная критика теории постиндустриального общества может быть направлена лишь против отдельных содержащихся в ней относительно поверхностных противоречий, но не против са­мой концепции как таковой; в этом случае, как мы пытались показать выше, возникает взаимообогащающий диалог, способ-

¹⁷⁰ См.: Иноземцев В.Л. Введение // Иноземцев ТЗ.Л. За десять лет. С. IX — XLVI.

¹⁷¹ См.: Иноземцев В.Л. Теория постиндустриального общества как методо­логическая парадигма российского обществоведения // Вопросы философии. 1997. № 10. С. 29-44.

 

ствующий более глубокому осмыслению реальных социальных процессов. Такая неуязвимость постиндустриальной концепции по отношению к критике и ее лояльность к иным социальным теориям обусловила то, что она никогда не встречала в запад­ной социологии явной оппозиции, — факт, который нельзя не признать уникальным в истории развития представлений об общественном прогрессе.

Владислав Л. ИНОЗЕМЦЕВ

Лапино, 24 ноября - 13 декабря 1998 года

Предисловие к русскому изданию 1999 года

Выход в свет русского издания моей книги “Грядущее постинду­стриальное общество” в издательстве “Academia” — событие весь­ма для меня радостное. Насколько мне известно, это не первый ее перевод на русский язык. Как сообщил мне г-н Владислав Ино­земцев, в конце 70-х годов работа выходила в так называемой “Бедой серии”, выпускавшейся Центральным комитетом Комму­нистической партии. Книга не предназначалась для широкого читателя, и найти ее можно было лишь в партийных институтах и закрытых отделах крупных библиотек. Общий тираж не превы­шал 300 экземпляров, по большей части утерянных во время рос­пуска партийных организаций. Название книги не фигурирова­ло и в списке рассекреченных изданий из спецхрана бывшей Ле­нинской библиотеки. Подобно Годьдштейну — персонажу рома­на Оруэдда “1984” — я исчез в черной дыре забвения.

Книга “Грядущее постиндустриальное общество” впервые вышла отдельным изданием в 1973 году. В 1976-м она была пере­издана в мягкой обложке с предисловием, в котором подробно разъяснялись некоторые ключевые аспекты рассматриваемой мною темы. К тому времени я уже имел опыт употребления этого базо­вого понятия в научных дискуссиях. Как указывалось в предис­ловии, я пользовался термином “постиндустриальное общество” в лекциях, прочитанных на Зальцбургском семинаре американи­стов в 1959 году. Я говорил тогда о перераспределении рабочей силы из сферы материального производства в сферу услуг как о главной тенденции развития передовых индустриальных стран. С тех пор на эту тему мною были написаны главы для нескольких книг и ряд статей для периодических изданий, в том числе ддя журнала “The Public Interest” (который я редактировал совмест­но с И.Кристолом). Понятие постиндустриального общества легло в основу работы Комиссии по 2000 году — престижного проекта Американской академии гуманитарных и точных наук, осуще­ствлявшегося под моим руководством¹.

Таким образом, к моменту выхода книги в свет сама концеп­ция уже широко обсуждалась и была в центре внимания, что объяс­няется, в частности, большим интересом, проявлявшимся в то время к “футурологии” и всяческим прогнозам. Меня это обсто­ятельство не слишком радовало. Хотя книга и снабжена подзаго­ловком “Попытка социального прогнозирования”, я не пытался предсказывать будущее. Я совершенно четко указал на то, что речь идет о концепции типа “как будто бы”, предложенной не­мецким философом Г.Ваингером в его забытом труде “Die Phi­losophic des Als Ob” (1911). Я объяснял, что “это — плод моего воображения, логическая модель того, что могло бы быть, мо­дель, с которой социальная реальность будущего сопоставляется, чтобы выявить факторы, которые в состоянии направить разви­тие общества по иному пути”. Короче говоря, я ставил перед собой сугубо методологическую задачу.

Историки нередко прибегают к сослагательному наклонению для того, чтобы представить себе, что бы случилось, если бы то иди иное событие, считающееся каузальным, не произошло². Я же попытался наметить возможный ход исторического развития

1.Летом 1967 года отчет о работе Комиссии был опубликован в “Daedalus”, журнале Академии, выходящем тиражом в 100 000 экземпляров, в 1968-м — выпущен отдельной книгой издательством Houghton Mifflin, а годом позже — в мягкой обложке — издательством Beacon Press. В 1997 году работа была пере­издана MIT Press и снабжена новым предисловием, написанным мною совмест­но со Ст.Р.Гробардом.

² Классическим примером таких умозрительных упражнений служит книга Р.Фогеля о железных дорогах, удостоенная Нобелевской премии в области эко­номики за 1993 год. Профессор Фогель попытался ответить на вопрос, как по­шло бы экономическое развитие США, если бы в свое время не была изобрете­на железная дорога, считавшаяся решающим фактором в истории освоения американского Запада. Он попытался доказать, что примерно такой же уро­вень экономического развития был бы достигнут за счет расширения сети кана­лов и других водных артерий как альтернативных путей сообщения. В данном случае решающей движущей силой прогресса являются не технологические до-стижения^в той или иной области, а дух предпринимательства.

 

и в предложенной мною модели будущего выделил пять измере­ний постиндустриального общества в качестве базы для социоло­гических сравнений.

В Советском Союзе книга попала в эпицентр идеологическо­го спора, так как в ней усмотрели угрозу марксизму. [Несколько ранее] Р.Арон, выдающийся французский социолог, ввел в науч­ный оборот понятие “индустриальное общество” (заимствован­ное им у О.Конта), выявившее общие черты и потребности всех промышленно развитых обществ. Это навлекло на него, равно как и на У.Ростоу (который в 1960 году издал книгу “Стадии экономического роста. Некоммунистический манифест”), огонь критики со стороны советского философа Ю.Замошкина. В ста­тье “Реакционная теория единого индустриального общества”, опубликованной в мартовском номере журнала “Коммунист” за 1963 год, Ю.Замошкин назвал эту концепцию “трюком буржуаз­ных пропагандистов”, дающим “руководителям империалисти­ческих государств оружие” против марксистско-ленинской тео­рии общественного развития. Автор даже не пытался разобрать­ся в моих аргументах или представить свои, ограничившись го­лословным обвинением.

Концепция постиндустриального общества, опирающаяся на теорию Р.Арона, представляет собой не только схематичную трак­товку будущих возможностей, но также предлагает осевой прин­цип, новую основу для общественного развития и обновления, в качестве которой выступает кодификация теоретических знаний. Коммунистическая партия Советского Союза провозгласила себя единственной силой, способной произвести преобразующую об­щество научно-техническую революцию. Предложенная мною концепция бросала вызов этой расплывчатой формулировке и предполагала совершенно иные выводы. Первым, кто это понял, был чешский социолог Р.Рихта, опубликовавший в 1967 году книгу “Цивилизация на распутье”, ставшую интеллектуальной сенса­цией в Чехословакии. Р.Рихта, который был знаком с моими ра­ботами по перепечаткам, помещенным в одном из специальных журналов, утверждал: “Наука превращается в важнейший дви­житель экономики и решающий фактор развития цивилизации. Налицо признаки нового (постиндустриального) типа развития, динамику которому придают структурные изменения, непрерыв­но происходящие в сфере производительных сил, где количественная сторона производства (уровень технической оснащенности предприятий и численность работающих) оттесняется на второй план качественными показателями, такими, как коэффициент ис­пользования производственных мощностей и рабочей силы. Имен­но в этих показателях кроются элементы интенсивного развития и предпосылки ускорения, тесно связанного с грядущей научно-технической революцией” (курсив Р.Рихты. — Д.Б.). Р.Рихта пришел к выводу, что в будущем возникнет новая общественная и классовая структура, которую “вполне можно именовать пост­индустриальной цивилизацией”, “третичной цивилизацией”, “ци­вилизацией услуг” и т. д.