В.О.Ключевский 3 страницаБольше того, он сказал Керлингу, что в машине у него лежит такой клыч, который трудно отыскать в нынешние времена. Керлинг мгновенно загорелся. Он стал упрашивать лейтенанта показать клыч. Лейтенант показал, и Керлинг утратил душевный покой. Он твердо сказал себе, что клыч должен принадлежать ему. Он прямо сказал лейтенанту, что коллекционирует старинное восточное оружие и долго мечтал о том, чтобы пополнить свою коллекцию именно таким среднеазиатским клычом. Он добавил, что может показать лейтенанту свою коллекцию и предоставить возможность выбрать из нее взамен клыча то, что ему понравится. Офицер, к удивлению и радости Керлинга, не заставил себя долго уговаривать. Он сказал, что ему понятно чувство и страсть коллекционера, и сразу согласился. Вечером того же дня Керлинг привез лейтенанта сюда, в свой загородный дом, и показал коллекцию. И только теперь Керлингу становится досадно, что выбор офицера сразу пал на клинок, купленный у Исмаили. Неужели и он знал что-то о клинке? Быть не может. Наруз Ахмед заверил, что в тайну посвящены только двое... Хотя... Честно говоря, Керлингу жаль было расставаться с клинком. Он был хорош, но коль скоро он без оговорок предоставил лейтенанту полный выбор, бить отбой было поздно. Но как же фамилия этого переводчика? Вот это Керлинг забыл. А знал, знал и долго помнил. Вторично с этим офицером Керлинг встретился в помещении редакции одной из тегеранских газет. Это было несколько дней спустя после приема. Лейтенант был очень приветлив, сам заговорил и кстати поинтересовался, где Керлинг достал клинок. Керлинг удовлетворил его любопытство, сказав, что купил клинок у антиквара Исмаили. Потом Керлинг в свою очередь спросил молодого переводчика, откуда он взял клыч. Лейтенант рассмеялся и объяснил, что клыч попал к нему за какие-нибудь полчаса до их знакомства, и он даже не успел хорошенько рассмотреть его. Клыч преподнес ему в качестве подарка старый таджик-ошханщик, живущий в Тегеране. Лейтенант назвал фамилию этого таджика, но и она вылетела из головы Керлинга. Черт побери, как все нелепо получилось!.. И теперь клинок, конечно, в Советском Союзе. Но что же предпринять? Керлинг подошел вновь к тахте, снял любимый клыч, обнажил его, внимательно осмотрел в который раз и, водворив на место, подумал: прогадал он или выиграл, поменяв клинок на клыч? С точки зрения коллекционера, возможно, и не прогадал, но если действительно... Нет, нет, надо что-то предпринять. Так оставлять дело нельзя. Керлинг подошел к столу, сел в кресло, погладил дремавшего дога и погрузился в раздумье. Минуту спустя он быстро поднялся и звонком вызвал Гуссейна. – Я поеду в город, – сказал он. – Запри все двери. Как бы снова кто не пожаловал к нам в гости.
Прошло два дня. В маленьком, точно чайное блюдце, дворике, окруженном глинобитной стеной, на пороге дома на корточках сидел Ахун Иргашев и жевал горький нас. Сын хозяина носил из арыка воду и поливал единственную грядку с зеленым луком. Ахун наблюдал за ним, а сам думал о том, что пора уже проведать Наруза Ахмеда и расспросить, что слышно о клинке. Почему Наруз так долго не показывается? Или ничего не вышло? Найти следы клинка, действительно, не так-то просто. Наруз даже не помнит, кому его продал! Ах, какой же он глупый, пустой человек! Нет, надо сходить к нему завтра же утром и обо всем узнать. Обязательно. Во двор вошел почтенного вида незнакомец. – Мир дому этому... Салям алейкум... Не вы ли табиб Ахун Иргашев? – спросил он. – Алейкум салям... Если вы ищете табиба, почтенный человек, так это я. Но если вы ищете Ахуна, так это тоже я, – пошутил старик. Но незнакомец не поддержал шутки и довольно невежливо сразу приступил к делу. – Вы понадобились знатному человеку в городе. – Сейчас нужен? – удивился Ахун. – Да. – А что с ним, с господином, что у него болит? – Об этом он сам вам скажет. – Но табиб должен знать, уважаемый, чем страдает больной, ибо есть разные травы от разных болезней. Значит... – начал было Ахун. – Значит, вставайте и поедем! Он ждет вас, – перебил его посланец. Вызовы к больным не являлись неожиданностью для известного на базаре табиба. Редко проходил день, чтобы за Ахуном не присылали. Но к услугам его обычно прибегала беднота. А тут он вдруг понадобился человеку богатому и, более того, знатному! Странно... А вдруг туда приглашен и доктор? Он не любил встречаться с докторами... Кряхтя, Ахун встал, распрямил согбенный годами стан, вошел в дом и вскоре вернулся с небольшим узелком в руке. В узелке лежали его чудодейственные травы. Посланец провел старика до перекрестка, где их ожидала большая отливающая лаком автомашина, усадил на заднее сиденье и сам сел за руль Машина плавно тронулась и стала набирать все большую скорость. Сердце старого Ахуна замерло: впервые за свою восьмидесятилетнюю жизнь он ехал в автомобиле. У богатого особняка на улице Лалезар машина остановилась, шофер отворил дверцу и пригласил табиба следовать за собой. По обычаям Ирана, гость, входя в чужой дом, редко снимает головной убор, но обувь обязательно снимет. Ахун замешкался в холле, стаскивая с ног потрепанные порыжевшие башмаки, и в гостиную вступил босой. Тут его встретил Керлинг. Он знал не хуже самих иранцев, как принимать уважаемых гостей. Стол был уже накрыт: на нем стояли чайник, пиалы, вазочки с халвой, бананами, мандаринами, орехами, кишмишом. – Простите, ата, что я нарушил ваш покой, – сказал Керлинг, с улыбкой подавая гостю руку. – И не сочтите меня за больного. Хотя я уже немало прожил на свете, но, хвала создателю, ни на какие недуги не жалуюсь. Прошу садиться, – и он подвел гостя к столу. Ахун присел на краешек низенькой резной табуретки, растерянно обвел глазами светлую комнату с большими окнами и высоким потолком и остановил взгляд на хозяине. Он хотел спросить, зачем понадобился этому здоровому европейцу, но не решился. Керлинг не без опаски посматривал на смущенного гостя, казалось, что старик готов вот-вот развалиться, так он был стар и немощен. – Угощайтесь, отец, – предложил Керлинг и наполнил пиалу гостя горячим и крепким чаем. Ахун с угрюмым недоверием посмотрел на хозяина, но от чая не отказался. Это было бы нарушением всех правил приличия. Керлинг не заговорил с гостем о деле до той поры, пока тот не опорожнил три пиалы чая и не отведал халвы и фруктов. Лишь после этого он спросил гостя, придвигая к нему коробку сигар: – Курите? Ахун отрицательно покачал головой. Угощение и внимание хозяина пришлись ему по душе, но тем не менее беспокоила неизвестность. Он никак не мог найти ответ на вопрос, зачем его пригласили сюда, что нужно этому знатному иностранцу. Керлинг погрузился в кресло и обратился к гостю: – Я слышал о вас. Знаю, что вы узбек, что в двадцатом году покинули родину, жили некоторое время в Афганистане, а потом перебрались в Иран. Я не ошибаюсь? Ахун кивнул и насторожился. Он почувствовал, что затевается какое-то неприятное для него дело. Надо быть начеку... Как бы разгадав его мысли, Керлинг очень мило, с ласковой улыбкой произнес: – Вы понадобились мне, как человек с той стороны, – он кивнул головой, – как умный и много знающий человек, могущий дать кое-какие справки. Но вы вправе и не отвечать на вопросы. Неволить вас я не стану. Я – частное лицо, иностранец. Если же мы поймем друг друга, то будьте уверены, что я вас отблагодарю. Ахун легким наклоном головы дал понять, что ему все ясно, хотя на самом деле ничего не понимал. Наоборот, его охватили какие-то смутные подозрения. Старик нервно поглаживал свою редкую бороду и с тревогой ожидал, что скажет дальше этот непонятный для него господин. Керлинг спросил: – Вы, кажется, знаете своего земляка, уважаемого Ахмедбека? Ахун кивнул. – Хорошо знаете? Ахун вновь кивнул. – Не можете ли вы сказать мне, ата, куда он девался? Я познакомился с ним еще в Бухаре. Это было очень давно. Я был тогда молод, служил офицером-инструктором и обучал военному делу эмирских сарбазов. – Керлинг лгал, будучи убежден, что старик не сможет уличить его. – Потом мы встречались в Афганистане, а в тридцать первом или тридцать втором году Ахмедбек исчез. И я не могу его отыскать. Лицо гостя чуть прояснилось. Это еще не страшно... – С той поры и я не видел Ахмедбека, – проговорил он. – А совсем недавно узнал, что он погиб. Керлинг встал и с искусно наигранным изумлением воскликнул: – Ахмедбек погиб?! Вы уверены в этом? – Эту печальную весть сообщил мне его сын. Воля аллаха... – Сын? Позвольте... Я ничего не понимаю. Здесь находится его сын? – Да, здесь, в Тегеране. – И что он делает? – Так, ничего. Плохо живет, нуждается... Разгневали мы аллаха. Сын такого знатного и могущественного бека в нищете... – Ска-а-жите, пожалуйста! Я слышал, что у Ахмедбека есть сын, но мне казалось, что он остался там, в Советской России. – Он и был там, а после гибели отца бежал сюда. Я его недавно видел. – Интересно! И он заверил вас, что Ахмедбек погиб? – Увы, господин... – Никак не ожидал! Никак, – проговорил Керлинг, усиленно потирая лоб. – И как это случилось, сын рассказал? Ахун передал подробности, услышанные им от Наруза Ахмеда. – Так, так... – тянул Керлинг. – Очень прискорбный факт. Жаль Ахмедбека. Весьма жаль. Достойный был мусульманин и отважный человек. – Он развел руками и продолжал говорить как бы сам с собой: – Что ж... Теперь, видно, никто не сможет ответить на волнующий меня вопрос. Хотя... быть может, сын в курсе дела? Быть может, он знает? Правильно! Почему не попытаться? – А что такое? – с тревогой осведомился Ахун. – Вы спрашиваете, что такое? – Керлинг пристально всмотрелся в лицо гостя, прищурив глаза. – У вас память хорошая? Ахун пожал плечами. На свою память он не жаловался. – Скажите, ата, вам не приходилось бывать в бухарском доме Ахмедбека? Ахун усмехнулся. Не приходилось ли ему бывать! Наивный вопрос! Да кто же чаще его бывал в доме бека? Кто обучал его сына? – Хорошо, хорошо, – продолжал хозяин дома. – Возможно, что вы поможете пролить свет кое на что. Скажите, вам не довелось видеть клинок, которым пожаловал Ахмедбека в свое время эмир Саид Алимхан? Старик закрыл глаза, что не укрылось от внимания Керлинга. Поглаживая задрожавшими пальцами бороду, Ахун тихо и не своим голосом ответил: – Я знаю этот клинок... Я видел его много раз... – Браво! – воскликнул Керлинг и хлопнул в ладоши. – Браво! Значит, знаете и видели много раз? Ахун кивнул головой. – Вы смогли бы узнать его среди многих других клинков? – Думаю, что узнал бы. Клинок был редкий, очень приметный. Ведь делал его такой мастер... такой мастер... – Минутку. Одну минутку. Я сейчас... – Керлинг быстро вышел из комнаты. Ахун перевел дыхание. Взяв пиалу, он отхлебнул глоток остывшего чая. Неужели клинок попал в руки иностранца? Неужто именно он купил клинок у дурака Наруза Ахмеда? Что же теперь делать? Старик был уверен в том, что сейчас увидит таинственный клинок. Но хозяин вернулся с папкой в руках и раскинул на столе перед Ахуном с полдюжины фотоснимков. – Ну-ка, попытайтесь! Пытаться было нечего. Ахун сразу узнал клинок Ахмедбека. – Правильно, ата! – подтвердил Керлинг. – Совершенно правильно. Этот клинок. Он самый. Но нам это еще ничего не дает... Керлинг задумался, вновь потер лоб и прошелся взад и вперед по гостиной. Ахун выжидал, какие неожиданности последуют дальше, и испытующе поглядывал на хозяина. Да, клинок у этого человека. Теперь ясно. И он так дорожит клинком, что боится показать его. Спрятал надежно, а показывает снимок. – Да, это еще ничего не дает, – повторил хозяин после долгой паузы. – Видите, в чем дело... Я уже говорил вам, что не раз встречался с Ахмедбеком в Афганистане. Клинка у него уже не было, и он частенько заводил разговор об этой потере. Все жаловался, что пропал клинок, а вместе с ним исчезла и какая-то тайна... Ахун заерзал на стуле. Ему стало душно, снова захотелось пить. Он распахнул халат, вздохнул и погладил рукой грудь, покрытую седой щетиной. – Я не придавал особого значения этим разговорам, – продолжал Керлинг, – и не пытался расспрашивать Ахмедбека. Но как-то раз он опять стал жаловаться и с досадой сказал, что если бы удалось отыскать клинок, то кончились бы его горести и он мог бы сказочно разбогатеть. Я тогда стал подшучивать, посмеиваться. Ахмедбек обиделся. Теперь я уже не смеюсь. И вот почему: три года назад, прогуливаясь по «Эмиру», я заглянул в антикварный магазин Исмаили. Вы знаете его? Бледный Ахун отрицательно покачал головой. Нет, Исмаили он не знает. – И что бы вы думали? Я увидел клинок. Тот самый клинок Ахмедбека. – И вы купили его? – Вы угадали, – рассмеялся Керлинг. – Я не мог не купить Это был экземпляр редкой, искусной работы. Но не успел я приобрести клинок, как появились десятки людей, желающих перекупить его... Я думал, думал... – Керлинг хотел уже сказать, что обменял клинок на клыч, но старый Ахун не выдержал. Испытание было ему не под силу, и он крикнул: – Нет, нет! Ни за что не продавайте! – Почему? – спохватился Керлинг и сообразил, что чуть не допустил промаха. – Нет, нет, господин, ни за какие деньги!.. «Ага, вот как, – мелькнуло в голове Керлинга. – Он думает, что клинок у меня. Тогда придется сделать ложный ход». Он поставил свой стул против гостя, верхом уселся на него и, пристально посмотрев в глаза старика, начал свой «ход». – Позвольте, позвольте... Я припоминаю. Покойный Ахмедбек говорил, что тайна клинка известна лишь двум: ему и еще кому-то. Вот имя я забыл... Уж не вам ли? Ахун отвел глаза. Кажется, этот господин все знает. Ахмедбек оказался несерьезным человеком. Видно, и сын в него... Кто тянул за язык Ахмедбека? Рассказывать какому-то иностранцу историю клинка!.. Ведь они поклялись на коране хранить тайну. Только смерть бека давала право раскрыть ее третьему человеку – наследнику, Нарузу Ахмеду. Значит, бек нарушил клятву? Что же теперь делать? – Много ли вам дают за клинок, господин? – спросил Ахун. У него появилась шальная мысль приобрести клинок. Керлинг назвал сумму и едва сдержал улыбку. Старик ахнул Аллах акбар! Шутка сказать! Таких денег не скопить и за двадцать лет! – А не подскажет ли сын Ахмедбека имя того второго, кто знает тайну клинка? – задал Керлинг коварный вопрос. – Нет, нет! – испугался Ахун. – К Нарузу не надо обращаться. Он глупый человек. Очень глупый. Как можно было, обладая клинком, продать его? Ведь клинок вывез с той стороны Наруз Ахмед. Вывез, держал столько лет и продал. Ну, разве он не глупец? – Вот как? Я этого не знал. Хм... – Нарузу ничего не надо говорить, он только испортит дело. То, что знают двое, не обязательно знать троим. Хорошо, когда знает один, хуже – двое, совсем плохо – трое. Мы двое знали и, видите, что получилось... – О! – радостно воскликнул Керлинг. – Теперь все стало понятным. Значит, вы, достоуважаемый ата, и являетесь одним из двоих, знающих тайну? – Я... – тихо уронил Ахун и рукой стер со лба проступивший пот. – Так в чем же дело? Что вас смущает? Вы что, собираетесь унести тайну с собой в могилу, как сделал Ахмедбек? Не глупо ли? При вашем положении я не скромничал бы. Надо рассуждать по-деловому. От молчания, могу вас заверить, вы ничего не выиграете. Послушайте, ата: один знает тайну, но у него нет клинка, у второго есть клинок, но он не посвящен в тайну. Какой толк в этом? Но если оба вступят в союз, то будут и деньги, и богатство. Подумайте, Ахун-ата! – Плохо все получилось, – смущенно забормотал Ахун. – Очень плохо. Но если сам бек разболтал, то нужно ли мне соблюдать клятву? Хорошо, я расскажу. Но при одном условии: обещаете не обмануть меня? Я очень стар, господин, мне восемьдесят лет. Мне уже трудно собирать травы, ходить по домам. Глаза стали плохо видеть, ноги отказываются носить... Но у меня есть молодая жена, совсем молодая. Ей шестнадцать лет. Она никого не имеет, кроме меня. И она собирается подарить мне наследника. Вы понимаете? Нам много на троих не надо. Если вы... – Довольно, все понятно, – нетерпеливо перебил его Керлинг. – Я твердо обещаю и даю в этом слово. – Спасибо. Я знал, что вы не обидите старика. Вы – человек образованный, иностранец, хорошо знали Ахмедбека... – Да, да... я все понимаю. – Тогда слушайте... И Ахун рассказал все. Освободившись от тайны, он почувствовал облегчение, будто сбросил с плеч долголетний, изрядно надоевший груз, и потянулся к чайнику. Керлинг, все время молча слушавший, с досадой хлопнул по столу так, что подскочили вазочки, и воскликнул: – Господи! Какой же я идиот! Я ничем не лучше этого Наруза Ахмеда. Ладонь Ахуна, протянутая к чайнику, застыла в воздухе. – Что вы сказали? – переспросил он. – Что я идиот! – повторил Керлинг, не на шутку взволнованный. – Ведь я обменял этот клинок на клыч. По своей собственной воле. Я ведь ничего не знал! Ничего! Вы теперь понимаете? Нет, старый Ахун не понимал. Лицо его сразу обрело глупое выражение. Он весь обмяк и готов был расплакаться. Он понял лишь то, что с ним разыграли злую шутку. Его обдурили. Его, восьмидесятилетнего уважаемого табиба, повидавшего на своем веку так много разных людей, обманули, как болтливую женщину. Этому иностранцу просто надо было выведать тайну клинка, и он добился своего. Теперь ему Ахун не нужен. Ай-яй-яй... Что же он натворил?.. – Вы, я вижу, не верите мне? – обратился к нему Керлинг. – Напрасно. К сожалению, эмирского клинка у меня уже нет. Это правда. Я его обменял, и клинок находится сейчас там, – он неопределенно показал рукой, – в Советской России... Ахун молчал. Он поднялся, взял свой узелок, лежавший на полу возле ног, и, не простившись с хозяином, шаткой походкой направился к двери. Сердце его нехорошо, тупо болело от обиды, бессилия и злобы. Он долго не мог попасть ногами в башмаки. Когда Ахун наконец обулся и за ним закрылась дверь, Керлинг усмехнулся: – Старая обезьяна! Не поверил! И еще обиделся. Ну и черт с тобой! Для меня теперь ясно одно: дело это стоит крупной ставки. Надо вспомнить имя советского офицера во что бы то ни стало!
Стояла темная безлунная ночь. Из комнатушки Наруза Ахмеда тускло светился рыжий огонек. Ахун подкрался к оконцу и прислушался. Наруз Ахмед был не один. Слышались два голоса. Старик попытался заглянуть в окно, но ничего не увидел: стекло было мутное, затянутое густым слоем пыли. «Кто там у него? – подумал Ахун. – С кем он водит дружбу, этот ишак?» Прижавшись к стене, будто сонная птица, Ахун стоял, обдумывая происшедшее. Медленно ворочались мысли. Как ни глуп был сын Ахмедбека в глазах старого табиба, но сам себе старик казался еще глупее этого щенка. Если Наруз Ахмед, не зная сути тайны, продал клинок, то Ахун сделал худшее – он выболтал все сокровенное. Снедаемый стыдом и раскаянием, он пришел сюда, чтобы поделиться с Нарузом Ахмедом, обсудить положение, найти выход. Старик ждал, когда гость уйдет от Наруза Ахмеда, но тот, видимо, не торопился. Стоять под окном было и трудно и неловко. Мало ли что могут подумать соседи. И Ахун решил войти в дом. Наруз Ахмед догадается, зачем явился табиб, и постарается выпроводить гостя. Ахун пробрался во двор, вошел в открытую дверь и оказался в совершенно темных сенцах. Лишь по звуку голосов он на ощупь взял нужное направление и отыскал вход. В комнате было двое: Наруз Ахмед и незнакомый человек, по-видимому иранец. Это был приятель Наруза Ахмеда полотер Масуд. – Салям! – коротко бросил старик, приложив руку к груди. – А! Достопочтенный Ахун-ата! Салям алейкум! – весело отозвался Наруз, вышел из-за стола и, подойдя к старику, пожал его дряблую руку своими сильными руками. – Вы очень плохо выглядите, – заметил он. – Что случилось? Больны, устали или неприятность какая-нибудь? – Всего понемногу! – неопределенно ответил Ахун и опустился на низенькую скамеечку. – Это заметно, – сказал Наруз Ахмед и вернулся к столу. – Я сразу увидел. В тот раз вы были значительно лучше. Старик глубоко вздохнул и обвел взглядом комнату. Удивительно! За короткое время она преобразилась. Над кроватью висит цветистый коврик, сама кровать покрыта синим шелковым покрывалом. На полу – дорожка. Ничего этого раньше не было. Не было и квадратного стола на низеньких ножках, и полдюжины скамеек. В углу пыхтит медный самовар – тоже обновка! Появилась лампа... Глаз Ахуна умеет замечать. Все это новенькое появилось только что. А на столе? А на столе голубые чайники с красными узорами, такие же пиалы, белые лепешки, сахар, сушеные фрукты, мед и бутылка. Если судить по тому, как разговорчив и приветлив хозяин, тогда ясно, с чем она. На Нарузе свежий чесучовый костюм. И всем своим видом он выражает воплощенное благополучие. Вот что значат деньги! И все это позволил себе Наруз Ахмед, конечно, благодаря великодушию старого фокусника Али Мансура, не иначе! От чая Ахун не отказался и принял из рук хозяина пиалу. Разговор начался было о погоде, но скоро прервался. Ахун отхлебывал чай маленькими глотками, посапывал и исподлобья разглядывал Масуда. Когда старик покончил с пиалой, Масуд почувствовал, что он здесь лишний, распрощался и вышел. После того как стихли его шаги, Ахун поинтересовался: – Кто это? – Местный житель, хороший человек и мой давний знакомый. Мы когда-то работали вместе в отеле «Дербент» полотерами. А что? – Ничего. Я к тебе по делу. – Я так и подумал. – Беда случилась, – проговорил Ахун упавшим голосом. Наруз Ахмед насторожился: – Какая беда, с кем? – С тобой и со мной, – ответил Ахун. Он достал из-за пояса кубышку с насом, повертел ее в руках и сунул обратно. – Ну, ну... Говорите... Что же вы? – подтолкнул его обеспокоенный Наруз. – Сейчас. Сейчас, сын мой. Если бы ты знал только, как мне тяжело говорить об этом, как больно моему старому сердцу, как тягостно на душе. Все случилось какой-нибудь час назад, а я, кажется, постарел на добрый десяток лет. – Ахун сделал глубокий вздох, часто заморгал глазами и начал щипать свою бороду. – Пока ничего не понимаю... – А я ничего еще и не сказал, – строго заметил Ахун, – И ты не торопи меня! – Он нахмурился, выждал немного и продолжал: – Сегодня вечером ко мне пришел незнакомый иранец. Он сказал, что меня зовет какой-то знатный господин, и велел торопиться. Мы сели в машину и поехали. Остановились возле особняка на улице Лалезар. – Старик закашлялся и потянулся к пиале. Название улицы привело в смятение Наруза Ахмеда. Он хотел было задать вопрос, но сдержался и промолчал. – Слушай дальше, – продолжал Ахун. – Иранец провел меня в богатый дом, и там встретил нас хозяин, такой же больной, как ты сейчас. – Кто же он? – перебил его Наруз Ахмед. – Богатый иностранец. – Каков из себя? – Хм... Разве это важно? Ну, как сказать... Пожилой, лет под шестьдесят. Светлый. Волосы гладкие, прилизанные. Ростом, пожалуй, с тебя. Хорошо одет. Свободно говорит по-нашему. «Он... он...» – мелькнуло в голове Наруза Ахмеда и он поторопил рассказчика: – Ну, ну... Говорите дальше. Ахун продолжал: – Этот иностранец знает кое-что обо мне и о твоем отце. Он познакомился с Ахмедбеком еще в Бухаре. Встречался с ним в Афганистане. Ахмедбек показывал ему свой клинок и рассказал тайну клинка. – Быть не может! Что за ерунда! – воскликнул Наруз Ахмед, изменившись в лице. Ахун покачал головой: – Я сам вначале не поверил, но это так. – Чушь! Отец ничего не говорил мне об этом иностранце. Он говорил о вас. – Не знаю, не знаю, – пробормотал Ахун. – Я передаю тебе то, что я слышал. Оказывается, на этом свете нет ничего невозможного. – Не могу поверить, чтобы отец... А зачем вас позвал иностранец? – Я долго не мог догадаться, а потом он объяснил. Он рассказал мне все и спросил, могу ли я подтвердить, что в клинке таится важный секрет. – И что же сказали вы? – Я сказал, что Ахмедбека знал, что видел в его доме клинок, но ни о какой тайне никогда ничего не слышал. Он рассмеялся и говорит: «Я не верю вам. Но если вы забыли тайну, то я могу напомнить вам о ней». Иностранец вышел из комнаты и вернулся с клинком в руках. В глазах у меня помутилось. Это был клинок твоего отца, подаренный ему эмиром. Ошибиться я не мог... Иностранец спросил, подавая мне клинок: «Это он?» Я преодолел волнение, охватившее меня, и твердо сказал, что это не тот клинок. «Не тот?» – удивленно спросил он. Я повторил, что не тот. Он обнажил клинок, положил его на стол, склонился над ним и произнес: «А может быть, вы ошибаетесь? Смотрите сюда!» – А у меня дрожали руки и ноги. – «Видите вот эти узоры, черепа и цифры? Ведь суть-то в них. Неужели я спутал? Не может быть на свете второго такого же клинка!» Я сделал вид, будто не понимаю, и повторил, что ни разу не видел этого клинка. – Вы не спросили, откуда у иностранца клинок? – Спросил. Он ответил, что ему подарил его Ахмедбек перед уходом на советскую землю. – Но это же ложь! Почему вы не разоблачили его? Ахун пожал плечами. У Наруза Ахмеда все перемешалось в голове. Рассказ старика он принял за чистую монету, а потому и не мог разобраться в создавшемся положении. Зачем только понадобилось Керлингу выдумывать, будто клинок подарил ему отец, когда он купил его у Исмаили? Как мог Керлинг знать Ахмедбека? При чем здесь Бухара, Афганистан? Почему отец при жизни не обмолвился об этом ни словом? Да и мог ли отец посвятить в тайну клинка чужеземца? Нет, нет, это не похоже на отца. О клинке Керлинг узнал от него же, от Наруза, в ту злосчастную ночь... Но Наруз ни словом не обмолвился о каких-то узорах, черепах... Он сам ничего не знал, кроме того, что клинок может принести богатство. Только это он и сказал Керлингу. Выходит, что клинок все же у Керлинга. А откуда он мог узнать об Ахуне? О черт! Да Наруз сам назвал имя старика... Ахун и Наруз Ахмед сидели у стола друг против друга, взволнованные, в глубоком молчании, думая каждый о своем. – Что же теперь делать? – проговорил наконец Наруз Ахмед. – Выкрасть клинок у иностранца, – твердо сказал Ахун. – Что? – переспросил Наруз Ахмед, будто не расслышал. Ахун повторил. Наруз усмехнулся: хорошенькое дело – выкрасть! Если бы знал старик, чем закончилась попытка выкрасть клинок, он не предложил бы такой глупости. – Что же ты молчишь, сын мой? – спросил Ахун. – Думаю – Да, верно, думать надо. Выкрасть клинок – нелегкое дело. – Я тоже так полагаю. Очень нелегкое. Мне кажется, что не стоит и браться за такое дело. В глазах старика блеснули злые огоньки. – Если ты намерен и дальше жить нищим и отказываешься от богатства, идущего тебе в руки, тогда не стоит браться. Ты однажды уже оказался глупцом, хочешь стать им вторично? Наруз Ахмед вскочил. Ярость сузила его глаза. Он подошел вплотную к старику и дрожащим от гнева голосом не произнес, а прошипел: – Вот что я скажу вам, уважаемый Ахун-ата... Этот клинок со своей проклятой тайной сидит у меня в печенках. Я не мальчик. Я не верю, что смогу когда-нибудь стать богатым. Это лишь слова... Мне надоело их слушать... Я продал клинок, потому что не знал тайны, и считаю, что правильно поступил. На кой черт мне тайна, которой я не знаю. А теперь запомните: до той поры, пока вы не откроете, в чем заключается секрет, я не ударю пальцем о палец! Ошеломленный Ахун смотрел на него, выпучив глаза, и беззвучно шевелил губами. – Нашли ишака! – кричал Наруз Ахмед. – Ведь вы не полезете за клинком в дом этого господина? Значит, лезть придется мне? А знаете, чем это пахнет, если я попадусь? Так вот, досточтимый Ахун-ата, я должен знать, во имя чего я пойду на такой риск, ради чего стану жертвовать шкурой. Поэтому выкладывайте все начистоту! Тогда и будем вместе ломать голову. Не хотите? Ваше дело. Но в таком случае я вам больше не слуга... Возитесь сами с клинком... Подумайте: тайну знали отец, вы и иностранец. Но почему я один, вслепую, ничего не зная, должен красть клинок? Да быть может, эта тайна гроша ломаного не стоит! Или я хуже всех? Или мне нельзя доверить серьезное дело? Или вы хотите только использовать меня, а потом оставить в дураках?.. – Хватит! Успокойся! – наконец перебил его Ахун. – Садись и слушай! Наруз Ахмед сел за стол и закурил. Старик начал рассказ.
Немалых трудов стоило Керлингу узнать имя советского офицера-переводчика, у которого он выменял клыч. Керлинг побывал в издательстве, которое устроило тогда прием корреспондентов, в редакции газеты, где он встречался с лейтенантом. Но тщетно, почти никто офицера не помнил, а те немногие, что смутно вспоминали, не могли назвать его фамилию. И тут он вспомнил о таджике, владельце ошханы[17], который, по словам лейтенанта, подарил ему клыч. Правда, прошло три года с лишним, ошханщик мог умереть, уехать из Тегерана или бросить дело. Но все равно необходимо было попытаться отыскать его. Быть может, он назовет имя и фамилию лейтенанта.
|
