И это самое страшное.

— Значит так, — на ходу придумывал план я, — вылезаем через окно и бежим точно вперёд, чтобы не привлекать большое количество собак. Запомни, залает одна — залают все, и нам придёт конец.

— Ты действительно думаешь, что они не услышат нас? Это же собаки, — засомневался парень.

— Знаю, поэтому и взял с собой это, — я вытащил из кармана украденный вчера кусок мяса. Я же сказал, идея с собаками хорошая, но предсказуемая. — Я кину им мясо, после чего мы быстро убежим. Всё понял? — Лео кивнул.

Набрав побольше воздуха, я начал приводить план в действие. Встал на подоконник и, прежде, чем спрыгнул с него на улицу, кинул кусок мясо собаке, рассчитав бросок на самое дальнее расстояние, на которое только был способен. Та сначала зарычала, но учуяв еду, тихо заскулила и принялась за лакомство.

— Сейчас, — скомандовал я, выпрыгнув и подождав блондина, после чего мы вместе рванули к воротам.

Больше всего я боялся, что что-то пойдёт не так, и в приливе адреналина я переключусь на другую личность. А тогда я не мог гарантировать безопасность ни себе, ни Лео, ни даже другим людям.

Перелезть через ворота не составило особого труда, поэтому я облегченно вздохнул, когда уже оказался на той стороне. Всё в порядке. Всё хорошо. Теперь уже худшее позади.

Я взглянул вбок, где стоял обескураженный Лео. Я понимаю его; понимаю, какого это — не видеть мир такое долгое время. Но, в отличие от него, я готов ко всему, что меня ожидает, поэтому мне не страшно сделать шаг в сторону и отойти от школы. Парень сидел взаперти достаточно, чтобы отгородиться от окружающего мира и создать иллюзию того, что кроме школы, ничего больше не существует. Странно, а ведь это они с Джонни больше всего хотя чувствовать себя живыми, а не превращаться в тряпичных кукол, как большинство пациентов этого учреждения. Они хотят, но сами же и отгораживаются от всего, что их окружает. А ведь первый признак потери себя — одиночество. Я-то знаю.

— Пошли, — произнёс я, отвлёкшись от собственных мыслей.

Пахло дождём, который тут был довольно частым гостем. Я засунул руки в карманы пальто и тронулся вперёд по сухой и сырой земле. Ветер был не тёплый, а морозный и противный. Зато это предавало свежести.

— Я слышал, о чём говорил учитель сегодня на уроке, — осторожно начал парень, делая большие шаги, чтобы догнать меня.

— Ты был на уроке? Не заметил тебя, — удивился я.

— Ничего, это часто бывает, — он махнул рукой и смущённо улыбнулся.

Стало даже немного неловко. Лео действительно был незаметным и тихим. Он был одним из тех замкнутых одиночек, которые, обычно, обедали и тусовались одни не потому, что предпочитали себе свою компанию, а потому что другого выбора у них не было.

— Ты знаешь, кто ты? — вдруг остановился Лео.

— Монстер, — я усмехнулся. — У меня есть светлая сторона, и у меня есть темная сторона. Истинное наслаждение в том, чтобы иметь их обе. Мой враг — я сам внутри себя. Внутри меня есть «не я». Где-то в 6-7 лет мы отделяем от себя и прячем те качества нашей личности, которые не вписываются в окружающий нас мир. И они, эти тайные стороны нашего «я», становятся нашей тенью.

— Так значит, всё, что он говорил — правда? — одними губами прошептал Лео. — Вот почему ты тут. Ты запутался в своих личностях.

Я сглотнул. Это было самым точным определением, которое я только мог подобрать. «Запутался в своих личностях», это так. Я ведь даже сомневаюсь в том, Джастин ли я или Рэн. И в последнее время всё только хуже.

— На самом деле, я тут, чтобы избавиться от своей второй личности, утолив её желание, — зарывшись носом в ворот пальто, я незаметно улыбнулся.

— Какое?

Убить.

Лео содрогнулся, громко сглотнув. Его дыхание сбилось, ноги начали подкашиваться. Он развернулся ко мне лицом, отходя назад. Мы были на полпути к городу, но он совершенно отказывался идти дальше. Блондин сжал ладонью губы, из которых доносился писк, похожий на скуление; голубые глаза с нездоровым блеском распахнулись.

— Кто ты? — истерически залепетал он, отходя от меня всё дальше и дальше.

— Что? Ты чего, эй? — растерялся я. Подходя к Лео ближе, я хотел схватить его за руку, чтобы во всём разобраться, но вместо этого он только споткнулся, сделав шаг назад, и упал.

— Где Джастин? Что происходит? — испуганно лепетал он.

— Это же я, успокойся, — теперь это казалось мне странным. — Лео? — он плакал.

Боялся меня?

Рывком обездвижив его, я сел парню на живот и расставил его руки по обе стороны головы, прижав своими к сырой земле.

— Всё хорошо, Лео, — спокойно прошептал я, не боясь заглядывать ему в глаза. Теперь он замолчал, но всё ещё сбито дышал и хнюпал носом. Его губы и руки дрожали, грудь быстро вздымалась и опускалась.

Когда я увидел, что он приходит в себя, то слез с него и сел рядом, согнув ноги в коленях. Парень повторил движения за мной, вытерев оставшиеся слёзы рукавом дождевика.

— Деллюзия Капграса, — вдруг ни с того ни с сего произнёс он, — Это случается, когда я чем-то напуган, чему-то удивлён или вовсе обескуражен. Это то, почему я здесь.

Я сглотнул, напрягшись. Единственное, что я знал об этой болезни — у страдающего этим синдромом возникает бредовое убеждение, что кто-либо из его близких заменен идеально похожим двойником.

— Давно?

— С детства, — в его глазах, жестах, поведении читалось ложное спокойствие. — Ты только представь: твой отец заходит в дверь, и ты идешь к нему навстречу. Вдруг ты останавливаешься. Тебе кажется, что этот человек вообще не твой отец. Он похож на твоего отца, но ты понимаешь, что этот человек определенно не отец. Твоего отца подменили на самозванца, — рассказывал Лео с едва трогающей губы улыбкой. — Представь себе, в каком бы ты был замешательстве, если бы кто-то, похожий на любимого человека, сидел рядом с тобой и знал интимные подробности о твоей жизни, хотя ты уверен, что этот человек — обманщик.

— Ты сказал «любимый человек», — перебил его я, — всё это началось, когда ты влюбился?

— Существует несколько теорий относительно того, как работает синдром Капграса, некоторые из них более вероятные, чем другие. По мнению психоаналитиков, синдром, возможно, является результатом комплекса Эдипа или Электры — сексуального влечения к одному из родителей, и чувства ревности к другому. Люди с данным синдромом пытаются избавиться от чувства собственной вины в этих обстоятельствах путем определения одного из родителей как его двойника, — прошептал блондин. — Я влюбился в своего отца, Джастин.

Состояние и поведение Лео пугало. Но не меньше пугал его рассказ о жизни и о своей болезни. Я действительно не знал, что ответить. Он рассказал мне правду, доверившись, и я не могу так просто этим пренебречь.

— Я провёл детство в детском доме, — начал я, — поэтому не могу понять твоих чувств и не знаю, что тебе на это сказать.

— Ты жил в детском доме? — к Лео вернулась прежняя невинность, эхом отдавшаяся в его голосе.

— Да, но, поверь, по сравнению с тем, что случилось дальше, это были лучшие годы моей жизни, — я улыбнулся.

Подав руку парню, я помог подняться ему с земли, и мы вместе зашагали в город. На удивление, сегодня мы справились довольно быстро. Да и сложностей особых не было. Нужно всего-то было найти мелкие забегаловки, на которых нет сигнализации, после чего открыть замок любым предметом, попавшим под руку. Мы старались действовать незаметно, да и людям на глаза не попадаться. Лишних проблем не хотелось. Кстати, я прихватил кое-что особенное для Джонни. Достать это было чертовски нелегко, но я думаю, это того стоит.

— Похоже, сегодня мы отлично поработали, — произнёс я, когда мы уже выходили из города. — И мы как раз успеваем в школу. Хорошо, что все лекарства мы взяли ещё вчера, и сегодня нам не пришлось тратить на это время.

Placebo – Where Is My Mind? (The Pixies cover)

Блондин и не собирался мне отвечать. Он смирно стоял, подняв голову.

— А я уже и забыл, как выглядят звёзды, — тихо сказал он.

Я удивлённо запрокинул голову к небу. Действительно, сегодня они такие яркие. Не такие яркие, как когда мы представляли их с Джонни, лёжа в своей камере десять лет назад, но тоже весьма неплохие.

— Знаешь что? — улыбнулся я, достав бутылку виски из сумки (прихватил на всякий пожарный), — думаю, мы заслужили немного отдыха.

Упав на землю, я разлёгся на ней, протянув уже открытую бутылку Лео. Тот только непонятно захлопал длинными светлыми ресницами, склонив голову на бок.

— Это виски, — хмыкнул я, — Пей.

Он сделал глоток, поморщившись. Когда-то ты должен был это попробовать, парень.

— Хоть я и был ещё сопляком, но отчётливо помню, как в детдоме взрослые ребята незаметно проносили к себе в комнату алкоголь, точно так же сбегая по ночам и воруя его в ларьках.

— Что случилось с тобой после детдома? — поинтересовался Лео, отдав мне бутылку. Я сделал ещё один спасающий глоток. Блондин улёгся рядом со мной, продолжая смотреть на мерцающие звёзды.

— Я стал подопытным кроликом, — улыбнулся я.