Конкретные приемы обсуждаются в разделе о технологическом прогнози­ровании в главе 3. 1 страница

 

подобных материалов иди процессов. Но это, однако, дело эко­номики — стоимость исследований, определение возможной вы­годы, объем инвестиций, уже вложенных в существующие техно­логии, масштаб рынка для новых товаров и т.д. А это уже нахо­дится вне технологической системы.

Демографическое прогнозирование — а учет народонаселе­ния есть фундамент экономического и социального анализа — представляет собой странную смесь неопределенности и моди­фицированной закрытой системы. Количество детей, рождающих­ся в любой конкретный период времени, зависит от изменений в системе ценностей, экономических колебаний и многих других факторов. Располагая данными о числе родившихся, мы можем на базе актуарных (т.е. счетных) таблиц с высокой вероятнос­тью предсказать, сколько из них выживет, и рассчитать темпы сокращения этой когорты с течением времени. На этой основе можно определить потребности в образовании, здравоохранении и т.д. Но первоначальные решения являются неопределяемыми и носят социологический характер.

Существуют три вида экономического прогнозирования. Пер­вый — простое исследование рынка, основанное на данных о доходах, распределении населения по возрастам, составе семьи и предполагаемых потребностях, что используется фирмами для оценки потенциального спроса, определения объемов товарных запасов и принятия решений о выпуске новых изделий. Второй и наиболее стандартизированный способ заключается в создании временных серий макропеременных — индексов оптовых и по­требительских цен, объемов промышленной продукции, произво­дительности в сельском хозяйстве, уровня безработицы и сотен других, — которые служат индикаторами деловой активности и по совокупности которых может быть сделан прогноз состояния экономики. Третий и наиболее сложный вид — эконометриче-ская модель, которая путем определения фактического взаимо­действия важнейших зависимых и независимых переменных пы­тается имитировать реальную экономическую систему в целом.

Но и здесь существуют ограничения. Исследования рынка подвержены обычному риску, зависящему от расхождений в на­мерениях людей и их реальном поведении; эти расхождения на­растают в условиях высоких дискреционных (т.е. негарантиро­ванных) доходов, когда человек может отложить покупки или стать “безразличным” (в чисто экономическом смысле слова) к дополнительным единицам блага (второму автомобилю, более продолжительному отдыху, плавательному бассейну) в зависи­мости от их цены. Экстраполирование тенденций подвержено также и системным корректировкам, привносимым извне. На­пример, с 1910 по 1940 год индекс производительности в сель­ском хозяйстве поднимался с базового показателя 100 до 125;

если бы процесс продолжался такими же темпами в последующие двадцать лет, показатель достиг бы отметки 140 в 1960 году. Однако его реальное значение к этому времени составило 400. В 40-е годы корректировка была вызвана повысившимся в военные годы спросом, сокращением числа занятых и революции в аграр­ных технологиях благодаря новым удобрениям. Выпуск продук­ции за человеко-час возрос за 40-е и 50-е годы почти в четыре раза, но в то же время после войны резко сократилось количе­ство ферм и возросла миграция в города⁴. Эконометрическая модель имеет достоинства закрытой системы, но ее конечные параметры устанавливаются аналитиком, а не физическими за­конами. Ее трудности кроются в правильной идентификации со­ответствующих переменных и в определении того порядка, в ко­тором они взаимодействуют, так как только в этом случае мож­но имитировать реальные экономические потоки. Брукингская модель, выдающая ежеквартальные прогнозы, была завершена в 1965 году и содержит 300 постоянных показателей и эндогенных переменных и более 100 экзогенных переменных; при этом ее авторы констатируют, что, “исследовав сложную систему урав­нений, читатель должен прийти к выводу: построение широко­масштабной поквартальной эконометрической модели американ­ской экономики лишь только начато”⁵.

⁴ Пример взят из работы Кеннета Боулдинга; см.: Boulding К. Expecting the Unexpected: The Uncertain Future of Knowledge and Technology // Prospective Changes in Society by 1980. Designing Education for the Future. Vol. 1. Colorado Dept. of Education, 1966.

⁵ См.: Duesenberry J.S., Fromm G., Klein L.R., Кип E. (Eds.) The Brookings Quarterly Econometric Model of the United States. Chicago, 1965. P. 734. Брукинг­ская модель делит экономику на 36 производительных секторов и правительство, а также 18 других важнейших компонентов, таких, как потребительский спрос (20 переменных), рабочая сила и семейные отношения (18 переменных), жилищ­ное строительство (23 переменных), внешняя торговля (9 переменных) и т.д.

 

Политическое прогнозирование является наименее точным из всех. В некоторых обществах определенные структурные элемен­ты имеют высокую стабильность. Так, можно предсказать (с до­статочной определенностью), что в 1976, 1980 и 1984 годах в Соединенных Штатах состоятся выборы президента, равно как и то, что в течение каждых пяти лет будут проводиться парла­ментские выборы в Великобритании, и это уже неплохо, учиты­вая, что невозможно сделать подобный прогноз относительно многих других стран. Может ли кто-нибудь равным образом оце­нить политическую стабильность Италии, не говоря уже об аф­риканских и латиноамериканских странах? С помощью опроса общественного мнения можно получить достаточно полное пред­ставление о возможных политических событиях в странах с ус­тойчивой демократической системой. Но наиболее важные поли­тические проблемы замыкаются на конфликтных ситуациях, в которых главные “игроки” вынуждены делать мапоопределенные или рискованные предположения о поступках других⁶. Специа­лист по теории игр способен задать множество вариантов выбо­ра, но только конкретная информация о мотивах дает возмож­ность определить, какой из них воплотится в жизнь. В какой мере осуществятся важнейшие политические решения, часто за­висит от качеств руководителей — таких, как сила воли, — а подобные аспекты личности нелегко просчитать, особенно в кри­тических ситуациях.

Имеются и три вида социального прогнозирования: экстра­поляция общественных тенденций, идентификация исторических “ключей”, приводящих в действие новые рычаги социальных перемен, и оценка возможных изменений основных рамок обще­ственных процессов.

Наиболее привычным, особенно в краткосрочном прогнози­ровании, является выведение социальных индикаторов: уровня

⁶ Парадигмой в этом случае является “дожь второй степени”, воплощенная в минско-пинской шутке. Двое мужчин стоят на платформе железнодорожной станции. Первый спрашивает: “Куда ты собираешься ехать?” — “В Минск, — отвечает другой, — купить кое-какие хлопчатобумажные вещи”. — “Ха-ха! — фыркает первый. — Говоришь, что едешь в Минск для покупки хлопчатого барахла, чтобы заставить меня подумать, будто ты отправляешься в Пинск за шерстяными вещами; но я-то точно знаю: ты едешь именно в Минск для приоб­ретения вещей из хлопка; так зачем же ты меня обманываешь?!”

 

преступности, количества людей, получающих образование, све­дений о состоянии здравоохранения и смертности, миграции и т.д. Но подобные данные имеют серьезные недостатки. Во-пер­вых, многие из них трудно сопоставимы. Что означает, напри­мер, формулировка “рост преступности”? “Уровень преступно­сти”, рассчитываемый ФБР, включает в себя общее число убийств, изнасилований, нападений, грабежей со взломом, краж автомо­билей и т.д., но эти цифры не имеют общего измерителя. Можно взять фунт картофеля и фунт автомобиля и конвертировать их в общую меру долларовой стоимости; можно также свести различ­ные покупки в индекс потребительских цен. Но как можно рас­считать общий уровень преступности, индекс состояния здоро­вья иди показатель развития образования? Вторая трудность зак­лючается в том, что даже когда имеются достаточно четкие дан­ные, временные периоды для них очень коротки, и мы не знаем, насколько существенны некоторые изменения. Так, например, сокращение возраста новобрачных, начавшееся в середине 50-х, приостановилось к 1970 году, а позже тенденция сменилась про­тивоположной. А что касается разводов: увеличилось ли их число или стабилизировалось? В-третьих, мы не знаем с достаточной точностью, что, как и с чем соотносится. Конечно, нам известно, что жилищная сегрегация по расовому или классовому признаку увеличивает неравенство в сфере образования, что характер и объем полученного образования влияют на выбор профессии и социальную мобильность в обществе и что существует взаимо­связь между масштабами миграции и уровнем преступности. Но мы не имеем “модели” общества, аналогичной эконометрической модели, и потому не можем точно установить степень связи со­циальных изменений друг с другом⁷.

Пересмотр ценностей и подъем новых социальных процессов свидетельствуют о крупных общественных переменах, которые можно обнаружить только в исторической перспективе. Опубли­кованная в 1835 году замечательная книга А. де Токвиля “Демок­ратия в Америке” и сегодня кажется актуальной, поскольку ее автор выделил одну из важнейших непреодолимых сил, транс­формирующих общество, — стремление к равенству. Несколько,

⁷ Общий обзор анализа социальных тенденций приведен в: Duncan O.D. Social Forecasting: The State of the Art // Public Interest. No 17. Fall 1969.

 

по-иному М.Вебер определил бюрократизацию как силу, транс­формирующую организационную и административную структу­ры общества, но он также увидел в этом изменении, революцио­низировавшем трудовую деятельность большинства людей и об­щественные отношения, часть всеохватывающего процесса раци­онализации жизни в современном обществе⁸.

На протяжении последних ста пятидесяти лет социальная напряженность в западном обществе определялась этими разнонаправленными импульсами — к равенству и бюрократии, — по­рождавшимися политикой и социальной структурой индустри­ального общества. Заглядывая вперед на несколько десятилетий, можно видеть, что стремление к более широкому участию в при­нятии решений на уровне организаций, контролирующих жизнь индивида (шкоды, больницы, коммерческие фирмы) и растущие потребности в знаниях (профессионализация, меритократия), составят базу социального конфликта будущего.

Но определение исторических “ключей” — дело мудреное. В наши дни стало модным видеть во многих общественных тенден­циях иди в новых социальных движениях некие чудесные пред­знаменования, которые им не присущи или быстро исчезают (по­скольку скорость смены интеллектуальных веяний чаще всего выше, чем в других областях). Поэтому надежных ориентиров, указывающих на то, какие именно новые идеи, ценности иди про­цессы являются подлинными поворотными моментами в обще­ственной истории, не так много. Не поняв этого — иди, по край­ней мере, не предостерегшись от подобных переоценок, — не следует обращаться к изменениям в социальной системе.

⁸ По вопросам, рассмотренным А. де Токвидем, см.: Tocfueville A., de. Democracy in America [Translated by G.Lawrence and edited by J.P.Mayer and M.Lerner]. N.Y., 1966. P. 5-6; по вопросам, рассмотренным М. Вебером, см.:

Weber M. Economy and Society. N.Y., 1968. Chap. 11. Написанная между 1914 и 1920 годами, работа М.Вебера быда прервана его смертью, и ее первое немец­кое издание появилось в 1922 году. Вебер отмечал: “Соединенные Штаты все еще имеют характер государства, которое, по крайней мере в техническом смыс­ле, не полностью бюрократизировано. Но чем шире будут зоны соприкоснове­ния с внешним миром и чем насущнее будут потребности административного единства внутри, тем с большей неизбежностью этот социальный тип будет эволюционировать в направлении бюрократической структуры” (Weber М. Economy and Society. P. 971).

 

Последняя представлена важнейшими институтами, упорядо­чивающими жизнь человека в обществе: профессиональной струк­турой, образованием молодежи, регулированием политических конфликтов и т.д. Переход от сельского к урбанизированному обществу, от аграрной к индустриальной экономике, от федерализованного к централизованному политическому государству суть фундаментальные изменения в общественной структуре. Поскольку такие установления структурированы, они весьма проч­ны, и их сложно изменить или пересмотреть. Поэтому их легче идентифицировать. Но подобные структурные изменения глобаль­ны и не позволяют выделить точных деталей будущего набора общественных правил. Когда происходят такие перемены, они позволяют нам не предсказывать будущее, но лишь определять перечень проблем, стоящих перед обществом и требующих свое­го решения. Именно его и можно прогнозировать.

Идея постиндустриального общества, являющаяся темой дан­ной книги, и представляет собой прогноз перемен в социальной структуре западного общества.

МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЙ ЭКСКУРС

Структура общества — это не слепок с социальной реальности, а концептуальная схема. История — это поток событий, а обще­ство — переплетение многих разнородных отношений, которые познаются не только простым наблюдением. Если мы осознаем различие между фактами и отношениями, то знание, как их ком­бинация, зависит от правильного сочетания фактического и ло­гического порядков. Для опыта первичным является фактический порядок, а для смысла — логический. Разум познает природу, находя некий язык для выражения чего-то сущностного. Знание поэтому производно от категорий, которые мы используем для установления связей, — подобно тому, как восприятие в искус­стве производно от принятых нами допущений, позволяющих видеть вещи “правильно”. А.Эйнштейн однажды сказал: “Имен­но теория определяет, что нам дано увидеть”⁹.

⁹ Цит. по кн.: Heiseriberg W. Physics and Beyond: Encounters and Conversations. N.Y., 1971. P. 63.

 

Nomen est numen (называть означает знать) — древнейший афоризм. В современной философии науки потеп — это не толь­ко название, но также концепции иди постулаты. Концептуаль­ная схема выбирает конкретные атрибуты из сложной реально­сти и группирует их под общей рубрикой с целью выявления сходств и различий. Как логически упорядочивающее устройство, она не может быть правильной или неправильной, но лишь полез­ной иди бесполезной.

Концептуальная схема — в том смысле, в каком я использую это словосочетание, — зиждется на осевом принципе и имеет осевую структуру. Моя цель в том, чтобы восстановить некото­рые значимые элементы прежних методов социального анализа.

Постановка проблемы, заметил однажды Дж.Дыои, есть наи­более эффективный способ воздействия на дальнейшие рассуж­дения. К.Маркс поставил проблему определения структуры об­щества, выдвинув идею о базисе, основанном на экономических отношениях, и надстройке, им определяющейся. Затем ученые поменяли местами взаимосвязь, настаивая на первичности идео­логических, культурных иди политических факторов, иди, коль скоро такой подход был принят, подчеркивали взаимодействие всех факторов и отрицали любой из них в качестве первичного. Таким образом, атака на детерминистскую теорию завершилась отрицанием любой общей концепции социальной причинности и отказом от попыток поиска каких-либо глубинных основ [обще­ственной жизни]. Один из социологов выразился так: “Совре­менная теория систем рассматривает общество как разобщенную систему, динамичная природа которой проистекает из взаимо­действия составляющих ее элементов друг с другом, а также с внешним окружением”¹⁰. Предлагается набор подсистем — обра­зовательная, профессиональная, политическая, религиозная, — которые в той или иной мере влияют друг на друга, но при этом остается неясным, какая из них наиболее важна и почему. Все растворено во взаимодействующих силах.

Идея осевых принципов и структур является попыткой выя­вить не причинность (это может быть сделано лишь в теории

10.Vuckley W. Sociology and Modern Systems Theory. Ihglewood Cliffs (N.J.), 1967. P. 42-45.

 

эмпирических отношений), а центральность. В поисках ответа на вопрос, как функционирует общество, эта идея стремится определить в рамках концептуальной схемы его организующий остов, вокруг которого группируются прочие институты, или энергизирующий принцип, логически обусловливающий все ос­тальные.

Многие видные социальные мыслители помещали идею осе­вых принципов иди осевых структур в центр своих формулиро­вок. Например, вся несущая конструкция книги А. де Токвидя “Старый порядок” — подчеркивание преемственности француз­ского общества до и после революции — базируется на осевой структуре: подчеркивании централизации управления в руках государства. В другой его работе — “Демократии в Америке” — осевым принципом, объясняющим распространение демократи­ческих начал в американском обществе, выступает равенство. Для М.Вебера рационализация есть осевой принцип для понимания перехода западного мира от традиционного к современному об­ществу: рациональный расчет, рациональная технология, рацио-налистская экономическая этика и рациональное ведение жиз­ни 11. Для К.Маркса производство товаров есть осевой принцип капитализма, а коммерческое предприятие — осевая структура; для Р.Арона в его теории индустриального общества таким прин­ципом служит машинная технология, а структурой — фабрика.

Концептуальные постулаты являются логическим порядком, налагаемым аналитиком на порядок фактический. Но поскольку последний столь многообразен и сложен, то к одному и тому же периоду иди социальной структуре в зависимости от намерения аналитика могут быть применены многие логические порядки — каждый со своим собственным осевым принципом. В XVIII— XIX веках недостатком как общественной теории, так и физики была их наивная научность. Реальность признавалась существу­ющей независимо, и единственная проблема состояла в том, что­бы подучить ее подлинное отражение, не извращенное предубеж­дением, привычками, предрассудками (вспомним, что в класси­ческой формулировке Ф.Бэкона подобные извращения вызыва-

11. Формулировку М.Вебера см. в: Weber M. General Economic Theory. L., w.d. Chap. 30. P. 354.

 

Nomen est numen (называть означает знать) — древнейший афоризм. В современной философии науки потеп — это не толь­ко название, но также концепции иди постулаты. Концептуаль­ная схема выбирает конкретные атрибуты из сложной реально­сти и группирует их под общей рубрикой с целью выявления сходств и различий. Как логически упорядочивающее устройство, она не может быть правильной иди неправильной, но лишь полез­ной или бесполезной.

Концептуальная схема — в том смысле, в каком я использую это словосочетание, — зиждется на осевом принципе и имеет осевую структуру. Моя цель в том, чтобы восстановить некото­рые значимые элементы прежних методов социального анализа.

Постановка проблемы, заметил однажды Дж.Дьюи, есть наи­более эффективный способ воздействия на дальнейшие рассуж­дения. К.Маркс поставил проблему определения структуры об­щества, выдвинув идею о базисе, основанном на экономических отношениях, и надстройке, им определяющейся. Затем ученые поменяли местами взаимосвязь, настаивая на первичности идео­логических, культурных или политических факторов, или, коль скоро такой подход был принят, подчеркивали взаимодействие всех факторов и отрицали любой из них в качестве первичного. Таким образом, атака на детерминистскую теорию завершилась отрицанием любой общей концепции социальной причинности и отказом от попыток поиска каких-либо глубинных основ [обще­ственной жизни]. Один из социологов выразился так: “Совре­менная теория систем рассматривает общество как разобщенную систему, динамичная природа которой проистекает из взаимо­действия составляющих ее элементов друг с другом, а также с внешним окружением”¹². Предлагается набор подсистем — обра­зовательная, профессиональная, политическая, религиозная, — которые в той иди иной мере влияют друг на друга, но при этом остается неясным, какая из них наиболее важна и почему. Все растворено во взаимодействующих силах.

Идея осевых принципов и структур является попыткой выя­вить не причинность (это может быть сделано лишь в теории

¹¹ Buckley W. Sociology and Modern Systems Theory. Ihglewood Cliffs (N.J.), 1967. P. 42-45.

 

эмпирических отношений), а центральность. В поисках ответа на вопрос, как функционирует общество, эта идея стремится определить в рамках концептуальной схемы его организующий остов, вокруг которого группируются прочие институты, иди энергизирующий принцип, логически обусловливающий все ос­тальные.

Многие видные социальные мыслители помещали идею осе­вых принципов или осевых структур в центр своих формулиро­вок. Например, вся несущая конструкция книги А. де Токвиля “Старый порядок” — подчеркивание преемственности француз­ского общества до и после революции — базируется на осевой структуре: подчеркивании централизации управления в руках государства. В другой его работе — “Демократии в Америке” — осевым принципом, объясняющим распространение демократи­ческих начал в американском обществе, выступает равенство. Для М.Вебера рационализация есть осевой принцип для понимания перехода западного мира от традиционного к современному об­ществу: рациональный расчет, рациональная технология, рационалистская экономическая этика и рациональное ведение жиз­ни 12. Для К.Маркса производство товаров есть осевой принцип капитализма, а коммерческое предприятие — осевая структура; для Р.Арона в его теории индустриального общества таким прин­ципом служит машинная технология, а структурой — фабрика.

Концептуальные постулаты являются логическим порядком, налагаемым аналитиком на порядок фактический. Но поскольку последний столь многообразен и сложен, то к одному и тому же периоду или социальной структуре в зависимости от намерения аналитика могут быть применены многие логические порядки — каждый со своим собственным осевым принципом. В XVIII— XIX веках недостатком как общественной теории, так и физики была их наивная научность. Реальность признавалась существу­ющей независимо, и единственная проблема состояла в том, что­бы получить ее подлинное отражение, не извращенное предубеж­дением, привычками, предрассудками (вспомним, что в класси­ческой формулировке Ф.Бэкона подобные извращения вызыва-

12. Формулировку М.Вебера см. в: Weber M. General Economic Theory. L., w.d. Chap. 30. P. 354.

 

тсъ к жизни идолами племен, пещеры, базарной площади и теат­ра). Составление социальной карты мыслилось наподобие “про­екции Меркатора”, в соответствии с которой карта набрасыва­лась, как план, как чертеж архитектора, причем точка обзора помещалась в бесконечности, то есть обозреватель находился не в каком-то определенном месте на карте, но во всех точках одно­временно. Но даже очевидное расположение Севера в верхней части карты является продуктом согласия картографов (и то не очень старым), и с точки зрения экономической (и стратегиче­ской) географии можно подучить более полное представление о ситуации, глядя на перспективные карты, отражающие взгляд из какого-либо определенного пункта. Так, рассматривая Европу “с Востока”, то есть стоя в позиции наблюдателя, находящего­ся на побережье Тихого океана, можно получить более полное

представление о масштабах России, чем изучая любую услов­ную карту¹².

Концептуальные постулаты и осевые принципы ценны тем, что они позволяют занять комплексную позицию в попытке по­нять социальное изменение, но они не отрицают ценности вос­приятия логики ключевых институтов в рамках конкретной схе­мы. Так, термины “феодализм”, “капитализм”, “социализм” по­рождены концептуальными схемами, расположенными — в марксовой теории — вдоль оси отношений собственности. Термины “доиндустриальный”, “индустриальный” и “постиндустриальный” выступают следствиями использования в качестве осевого прин­ципа типа производства и разновидности используемого знания. В зависимости от оси мы можем выявить сходства или различия. Так, по признаку отношений собственности существуют проти­воречия между Соединенными Штатами и Советским Союзом, так как одно государство является капиталистическим, а другое социалистическим. С точки же зрения производства и техноло­гий как Советский Союз, так и Соединенные Штаты представля­ют собой индустриальные общества и, таким образом, в чем-то схожи. Поэтому когда речь заходит об СССР и США, нет необ­ходимости зацикливаться ни на принципе конвергенции, ни на

¹² Подобные различия иллюстрируют прекрасные карты, помещенные в: Ham-son E. Look at the World. N.Y., 1944.

 

идее неизбежного конфликта, но следует выявить подвижные оси, вдоль которых могут существовать различия. Таким образом можно избежать одностороннего детерминизма, как экономиче­ского, так и технологического, в объяснении общественных пе­ремен, сохраняя при этом логику определенной концептуальной схемы. Отвергается причинность, но акцентируется внимание на значимости (или, в дильтеевском смысле, на значении). Таким образом можно создать и принцип дополнительности в социаль­ной теории¹³.

ИЗМЕРЕНИЯ ПОСТИНДУСТРИАЛЬНОГО ОБЩЕСТВА

Общество можно аналитически поделить на три части: социальную структуру, политическую систему и сферу культуры. Первая ох­ватывает экономику, технологию и систему занятости. Полити­ческий строй регулирует распределение власти и разрешает кон­фликты, порождаемые притязаниями и требованиями отдельных лиц и групп. Культура есть царство экспрессивного символизма

 

¹³ Существует риск при полном переносе какой-либо концепции из одной области в другую, и общественные науки особенно пострадали от этого. Приме­ром может стать заимствование терминов “сила” и “мощность” из физики, “структура” и “функция” из биологии. Термин “комплементарность” употреб­лялся Нидьсом Бором для объяснения противоречивого поведения света как волны и частицы, но он действительно чувствовал, по мнению моего коллеги физика Дж.Холтона, что этот принцип применим ко многим явлениям в приро­де и обществе. Последнее, возможно, было проявлением гордости великого че­ловека, увлеченного открытием всеобъемлющего принципа. Поскольку понятие имеет лишь общий характер, я буду употреблять его скорее как метафору, а не как объясняющий механизм.

Осевые структуры и концептуальные схемы я рассматриваю в очерке (см.: Bell D. Macro-Sociology and Social Change // Theories of Social Change. [N.Y., 1974]), который подготовил для Фонда Рассела Сэйджа. Иное использование идеи концептуальных схем содержится в работе: Gurvitch С. The Social Frame­works of Knowledge. Oxford, 1971 [первоначально опубликована на француз­ском языке в 1966 году]. Г.Гурвич пытается определить последовательность исторических социальных типов и виды познавательных систем, связанные с каждым из них. Именно в этих рамках он анализирует разновидность социоло­гии знания, развитую Максом Шедером в его исследовании “Die Wissenformen und die Gesellschaft” (1926).

 

и выразительности. Делить общество подобным образом полез­но, потому что каждый аспект подчиняется особому осевому прин­ципу. В современном западном обществе для социальной струк­туры таковым является экономизация — способ выделения ре­сурсов в соответствии с принципами наименьших затрат, заме­няемости, оптимизации, максимизации и т.д. Осевой принцип политической системы — участие, подчас мобилизируемое иди контролируемое, подчас исходящее снизу. Центральный прин­цип культуры — воплощение и совершенствование собственной личности. В прошлом три этих сферы связывались общей систе­мой ценностей (а в буржуазном обществе еще и общим характе­ром структуры). Но в наши времена имеет место их нарастаю­щая разъединенность, и в силу причин, которые я излагаю в Эпи­логе, таковая будет усиливаться.

Концепция постиндустриального общества оперирует прежде всего с изменениями в общественной структуре, уделяя внима­ние направлению, в котором трансформируется экономика и пе­рестраивается система занятости, а также новым взаимоотноше­ниям между теорией и практикой, в особенности между наукой и технологией. Такие изменения можно наглядно проследить, что я и пытаюсь сделать в этой книге. Однако я не утверждаю, что в социальной структуре они определяют соответствующие переме­ны в политике иди культуре. Скорее они ставят три типа вопро­сов перед остальными элементами общества. Во-первых, обще­ственная структура есть система ролей, предназначенных для координации человеческих поступков, направленных на дости­жение определенных целей. Роди разделяют людей, задавая осо­бые способы поведения, соответствующие положению в обще­стве, но человек не всегда с готовностью воспринимает условия той иди иной роди. Одна из черт постиндустриального общества, например, связана с растущей бюрократизацией науки и специа­лизацией интеллектуального труда до мельчайших деталей. Но не очевидно, что люди, приходящие в науку, воспримут это поло­жение подобно тому, как поступали работники, приходившие на фабрику полтора века тому назад.

Во-вторых, изменения в общественной структуре порождают проблемы в сфере управления, с которыми сталкивается полити­ческая система. В обществе, которое все глубже сознает свою судьбу и стремится контролировать свои богатства, политиче­ский порядок по необходимости становится первостепенным. Поскольку постиндустриальное общество повышает важность технического компонента знаний, оно заставляет жрецов нового строя — ученых, инженеров, технократов — конкурировать с политиками иди становиться их союзниками. Взаимоотношение между общественной структурой и политическим порядком пре­вращается тем самым в одну из главных проблем власти в пост­индустриальном обществе.