Студопедия — ГЛАВА ТРЕТЬЯ. Волк Ларсен оборвал свою брань так же внезапно, как начал
Студопедия Главная Случайная страница Обратная связь

Разделы: Автомобили Астрономия Биология География Дом и сад Другие языки Другое Информатика История Культура Литература Логика Математика Медицина Металлургия Механика Образование Охрана труда Педагогика Политика Право Психология Религия Риторика Социология Спорт Строительство Технология Туризм Физика Философия Финансы Химия Черчение Экология Экономика Электроника

ГЛАВА ТРЕТЬЯ. Волк Ларсен оборвал свою брань так же внезапно, как начал






Волк Ларсен оборвал свою брань так же внезапно, как начал. Он раскурилпотухшую сигару и огляделся вокруг. Взор его упал на Магриджа. -- А, любезный кок? -- начал он ласково, но в голосе его чувствовалисьхолод и твердость стали. -- Есть, сэр! -- угодливо и виновато, с преувеличенной готовностьюотозвался тот. -- Ты не боишься растянуть себе шею? Это, знаешь ли, не особеннополезно. Помощник умер, и мне не хотелось бы потерять еще и тебя. Ты долженочень беречь свое здоровье, кок. Понятно? Последнее слово, в полном контрасте с мягкостью всей речи, прозвучалорезко, как удар бича. Кок съежился. -- Есть, сэр! -- послышался испуганный ответ, и голова провинившегосякока исчезла в камбузе. При этом разносе, выпавшем на долю одного кока, остальной экипажперестал глазеть на мертвеца и вернулся к своим делам. Но несколько человекостались в проходе между камбузом и люком и продолжали переговариватьсявполголоса. Я понял, что это не матросы, и потом узнал, что это охотники накотиков, занимавшие несколько привилегированное положение по сравнению спростыми матросами. -- Иогансен! -- позвал Волк Ларсен. Матрос тотчас приблизился. --Возьми иглу и гардаман и зашей этого бродягу. Старую парусину найдешь вкладовой. Ступай! -- А что привязать к ногам, сэр? -- спросил матрос после обычного"есть, сэр". -- Сейчас устроим, -- ответил Волк Ларсен и кликнул кока. Томас Магридж выскочил из своего камбуза, как игрушечный чертик изкоробки. -- Спустись в трюм и принеси мешок угля. -- Нет ли у кого-нибудь из вас, ребята, библии или молитвенника? --послышалось новое требование, обращенное на этот раз к охотникам. Они покачали головой, и один отпустил какую-то шутку, которой я нерасслышал; она была встречена общим смехом. Капитан обратился с тем же вопросом к матросам. Библия и молитвенникбыли здесь, по-видимому, редкими предметами, но один из матросов вызвалсяспросить у подвахтенных. Однако минуты через две он вернулся ни с чем. Капитан пожал плечами. -- Тогда придется бросить его за борт без лишней болтовни. Впрочем,может быть, выловленный нами молодчик знает морскую похоронную службунаизусть? Он что-то смахивает на попа. При этих словах Волк Ларсен внезапно повернулся ко мне. -- Вы, верно, пастор? -- спросил он. Охотники -- их было шестеро -- все, как один, тоже повернулись в моюсторону, и я болезненно ощутил свое сходство с вороньим пугалом. Мой видвызвал хохот. Присутствие покойника, распростертого на палубе и тоже,казалось, скалившего зубы, никого не остановило. Это был хохот грубый,резкий и беспощадный, как само море, хохот, отражавший грубые чувства людей,которым незнакомы чуткость и деликатность. Волк Ларсен не смеялся, хотя в его серых глазах Мелькали искоркиудовольствия, и только тут, подойдя к нему ближе, я получил более полноевпечатление от этого человека, -- до сих пор я воспринимал его скорее Жакшагающую по палубе фигуру, изрыгающую поток ругательств. У него былонесколько угловатое лицо с крупными и резкими, но правильными чертами,казавшиеся на первый взгляд массивным. Но это первое впечатление от еголица, так же как и от его фигуры, быстро отступало на задний план, иоставалось только ощущение скрытой в этом человеке внутренней силы,дремлющей где-то в недрах его существа. Скулы, подбородок, высокий лоб свыпуклыми надбровными дугами, могучие, даже необычайно могучие сами по себе,казалось, говорили об огромной, скрытой от глаз жизненной энергии или мощидуха, -- эту мощь было трудно измерить или определить ее границы, иневозможно было отнести ее ни под какую установленную рубрику. Глаза -- мне довелось хорошо узнать их -- были большие и красивые,осененные густыми черными бровями и широко расставленные, что говорило онедюжинности натуры. Цвет их, изменчиво-серый, поражал бесчисленныммножеством -- оттенков, как переливчатый шелк в лучах солнца. Они были тосерыми -- темными или светлыми, -- то серовато-зелеными, то принималилазурную окраску моря. -- Эти изменчивые глаза, казалось, скрывали его душу,словно непрестанно менявшиеся маски, и лишь в редкие мгновения она как быпроглядывала из них, точно рвалась наружу, навстречу какому-то заманчивомуприключению. Эти глаза могли быть мрачными, как хмурое свинцовое небо; моглиметать искры, отливая стальным блеском обнаженного меча; могли становитьсяхолодными, как полярные просторы, или теплыми и нежными. И в них могвспыхивать любовный огонь, обжигающий и властный, который притягивает ипокоряет женщин, заставляя их сдаваться восторженно, радостно исамозабвенно. Но вернемся к рассказу. Я ответил капитану, что я не пастор и, ксожалению, не умею служить панихиду, но он бесцеремонно перебил меня: -- А чем вы зарабатываете на жизнь? Признаюсь, ко мне никогда еще необращались с подобным вопросом, да и сам я никогда над этим не задумывался.Я опешил и довольно глупо пробормотал: -- Я... я -- джентльмен. По губам капитана скользнула усмешка. -- У меня есть занятие, я работаю, -- торопливо воскликнул я, словностоял перед судьей и нуждался в оправдании, отчетливо сознавая в то жевремя, как нелепо с моей стороны пускаться в какие бы то ни было объясненияпо этому поводу. -- Это дает вам средства к жизни? Вопрос прозвучал так властно, что ябыл озадачен, -- сбит с панталыку, как сказал бы Чарли Фэраи молчал, словношкольник перед строгим учителем. -- Кто вас кормит? -- последовал новый вопрос. -- У меня есть постоянный доход, -- с достоинством ответил я и в ту жесекунду готов был откусить себе язык. -- Но все это, простите, не имеетотношения к тому, о чем я хотел поговорить с вами. Однако капитан не обратил никакого внимания на мой протест. -- Кто заработал эти средства? А?.. Ну, я так и думал: ваш отец. Вы нестоите на своих ногах -- кормитесь за счет мертвецов. Вы не могли бы прожитьсамостоятельно и суток, не сумели бы три раза в день набить себе брюхо.Покажите руку! Страшная сила, скрытая в этом человеке, внезапно пришла в действие, и,прежде чем я успел опомниться, он шагнул ко мне, схватил мою правую руку иподнес к глазам. Я попытался освободиться, но его пальцы без всякоговидимого усилия крепче охватили мою руку, и мне показалось, что у менясейчас затрещат кости. Трудно при таких обстоятельствах сохранятьдостоинство. Я не мог извиваться или брыкаться, как мальчишка, однако не моги вступить в единоборство с этим чудовищем, угрожавшим одним движениемсломать мне руку. Приходилось стоять смирно и переносить это унижение. Тем временем у покойника, как я успел заметить, уже обшарили карманы, ивсе, что там сыскалось, сложили на трубе, а труп, на лице которого застыласардоническая усмешка, обернули в парусину, и Иогансен принялся штопать еетолстой белой ниткой, втыкая иглу ладонью с помощью особого приспособления,называемого гарданом и сделанного из куска кожи. Волк Ларсен с презрительной гримасой отпустил руку. -- Изнеженная рука -- за счет тех же мертвецов. Такие руки ни на что,кроме мытья посуды и стряпни, не годны. -- Мне хотелось бы сойти на берег, -- решительно сказал я, овладевнаконец собой. -- Я уплачу вам, скольвы потребуете за хлопоты и задержку впути. Он с любопытством поглядел на меня. Глаза его смотрели с насмешкой. -- У меня другое предложение -- для вашего же блага. Мой помощник умер,и мне придется сделать кое-какие перемещения. Один из матросов займет местопомощника, юнга отправится на бак -- на место матроса, а вы замените юнгу.Подпишете условие на этот рейс -- двадцать долларов в месяц и харчи. Ну, чтоскажете? Заметьте -- это для вашего же блага! Я сделаю вас человеком. Вы современем научитесь стоять на своих ногах и, быть может, даже ковылятьнемного. Я не придал значения этим словам. Замеченные мною на юго-западе парусаросли; они вырисовывались все отчетливее и, видимо, принадлежали такой жешхуне, как и "Призрак", хотя корпус судна, насколько я мог его разглядеть,был меньше. Шхуна, покачиваясь, скользила нам навстречу, и это было оченькрасивое зрелище. Я видел, что она должна пройти совсем близко. Ветер быстрокрепчал. Солнце, послав нам несколько тусклых лучей, скрылось. Море приняломрачный свинцовосерый оттенок, забурлило, и к небу полетели клочья белойпены. Наша шхуна прибавила ходу и дала большой крен. Пронесся порыв ветра,поручни исчезли под водой, и волна хлынула на палубу, заставив охотников,сидевших на закраине люка, поспешно поджать ноги. -- Это судно скоро пройдет мимо нас, -- сказал я, помолчав. -- Оно идетв обратном направлении, быть может, в Сан-Франциско. -- Весьма возможно, -- отозвался Ларсен и, отвернувшись от меня,крикнул: -- Кок! Эй, кок! Томас Магридж вынырнул из камбуза. -- Где этот юнга? Скажи ему, что я его зову. -- Есть, сэр. Томас Магридж бросился на корму и исчез в другом люке около штурвала.Через секунду он снова показался на палубе, а за ним шагал коренастый пареньлет восемнадцати-девятнадцати, с лицом хмурым и злобным. -- Вот он, сэр, -- сказал кок. Но Ларсен, не обращая на него больше внимания, повернулся к юнге. -- Как тебя зовут? -- Джордж Лич, сэр, -- последовал угрюмый ответ; видно было, что юнгадогадывается, зачем его позвали. -- Фамилия не ирландская, -- буркнул капитан. -- О'Тул или Мак-Картикуда больше подошло бы к твоей роже. Верно, какой-нибудь ирландец прятался утвоей мамаши за поленницей. Я видел, как у парня от этого оскорбления сжались кулаки и побагровелашея. -- Ну, ладно, -- продолжал Волк Ларсен. -- У тебя могут быть вескиепричины забыть свою фамилию, -- мне на это наплевать, пока ты делаешь своедело. Ты, конечно, с Телеграфной горы [2]. Это у тебя на лбу написано. Явашего брата знаю. Вы там все упрямы, как ослы, и злы, как черти. Но можешьбыть спокоен, мы тебя здесь живо обломаем. Понял? Кстати, через кого тынанимался? -- Агентство Мак-Криди и Свенсон. -- Сэр! -- загремел капитан. -- Мак-Криди и Свенсон, сэр, -- поправился юнга, и глаза его злобносверкнули. -- Кто получил аванс? -- Они, сэр. -- Я так и думал. И ты, небось, был до черта рад. Спешил, знал, что за тобой кое-кто охотится. В мгновение ока юнга преобразился в дикаря. Он пригнулся, словно дляпрыжка, ярость исказила его лицо. -- Вот что... -- выкрикнул было он. -- Что? -- почти вкрадчиво спросил Ларсен, словно его одолевалолюбопытство. Но юнга уже взял себя в руки. -- Ничего, сэр. Я беру свои слова назад. -- И тем доказываешь, что я прав, -- удовлетворенно улыбнулся капитан.-- Сколько тебе лет? -- Только что исполнилось шестнадцать, сэр. -- Врешь! Тебе больше восемнадцати. И ты еще велик для своих лет, имускулы у тебя, как у жеребца. Собери свои пожитки и переходи в кубрик набак. Будешь матросом, гребцом. Это повышение, понял? Не ожидая ответа, капитан повернулся к матросу, который зашивал труп впарусину и только что закончил свое мрачное занятие. -- Иогансен, ты что-нибудь смыслишь в навигации? -- Нет, сэр. -- Ну, не беда! Все равно будешь теперь помощником. Перенеси свои вещив каюту, на его койку. -- Есть, сэр! -- весело ответил Иогансен и тут же направился на бак. Но бывший юнга все еще не трогался с места. -- А ты чего ждешь? -- спросил капитан. -- Я не нанимался матросом, сэр, -- был ответ. -- Я нанимался юнгой. Яне хочу служить матросом. -- Собирай вещи и ступай на бак! На этот раз приказ звучал властно игрозно. Но парень угрюмо насупился и не двинулся с места. Тут Волк Ларсен снова показал свою чудовищную силу. Все произошлонеожиданно, с быстротой молнии. Одним прыжком -- футов в шесть, не меньше --он кинулся на юнгу и ударил его кулаком в живот. В тот же миг я почувствовалострую боль под ложечкой, словно он ударил меня. Я упоминаю об этом, чтобыпоказать, как чувствительны были в то время мои нервы и как подобные грубыесцены были мне непривычны. Юнга -- а он, кстати сказать, весил никак неменее ста шестидесяти пяти фунтов, -- согнулся пополам. Его тело безжизненноповисло на кулаке Ларсена, словно мокрая тряпка на палке. Затем я увидел,как он взлетел на воздух, описал дугу и рухнул на палубу рядом с трупом,ударившись о доски головой и плечами. Так он и остался лежать, корчась отболи. -- Ну как? -- повернулся вдруг Ларсен ко мне. -- Вы обдумали? Я поглядел на приближавшуюся шхуну, которая уже почти поравнялась снами; ее отделяло от нас не более двухсот ярдов. Это было стройное, изящноесуденышко. Я различил крупный черный номер на одном из парусов и, припомниввиденные мною раньше изображения судов, сообразил, что это лоцманский бот. -- Что это за судно? -- спросил я. -- Лоцманский бот "Леди Майн", -- ответил Ларсен. -- Доставил своихлоцманов и возвращается в СанФранциско. При таком ветре будет там черезпять-шесть часов. -- Будьте добры дать им сигнал, чтобы они переправили меня на берег. -- Очень сожалею, но я уронил свою сигнальную книгу за борт, -- ответилкапитан, и в группе охотников послышался смех. Секунду я колебался, глядя ему прямо в глаза. Я видел, как жестоко разделался он с юнгой, и знал, что меня, бытьможет, ожидает то же самое, если не что-нибудь еще хуже. Повторяю, яколебался, а потом сделал то, что до сих пор считаю самым смелым поступком вмоей жизни. Я бросился к борту и, размахивая руками, крикнул: -- "Леди Майн", эй! Свезите меня на берег. Тысячу долларов за доставкуна берег! Я впился взглядом в двоих людей, стоявших у штурвала. Один из нихправил, другой поднес к губам рупор. Я не поворачивал головы и каждуюсекунду ждал, что зверь-человек, стоявший за моей спиной, одним ударомуложит меня на месте. Наконец -- мне показалось, что прошли века, -- я невыдержал и оглянулся. Ларсен не тронулся с места. Он стоял в той же позе, --слегка покачиваясь на расставленных ногах, и раскуривал новую сигару. -- В чем дело? Случилось что-нибудь? -- раздалось с "Леди Майн". -- Да! Да! -- благим матом заорал я. -- Спасите, спасите! Тысячудолларов за доставку на берег! -- Ребята хватили лишнего в Фриско! -- раздался голос Ларсена. -- Этотвот, -- он указал на меня, -- допился уже до зеленого змия! На "Леди Майн" расхохотались в рупор, и судно пошло мимо. -- Всыпьте ему как следует от нашего имени! -- долетели напутственныеслова, и стоявшие у штурвала помахали руками в знак приветствия. В отчаянии я облокотился о поручни, глядя, как быстро ширится полосахолодной морской воды, отделяющая нас от стройного маленького судна. Онобудет в Сан-Франциско через пять или шесть часов! У меня голова пошлакругом, сердце отчаянно заколотилось и к горлу подкатил комок. Пенистаяволна ударила о борт, и не брызнуло в лицо соленой влагой. Ветер налеталпорывами, и "Призрак", сильно кренясь, зарывался в воду подветренным бортом.Я слышал, как вода с шипением взбегала на палубу. Оглянувшись, я увидел юнгу, который с трудом поднялся на ноги. Лицо егобыло мертвенно бледно и зелено от боли. Я понял, что ему очень плохо. -- Ну, Лич, идешь на бак? -- спросил капитан. -- Есть, сэр, -- последовал покорный ответ. -- А ты? -- повернулся капитан ко мне. -- Я дам вам тысячу... -- начал я, но он прервал меня. -- Брось это! Ты согласен приступить к обязанностям юнги? Или мнепридется взяться за тебя? Что мне было делать? Дать зверски избить себя, может быть, даже убить-- какой от этого прок? Я твердо посмотрел в жесткие серые глаза. Онипоходили на гранитные глаза изваяния -- так мало было в них человеческоготепла. Обычно в глазах людей отражаются их душевные движения, но эти глазабыли бесстрастны и холодны, как свинцово-серое море. -- Ну, что? -- Да, -- сказал я. -- Скажи: да, сэр. -- Да, сэр, -- поправился я. -- Как тебя зовут? -- Ван-Вейден, сэр. -- Имя? -- Хэмфри, сэр. Хэмфри Ван-Вейден. -- Возраст? -- Тридцать пять, сэр. -- Ладно. Пойди к коку, он тебе покажет, что ты должен делать. Так случилось, что я, помимо моей воли, попал в рабство к ВолкуЛарсену. Он был сильнее меня, вот и все. Но в то время это казалось мнекаким-то наваждением. Да и сейчас, когда я оглядываюсь на прошлое, все, чтоприключилось тогда со мной, представляется мне совершенно невероятным. Такимбудет это представляться мне и впредь -- чем-то чудовищным и непостижимым,каким-то ужасным кошмаром. -- Подожди! Я послушно остановился, не дойдя до камбуза. -- Иогансен, вызови всех наверх! Теперь все как будто стало на своеместо и можно заняться похоронами и очистить палубу от ненужного хлама. Пока Иогансен собирал команду, двое матросов, по указанию капитана,положили зашитый и парусину труп на лючину. У обоих бортов на палубе,днищами кверху, были принайтовлены маленькие шлюпки. Несколько матросовподняли доску с ее страшным грузом и положили на эти шлюпки с подветреннойстороны, повернув труп ногами к морю. К ногам привязали принесенный кокоммешок с углем. Похороны на море представлялись мне всегда торжественным, внушающимблагоговение обрядом, но то, чему я стал свидетелем, мгновенно развеяло всемои иллюзии. Один из охотников, невысокий темноглазый парень, -- я слышал,как товарищи называли его Смоком, -- рассказывал анекдоты, щедро сдобренныебранными и непристойными словами. В группе охотников поминутно раздавалисьвзрывы хохота, которые напоминали мне не то вой волков, не то лай псов впреисподней. Матросы, стуча сапогами, собирались на корме. Некоторые изподвахтенных протирали заспанные глаза и переговаривались вполголоса. Налицах матросов застыло мрачное, озабоченное выражение. Очевидно, им малоулыбалось путешествие с этим капитаном, начавшееся к тому же при стольпечальных предзнаменованиях. Время от времени они украдкой поглядывали наВолка Ларсена, и я видел, что они его побаиваются. Капитан подошел к доске; все обнажили головы. Я присматривался к людям, собравшимся на палубе, -- их было двадцатьчеловек; значит, всего на борту шхуны, если считать рулевого и меня,находилось двадцать два человека. Мое любопытство было простительно, так какмне предстояло, по-видимому, не одну неделю, а быть может, и не один месяц,провести вместе с этими людьми в этом крошечном плавучем мирке. Большинствоматросов были англичане или скандинавы, с тяжелыми, малоподвижными лицами.Лица охотников, изборожденные резкими морщинами, были более энергичны иинтересны, и на них лежала печать необузданной игры страстей. Странносказать, но, как я сразу же отметил, в чертах Волка Ларсена не было ничегопорочного. Его лицо тоже избороздили глубокие морщины, но они говорили лишьо решимости и силе воли. Выражение лица было скорее даже прямодушное, открытое, и впечатлениеэто усиливалось благодаря тому, что он был гладко выбрит. Не верилось -- доследующего столкновения, что это тот самый человек, который так жестокообошелся с юнгой. Вот он открыл рот, собираясь что-то сказать, но в этот миг резкий порывветра налетел на шхуну, сильно накренив. Ветер дико свистел и завывал вснастях. Некоторые из охотников тревожно поглядывали на небо. Подветренныйборт, у которого лежал покойник, зарылся в воду, и, когда шхуна выпрямилась,волна перекатилась через палубу, захлестнув нам ноги выше щиколотки.Внезапно хлынул ливень; тяжелые крупные капли били, как градины. Когда шквалпронесся, капитан заговорил, и все слушали его, обнажив головы, покачиваясьв такт с ходившей под ногами палубой. -- Я помню только часть похоронной службы, -- сказал Ларсен. -- Онагласит: "И тело да будет предано морю". Так вот и бросьте его туда. Он умолк. Люди, державшие лючину, были смущены; краткость церемонии,видимо, озадачила их. Но капитан яростно на них накинулся: -- Поднимайте этот конец, черт бы вас подрал! Какого дьявола выканителитесь? Кто-то торопливо подхватил конец доски, и мертвец, выброшенный за борт,словно собака, соскользнул в море ногами вперед. Мешок с углем, привязанныйк ногам, потянул его вниз. Он исчез. -- Иогансен! -- резко крикнул капитан своему новому помощнику. --Оставь всех наверху, раз уж они здесь. Убрать топселя и кливера, да поживей!Надо ждать зюйд-оста. Заодно возьми рифы у грота! И у стакселя! Вмиг все на палубе пришло в движение. Иогансен зычно выкрикивал словакоманды, матросы выбирали и травили различные снасти, а мне, человеку сугубосухопутному, все это, конечно, представлялось сплошной неразберихой. Нобольше всего поразило меня проявленное этими людьми бессердечие. Смертьчеловека была для них мелким эпизодом, который канул в вечность вместе сзашитым в парусину трупом и мешком угля, и корабль все так же продолжал свойпуть, и работа шла своим чередом. Никто не был взволнован. Охотники ужеопять смеялись какому-то непристойному анекдоту Смока. Команда выбирала итравила снасти, двое матросов полезли на мачту. Волк Ларсен всматривался воблачное небо с наветренной стороны. А человек, так жалко окончивший своидни и так недостойно погребенный, опускался все глубже и глубже на дно. Ощущение жестокости и неумолимости морской стихии вдруг нахлынуло наменя, и жизнь показалась мне чем-то дешевым и мишурным, чем-то диким ибессмысленным -- каким-то нелепым барахтаньем в грязной тине. Я держался зафальшборт у самых вант и смотрел на угрюмые, пенистые волны и низко нависшуюгряду тумана, скрывавшую от нас Сан-Франциско и калифорнийский берег.Временами налетал шквал с дождем, и тогда и самый туман исчезал из глаз заплотной завесой дождя. А наше странное судно, с его чудовищным экипажем,ныряло по волнам, устремляясь на юго-запад в широкие, пустынные просторыТихого океана.







Дата добавления: 2015-10-01; просмотров: 439. Нарушение авторских прав; Мы поможем в написании вашей работы!



Практические расчеты на срез и смятие При изучении темы обратите внимание на основные расчетные предпосылки и условности расчета...

Функция спроса населения на данный товар Функция спроса населения на данный товар: Qd=7-Р. Функция предложения: Qs= -5+2Р,где...

Аальтернативная стоимость. Кривая производственных возможностей В экономике Буридании есть 100 ед. труда с производительностью 4 м ткани или 2 кг мяса...

Вычисление основной дактилоскопической формулы Вычислением основной дактоформулы обычно занимается следователь. Для этого все десять пальцев разбиваются на пять пар...

Принципы и методы управления в таможенных органах Под принципами управления понимаются идеи, правила, основные положения и нормы поведения, которыми руководствуются общие, частные и организационно-технологические принципы...

ПРОФЕССИОНАЛЬНОЕ САМОВОСПИТАНИЕ И САМООБРАЗОВАНИЕ ПЕДАГОГА Воспитывать сегодня подрастающее поколение на со­временном уровне требований общества нельзя без по­стоянного обновления и обогащения своего профессио­нального педагогического потенциала...

Эффективность управления. Общие понятия о сущности и критериях эффективности. Эффективность управления – это экономическая категория, отражающая вклад управленческой деятельности в конечный результат работы организации...

Методика исследования периферических лимфатических узлов. Исследование периферических лимфатических узлов производится с помощью осмотра и пальпации...

Роль органов чувств в ориентировке слепых Процесс ориентации протекает на основе совместной, интегративной деятельности сохранных анализаторов, каждый из которых при определенных объективных условиях может выступать как ведущий...

Лечебно-охранительный режим, его элементы и значение.   Терапевтическое воздействие на пациента подразумевает не только использование всех видов лечения, но и применение лечебно-охранительного режима – соблюдение условий поведения, способствующих выздоровлению...

Studopedia.info - Студопедия - 2014-2024 год . (0.014 сек.) русская версия | украинская версия