ГЕРМАНЦЫ

Выше уже было сказано о трудностях возведения начальной истории народов, известных из письменных источников, в глубокую древность на основании археологических данных. Что ученые постепенно осознают эти трудности и становятся все более осторожными в своих выводах, видно на примере изучения истории ранних германцев.

Когда-то считалось доказанным, что в конце неолита и в начале бронзового века (около 1800 г. до н. э.), а также вскоре после этой даты две существовавшие тогда северные «культурные провинции» – мегалитических гробниц и шнуровой керамики (одиночных погребений) – смешались и создали единую культуру, которая позже представляет уже германцев.[205] Сейчас очень немногие и очень осторожно решаются идентифицировать своеобразные культуры эпохи бронзы в Южной Швеции и Ютландии с германцами, так как невозможно непосредственно связать эти культуры с позднейшими культурными группами римского времени на Везере, Эльбе, Рейне, Северном море, которые определенно считаются германскими.

Языковеды, выделяя слой древнегерманской топонимики, указывали на то, что он должен был бы восходить к бронзовому веку. Южная Скандинавия представляется областью, где в отличие от других частей Европы наблюдается удивительное единство топонимов, принадлежащих только к германскому языку.[206] Но именно здесь обнаруживается такой разрыв в археологическом развитии, что нет возможности установить прямые связи. После расцвета в эпоху бронзы наступает неожиданный упадок культуры.

Некоторые ученые, главным образом языковеды, а не археологи, пытаются примирить факты, противоречащие локализации прародины германцев в Скандинавии, с концепцией, приемлемой для объяснения возникновения германского языкового единства. Эта концепция чисто умозрительна и исходит из следующих соображений: для того, чтобы возникло германское языковое единство, которое обще всем германским диалектам и отличает германцев от других индоевропейцев (в частности, от кельтов и иллирийцев), германские племена должны были длительное время жить вместе и спокойно. Это могло быть в бронзовом веке на Ютландии.[207] Действительно, могло быть, но было ли? Шпрокгофф, картографируя в 1937 г. клады позднего бронзового века в Северной Германии, установил, что они распространяются из Дании и Южной Швеции на восток до Вислы и на север Скандинавии.[208] Отсюда был сделан вывод, что и германцы расселились в конце бронзового века по Померании и до устья Вислы. Однако никто не мог и даже не пытался доказать, что эти клады – германские и что только германцы могли их распространять.

Тот же Шпрокгофф допустил ошибку (вернее, повторил ошибку Коссинны), пытаясь установить границы германской области в периоде V бронзы по «германской» золотой посуде (подобной найденной в Эберсвальдском кладе). Такие сосуды попадались преимущественно в северной области, и исследователи не сомневались в том, что они германские.[209] Но когда золотые миски из Эберсвальдской находки сравнили с гальштатскими изделиями, сравнили их орнаментику и технику изготовления, то стало ясно, что они принадлежат к гальштатской культуре и являются гальштатским импортом на севере. Карты Коссинны и Шпрокгоффа показывают лишь, в каком районе был распространен обычай прятать эти сосуды в виде кладов.[210]

Поныне все попытки отыскать прародину германцев с помощью археологических данных не увенчались успехом. Нет никакой возможности проследить непрерывное автохтонное развитие германцев в Северной Европе от мезолита до введения христианства, как это пытались делать. Таким образом, отпадает утверждение, что культура германцев позднелатенского времени, описанная Цезарем, может быть возведена к бронзовому веку или неолиту северных областей. Лишь в середине I тысячелетия до н. э. германцы становятся археологически ощутимы, но и в это время нельзя всю территорию позднейшего расселения германцев рассматривать как некое археологическое единство.

Не менее спорны попытки использовать археологические данные для решения поставленного языковедами вопроса о разделении германцев на большие группы – западных и восточных (по Мюлленгоффу) или восточных, северных и западных (по другим исследованиям) – и о признании именно западных германцев исходной ступенью в возникновении позднейшего немецкого языка и немецкой нации. За последние 50 лет языково-географические и культурно-морфологические работы лингвистов разрушили представление о западногерманской общности и показали, что даже в языковой области – это фикция. Археологические же материалы позволяют говорить о разделении германцев на группы племен лишь в римское время, начиная с I в. до н. э. Сопоставляя письменные источники с данными языка и археологии, удалось выделить следующие группы племен: 1) эльбогерманцы (герминоны)[211], 2) североморские германцы (ингвеоны), 3) везеро-рейпские германцы (иствеоны), 4) восточные (или одро-висленские) германцы и 5) северные германцы.[212] Это деление отнюдь не бесспорно, но это максимум того, что достигла современная наука. Попытка же выделить по археологическим данным отдельные племена, даже такие большие, как херуски или хатты, пока безуспешна.

Большое значение имело нивелирующее германские культуры кельтское влияние в позднелатенское время. В конце концов, только обряд погребения отличает германцев от кельтов. Оружие, фибулы и другие вещи восходят к кельтским образцам.[213] Обширные области непосредственных контактов, например на Нижнем Рейне, создали зоны такого интенсивного культурного обмена, что даже соединенные усилия историков, археологов и лингвистов не позволяют провести здесь границу между кельтами и германцами. Кто такие, например, белги Цезаря? Цезарю сказали, что белги – это германцы, переселившиеся на земли изгнанных ими галлов. Вероятно, это верно, и белгами называли смешанное кельтогерманское население Северной Галлии. Словом, все попытки решать проблемы германской «доистории», возводя происхождение германцев в глубокую древность, потерпели неудачу. Это объясняется не столько несовершенством научных методов, сколько тем, что задача была сформулирована ненаучно. Ведь в глубокой древности, в бронзовом веке, германцев еще не существовало. Следует согласиться со следующим выводом: «Именно в последние десятилетия в свете осмысления новых данных, поступающих в распоряжение исследователя, – материала древнегерманской топонимики и ономастики, а также рунологии, древнегерманской диалектологии, этнологии и истории – в ряде работ было со всей определенностью подчеркнуто, что вычленение германской языковой общности из западного ареала индоевропейских языков имело место в относительно позднее время и что образование отдельных ареалов германской языковой общности относится лишь к последним векам до и первым векам после нашей эры».[214]

Исходя из этого вывода, сейчас следует, по-видимому, признать древнейшей культурой, которую можно назвать германской, ясторфскую культуру гальштато-латенского времени. Эту культуру, первоначально распространенную в Нижней Саксонии, многие археологи приписывают «эльбо-германцам», в частности на том основании, что, по утверждению Цезаря и римских историков императорской поры, в их время эта территория была занята германским племенем свевов.

Г. Швантес по материалам раскопок в Нижней Саксонии в 1896–1909 гг. дал периодизацию раннего железного века этой области. В районе Ульцена на р. Ильменау находится большое количество археологических памятников разных эпох. Это дало возможность проследить здесь последовательную смену культур.[215] Люнебургская пустошь (область между нижним течением рек Эльбы и Аллер) представляет собой песчаную холмистую равнину, в восточной части которой жили славяне (дравено-полабы, венеды), позже целиком онемеченные. Среди многочисленных курганов, городищ и других археологических памятников разных эпох особое место занимают поля погребальных урн. Небольшие деревни Вессенштедт, Ясторф, Рипдорф. Зеедорф, у которых были найдены поля погребений, дали название четырем культурам. Швантес изучил и описал их в 1911 г.[216]

Вессенштедт представляет переходную эпоху от бронзы к железу. В это время еще сохранялись курганы бронзового века, но все возрастало количество полей погребений с трупосожжениями. Появились первые мелкие изделия из железа, добытого из местных руд. Но более значительный прогресс заметен только в ясторфской культуре.[217]

 

 

 

Вессенштедт. Вверху могилы, внизу керамика и изделия из бронзы

(по Швантесу). Без масштаба

 

Ясторфская культура имеет большое значение в истории германцев, так как это самая древняя культура, о которой можно говорить как об определенно германской. Через стадии рипдорф и зеедорф эту культуру можно проследить до первых веков нашей эры, когда, по сведениям письменных источников, германцы были единственным населением на территории распространения этой культуры. Первоначально ясторфская культура была намечена как комплекс памятников на Нижней Эльбе, но сейчас границы ее (учитывая поздние стадии) расширены от Ганновера и морского побережья, по Средней Эльбе до Мекленбурга и до Шлезвиг-Гольштейна и Дании. Стадии более древние, чем ясторфская,— тремсбюттель, вессенштедт, бельдорф, относящиеся к концу бронзового века, не могут быть признаны безусловно германскими. Здесь нет прямой преемственности элементов культуры, и Швантес очень осторожно говорит, что, хотя такое предположение возможно и даже весьма вероятно, доказать его пока нельзя.

Ведется дискуссия по вопросу о самостоятельном развитии ясторфской культуры. Е. Шпрокгофф утверждал, что ясторфская культура является вариантом латенской.[218] Швантесу, как мне кажется, удалось доказать, то ясторфская культура создана самостоятельно группой племен, живших на севере современной территории ГДР и ФРГ, и возникла она несколько раньше сложения латенской культуры (около 600 г. до н. э.).[219] Ее основа – местная, германская, но она восприняла с юга отдельные элементы гальштатской культуры, а в последующие века, когда германцы вошли в соприкосновение с кельтами в Средней Европе, эта культура была сильно кельтизирована и потому

 

 

Ясторф. Период А. Сосуды и другие изделия (по Швантесу).

 

Ясторф. Период В. Сосуды и другие изделия (по Швантесу).

 

Ясторф. Период С. Сосуды и поясные пряжки (по Швантесу).

 

с трудом отличима от латенской. Кельтизация раннегерманской культуры и была главной причиной того, что во многих случаях мы не можем по материальной культуре определить, с каким народом связаны те или иные памятники – германцами или кельтами. Впрочем, и в языковой области смешение кельтского и германского иногда настолько сильно, что невозможно провести четкие границы.

В раннем периоде ясторфской культуры происходит значительный рост населения на севере, о чем свидетельствуют многочисленные могильники, разбросанные от Мекленбурга до бассейна Аллера. Повсеместно господствует трупосожжение с погребением урн в грунтовых могильниках. Иногда могилы прикрыты камнями или стены ямы выстланы каменной кладкой. Встречаются также невысокие курганы. Постепенно распространяются погребения всех остатков трупосожжения – золы, углей, обожженных костей и обгоревших металлических вещей – в яме (Вrandgrubengräber) или захоронение останков в урне, вокруг которой в яму ссыпаны остатки погребального костра (Вrandschüttungsgräber). Погребальный инвентарь очень беден, и, кроме урны, в могилах находят немногочисленные булавки с лебедевидными и бомбовидными головками, колечки и небольшие поясные пряжки. Фибулы еще не встречаются.[220] Ранние ясторфские урны сделаны от руки, имеют длинное горло и орнамент в виде зигзагов, горизонтальных каннелюр. Сверху они прикрыты чашей. На более поздней стадии – рипдорф – известны бомбовидные сосуды, лопастевидные булавки, спиральные серьги. В этот период сильно сказывается кельтское влияние, в частности появляются фибулы среднелатенского типа.[221]

В периоде зеедорф погребения совершены в урнах, не имеющих крышки (миски, прикрывающей урну сверху). В могильный инвентарь входят сосуды и изредка оружие. Кельтское влияние сказывается в наличии латенских поясных блях, фибул, бронзовых сосудов, а также в керамике. Сосуды (гончарные) [222] – сильно профилированные, с широким закругленным брюшком или биконические с цилиндрическим горлом, с черной полированной поверхностью. Но наряду с такими, перенятыми у кельтов элементами культуры известны и собственные, независимые формы. Например, кроме двулезвийного меча, встречается однолезвийный местного типа. Поясной крючок, который и в предшествующее время был велик, приобретает гигантские размеры. Найдены «гольштинские» пояса из орнаментированных пластин, «парусовидные» серьги и др.

В среднем (стадия рипдорф) и позднем (стадия зеедорф) периодах ясторфской культуры начинается местная обработка железа.[223]

Поселения ясторфской культуры до сих пор не изучены.

Ясторфская культура не была абсолютно едина во всех областях ее распространения. Выделены некоторые местные группы, и им даны собственные наименования. Такова, например, группа борнике, названная по могильнику у деревни Борнике (в 10 км к северо-востоку от г. Науэн, ГДР). Ранние могилы окружены кругом из камней диаметром 2–3 м. Камни небольшие – 0,5–0,75 м. На следующей стадии круг исчез, но сама могила прикрыта камнем. Наконец, поздние могилы вообще без камней. Керамика вся лепная, близкая к горицкой и биллендорфской. На позднем этапе заметны сильные влияния латенской культуры. Металлические вещи – поясные крючки, луновидные бритвы и большие фибулы с тремя круглыми дисками на спинке –сделаны только из железа.[224]

Примыкает к ясторфской культуре распространенная от Западного Ганновера до Рейна ниенбургско-гарпштедская группа, выделенная по типичной керамике – горшкам с шероховатой поверхностью («Rauhtopf»). Ранние формы этих горшков биконические, более поздние имеют четко очерченный венчик и S-видные или бочковидные стенки. Эта группа восходит к концу гальштата, но продолжает существовать в первых веках нашей эры. Отдельные могильники этой группы содержат погребения рубежа нашей эры, когда, вероятно, на территории Среднего и Западного Ганновера жили германцы. На этом основании ниенбургско-гарпштедская группа считается принадлежащей древним германцам.[225] Однако попытки сопоставить археологическую границу распространения ниенбургско-гарпштедской керамики с ареалом германской топонимики не увенчались успехом. Только на севере гидронимы оказались чисто германскими, на юго-востоке – смешанными, на западе – не германскими.[226]

Впрочем, и границы распространения ясторфской культуры также не полностью совпадают с границами распространения германских языков. Сложность проблемы возникновения германцев как этнической общности можно показать еще на одном примере. Многие ученые считали доказательством того, что горный район между Везером и Рейном был действительно германским, непрерывное развитие, которое здесь наблюдается со времен эпохи полей погребальных урн до начала нашей эры. Однако именно X. Бехагель – ученый, доказавший эту непрерывность развития, – приходит к выводу: «Не народ полей погребений был германцами, а на западе Германии в начале исторической эпохи существовали племена, которые носили название «германцев» и среди предков которых были племена полей погребальных урн». И далее он заключает, что «кроме «коссинновских германцев» существовали другие, чуждые им по крови, которые тем не менее имеют такое же право называться германцами».[227] И другие ученые приходят к выводу, что многие племена различного культурного происхождения в процессе длительного исторического развития выработали общие черты, которые позволили античным авторам называть эти племена германскими, хотя нет никаких доказательств, что они все разговаривали на германских языках.[228]

В упомянутой книге Р. Хахманна, Г. Коссака и Г. Кюна «Народы между германцами и кельтами»[229] речь идет о населении территории между Майном и Балтийским побережьем и между Рейном и Везером в последние века до нашей эры. Твердо считалось, что это население было германским. Так говорят античные источники, и их утверждение принимали германисты. В конечном итоге оказывается, что все выводы германистов основаны на абсолютном и, как сейчас стало ясно, излишнем доверии к античным источникам. Цезарь познакомил римлян с этнографией области к северо-западу и северу от Альп. Он сообщил, что к западу от Рейна живут галлы (кельты), а к востоку от Рейна – германцы. Цезарь отметил глубокую противоположность между галлами и германцами во всех областях жизни – в религии, хозяйстве, способах ведения войны, общественном порядке. Вероятно, эти утверждения Цезаря были продиктованы не столько подлинными этнографическими знаниями, сколько политическими соображениями. Этнографические категории, которыми оперировали античные авторы, основывались на других понятиях, чем представление о германцах современной германистики. Поэтому трудно бывает решить, какой из народов, названных Цезарем или Тацитом германцами, действительно говорил по-немецки.

Археологические материалы показывают, что на Среднем Рейне и в области Сланцевых гор Рейн не образует никакой опознаваемой границы. Наоборот, и западнее, и восточнее Рейна находки до мелочей сходны. Этим было поколеблено доверие к античным источникам. Более того, тонким археологическим и лингвистическим анализом удалось доказать, что область между долинами Нижнего Везера и Аллера и далее до Гарца и Северо-Западной Тюрингии до начала I в. до н. э. вообще не была германской. Только в римское время происходит германизация этой области или по крайней мере ее части. На вопрос об этнической принадлежности древнего догерманского населения ни один из исследователей не может ответить. Историки об этом вообще ничего не могут сказать. Археологи могут лишь указать на принадлежность местного населения к культуре полей погребений, распространившейся в конце бронзового века на большей части Европы. Твердым может быть только негативное решение: эта область отличается от латенской культуры на юго-западе и от одновременной германской (ясторфской) на востоке. Язык местного населения, судя по топонимике, не был ни кельтским, ни немецким. Археологические находки и топонимика свидетельствуют о том, что Рейн до прихода римлян не был никакой племенной границей и по обе стороны жили родственные племена. Альтернатива – кельты или германцы – сдерживала развитие науки. Третья группа племен, обнаруженная научным анализом давно уже известных источников, заставляет критически отнестись к ошибочному взгляду, распространенному не только в германской археологии: к предположению, что в археологических материалах должно быть абсолютное соответствие имеющимся у нас сведениям о языках. Следует подумать об исчезнувших языках и народах. Ведь из индоевропейских языков, о которых известно, что они существовали в древности, почти бесследно исчезли фракийские, иллирийские, оско-умбрские, континентальные кельтские, а позже такие языки, как прусский, куршский, полабский и далматинский. Сколько же могло исчезнуть древних языков и народов, от которых до нас не дошли даже названия?

В латенское время во всей прибрежной зоне между устьем Рейна и Эльбы и в особенности во Фрисландии и Нижней Саксонии была распространена единая культура. Здесь сохранились традиции предшествующей эпохи. Вещи, изготовленные из железа, а также привезенные из областей кельтского влияния, вначале очень редки, позже их число возрастает. Могильники состоят из захороненных в ямках урн с прахом или курганов, насыпанных над погребальным костром.

В результате изменения климата (перехода от суббореального к субатлантическому) эта зона, представляющая прежде лагуну, затопляемую при каждом приливе, превратилась в территорию с великолепными лугами, которые использовались местным скотоводческим населением. Первые поселения здесь относятся к 500–300 гг. до н. э. Когда возобновились наводнения вследствие приливов в период равноденствия, жители стали сооружать небольшие искусственные насыпи, которые постепенно расширялись и повышались. Так образовались «жилые холмы», которые называются во Фрисландии «Terpen», в провинции Гронинген – «Wierden» и в Нижней Саксонии – «Würten». Жизнь на них продолжалась от латенского времени до позднего средневековья, пока люди не научились защищаться от вторжения моря с помощью плотин. Многие современные деревни расположены на подобных возвышенностях.

Жилые холмы на берегу Северного моря обычно имеют 6–7 м в высоту. Каждые 50–80 лет, когда дома разрушались, приходилось выравнивать площадку и строить новые жилища. Среди жилых холмов есть и небольшие, служившие основанием только одной усадьбы, и занимающие 5–10 га – остатки целой деревни. Здесь хорошо сохраняются дерево, ткани, кожа, и раскопки дают довольно полную картину материальной жизни обитателей этих деревень. На систематически раскопанном поселении Эзинге (к северо-западу от Гронингена) сохранились слои от 300 г. до н. э. до середины III в. н. э.[230] В древнейшей фазе своего существования поселение было основано на материке и не имело искусственной насыпи. Внутри прямоугольного палисада (17Í25,5 м) открыто два прямоугольных дома (6 Í 13 м), разделенных перегородками на три нефа. В одной части дома находилось жилое помещение с очагом, а в двух боковых нефах – стойла для скота. Стены сделаны из деревянных балок и обмазаны глиной. Во втором периоде существования поселения, датирующемся среднелатенским временем, была сооружена искусственная насыпь высотой 2 м и диаметром около 35 м. На ней были расположены четыре дома длиной от 8 до 13 м, похожие в плане на постройки предшествующего времени. Наконец, в третьем периоде (I в. до н. э.) насыпь была вновь повышена и расширена, она достигла в диаметре 100 м. Постройки того же типа, что и прежде, были радиально расположены вокруг центральной площади.

Кроме множества деревянных вещей, найденных в Эзинге, замечательно двойное ярмо. Наиболее массовую категорию находок представляет керамика, украшенная геометрическим орнаментом, иногда с меловой инкрустацией. Ранние формы имеют высокую шейку и небольшие ручки или ушки, более поздние – с низкой шейкой и без ручек. Украшения из бронзы свидетельствуют о связях с ясторфской и латенской культурами.

Развернулись раскопки жилых холмов на территории ФРГ. Наиболее значительны исследования вурта Федерзен Вирде у Бремерсхафена.[231] Поселение здесь существовало с I в. до н. э. до IV–V вв. н. э. Дома были того же типа, что и в Нидерландах: трехнефные, длиной от 10 до 29–30 м и шириной 4,5–7,5 м. Люди и животные жили под одной крышей, но жилая часть была отделена стеной, и пол в ней обмазан глиной. Стены сделаны из обмазанного глиной плетня, опиравшегося на столбы. Входы – на длинных сторонах дома. В больших домах в стойлах могло поместиться до 32 голов крупного рогатого скота, в малых домах – только две – четыре коровы, а в самых маленьких – три-четыре овцы или козы. Эти дома относятся ко времени, когда уже происходил распад больших семей на индивидуальные и отдельные семьи отличались друг от друга богатством, прежде всего количеством скота. На поселении обнаружены также остатки различных ремесел.

В области между Рейном и Эльбой необходимо отметить значительные отличия северной аллювиальной прибрежной зоны, на которой находились описанные жилые холмы и население которой было скотоводческим. от более южной, песчаной, где главным занятием населения было земледелие.[232] Но и там, и здесь археологические данные свидетельствуют о мирном характере населения, что ни в коей мере не соответствует описанным у Цезаря воинственным германцам. «Германизация» этой территории произошла позже.

Письменные известия о германцах появляются со II в. до н. э., когда германцы уже угрожали Риму. Это был не единый народ, а множество племен, объединенных в большие или маленькие союзы, часто враждовавшие между собой.

Например, свевы, которых связывают с ясторфской культурой, – несомненно, не одно племя, а собирательное название ряда родственных древнегерманских племен, обитавших в первые века нашей эры в области не только Эльбы, но и Майна, Неккара и Верхнего Рейна. Вплотную к германским землям прилегали кельтские или кельтизированные области. Одна из таких областей представлена культурой хунсрюк-эйфель (прежде называлась Mehrener Kultur), распространенной в позднем гальштате и среднем латене в области между Наэ, Мозелем и Хунсрюк–Эйфелем (ФРГ). В старшем ее периоде (600–400 гг. до н. э.) особенно заметно слияние элементов различного происхождения. Обряд трупоположения под курганными насыпями, возможно, продолжал древние традиции (сложившиеся до перехода к полям погребальных урн), но, может быть, его заимствовали из южных областей гальштатской культуры. Носители культуры хунсрюк-эйфель – скотоводы и охотники, жившие в предгорьях. Основные находки происходят из курганов, поселения редки. В позднем периоде хунсрюк-эйфельской культуры (400–100 гг. до н. э.) появляется большое количество так называемых княжеских погребений и укреплений на возвышенных местах.

Население раннего железного века горных районов левого берега Рейна – это предки кельтского племени треверов. Продвижение германцев на юг, их столкновение с кельтами и германизация некоторых кельтских областей относятся к последним векам до нашей эры. Вероятно, во II–I вв. до н. э. на территории нынешнего Гессена появилось переселившееся с северо-запада племя хаттов. Многие кельтские укрепления были в дальнейшем использованы германцами. Считается, что для германцев не типично строительство укреплений и что это – черта кельтской организации общества, позже заимствованная германцами. Вряд ли с таким утверждением можно целиком согласиться. Кельтские оппидумы действительно не типичны для германцев. Однако укрепленные поселения, окруженные валами или палисадами деревни встречаются и на севере германской территории. А на юге, где сохранились традиции кельтского строительства, германские «бурги» наследуют эти традиции.

Столкновение античного мира с германцами относится ко II в. до н. э. Первой угрозой для Римской империи стали кимвры и тевтоны. Они покинули свои поселения в Северной Ютландии, вероятно, прошли через Мекленбург и вдоль Одры продвинулись на юг, где около 113 г. до н. э. столкнулись с кельтскими бойями (где-то западнее Чехии), а затем вторглись в область нынешней Австрии и Северной Италии. Римляне перешли в контрнаступление и разгромили тевтонов в 102 г. до н. э. и кимвров в 101 г. до н. э. Поход кимвров и тевтонов стоит в начале того периода европейской истории, который был заполнен борьбой Рима с германцами и закончился падением римского рабовладельческого общества.

Германцы легко покидали места своего жительства и отправлялись искать новые земли для поселения. Причиной этого были рост населения и невозможность прокормиться в условиях наступившего ухудшения климата. Примитивное земледелие и скотоводство не давали достаточных средств существования и вынуждали часть племен переселяться. Многие германцы служили наемниками в чужих войсках. Вожди отдельных племен набирали дружину и отправлялись на завоевание новых земель или предлагали свои услуги тем, кто в них нуждался.

У германских племен еще в середине I в. до н. э. первобытнообщинный строй находился в расцвете, но выделение военных вождей и их дружин из общей массы сограждан приближало его конец. Одним из таких вождей был предводитель свевов Ариовист, который в 72 г. до н. э. пришел в Галлию, чтобы помочь кельтским племенам арвернов и секванов в их войне с эдуями. Перейдя Рейн и разбив эдуев (61 г.до н. э.), он не вернулся обратно и захватил часть земель секванов. На захваченных землях поселились германские племена трибоков, нометов и вангионов. В 58 г. до н. э. Юлий Цезарь разгромил Ариовиста, и часть поселившихся на Рейне германских племен была после этого кельтизирована, часть же перешла с запада на правый берег Рейна. Примерно в то же время меньшая группа германцев проникла в Северную Чехию, но не смогла овладеть землями, которые защищали кельты. Отражением этого вторжения в археологических данных является кобыльская (Кобылы – деревня между городами Турнов и Чески-Дуб) группа полей погребений, представляющая сильно кельтизированную германскую культуру.[233]

Наиболее значительный племенной союз германцев удалось создать в I в. н. э. вождю маркоманнов Марабоду.

Маркоманны, вытесненные римлянами из области Верхнего Рейна» ушли в Богемию, покинутую бойями. Марабод объединил многие племена (или их части) – гермундуров, лангобардов, семнонов и др., и его союз господствовал в большой области Центральной Европы. Это уже было время разложения родового строя у германцев, возникновения большесемейной общины и военной демократии.

К рубежу нашей эры Римская империя достигла рубежей по Дунаю и Рейну и перешла к непосредственному наступлению на германские племена.

Однако попытка римлян проникнуть из области Рейна в центр германских племен на Нижней Эльбе потерпела неудачу. Несмотря на то, что римляне первоначально поставили в зависимость все германские племена от Рейна до Эльбы, поражение, нанесенное вождем херусков Арминием легионам Вара в Тевтобургском лесу в 9 г. н. э., показало Риму тщетность и нереальность попыток держать в подчинении живущие в глубине континента варварские племена. Походы Германика (14–16 гг. н. э.), несмотря на внешний успех, не изменили ситуацию. Римляне пришли к выводу, что прочной границей против германцев могут служить Дунай и Рейн, и стали создавать здесь опорные пункты. Хотя фактически создание Limes romanus как военно-организованной границы империи относится ко времени лишь после войны Домициана с хаттами (81–96 гг. н.э.), многие лагеря, на которые опирались римляне, возникли раньше, а потом превратились в города. Город Аugusta Videlicorum (Аугсбург) вырос на месте существовавшего с 15 г. до н. э. лагеря римских легионов в области кельтского племени винделиков; он находился на главной дороге к Бреннерскому перевалу. Mogontiacum (Майнц) возник на месте укрепленного лагеря, основанного в конце I в. до н. э. около кельтского поселения. Сastra Vetero (Ксантен) на Рейне был одним из главных опорных пунктов в войне с германцами. Вдоль границы римляне создали сеть военных укреплений, наблюдательных пунктов, а кое-где соорудили и земляные валы с палисадами. Организация пограничной области особенно энергично шла при Траяне (98–117), Адриане (117–138) и Антонине Пие (138–161). В конечном итоге Limes romanus стал военной границей, идущей от устья Рейна до Черного моря. Он делился на нижнегерманский (нижнерейнский), верхнегерманский, рэцийский, подунайский, паннонский и нижнедунайский. Археологические исследования рэцийского лимеса начались еще во второй половине XVIII в., позже они распространились и на верхнегерманский лимес. По инициативе Т. Моммзена в 1892 г. было создано специальное научное учреждение Reichs-Limes-Kommission, предпринявшее систематическое изучение всех проблем, связанных с лимесом. Изучение лимеса продолжается и поныне.[234]

Римские легионы селились в больших лагерях (сastrum) – укреплениях, сооруженных по регулярному плану, со стенами из кирпича (во II–III вв. н.э.). Лагеря были прямоугольными, с главной улицей (via principalis), ведущей от главных ворот (porte principalis) к штабным постройкам и преториумам (главной квартире командиров). В лагере находились склады оружия и продовольствия, святилища, жилища для офицеров и солдат, бани, мастерские и т. п. Вспомогательные отряды селились в лагерях, представлявших уменьшенное подобие лагеря легионеров. Эти лагеря назывались castellum. Легионы владели землей вокруг лагеря, иногда эта земля занимала несколько тысяч гектаров (например, у Саstra Vetera – 3500 га). На этой земле находились многочисленные небольшие усадьбы, выстроенные из кирпичей, которые поставлял лагерный кирпичный завод. Военный обоз, состоявший из ремесленников, торговцев, маркитанок и т. п., располагался в лагере или вне лагеря. Так возникли предместья лагерей – «саnabae», или гражданские города рядом с лагерем. Многие из них постепенно превратились в поселения с собственной администрацией и стали предшественниками средневековых городов. Таково происхождение нынешних Трира, Кельна, Майнца. В Подунавье такими были Карнунт и Аквинк. Наплыв поселенцев из разных стран в эти города, передвижение отрядов вдоль границы, поселение выслуживших срок легионеров в провинциях способствовали смешению различных этнических элементов и сильной романизации всей пограничной полосы. Примером римского лагеря на Дунае является Кампона (в 15 км к югу от Будапешта). Сначала лагерь был обнесен деревянной стеной, а во II в. н. э. – каменной. Здесь исследованы преториум, баня и другие постройки. Найдено множество монет, в том числе клад из 10 тыс. монет.[235] На Рейне исследованы остатки лагеря Вегера (близ Ксантена). Это был очень большой (960Í630 м) лагерь, предназначенный для двух легионов. Лагерь времени Друза, Тиберия и Германика не изучен. Многочисленные следы оставил большой лагерь, построенный около 50 г. н. э. и разрушенный во время восстания батавов в 69/70 г. н.э., а затем неоднократно возобновлявшийся. Он был построен наполовину из камня, наполовину из дерева и окружен земляным валом, рвами и плетнем. Внутри лагеря было много каменных построек, в том числе дворцы легатов, больница и др. Найдены также ремесленные постройки, гончарная печь и т. п.[236]

Хорошо исследован и реконструирован лагерь Заальбург (к северо-западу от Бад-Гомбурга, ФРГ). В 90 г. н. э. здесь был лагерь, обнесенный земляным валом, для 100 человек, в 125 – 128 гг. н. э. он был расширен для помещения двух когорт (500 человек), кроме земляного вала здесь соорудили деревянные воротные башни. В последующее время лагерь обнесли каменной стеной. Раскопаны главные ворота, склады, комендатура и другие объекты.[237] Лагерь Виндонисса (к северо-западу от Цюриха) основан в 13 г. н. э. Он предназначался для 10–12 тыс. человек и занимал площадь 430 Í 570 м. Западнее лагеря исследована канаба.[238] Важным центром римского войска на дунайском лимесе был лагерь Виндобона (нынешняя Вена).

Кёльн вырос на месте поселка убиев. После их выселения на левый берег Рейна здесь образовалось поселение городского типа – Оррidium Ubiorum. Вблизи оппидума находился римский лагерь. В 50 г. н. э. Агриппина (жена и соправительница императора Клавдия), родившаяся в Оррidium Ubiorum, превратила свой родной город в колонию Сlaudia Ara Agrippinesium. Город обнесли стеной с башнями. В нем было много храмов. Сохранились остатки императорского дворца и построек с мозаикой, термы, преториум, следы керамических и стекольных мастерских и т. д.[239]

Важными центрами римского господства в Среднем Подунавье были Карнунт и Аквинк. На месте Карнунта находилось кельтское (бойев) поселение. В 15 г. н. э. здесь был основан римский лагерь, в 73 г. н.э. его обнесли каменной стеной. Позже Карнунт превратился в обширный город. В период расцвета город вмещал около 50 тыс. жителей. Его несколько раз разрушали и снова восстанавливали. Окончательно он был разрушен около 400 г. н. э. Раскопками обнаружены два амфитеатра, преторий, форум, термы, митреум[240] и др.[241]

Руины Аквинка находятся в северном предместье современного Будапешта. Римский лагерь был создан здесь в 10 г. до н. э. К лагерю примыкал военный город – канаба, в котором открыты амфитеатр, торговые помещения, дома офицеров легиона. Рядом находился римский гражданский город с многотысячным населением. Аквинк был важным стратегическим пунктом, торговым и административным центром. С 107 г. н.э. он стал главным городом Нижней Паннонии. В городе открыты остатки общественных и частных бань, амфитеатр, гончар