Посвящается Джорди Белл Джакоби и Стивену Джакоби. 8 страница

⁶ В 80-е годы в экономической науке возникла так называемая “новая тео­рия развития”, ядро которой составили работы Р.Аукаса и П.Ромера. Модель Р.Солоу трактовала технологию как фактор, внешний по отношению к нео­классической теории. Р.Лукас (в теоретических исследованиях) и П.Ромер (в эмпирических изысканиях) стремились сделать технику органической частью теории и таким образом интегрировать ее в рыночные концепции, вместо того чтобы рассматривать ее как силу, стимулируемую по большей части правитель­ством. П.Ромер попытался также эмпирически определить уровень технологии на основе данных о патентах и образовательном уровне (человеческом капита­ле), рассматриваемых в качестве отражения развития технологии. Многие из этих вопросов были подытожены на симпозиуме, проводившемся журналом “The Journal of Economic Perspectives” (Vol. 8. No. 7. Winter 1994), в частности в материалах, представленных П.Ромером и Р.Солоу.

 

Если мы хотим понять, что такое современное общество yi каким образом оно превратилось за последние 200 дет из индус­триального в постиндустриальное, мы должны разобраться в эво­люции техники, и прежде всего в том, как машинная технология уступила место интеллектуальной. В следующем разделе моего нового предисловия я попытаюсь показать, какими путями шла эта трансформация.

Сегодня кривая технического прогресса круто пошла вверх, и это говорит о том, что мы переживаем третью по счету все­мирную технологическую революцию. Пройдя стадию изобре­тательства и новаторства, мы вступили в самую важную эпо­ху — период массового распространения и внедрения новых технологий. Их темпы в разных странах будут зависеть от эко­номического положения и политической стабильности, но этот процесс уже не обратить вспять, а по своим последствиям он может превзойти даже две предыдущие технологические рево­люции, которые преобразили в свое время Запад, а ныне, с рас­ширением масштабов цивилизации, меняют жизнь и в других частях света.

Заметьте: я провожу различие между технологической рево­люцией и её социально-экономическими последствиями. Термин, принятый ранее, — промышленная революция — не отражает двух явлений: внедрения паровой тяги как новой формы энер­гии и создания заводов, где эта энергия приводила в движение машины с целью производства товаров. Причина такого разгра­ничения состоит в том, что не существует какого-то одного пре­допределенного способа применения новой техники. Техноло­гии могут решать самые разные задачи, выбор которых опреде­ляется социальной необходимостью. В отличие от политических революций, французской и русской, осуществленных активным меньшинством, первую промышленную революцию никто спе­циально не готовил. Она шла по линии наименьшего сопротив­ления, потому что давала возможность подучить прибыль и про­изводить более дешевые товары. При этом ее социальные из­держки редко принимались во внимание. Сегодня мы знаем гораздо больше о силах, несущих перемены, и можем с большей уверенностью предсказать их результаты; в рамках нашей сис­темы ценностей мы пытаемся создавать различные социальные

матрицы для закрепления этих перемен и разрешать возникаю­щие проблемы.

В этом разделе я попытаюсь выявить наиболее характерные черты третьей технологической революции, наметить рамки, в которых она будет преобразовывать базовые социальные струк­туры, и рассказать о выборе путей дальнейшего развития⁷.

Любое деление исторических процессов на периоды и этапы достаточно произвольно, однако при оценке технологических прорывов и их последствий можно по праву говорить о трех ре­волюционных изменениях, происшедших на Западе за последние два с лишним столетия.

Более двухсот дет назад была изобретена паровая машина, что ознаменовало собой первую технологическую революцию; это “ нововведение обычно связывается с именем Дж.Уатта. Расска­зывают, что еще в детстве он обратил внимание на то, что тяже­лая крышка стоявшего на плите чайника с кипящей водой под­прыгивала под воздействием пара. Это навело его на мысль зак­лючить горячий пар в замкнутую емкость и использовать в каче­стве движущей силы. Значение этой по сути простой идеи труд­но переоценить.

Вспомним также Леонардо да Винчи, который был не только великим художником, но, как мы знаем, строителем, военным инженером и одаренным изобретателем. В своих “Заметках” он предвосхитил изобретение аэроплана, подводной лодки, молотил-

⁷ Простое методологическое соображение: в ходе большинства дискуссий, посвященных техническим изобретениям, основное внимание уделялось како­му-то одному, пусть и важному, явлению и его возможным социальным послед­ствиям. Так, например, широко исследовались социальные последствия внедре­ния железных дорог, радио, автомобиля, авиации. Недостаток такого подхода заключается в том, что о характере технологической революции трудно судить по отдельным нововведениям. Предсказать, что могло означать изобретение плуга для средневекового сельского хозяйства или стремени для кавалерии, — это одно, а предвидеть сложное и многостороннее воздействие появления авто­мобилей, грузовиков, железных дорог, современных средств водного транспор­та и самолетов на эволюцию транспортной системы — это нечто совсем иное. Поэтому я начну с социальных матриц и попытаюсь понять, как они могут меняться с внедрением новой техники. О прежних подходах к таким оценкам и о том, как опасно применять их сегодня, см.: White L., Jr. Medieval Technology and Social Change. Oxford, 1962; Офит W.F. The Social Effects of Aviation. Boston-N.Y., 1946.

 

ки и холодильника, причем с поразительной тщательностью и точностью изобразил детали машин, воплощающие его идеи: ко­леса, приводы, валы и т.д. По этим рисункам в наши дни были изготовлены модели, показывающие, каким необыкновенным да­ром предвидения он обладал. Но даже со своей силой воображе­ния Леонардо был не в состоянии предвидеть один элемент, не­обходимый для того, чтобы заставить эти машины работать: ис­точник постоянной и возобновляемой энергии, достаточный для приведения их в действие. Он знал лишь силу человеческих мус­кулов, силу тягловых животных, природную силу ветра, но этого было недостаточно. Качественный скачок в снабжении механиз­мов энергией обеспечил пар.

Благодаря силе пара были внедрены немыслимые прежде тех­нологические новшества. Появились паровые насосы. Недра ост­рова, на котором расположена Англия, богаты углем, но закла­дывать глубокие шахты было невозможно из-за подземных вод, которые трудно откачать ручными насосами. С появлением па­ровых насосов эту воду можно было откачивать и добывать уголь для выплавки чугуна и стали. Располагая силой пара, мы сумели построить паровозы, которые двигались с такой скоростью и на такие расстояния, какие не под силу ни одному животному, со­здать пароходы, которые плыли быстрее и надежнее, чем позво­ляли любые надуваемые ветром паруса, изготовить машины, спо­собные чесать и прясть и, следовательно, ткать гораздо быстрее, чем это могут делать проворные, умелые женские пальцы.

Эта первая технологическая революция породила и нечто бо­лее важное — новую концепцию создания материальных благ, а именно — идею производительности, простую мысль о производ­стве большего количества продукции с меньшими капитальными затратами. В прежние эпохи богатство создавалось главным обра­зом посредством прямой эксплуатации, такой как рабство, обло­жения десятиной, как при крепостничестве, путем грабежа и заво­еваний или с помощью политических рычагов, вроде откупа нало­гов и т.д. Впервые появилось мирное средство приумножения бо­гатства, которое предполагает не сосредоточение благ в руках не­многих за счет обнищания остальных, а позволяет всем повышать свой материальный уровень, пусть и в разной степени. Именно решительный разрыв с традицией судил новый способ производ­ства. Именно такую перспективу открывала технология.

Вторая технологическая революция, свершившаяся около ста лет назад, характеризуется достижениями в двух областях: элект­ричества и химии. Электричество являет собой новый, более со­вершенный вид энергии, которую, в отличие от пара, можно пере­давать на сотни миль. Это открыло перспективу новых форм де­централизации производства, что было невозможно в условиях, когда машины в целях минимизации потерь паровой энергии груп­пировались на фабрике. Электричество дало также новый источ­ник света, изменивший ночной и дневной ритм человеческой жиз­ни. Оно позволило нам передавать кодированные сообщения по проводам и трансформировать голос в электрические сигналы, что обусловило появление радио и телефона. Химия впервые дала воз­можность создавать синтетические материалы — от красителей до пластмассы, от тканей до винилов, — которых не существует в природе.

Сегодня разворачивается третья технологическая революция. Размышляя о происходящих переменах, мы неизбежно представ­ляем себе некоторые предметы и способы их использования: ком­пьютеры, средства телекоммуникации и тому подобное. Но опе­рировать этими категориями — значит путать технические сред­ства с лежащими в их основе процессами, без которых немысли­мо понимание новой революции. Лишь выявив эти подспудные движения, мы можем “отслеживать” огромное количество пере­мен, которые могут произойти в социо-экономической и полити­ческой структурах. В основе третьей технологической револю­ции лежат четыре новации, каждую из которых я постараюсь кратко охарактеризовать:

1. Замена механических, электрических и электромеханиче­ских систем на электронные. Машины индустриального обще­ства были механическими агрегатами, приводившимися в дей­ствие сначала паром, а затем электричеством. Механические эле­менты все шире начинают заменяться электронными системами. Изначально телефонный аппарат представлял собой некий набор механических частей (например, диск набора цифр), посредством которых голосовой сигнал преобразовывался в электрический. Се­годня телефон стад полностью электронным. Печатание представ­ляло собой процесс механического получения оттисков путем пе­реноса краски с печатной формы на бумагу; сегодня в этом про­цессе стада использоваться электроника. То же самое относится к телевидению, где применяются полупроводники. Все это при­водит к упразднению большого количества деталей и позволяет достичь невиданных успехов в обработке информации. В совре­менных компьютерах скорость выполнения операций измеряется в наносекундах, или миллиардных (10⁹) долях секунды (чтобы представить себе эту величину, вообразите дробь, где в числите­ле единица, а в знаменателе число, равное количеству секунд в тридцати годах) и даже в пикосекундах, иди триллионных долях секунды (10 ¹²), что позволяет “молниеносно” решать задачи.

2. Миниатюризация. Одна из самых примечательных пере­мен — сокращение размеров элементов, проводящих электриче­ство иди переключающих электрические импульсы. Ранее в ходу были вакуумные трубки, каждая высотой в два-три дюйма. От­крытие транзисторов сродни открытию энергии пара, посколь­ку представляет собой качественное изменение возможностей изготовления микропроцессоров, выполняющих сотни различ­ных функций — контроля, регулирования, управления и запо­минания. Сначала емкость одного чипа размером с тоненький ноготок составляла 4 килобайта, затем 32, 64, а теперь произво­дятся чипы емкостью в несколько мегабайт, иди миллионов, дво­ичных цифр.

В прошедшие два десятилетия мы были свидетелями впечат­ляющего роста числа компонентов на один чип, примерно поряд­ка ста единиц за десятилетие. Сегодня крохотный кремниевый чип — это электронная схема, состоящая из десятков тысяч тран­зисторов и всех необходимых соединяющих их проводников, причем стоит он всего несколько долларов. Чтобы собрать вруч­ную схему этого чипа, изготовляемого теперь печатными штам­пами, человек должен будет спаивать между собой отдельные эле­менты на плате в течение десяти лет. Один чип сам может быть микрокомпьютером, обладающим возможностями ввода и выво­да данных и памятью прямого доступа, имея при этом размер американской десятицентовой монеты.

3. Преобразование в цифровую форму. В новой технологии информация представлена в виде цифр. Цифры дискретны по отношению друг к другу и не являются непрерывными перемен­ными. Телефон, например, есть аналоговая система, поскольку звук распространяется в виде волн. Благодаря цифровому пере­ключению он может быть приспособлен к бинарным системам.

Это применяется, например, в звукозаписи. Третья технологи­ческая революция связана, таким образом, с преобразованием всех предыдущих систем в цифровую форму.

4. Программное обеспечение. В старых компьютерах операци­онные системы вводились в машину, в результате чего для пользо­вания ею нужно было овладеть языком программирования, та­ким, например, как Кобол или Фортран, иди более специализиро­ванными языками — Паскаль иди Лисп. Программное обеспече­ние, представляющее собой независимую программу, дает воз­можность пользователю быстро решать разные задачи. При рас­пределенной обработке программное обеспечение, управляющее работой данного компьютерного терминала, действует независи­мо от программ других терминалов или центрального процессо­ра. Персональные компьютеры могут иметь специальное программ­ное обеспечение — например, для финансового анализа или по­иска информации; это приспосабливает систему к нуждам по­требителя, и компьютер становится “дружественным” по отно­шению к своему пользователю.

Программное обеспечение — основа индивидуального исполь­зования компьютеров — пока еще сродни произведениям искус­ства. Программисту нужен примерно месяц, чтобы создать не­сколько тысяч строк программы. В телекоммуникациях большие электронные переключающие машины (для распределения сотен тысяч вызовов по разным каналам) используют более двух мил­лионов строк. Ускорение процесса создания программного обеспе­чения является ключом к быстрому оснащению компьютерами малого бизнеса и частных домов.

Следует упомянуть и о новшестве, сулящем расширение воз­можностей новой технологии: фотонике. Фотоника — это клю­чевая технология транспортировки в сверхчистом стекле иди оп­тическом волокне больших объемов цифровых данных посред­ством лазера. Она обеспечивает возможности передачи инфор­мации, значительно превосходящие возможности медной прово­локи и радиоволн. В ходе экспериментов “Белл Тедефоун Лабораториз” установила рекорд дальности, передав без усилителя 420 миллионов байтов в секунду более чем на 125 миль и два миллиарда байтов в секунду более чем на 80 миль. Один импульс способен в несколько секунд передать целиком тридцатитомную “Британскую энциклопедию”. Но все эти системы находятся еще в стадии разработки, а мы пока говорим об испытанных техноло­гиях, уже вышедших на рынок.

Важнейшая характеристика новой технологии заключается в том, что она затрагивает не отдельную область (что подразуме­вает термин “высокие технологии”), а самые разные аспекты жизни общества и преобразует все старые отношения.

Индустриальная революция открыла эпоху моторов, и мы принимаем это как данность. Мы сталкиваемся с моторами по­всюду — от автомобилей и судов до эдектростанков и бытовой техники (вплоть до электрических зубных щеток и ножей для разделки мяса); причем многие из них обходятся мощностью менее лошадиной силы — есть моторы в половину и четверть лошади­ной силы. Точно так же в грядущие десятилетия все “заполонят” компьютеры — не только крупные, но и “одночиповые” микро­компьютеры, изменяющие даже наши дома. Автомобили, быто­вая техника, различные приборы и все прочее будет приводиться в действие микрокомпьютерами, имеющими быстродействие до десяти миллионов команд в секунду⁸.

Очертания многочисленных перемен уже различимы. Ста­рые отличия в средствах связи между телефоном (голос), теле­визором (образ), компьютером (информация) и текстом (фак­симиле) уходят в прошлое, они физически связываются между собой цифровым преобразованием и становятся совместимыми как единый блок телетрансмиссии. Введение компьютерного дизайна и моделирования революционизировало инженерное дело и архитектурную практику. Компьютеры и роботы прихо­дят в заводские цеха. Они стали незаменимы в делопроизвод­стве, учете, календарном планировании и других аспектах уп­равления на предприятиях, в больницах, университетах, коро­че—в любых организациях. Базы данных и системы поиска информации преобразовали процесс ситуационного анализа и вообще всю интеллектуальную деятельность. По мере того, как цифровые устройства начинают программировать бытовую тех­нику и управлять ею, преображается домашнее хозяйство. Ком­пьютеры, подключенные к телеэкрану, изменяют способы обще-

⁸ Краткое описание этих технологий см.: Information, Technologies, and Social Transformation. Wash., National Academy of Science, 1985.

 

ния людей, методы совершения деловых операций, получения и обработки информации.

Задача заключается не в том, чтобы просто описывать не­скончаемый ряд перемен, а в том, чтобы разумно упорядочить их и таким образом создать некий аналитический базис, опираю­щийся на социологическую науку. В следующих разделах я пред­лагаю читателю ряд общественных “рамочных конструкций”, иди матриц, которые, быть может, позволят увидеть, как в существу­ющих социальных структурах возникает потребность перемен и как они могут произойти. Я хочу повторить высказанное выше предупреждение: технология не задает социальные изменения, она лишь предоставляет для этого возможности и инструменты. Как они будут использованы — предмет общественного выбора. Рамки, которые я далее обозначаю, указывают на те “области”, в которых могут произойти соответствующие перемены.

ПОСТИНДУСТРИАЛЬНОЕ ОБЩЕСТВО

Постиндустриальное общество, как я доказываю в этой книге, не является проекцией иди экстраполяцией современных тенденций западного общества; это новый принцип социально-технологи­ческой организации и новый образ жизни, вытесняющий индус­триальную систему, точно так же, как она сама вытеснила когда-то аграрную. В первую очередь, оно воплощается в утрате про­мышленностью, организованной на основе стандартизации и мас­сового производства, своей центральной роли. Это не означает, что производство товаров прекратится; ведь производство про­дуктов земледелия в западном мире продолжается и сегодня (при­чем продовольствия производится больше, чем когда бы то ни было ранее). Прежде всего понятие “постиндустриальное обще­ство” представляет собой не эмпирическое описание, а “теоре­тическое построение”, позволяющее увидеть главное в новых со­циальных формах. Постиндустриальные тенденции не заменяют прежние социальные формы как некие “стадии” общественного развития. Они часто сосуществуют (как порой сосуществуют на пергаменте старые полустертые письмена и нанесенные поверх них новые), усложняя общество и природу его социальной струк­туры. Мир можно представить себе разделенным на три типа со­циальной организации. Первый из них — доиндустриадьный. Это прежде всего добывающие виды хозяйственной деятельно­сти: земледелие, извлечение полезных ископаемых, рыболовство, заготовка леса. До сих пор это удел большей части стран Афри­ки, Латинской Америки и Юго-Восточной Азии, где этими ви­дами хозяйственной деятельности занято 60 иди более процен­тов рабочей силы. Я определяю это в целом как “взаимодей­ствие человека с природой”, которое подвержено капризам по­годы и усложняется вследствие истощения почв, исчерпания лесных ресурсов и более высокой себестоимости добычи мине­ралов и руд.

Второй тип социальной организации — индустриальный. Это фабричное хозяйство, основанное на приложении энергии к ма­шинам для массового производства товаров. К индустриальному типу относятся страны, расположенные на берегах Атлантики:

Западная Европа, Соединенные Штаты и далее — Советский Союз и Япония. Труд здесь представляет собой взаимодействие с искус­ственной природой: соединение людей с машинами, организация ритмичной работы с высочайшей степенью координации.

Третий тип — постиндустриальное общество. Это деятель­ность, связанная в первую очередь с обработкой данных, управ­лением и информацией. Это образ жизни, который во все возра­стающей степени сводится к “взаимодействию людей друг с дру­гом”. Еще более важно то, что возникает новый принцип обнов­ления, прежде всего знаний в их отношении к технологии.

Попробую обрисовать некоторые отличительные черты постин­дустриального общества. Прежде всего, это общество, основан­ное на услугах. Сегодня в Соединенных Штатах более 70 про­центов рабочей силы занято в сфере обслуживания. Однако “услуги” — термин довольно расплывчатый и в экономическом смыс­ле “бесформенный”, поскольку используется главным образом как “остаточное” понятие.

Услуги играют важную роль в любом обществе. В доиндустриальных условиях это главным образом домашние или личные услуги. В такой стране, как Индия, большинство людей с соот­ветствующим среднему классу доходом имеют одного иди двух слуг, потому что очень многим попросту нужны пропитание и крыша над головой. Заметим, что в Англии до 1870 года самой

крупной по численности профессиональной группой была имен­но домашняя прислуга.

В индустриальном обществе услуги — это вспомогательная по отношению к производству деятельность: коммунальные служ­бы, транспорт (включая гаражи и ремонтные мастерские), сфера финансов и управление недвижимостью.

В постиндустриальном обществе получают широкое распрост­ранение новые виды услуг. Это гуманитарные — образование, здра­воохранение, социальные службы, и профессиональные услу­ги — анализ и планирование, дизайн, программирование и т.д. В представлениях классической экономики (включая марксизм), услуги считались непроизводительной деятельностью, поскольку бо­гатство ассоциировалось с товарами, а адвокаты, священнослужи­тели, парикмахеры иди официанты не приумножали националь­ное богатство. Но, разумеется, образование и здравоохранение повышают способности людей и способствуют укреплению здоро­вья населения, а профессиональные услуги (например, линейное программирование в организации производства иди новые типы планирования труда и социальных взаимодействий) обеспечива­ют повышение производительности предприятия и общества в целом. Расширение постиндустриального сектора требует, чтобы как можно больше людей имели высшее образование, получили навыки абстрактно-концептуального мышления и овладели техни­ческими и буквенно-цифровыми приемами.

Сегодня более 30 процентов рабочей силы в Соединенных Штатах (т.е. свыше 125 млн. человек) принадлежат к професси­ональной, технической и управленческой прослойке — цифра, невиданная в социальной истории. Около 15 процентов рабочей силы заняты на производстве (промышленный пролетариат, если пользоваться старой, марксистской терминологией), и весьма ве­роятно, что к концу столетия этот процент сократится до 10. Если кому-то покажется, что это очень мало, вспомните, что фермеры составляют менее 4 процентов рабочей силы, однако они в избытке производят продовольствие для Соединенных Штатов — хотя в 1900 году занятых в сельском хозяйстве было 50 процентов.

Столь же важная перемена касается роди женщин. В 1950 году типичной для 70 процентов рабочей силы была следующая карти­на: работающий муж, дома жена и двое детей. Сегодня это справедливо лишь в отношении 15 процентов семей. Более половины замужних женщин работают вне дома.

Любая социальная перемена происходит лишь тогда, когда появляется возможность выразить сложившиеся культурные ус­тановки в существующих категориях рыночной экономики. Стрем­ление к равноправию женщин имеет столетнюю историю, но воз­можность его институционализации появилась всего лишь около двадцати пяти дет назад — с расширением занятости в постин­дустриальных областях, особенно в “пятеричном” (здравоохра­нение, образование, научные исследования), а затем и в “четве­ричном” секторах (торговля, финансы, недвижимость). Дело в том, что труд на производстве всегда считался мужским (вклю­чая управление компаниями). Рабочие места в постиндустриаль­ном обществе стали доступны для женщин с точки зрения как профессиональной подготовки, так и их возможностей.

Решающая перемена — то, что я называю осевым принципом организации, — это перемена в характере знаний. Любое обще­ство существует на основе знаний. Истоки их уходят в далекое прошлое, теряясь в дали времен, когда человеческие существа научились, пользуясь голосовыми связками гортани, воспроизво­дить звуки общения птиц и животных и преобразовывать их в различимые вокабулы, способные соединяться и разделяться, выражать сложные понятия посредством осмысленных сигналов, закрепленных устной традицией. Создав алфавит, мы научились соединять идеографические знаки в тысячи слов, которые запи­сываются в стилизованной форме, с тем чтобы их смогли про­честь и по ним смогли учиться другие люди.

Радикально новым явлением сегодня стада кодификация тео­ретических знаний и та важная роль, которую она играет в созда­нии как новых знаний, так и в производстве товаров и услуг. В своем новаторском исследовании⁹ У.Нордхаус предложил анали­тическую схему, в рамках которой, по его словам, “различаются два вида знания — общее и техническое, причем это различие связано с полезностью знания в производстве либо нового знания, либо большего количества товаров”. На более высоком уровне рас­полагается общее знание, предметом которого являются законы

^э См.: Nordhaus W. Invention, Growth and Welfare: A Theoretical Treatment of Technological Change. Cambridge, 1969.

 

природы, свободные искусства и язык, знание, “не особенно по­лезное для решения конкретных задач производства товаров”. На более низком уровне лежит техническое знание, к которому он относит компьютерные программы и инженерные формулы, необ­ходимые для производства товаров, но не информации.

Какое бы значение ни имело это различие для оценки изобре­тений и темпа технологических перемен, оно становится все более узким и даже вводит в заблуждение, если попытаться понять, ка­ким образом сегодня возникают новые технологии. Возьмем отно­шение технологических новшеств к науке в важнейших секторах индустриального общества. Рассматривая основные отрасли про­изводств, возникшие в то время и действующие до сих пор, — сталелитейную, электрическую, телефонную, радио и авиацион­ную, — мы видим, что все это “производства девятнадцатого века” (хотя сталь начади выплавлять еще в восемнадцатом столетии после открытия Дарби процесса коксования, а авиация появилась в двад­цатом веке благодаря братьям Райт), созданные “талантливыми механиками”, людьми, прекрасно разбиравшимися в механизмах, но имевшими слабое представление о науке и не интересовавши­мися теоретическими проблемами своего времени.

Сэр Генри Бессемер, который открыл конвертерный способ передела чугуна в сталь, позволяющий снизить количество при­месей и выплавлять более прочный металл (Луи Наполеон даже наградил его премией за изготовление усовершенствованной на этой основе пушки), имел очень малое представление об исследо­вании свойств металлов естествоиспытателем Г.Сорби. А.Белл, один из изобретателей телефона, будучи по профессии препода­вателем ораторского искусства, искал способ передачи по прово­дам усиленного голоса, чтобы помочь глухим людям. Т.Эдисон, один из величайших гениев изобретательства (он изобрел лампу накаливания, фонограф и кино), был математически безграмо­тен, и его мало волновали работы Дж.К.Максведла, который вы­вел уравнения электродинамики в результате теоретического обоб­щения электрических и магнитных явлений. Когда в годы первой мировой войны Т.Эдисон возглавил Консультативный совет Во­енно-морского флота США, он предложил ввести в совет кого-нибудь, кто разбирается в математике, на тот случай, если при решении какой-либо проблемы придется иметь дело с цифрами и уравнениями; по его настоянию ВМФ нанял физика; но поскольку во флотском штатном расписании в то время физик не зна­чился, нанятому специалисту платили жалованье как химику. Этот факт дает некоторое представление о переменах, происшедших со времени первой мировой войны. Точно так же и Г.Маркони, изобретатель беспроволочной связи, не был знаком с работами Герца о радиоволнах.

Теперь все неузнаваемо изменилось. Приведу три красноре­чивых примера.

В 1905 году А.Эйнштейн в возрасте двадцати восьми лет опуб­ликовал три статьи в “Annalen der Physik” (а также тезисы доктор­ской диссертации о новом теоретическом обосновании молекулярно-кинетической теории и числа Авогадро), каждая из которых способна была обеспечить бессмертие его имени в истории науки. Одна статья касалась броуновского движения, в ней не только “доказывалась” “реальность молекул”, но и приводились расчеты, подтверждавшие правильность интерпретации Больцманом зако­нов термодинамики. Вторая статья была посвящена “специальной теории относительности” и описывала, как скорость света остава­лась постоянной в разных системах отсчета, тем самым доказывая ограниченность ньютоновского представления о Вселенной и со­единяя пространство и время в единый континуум; закон же экви­валентности Е=mс² возвестил рождение атомного века. В третьей статье говорилось о так называемом “фотоэлектрическом эффек­те”. Эта работа сначала затерялась в непостижимо загадочной литературе о теоретической физике (ее цитировали реже других), однако она была чрезвычайно важна для прогресса технологии и в 1922 году послужила главным основанием присуждения А.Эйн­штейну Нобелевской премии.

Статья о фотоэлектрическом эффекте пересматривала кон­цепции классической физики, согласно которым свет (подобно звуку) имеет волновую природу. В статье утверждалось, хотя и гипотетически, что свет представляет собой поток квантов, иди дискретных частиц. Работа встретила резкие возражения физи­ков, лишь десятилетие спустя была экспериментально доказана и в конце концов получила теоретическое обоснование в принципе дополнительности, обосновывающем дуализм частицы-волны. Но главное заключается в том, что статья А.Эйнштейна дала толчок многочисленным исследованиям в области оптики — от простых вещей, знакомых нам по практическому применению фотоэлект­рического эффекта, расщеплению светового луча, через работы Ч.Таунса по созданию лазера (слово представляет собой сокра­щение по первым буквам выражения “усиление света посредством вынужденного излучения”) и Д.Габора по годографии, вплоть до развития фотоники как нового рубежа в сфере телекоммуника­ций.