Глава 8. Прошел месяц, и я закончил, стоя на коленях, чтение четырех Евангелий и Деяний по три раза последовательно

«Начиная с этого часа...»

Прошел месяц, и я закончил, стоя на коленях, чтение четырех Евангелий и Деяний по три раза последовательно. То, что я прочитал, засело глубоко внутри меня. И только тогда я понял, что имел в виду Бог, когда сказал:

«С ын, не будь, как все. Не будь похожим на какую-то деноминацию. Будь, как Иисус, и исцеляй людей, как Он исцелял».

Я также знал, что Иисус находится здесь и сейчас, а это «сейчас» - внутри меня. Мне нужно будет каким-то образом начать делать то, что Он повелел делать.

Я помню, что происходило внутри меня, я ощущал движущую силу, пульсирующую в самой душе. Наконец я понял, что должен делать дальше. Я поехал в мою маленькую церковь, вошел в пасторски кабинет, взял Библию и медленно стал перелистывать страницы Матфея, Марка, Луки, Иоанна и Деяния. Казалось, все, что делал и чем был Иисус, заполнило экран моего видения.

Бог сказал, что если я прочитаю эти пять книг так, как Он велел Он покажет мне Иисуса. Он сдержал Свое слово. Сын Человеческий и вся Его история встали передо мной как живые. По моим щекам бежали слезы. Меня охватило великое желание испить Его живую воду прикоснуться к краю Его одежды, отдать жизнь, следуя Его примеру.

Я упал на пол, растянувшись во всю длину моего долговязого тела, и сказал: «Господь, я не встану, пока Ты не откроешься мне таким, ка­ким я видел Тебя в Евангелиях и Деяниях», — и Бог знал, что я так и сделаю.

Заполненный до краев откровенным познанием Иисуса и дина­мичностью Его характера, Его целей, Его учения, Его сострадания и желания исцелять, я наконец оказался в положении, когда мог дойти до сердцевины христианской веры, которая принесла спасение и исцеление моему несчастному телу и дала Божий призыв на мою жизнь — навечно. Я был наедине с Богом в самом глубоком смысле этого слова. Там я и должен был находиться. Туда привело меня Его Слово, в центре которого находился Он Сам. Я решил не вставать до тех пор, пока не перейду от того, что пропустил в христианстве, к тому, что было приготовлено для меня и, что я мог понести другим людям.

Время для меня потеряло всякое значение. Я не осознавал его. Лёжа там, я чувствовал себя крошечной пылинкой во вселенной. Я держался за край величайшей сущности всего бытия — за Иисуса, Кото­рым вчера и сегодня и вовеки Тот же (см. Евр. 13:8). Я хотел в своей "настоящей» жизни иметь всего Иисуса и знать, как делать три вещи: учить, проповедовать и исцелять (см. Мат. 4:23,24). Не то чтобы я хоть на секунду подумал, что я могу быть Иисусом или хотя бы отдаленно выполнять Его работу самостоятельно. Но я могу быть Оралом Робертсом, который потерял себя в Нем и все же остался самим собой, а Он освятил и наделил меня силой, чтобы я понес Его исцеляющую силу моему поколению.

Я искал Его всем своим существом. Скоро я так плакал, что лицо моё утонуло в слезах.

Я свидетельствую вам, что в те критические часы передо мной раз­вернулась панорама Живого Христа. Словно я был там с Ним, слышал Его слова, видел Его исцеляющие руки, знал самым уверенным знани­ем, что Он есть то, чего я хотел больше всего на свете, и Тем, на Кого только и хотел был похожим.

Я получил личное спасение, я был крещен Святым Духом и говорил иными языками, я провел двенадцать лет, изучая, обучая и пропове­дуя, но в подтверждение моего служения произошло всего одно или два исцеления. Я чувствовал волнение, находясь там, и в то же время был сокрушен тем, что недостаточно крепко держался Иисуса, чтобы быть, как Он. Мне было больно. Я был в муках.

Наконец после того как я вылился перед Ним, как вода из кувшина, я почувствовал себя опустошенным. Я был совсем один. Я больше не мог молиться. Я просто лежал, а время шло — минуты, часы — я так и не знаю, сколько прошло времени.

Не знаю, сколько я пролежал на полу, когда услышал Его голос:

«В стань! »

Я встал.

«С ядь в машину! »

Я вышел из кабинета, прошел через церковь, вышел и сел в машину.

«П роезжай один квартал на восток и поверни направо! »

Я завел мотор и поехал в указанном направлении, затем повернул за углом направо. После этого я услышал такие слова:

«Н ачиная с этого часа ты будешь иметь Мою силу, чтобы исцелять больных и изгонять демонов».

Когда я услышал эти слова, я уже не плакал, я кричал. Я знал, что мой час настал, и Бог наконец поставил меня на позицию, с которой Он мог направлять меня дальше.

Когда я доехал до дома, я выпрыгнул из машины и побежал в дом. Я закричал:

— Эвелин, Эвелин!

— Что такое, Орал?

Я сказал:

— Приготовь мне обед, дорогая. Я слышал Бога.

На ее лице расплылась широкая улыбка. Мы обнялись и поцеловались, и я протанцевал с ней по комнате.

Мой вес упал с двухсот двенадцати до ста семидесяти двух фунтов, л размер одежды — с сорок шестого до тридцать восьмого, и все мои костюмы мне больше не подходили.

— Да, приготовь поесть, дорогая. А потом я куплю себе костюм, который будет мне впору. Больше я никогда не буду толстым, как раньше. До конца моей жизни я буду таким же худым из-за той работы, которую буду выполнять для Господа.

Эвелин вместе со мной прошла все трудности этого пути. Она по-настоящему любила Господа, любила меня и верила в меня.

Пока мы ели, я начал рассказывать ей, что мне нужно было делать по водительству Божьему дальше. Я знал, что все это очень серьезно и мне нельзя было допускать ошибки.

Мне нужно было расстелить шерсть, как это сделал Гедеон в библейские времена (см. Суд. 6:36-40). Не было сомнений в моем духе и разуме в том, к чему меня призвал Бог. Я чувствовал, что если Бог ответит на мои вопросы, я никогда не оглянусь назад, никогда не стану сомневаться в том, что поступил правильно. Это придаст мне уверенность и даст другим людям уверенность, что все это я делаю не по собственному разумению, но по Божьему повелению. И только тогда мое служение исцеления будет действенным, только тогда оно будет продолжительным, только тогда оно оставит свой след для Бога.

 

Шерсть

Моей шерстью были молитвы.

Я просил Бога привести на первое общегородское служение исцеления одну тысячу человек. Это собрание я решил провести в учебном здании в центре города Энида. Учитывая тот факт, что на воскресных богослужениях обычно присутствовало около ста семидесяти пяти человек, одна тысяча посетителей на служении стала бы большим достижением для молодого и неизвестного служителя, каковым я являлся. Это была шерсть номер один.

Я молился, чтобы пожертвования на оплату аренды помещения в размере ста шестидесяти долларов были собраны легко, без давления с нашей стороны. Это была шерсть номер два.

Я молился, чтобы Бог исцелил хотя бы одного человека, который был бы абсолютно уверен в своем исцелении, и чтобы все присутст­вующие знали об этом, как и я. Я ждал какого-нибудь свидетельства, которое все могли бы видеть своими глазами, могли бы прочувство­вать и знать точно, что произошло чудо исцеления. Это была шерсть номер три.

Я так ждал ответа Господа на эти три молитвы, что сказал: «Господь, если Ты не ответишь на эти просьбы, тогда я буду знать, что мне пора прекращать служение». И затем я сделал крайне рискованный шаг: «И перестать быть христианином».

Я имел в виду — и я знаю, что Господь знал это, — если Он исцелил только меня (как бы велико ни было значение этого для моей жизни), но не хотел использовать меня как сосуд, к которому Он обратился, повелев нести Свою исцеляющую силу моему поколению, тогда как я не собирался проводить оставшиеся годы в деноминационной церк­ви, какой я ее знал.

Я человек серьезный и живу в соответствии с убеждениями, каки­ми бы они ни казались другим людям. Я несу ответственность перед Богом и перед собой за свои действия. Мне не нужно было говорить, как опасно раскладывать шерсть, особенно если на эти вопросы не получаешь ответа от Бога. Я устроил проверку собственной душой.

Одна частичка меня была напугана до смерти, напугана тем, что я собрался сделать, потому что если бы у меня ничего не получилось, то я причинил бы вред небольшой группе верующих, собравшихся вокруг меня. К счастью, меня почти никто не знал. Многое из взаи­моотношений с Господом оставалось между мной и Им, и единствен­ным человеком, знавшим все подробности, была Эвелин. И хотя внут­ри она тоже дрожала за своего мужа, как дрожала бы любая хорошая жена, но знала, что я не склонен поступать опрометчиво. Я сделал шаг в неизвестность такого масштаба только потому, что был абсолютно серьезен перед Богом и действительно хотел той же реальности, какая присутствовала в первой Церкви в Деяниях и во всем Слове Божьем. ()на никогда не сомневалась в честности моего сердца.

Другая частичка меня была в восторге. Внутри меня все пузыри­лось от радости Господа, потому что, наконец, я перешел рубеж и готов начать атаку за освобождение больных и людей без Христа. В своем духе я мог видеть и чувствовать возможность чудес, и я знал, что мно­гие из них Живой Христос будет творить через меня.

Я видел, как разбегаются тучи и наступает рассвет, знаменующий новый день в жизни верующих в Теле Христовом. Я видел силу Божью, изливающуюся на всех потерянных и страдающих по всему миру. И сам был одним из таких потерянных и страдающих. Я знал темноту души, боль и трагедию смертельной болезни и знал, что значит быть обманутым искренними христианами, которые не были уверены в том, что на исцеление людей есть Божья воля.

Все эти годы, когда я пытался нести людям исцеление Иисуса, я имел в своем разуме понимание того, что Он чувствует то же, что чувствуем мы, Он тоже был на нашем месте. В пытках и смерти на кресте Он ощущал боль от ударов — ради нашего исцеления. Такая же кровь, как наша, изливалась на Голгофе из Его пробитых гвоздями рук, ног и раны на груди, пронзенной копьем, текла из глубоких и жесто­ких ран, нанесенных плетью, — и все это Он претерпел ради нашего исцеления.

Годы спустя апостол Петр, свидетель Голгофы, писал: «Он грехи наши Сам вознес Телом Своим на древо, дабы мы, избавившись от грехов, жили для правды: ранами Его вы исцелились» (1 Пет. 2:24).

Через откровение Божьего Слова, через слова Самого Иисуса и Его кровавое бичевание Петр увидел, что нам обеспечено полное исцеле­ние. Исцеление — это вечный и прямой результат страданий Иисуса и того, что Бог назвал «ранами». Эти раны получил и понес на Себе Его дорогой Сын в залог освобождения от наших болезней. И если есть исцеление для одного, оно есть для всех!

Поэтому я не думал, что сделал что-то страшное, разложив шерсть. 11 если я получу ответ на свои молитвы, они определят мою дальней­шую жизнь как христианского верующего — того, кто призван учить, проповедовать и исцелять, как Иисус. Разложить шерсть перед Госпо­дом нельзя ради кого-то другого. Это должно оставаться между чело­веком и Богом. Я знал, что это очень важно для меня.

Служение было назначено на два часа дня в воскресенье. Я пропо­ведовал на утреннем богослужении в церкви в Эниде, в которой слу­жил пастором. Там я объявил о служении исцеления и попросил всех желающих согласиться со мной в молитве и вере. Несмотря на, каза­лось бы, большой риск для них из-за возможности ухода молодого пастора и другие негативные последствия, если бы я провалился, — я почувствовал в их духе огонь.

Мы не были церковью, где часто происходят исцеления, но верую­щие знали, что исцеление — библейское понятие. Они слышали мно­го проповедей о том, как Иисус и Его последователи в ранней Церкви исцеляли больных и творили многие чудеса. Они были отчасти про­дуктом великого пятидесятнического излияния, которое пришлось на начало 1900-х годов. Они знали, что исцеление существует, даже если сами не Испытали его лично.

Когда богослужение в церкви закончилось, никто не ушел домой на обед. Мы все остались в церковном здании, немного насторожен­ные и в ожидании, пока не наступило время идти в учебное здание и совершить такой важный шаг веры.

Я часто думаю: «Что происходило в тот день на небесах? Что делал Иисус? Что делали ангелы? Как смотрел на это Бог Отец и что делал Святой Дух? Что подумали жители Энида, когда узнали о служении ис­целения?»

Газеты в Эниде поместили заметку, но редакторских комментариев пока не было. Может быть, редакторы не приняли это событие всерьез? Были ли у них какие-нибудь подозрения о том, какая буря противо­речивых толков разразится на страницах газет позже и куда я попаду из-за своего служения исцеления и того, к чему меня вел Бог? То, что случилось, бросило вызов силовым структурам всей страны и Тела Христова. Думали ли они о том, что маленькое семя, которое я посеял в тот день, вырастет во вселенскую жатву спасенных душ, исцелившихся больных и в мощные изменения в богословии церкви, как и в мышле­нии миллионов людей вне церкви? Если бы они только знали...

Когда мы с Эвелин и диаконами церкви прибыли в зал, нас попросили войти через боковую дверь. Комендант здания был уже там.

— Кто из вас Орал Роберте? — спросил он.

— Я, сэр.

— Я понял так, что вы рассчитывали на присутствие одной тысячи человек.

-Да.

— Хотите знать, сколько человек пришло?

— Да, конечно.

— Я сам лично насчитал одну тысячу двести человек!

Я ощутил внутренний подъем, а мои помощники стали тихо славить Бога.

На шерсть номер один ответ был получен.

На собрание были приглашены пасторы всех пятидесятнических, или, как их чаще называли, Полноевангельских, церквей в этом регионе и пасторы нескольких других церквей. Около двадцати из них уже сидели на сцене, когда меня провели к моему месту рядом с ними.

Служение прославления началось в точно назначенное время. Зал притих, и распорядители приглашали людей присоединиться к песням, которые пелись во всех церквях.

Самой большой церковью у нас была Первая церковь Божьих Ассамблей. Ее пастора попросили сказать собравшимся о нашей нужде в сто шестьдесят долларов для оплаты зала. Других расходов у нас не было.

Он простыми словами рассказал залу, в чем смысл служения, сказал о надеждах, которые Бог удовлетворит сегодня, и попросил всех, имеющих побуждение в сердце, сделать пожертвования. Затем служители прошли по залу, собирая деньги.

Я попросил, чтобы служение приостановили, пока не сосчитают деньги и не объявят публично результаты. Ответ на вторую шерсть ныла важнее, чем сто шестьдесят долларов, которые стоила аренда зала.

За неделю до моего служения в городе проездом был брат в Господе, который провел служение исцеления в поместной церкви. Многие пасторы помогали ему проводить это служение, и он произвел на нас с ильное впечатление настоящими дарами исцелений, своей проповедью и молитвой за исцеление людей. Но нам тогда было буквально невмоготу наблюдать за сбором пожертвований. Независимо от того, сколько он собирал в начале служения, в конце служения он обяза­тельно собирал опять, и эта процедура у него занимала целый час.

После его ухода я задал Господу кучу вопросов о том отвращении и дурном привкусе, которое испытали у себя во рту многие из нас, кто участвовал или помогал в служении этого человека в нашем городе.

Ясно, как звон колоколов, я помню слова Господа:

«Н икогда не прикасайся к золоту или к славе ».

Я также отчетливо помню свой обет Богу не делать этого.

К тому времени у меня был опыт общения со служителем с непра­вильным отношением к деньгам и служению, и я не хотел становиться таким же.

Однажды один человек из нашей церкви, очень близкий мне и до сих пор близкий, многое изменил в моей жизни. Казалось, дьявол очень сильно повлиял на него в одночасье. Он подошел ко мне в моем маленьком кабинете при церкви и сказал: «Я тоже хочу свою долю в этом рэкете».

— В каком рэкете? — спросил я.

— Ты знаешь, это исцеление, с которым ты связался.

Я сказал:

— Не понимаю, о чем ты.

— Ну как же, — сказал он, — прекрасно понимаешь — деньги.

Я смутился и напомнил ему:

— Ты член нашей церкви, которая платит мне пятьдесят пять долларов в неделю. Ты имеешь в виду, что хочешь получать часть из этих денег?

— Нет, — сказал он, — я говорю о больших деньгах в этом бизнесе.

Я не верил своим ушам. Я просто надеялся, что это пройдет и он перестанет донимать меня, но он не перестал. Он преследовал меня по пятам.

Наконец однажды я пришел домой и сказал Эвелин: «Дорогая, я собираюсь закончить свое служение, так и не начав его. Я честный человек. Я действительно ничего в этой жизни не имел. И я не соби­раюсь иметь служение исцеления. Если люди будут считать, что в этом сужении меня больше всего интересуют деньги, то я вообще не буду (того делать».

Моя жена — вы знаете, какой может быть жена, когда она действительно любит вас и ходит под помазанием, — сказала: «Орал, это коз­ни дьявола, который пытается тебя остановить и не дать повиновать­ся Богу. Богу нужен человек, который стал бы молиться за исцеление больных людей. Я знаю тебя, ты мой муж, отец моих детей, и я знаю, что ты честен. То, что ты сейчас сказал, исходит не из сердца. Это дьявол пытается остановить тебя».

«Ну что мне делать? — спросил я. — Что я должен предпринять? Мне не остановить его». Затем мне пришло в голову то, что я слышал мо­лодым христианином о связывании, как говорит об этом Библия (см. Маг. 18:18). Я никогда ничего подобного не делал. Но я помнил, как мой отец говорил о том, что люди Божьи могут связывать тех, кто дей­ствует против них, чтобы остановить поток Божий в их призвании.

«Хорошо, — сказал я Эвелин, — ты не согласишься со мной помо­читься? Мы свяжем этого человека во имя Иисуса. Мы не станем гово­рить ему ничего. Мы просто будем говорить с Богом».

Мы взялись за руки и говорили во имя Иисуса, обращаясь к тому че­ловеку так, будто он стоял перед нами. Мы сказали: «Мы связываем тебя во имя Иисуса Христа, чтобы ты не смел трогать Божьего помазанника и чтобы ты не причинял Божьему пророку никакого вреда». На этом псе и кончилось. Для меня он больше не существовал. Я занимался своими делами, словно его и на свете не было. Я видел его, и он видел меня. Но на этом все. Я разрешил эту проблему. Я повиновался Богу.

Позже, когда я уже не жил в Эниде, я однажды проповедовал в Тал­ес. Когда я пригласил неспасенных выйти вперед, то увидел человека, трясущегося с головы до ног, рывками, чуть не падая, шедшего к алта­рю. Я узнал его: это был тот брат. Когда я сошел с платформы, чтобы встретиться с ним, он обнял меня за ноги и сказал: «Орал, если ты не освободишь меня, я умру. Я потерял покой. Я сплю, но сон не дает мне отдыха. Я ем, но пища не переваривается. Я почти умер. Если ты не поможешь мне освободиться, я умру».

Я сказал: «Если ты действительно раскаиваешься, то раскаивайся не перед Оралом Робертсом. Если ты покаешься перед Богом и дашь обет никогда больше не прикасаться к Божьим помазанникам, я ос­вобожу тебя». Он дал обещание, и я освободил его во имя Иисуса. Он стал одним из моих лучших друзей. Джиб Бонд и я очень близки до сегодняшнего дня. Я считаю его одним из самых дорогих и на­дежных друзей. Теперь вы видите, почему я так деликатно отнесся к тому, как был организован сбор жертвоприношений на моем пер­вом общегородском служении исцеления. Внимательное отношение к деньгам в Божьей работе всегда было для меня исключительно важ­ным аспектом.

В тот день мы все молча ждали, пока собирали приношения, а за­тем посчитали их. Листок бумажки, на котором была написана сумма, был вручен мне, а затем пастору, который получил приношение.

Он подошел к микрофону и объявил: «Сумма сто шестьдесят три доллара и три цента». Повернувшись ко мне с улыбкой, он сказал: «Здесь на три доллара и три цента больше, чем ты просил у Бога».

На шерсть номер два тоже был получен ответ.

Однако я еще не был свободен. Исцелений — третья шерсть — еще не было, а без этого первые две части служения были не более того, что происходит во многих поместных церквях. Самое главное было впереди.

Когда меня представили проповедовать, я заговорил на тему: «Если ты нуждаешься в исцелении, делай так!» Позже эта тема стала заголов­ком и содержанием моей первой книги по исцелению.

Я говорил от сердца, без записей. Раньше я всегда проповедовал по записям, заглядывая в случае необходимости в план. Но здесь меня больше волновало желание больных людей исцелиться, как исце­лился я, и я говорил о том, что исцеление обычно происходит через отдельных людей, а также через группы верующих, которые делают то, чему учил Иисус и что Он повелел нам делать. Нечасто исцеление приходит суверенно (когда Бог решает исцелить кого-нибудь незави­симо от обстоятельств).

Я чувствовал, что люди ловили каждое мое слово, когда вдруг без всякого предупреждения на меня снизошла сила Господа. Я почувствовал ее волну каждой клеточкой моего существа. И тогда я внезап­но спрыгнул с платформы в зал и пошел между рядами. Как только я оказался в зале, все присутствующие поднялись, как стая перепе­вов. Я оказался в левом проходе. Я увидел женщину, протягивавшую мне свою правую руку, покалеченную, окостеневшую, искривленную. Я коснулся ее руки и сказал: «Во имя Иисуса, исцелись!»

И женщина стала сгибать и разгибать руку и пальцы. Когда она увидела, что рука освободилась, она закричала громким голосом: "Я исцелилась! Я исцелилась!" Она пришла на собрание из крупного немецкого поселения рядом с Энидом, поэтому говорила на ломаном.английском, но мы все почувствовали ее искренность.

Присутствующие вскочили с мест. Разные люди стали дергать меня со всех сторон, и я начал молиться за все, что двигалось. Кто-то схва­тил меня сзади за полу пиджака и развернул к себе. Это был муж жен­щины, которая была членом моей церкви. С обеих сторон от него сто­или шестеро мужей других женщин, тоже бывших членами моей церкви. Все семеро были неспасенными, и я как пастор прилагал большие усилия, чтобы привести их ко Христу, но безрезультатно.

Человек, державший меня за полу пиджака, сказал: «Орал, все се­меро, мы видим, что через тебя действует сила Божья, чтобы исцелять этих людей. Мы хотим отдать Господу наши сердца».

Я не помню, чтобы когда-нибудь такое происходило. Это случи­лось, без всякого сомнения, как в те дни, когда Иисус учил, пропове­довал и исцелял. Та же сила пробила их внешнюю жесткую оболочку сопротивления Богу как Господу и сделала их сердца мягкими и вос­приимчивыми к Евангелию.

В третьей молитве я просил, чтобы кто-нибудь исцелился так, что­бы об этом знал сам человек, чтобы знал я и знали присутствующие на собрании люди. Исцеление руки женщины, которая была высохшей в течение тридцати восьми лет, стало ответом на шерсть номер три — и мы все знали об этом. Не надо было ничего нагнетать, не нужно было убеждать в этом никого, исцеление было реальным — и только Сам Бог мог сотворить такое чудо!

Это исцеление стало еще одним исполнением реальности, зафик­сированной в Евангелии от Марка (16:20): «А они пошли и проповедывали везде, при Господнем содействии и подкреплении слова по­следующими знамениями. Аминь». Я пошел вперед с именем Иисуса, я проповедовал Его Слово, я молился об исцелении людей, а исцеление этой женщины — которое видели все — стало Господним подтвержде­нием Его Слова с последующими знамениями.

Под силой этого подтверждения меня окружили семеро взрослых мужчин, которые плакали, как маленькие дети, каясь в своих грехах, желая, чтобы я привел их ко Христу. До этого каждый раз, когда я про­поведовал в воскресное утро и вечер в церкви, я умолял Бога спасать хотя бы по одной потерянной душе. Но такое происходило не часто. В тот день я проповедовал, затем молился, и произошло настоящее ис­целение в присутствии всех этих неспасенных мужчин, которые ред­ко приходили в церковь со своими женами, а теперь они буквально повисли на мне. Они не просили, они требовали, чтобы я помолился вместе с ними о принятии Христа как личного Спасителя.

Я молился до шести часов вечера за каждого, кто этого желал. Ког­да я закончил, на мне не было ни одной сухой нитки. Позже моя жена помогла мне стянуть всю одежду, потому что она прилипла к телу. Я рассказываю про свою мокрую одежду не потому, что считаю это чем-то выдающимся. Я просто хочу показать, насколько напряженным было мое первое служение, когда двадцатидевятилетний проповедник и студент университета, который вступил с Богом в соглашение, рас­стелил перед Господом три шерсти.

Это стало делом моей жизни, не концом, но началом того, чему предстояло исполниться.