Доходы регионального Отделения ПФР в первом полугодии 64 страница

ордена Андрея Первозванного, и прямо наземь! Про заколку только наши знают,

но оказию с орденом заметили многие.

Да, нехорошо, подумал я. Однако могло быть куда хуже. Главное -

венчание на царство состоялось, все-таки доктор Линд не сорвал этого

высокоторжественного события.

- Что англичане? - неопределенно спросил я, не зная, известно ли в

Эрмитаже о дуэли.

- Лорд Бэнвилл уехал. Вчера, в полдень. Даже на коронации не

присутствовал. Оставил записку его высочеству и съехал. Бледный весь и

сердитый. То ли обижен, то ли заболел. Оставил щедрейшие наградные всему

старшему персоналу. Вам, Афанасий Степанович, золотую гинею.

- Поменяйте на рубли и от моего имени раздайте поровну Липпсу и обоим

кучерам, они хорошо поработали, - сказал я, решив, что от этого душегуба мне

наградных не нужно. - А что же мистер Карр?

- Остался. Лорд и своего дворецкого ему оставил - отбыл в одиночестве.

- Что мадемуазель Деклик, не скучает без воспитанника? - с деланой

небрежностью наконец подступился я к самому важному.

В коридоре послышались тихие шаги. Я обернулся и увидел Фандорина. Он

был в домашней венгерской куртке с шнурами, с сеточкой на волосах, в

войлочных туфлях. Весь гладкий, мягко ступающий, с мерцающими в полутьме

глазами - ну чисто кот.

- Ночной швейцар сказал мне, что вы в-вернулись. А где Эндлунг? -

спросил он безо всякого приветствия.

Из вопроса об Эндлунге следовало предположить, что Павел Георгиевич

рассказал Фандорину о нашей экспедиции. Несмотря на сильнейшую неприязнь,

которую вызывал у меня этот человек, мне не терпелось с ним поговорить.

- Ступайте, Корней Селифанович, - сказал я помощнику, и тот, умный

человек, немедленно удалился. - С господином камер-юнкером все в порядке, -

коротко ответил я, и чтобы предупредить дальнейшие неприятные расспросы,

добавил. - К сожалению, мы попусту потратили время.

- У нас тоже не все гладко, - сказал Фандорин, присаживаясь. - Вы ведь

исчезли п-позавчера вечером, когда Эмилия еще не вернулась. Она отлично

справилась с заданием, и мы с точностью определили тайное убежище Линда.

Оказалось, что он прячет ребенка в усыпальнице княжны Бахметьевой, это такая

часовня с подземным склепом, выстроенная близ стены Новодевичьего монастыря.

Княжна покончила с собой от несчастной любви лет сто тому назад, хоронить в

монастыре ее не дали, вот безутешные родители и возвели нечто вроде

мавзолея. С тех пор род Бахметьевых пресекся, часовня обветшала, на двери

ржавый замок. Однако это одна видимость. Мадемуазель рассказывает, что,

когда ее вводили с завязанными глазами в холодное помещение, она всякий раз

слышала звук хорошо смазанных петель. Архитектурного плана часовни раздобыть

не удалось, известно лишь, что сама усыпальница находится в п-подземелье.

Эраст Петрович стал чертить пальцем на столе:

- Вчера еще на рассвете п-приготовились. Это [он поставил хлебницу] -

монастырь. Вот - часовня [сбоку Пристроил солонку]. Вокруг пустырь, тут -

пруд [он плеснул на клеенку немного чаю]. В общем незаметно не подберешься.

Расставили людей по изрядному периметру, замаскировали. Внутрь лезть не

стали.

- Почему? - спросил я.

- Дело в том, Зюкин, что вокруг Новодевичьего монастыря еще со Смутных

времен вся земля изрыта подземными лазами. То поляки осаждали, то

Лжедмитрий, то позднее стрельцы подкапывались, чтоб царевну Софью из неволи

вызволить. Я уверен, что Линд, как субъект п-предусмотрительный и

осторожный, выбрал именно это место неспроста. Там должен быть путь отхода,

это всегдашняя его тактика. Поэтому я решил действовать по-другому. Он

сдвинул брови, вздохнул.

- Вчера передача камня была назначена на пять часов п-пополудни, так

как венчание должно было завершиться в два. Сразу после церемонии "Орлова"

вынули из скипетра...

- Дозволение на обмен получено?! - воскликнул я. - Значит, она

ошиблась, и Михаила Георгиевича все-таки решено спасти!

- Кто она? - сразу же вцепился Фандорин, однако понял по моему виду,

что ответа не будет, и продолжил.

- "Орлова" мне вверили с одним условием. Я дал гарантию, что камень ни

в каком случае у Линда не останется. Ни в каком случае, - со значением

повторил он.

Я кивнул:

- То есть, если придется выбирать между жизнью его высочества и

бриллиантом...

- Вот именно.

- Но как можно быть уверенным, что "Орлов" не достанется доктору? Разве

госпожа Деклик сможет ему помешать? И потом, вы сами говорите, подземные

ходы...

- Я поставил Линду условие, переданное Эмилией еще позавчера. Поскольку

речь идет не об обычной драгоценности, а о священной реликвии, б-бриллиант

не может быть доверен слабой женщине. Гувернантку будет сопровождать

хранитель. Один, без оружия, так что нападения Линду можно не опасаться...

- Кто же этот хранитель?

- Я, - грустно молвил Фандорин. - Хорошо было придумано, правда?

- И что же?

- Ничего не вышло. Я загримировался старым, сутулым камер-лакеем, да,

видно, недостаточно тщательно. Мы с Эмилией больше часа простояли в Храме. К

нам никто не подошел. А позавчера, когда она была одна, никаких затруднений

не возникло. Снова записка, закрытая карета в одном из ближних п-переулков,

и так далее. Вчера же мы прождали до четверти седьмого и вернулись обратно

не солоно хлебавши.

- Неужто Линд отказался от обмена? - упавшим голосом спросил я.

- Как бы не так. В Эрмитаже нас поджидало письмо, доставленное прежним

порядком - через почтальона, но без штемпеля. Вот, п-прочтите, тем более что

это имеет самое непосредственное отношение к вашей персоне.

Я настороженно взял листок, от которого едва уловимо веяло ароматом

духов.

- "Граф Эссекс"?

- Он самый. Да вы ч-читайте, читайте.

"Я решил сделать династии Романовых щедрый подарок к коронации", -

прочел я первую французскую фразу, и у меня все поплыло перед глазами.

Неужто...?

Но нет, моя радость была преждевременной. Похлопав ресницами, чтобы

разогнать туман, я прочитал записку до конца:

Я решил сделать династии Романовых щедрый подарок к коронации. Цена

подарку - миллион. Ведь именно в эту сумму оценивается обговоренный

ежедневный взнос за "Орлова", любезно одолженного мною российской монархии.

Итак, можете владеть камнем еще один день, и совершенно бесплатно. В конце

концов, омрачать вам такой торжественный день с моей стороны было бы по

меньшей степени неучтиво.

Мы совершим нашу маленькую трансакцию завтра. Пусть гувернантка будет в

соборе в семь часов вечера. Я понимаю ваше нежелание доверять этой женщине

такое сокровище и не возражаю против одного сопровождающего. Однако это

должен быть человек, которого я знаю, а именно - мсье Собачьи Бакенбарды.

Искренне ваш, доктор Линд.

Сердце у меня заколотилось часто-часто.

- Так вот почему вы мне все это рассказываете? - Да. - Фандорин

испытующе посмотрел мне в глаза. - Я хочу просить вас, Афанасий Степанович,

принять участие в этом опасном деле. Вы не полицейский агент и не военный,

вы не обязаны рисковать жизнью ради г-государственных интересов, однако

обстоятельства складываются так, что без вашей помощи... - Я согласен, -

перебил его я. В этот миг мне совсем не было страшно. Я думал только об

одном: мы с Эмилией будем вместе. Кажется, именно тогда я впервые мысленно

назвал мадемуазель по имени. После недолгой паузы Эраст Петрович поднялся.

- Тогда отдыхайте, у вас усталый вид. В десять часов будьте в

г-гостиной. Я проведу с вами и Эмилией инструктаж.

 

 

X x x

 

 

Позднее солнце нагрело бархатные шторы, и от этого в затененной

гостиной явственно запахло пылью. С бархатом вечно трудности - такой уж это

материал: если провисит годами без регулярной стирки, как, например, здесь,

в Эрмитаже, то въевшуюся намертво пыль до конца уже не вычистишь..Я

мысленно пометил себе сегодня же распорядиться о замене занавесей. Если,

конечно, вернусь с операции живым.

А благополучный исход затеваемого мероприятия представлялся мне весьма

сомнительным. На последнем

- надо полагать, уже самом последнем совещании - присутствовали лишь

те, кто непосредственно участвовал в операции: мы с мадемуазель, господин

Фандорин и два полковника, Карнович и Ласовский, державшиеся тише воды, ниже

травы и внимавшие Эрасту Петровичу с подчеркнутым почтением, уж не знаю,

подлинным или фальшивым.

На широком столе была разложена схема местности меж Новодевичьим

монастырем и Новодевичьей набережной, причем исполненная честь по чести, не

так, как давеча, на клеенке. Заштрихованными кружками были отмечены тайные

пикеты, окружавшие пустырь со всех сторон: старший агент (Фандорин назвал

его фамилию - Кузякин) в дупле старого дуба на углу Вселенского сквера;

шестеро "служителей" в бараке Детской клиники, что выходила окнами на пруд;

одиннадцать "монахов" на стене монастыря; семеро "лодочников" и "бакенщиков"

на реке; один под видом торговки на выезде с Погодинской улицы; трое "нищих"

у ворот монастыря; двое "рыбаков" на пруду - эти ближе всего, итого в первом

кольце оцепления расположился тридцать один агент.

- Порядок обмена должен быть такой, - объяснил Фандорин, показав

пикеты. - Вас двоих подвозят к часовне, вводят внутрь. Вы т-требуете снять

повязки. Там наверняка имеется свой ювелир. Вы отдадите ему "Орлова" на

экспертизу, после чего отнимете обратно. Тогда госпожа Деклик спустится в

склеп и заберет мальчика. Когда ребенка к вам выведут, вы передаете камень.

На этом ваша, Зюкин, миссия закончена.

Я не поверил собственным ушам. Авантюрный склад господина Фандорина был

мне уже достаточно известен, но даже от него я не предполагал подобной

безответственности. Самое же поразительное было то, что начальник дворцовой

полиции и обер-полицмейстер выслушали этот безумный план с самым серьезным

видом и ни словом не возразили!

- Какая чушь! - с несвойственной мне (но вполне оправданной

обстоятельствами) резкостью воскликнул я. - Я буду один, без оружия,

мадемуазель тоже не в счет. Да они просто отберут у меня бриллиант,

убедившись, что он настоящий. А возвращать Михаила Георгиевича и не

подумают! Просто уйдут каким-нибудь подземным ходом, а нас всех троих

зарежут. Отличная выйдет операция! Не лучше ли, дождавшись, пока нас с

госпожой Деклик заведут внутрь, взять усыпальницу штурмом?

- Не лучше, - кратко ответил Фандорин. А Карнович пояснил:

- Уж при штурме-то его высочество наверняка будет убит. А заодно и вы

двое.

Я замолчал, взглянул на Эмилию. Надо признать, она держалась гораздо

спокойнее меня и, что было особенно больно видеть, взирала на Фандорина с

полным доверием.

- Эхаст Петхович, - тихо произнесла она, - доктох "Линд очень хитхый.

Вдхуг меня и мсье Зьюкин сегодня повезут в дхугое место, совсем новое? Если

так, то ваша Ambuscade (Засада (фр)) будет пустой.

- Впустую, - по старой привычке поправил я и обернулся к многоумному

Фандорину, ибо вопрос был, как говорится, в самую точку.

- Вот это не исключено, - признал он. - Но на сей счет мною

предусмотрены некоторые м-меры. И ваши, Зюкин, опасения, что камень отберут,

а мальчика не отдадут, тоже вполне резонны. Здесь все будет зависеть от вас

самого, и теперь я перехожу к г-главному.

С этими словами он подошел к деревянному ларцу, стоявшему на столике

близ окна, и двумя руками достал оттуда гладкий и сияющий золотой шар

размером с маленькую крымскую дыню.

- Вот ваша гарантия, - сказал Эраст Петрович, кладя шар передо мной.

- Что это? - спросил я и наклонился. В зеркальной поверхности шара

отразилось, мое потешно растянутое лицо.

- Бомба, Афанасий Степанович. Страшной разрушительной силы. Внутри там

есть такая маленькая к-кнопочка. Если ее надавить, высвобождается

взрыватель, а после этого д-достаточно любого сотрясения - к примеру, просто

уронить шар на каменный пол - и произойдет взрыв, после которого не

останется ни вас, ни Линда с его людьми, ни самой часовни. "Орлов", впрочем,

уцелеет, потому что он вечен, и п-позднее мы непременно найдем его среди

обломков... Вот это выл должны будете объяснить доктору. Скажите, что при

малейшем п-признаке нечестной игры вы бросите шар на пол. Это единственный

аргумент, который на Линда подействует. Так сказать, наш маленький сюрприз.

- Но бомба ненастоящая? - догадался я.

- Уверяю вас - самая что ни на есть н-настоящая. Заряд состоит из

гремучей смеси, изобретенной химиками Императорской минно-артиллерийской

лаборатории. Комиссия Главного артиллерийского управления не одобрила смесь

из-за ее чрезмерной взрывоопаснос-ти. Если вас станут обыскивать при посадке

в к-карету, вы скажете, что шар - это футляр для "Орлова", и открывать его

ни в коем случае не позволите. Заявите, что иначе поездка отменяется.

Впрочем, если за вами приедет тот же самый безмолвный кучер, дискуссия

маловероятна.

Эраст Петрович взял в руки шар, поддел ногтем едва заметную крышечку.

- "Орлов" и в самом деле хранится внутри, в верхнем отделении сферы.

Вынимая камень, чтобы передать его д-для проверки, вы нажмете вот сюда и тем

самым задействуете механизм. В карете этого ни в коем случае не делайте -

иначе от тряски может произойти взрыв. А уже нажав кнопку, вы сообщите Линду

или его людям о том, что это за игрушка.

Я заглянул внутрь шара. В круглой выемке, поблескивая голубоватым,

неярким светом, лежала бесценная реликвия дома Романовых. Вблизи чудесный

камень показался мне похожим на резную хрустальную ручку вроде тех, которыми

украшен комод в гардеробной великой княгини. Честно говоря, гораздо большее

впечатление на меня произвела красная металлическая кнопочка, почти

незаметная на фоне алого бархата.

Вытерев пот со лба, я посмотрел на Эмилию. При неудачном обороте дела,

или же если я совершу оплошность, мы погибнем вместе, и куски наших тел

перемешаются. Она спокойно кивнула мне, словно говоря: ничего, я в вас верю

и все непременно закончится благополучно.

- Но что дальше? - спросил я. - Взрываться Линд не захочет, это ясно, и

правил игры не нарушит. Он вернет нам Михаила Георгиевича, а сам уйдет

каким-нибудь хитрым лазом. И "Орлов" будет навсегда утрачен.

- Этого не должно произойти ни в коем случае! - впервые вступил в

разговор Карнович. - Помните, господин Фандорин, за "Орлова" вы поручились

головой.

Словно не слыша полковника, Фандорин улыбнулся мне:

- На этот случай, Зюкин, у меня предусмотрен для доктора еще один

сюрприз.

Однако улыбка, и в самом деле совершенно неуместная в данной ситуации,

сразу же исчезла, сменившись выражением смущенным и, пожалуй, даже

сконфуженным.

- Эмилия, Афанасий Степанович... Риск, которому вы подвергаетесь,

б-безусловно велик. Линд - человек парадоксального ума, его поступки и

реакции часто непредсказуемы. План планом, но может произойти все что

угодно. А ведь вы, Эмилия, дама и к тому же даже не являетесь российской

подданной...

- Пусть хиск, это ничего. Нужно спасать маленький пхинц, - с величавым

достоинством сказала мадемуазель. - Но мы, я и мсье Зьюкин, будем больше

спокойны, если знать, какой еще surprise вы пхидумали.

Фандорин осторожно закрыл золотую крышку, и голубоватое сияние,

мерцавшее над столом, погасло.

- Лучше вам этого не знать. Это должно быть неожиданности и для вас

д-двоих. Иначе дело может сорваться.

 

 

X x x

 

 

Странное дело - оказавшись вдвоем в темной, наглухо закрытой от

внешнего мира карете, мы долгое время не произносили ни слова. Я

прислушивался к ровному дыханию мадемуазель и со временем, когда глаза

свыклись с мраком, стал различать ее смутный силуэт. Мне хотелось услышать

ее голос, сказать ей что-нибудь ободряющее, но, как обычно, я все не мог

подыскать уместных слов. На коленях лежал металлический шар, и, хоть

взрыватель еще был не включен, я держал адскую машину обеими руками.

Напрасно я опасался, что у меня возникнут трения с посланцем доктора

Линда из-за увесистого узелка странной круглой формы. Первый этап операции

прошел гладко - как говорят в народе, без сучка, без занозинки.

Мы с мадемуазель не простояли в храме и пяти минут, как некий

мальчишка, по виду из обычных попрошаек, что вечно толкутся на паперти,

протянул мне записку - еще и пришлось дать паршивцу пятиалтынный из

собственных денег. Прижавшись друг к другу плечами, мы развернули листок (я

опять ощутил легкий аромат "Графа Эссекса") и прочли одну коротенькую

строчку: "L'eglise de Ilya Prorok" (Церковь Ильи Пророка (фр.)). Я не знал,

где это, но мадемуазель, успевшая в доскональности изучить все окрестные

улицы и переулки, уверенно повела меня за собой.

Через несколько минут мы были уже возле небольшой церковки, а у

соседнего дома ожидала черная карета с занавешенными окнами, весьма похожая

на ту, что я видел неделю назад, хоть и не поручусь, что та самая. С козел

спрыгнул высокий человек в низко надвинутой шляпе, так что виднелась только

густая черная борода. Ни слова не говоря, открыл дверцу и протолкнул

мадемуазель внутрь.

Показывая узелок, я суровым голосом произнес заранее приготовленную

фразу:

- Это предмет обмена. Трогать нельзя.

Не знаю, понял ли он меня, но к узелку не притронулся. Присел на

корточки и очень быстро провел ладонями по всему моему телу, не постыдившись

коснуться самых укромных мест.

- Позвольте, сударь... - не выдержал я, но обыск уже закончился.

Бородатый молча толкнул меня в спину, я поднялся в экипаж, и дверца

захлопнулась. Раздался скрежет засова. Карета качнулась, и мы поехали.

Прошло, наверное, не менее получаса, прежде чем между нами завязался

разговор. И начала его мадемуазель, потому что я так и не придумал, с чего

начать.

- Стханно, - сказала она, когда на повороте карему качнуло и мы

дотронулись друг до друга плечами. - Стханно, что сегодня он меня не

обласкал.

- Что? - удивился я.

- Как это - perquisitionner?

- А, обыскал.

- Да, спасибо. Стханно, что не обыскал. Обычно обыскал. Если знать,

можно было спхятать в панталон маленький пистолет.

Я позволил себе наклониться к ее уху и шепнуть:

- У нас есть оружие получше. - И похлопал рукой по бомбе.

- Остохожно! - ойкнула мадемуазель. - Я боюсь! Все-таки женщина есть

женщина, даже такая смелая.

- Ничего, - успокоил ее я. - Пока взрыватель не включен, бояться

нечего.

- Я все думаю про второй сюрприз мсье Фандорина,

- вдруг заговорила мадемуазель по-французски, и ее голос дрогнул. - Не

состоит ли он в том, что бомба взорвется в любом случае, разнеся на куски и

нас, и доктора Линда, и его высочество, а камень потом, как и сказал мсье

Фандорин, подберут среди обломков? Для царя главное - сохранить "Орлов" и

избежать огласки. Для мсье Фандорина - отомстить доктору Линду. Что вы

думаете, Атанас?

По правде сказать, ее подозрения показались мне очень даже

правдоподобными, но, немного подумав, я нашелся, что возразить:

- В этом случае нам дали бы не настоящий камень, а подделку. Тогда

можно ничего среди обломков не искать.

- А с чего вы взяли, что в шаре подлинный "Орлов"?

- нервно спросила она. - Ведь мы-то с вами не ювелиры. Вы нажмете

кнопку, и тут же грянет взрыв! Вот и выйдет обещанный сюрприз, про который

нам с вами ни в коем случае нельзя было узнать.

У меня внутри все похолодело - слишком уж верным выглядело это

предположение.

- Значит, такова наша судьба, - сказал я, перекрестившись. - Если вы

угадали правильно, то это решение принято высшей властью, и я исполню все в

точности. Но вам не нужно входить в часовню. Когда нас привезут, я скажу

кучеру, что в вашем присутствии нет надобности - я заберу Михаила

Георгиевича сам.

Мадемуазель крепко сжала мне руку.

- Благодарю вас, Атанас. Вы вернули мне веру в человеческое

благородство. Нет-нет, я пойду с вами. Мне стыдно, что я могла заподозрить

Эраста в вероломстве. Для него камень, даже такой особенный, не может быть

дороже жизни ребенка. И наших жизней тоже, - тихо закончила она.

Вторая половина ее короткой, прочувствованной речи несколько испортила

приятное впечатление от первой, и все же я был растроган. Хотел ответить на

пожатие ее пальцев, но это, пожалуй, выглядело бы чрезмерной вольностью. Так

мы и ехали дальше, и ее рука касалась моей.

У меня, в отличие от мадемуазель, не было уверенности в благородстве

господина Фандорина. Представлялось весьма вероятным, что в самом, скором

времени земное существование Афанасия Зюкина закончится, причем не тихим и

незаметным образом, как следовало бы по всей логике моей жизни, а с

неприличным шумом и грохотом. Компания Эмилии делала эту мысль менее

отвратительной, в чем, безусловно, проявлялось качество, которое я не терплю

в других и всегда старался подавлять в себе - малодушное себялюбие.

А между тем в наглухо закрытой карете становилось все трудней дышать. У

меня по лицу и сзади, за воротник, стекали капли пота. Это было неприятно и

щекотно, но я не мог вытереться платком-для этого пришлось бы отнять руку.

Мадемуазель тоже дышала учащенно.

Внезапно мне пришла в голову простая и страшная мысль, от которой пот

заструился еще обильней. Я попробовал тихонько, чтобы не вспугнуть

мадемуазель, просунуть руку в узелок и открыть крышку шара. Однако щелчок

все же раздался.

- Что это был? - встрепенулась мадемуазель. - Что был этот звук?

- Замысел Линда проще и коварнее, чем представляется Фандорину, -

сказал я, хватая ртом воздух. - Я полагаю, что доктор приказал возить нас в

этом заколоченном ящике до тех пор, пока мы не задохнемся, а после

преспокойно забрать "Орлова". Только ничего у него не выйдет - я включаю

взрыватель. Пока я в сознании, буду держать бомбу на весу обеими руками.

Когда же иссякнут силы, шар упадет...

- Vous etes fou! - воскликнула мадемуазель, рывком высвободила руку и

схватила меня за локоть. - Vous etes fou! N'y pensez pas! Je compte les

detours, nous sommes presque la! (Вы сошли с ума! Не вздумайте! Я считаю

повороты, мы уже почти приехали! (фр.))

- Поздно, я уже надавил, - сказал я и крепко сжал шар обеими руками.

А еще через минуту карета и в самом деле остановилась.

- Ну, выхучай Господь, да? - шепнула Эмилиями перекрестилась, но не

по-православному, а на свой католический лад, слева направо.

Дверца отворилась, и я сощурился от яркого света. Никто мне глаз не

завязывал, и я увидел облупленную стену маленькой часовни, а поодаль, в

сотне шагов, башни и колокольни большого старинного монастыря. Ступив на

подножку, украдкой осмотрелся по сторонам. У пруда сидели с удочками рыбаки,

а на краю ближнего сквера зеленел свежей листвой узловатый дуб, в дупле

которого предположительно прятался старший агент Кузякин. На душе стало"

чуть-чуть спокойней, хотя ненадевание повязки, вероятнее всего, означало,

что живыми Линд выпускать нас не намерен. Мадемуазель высунулась из-за моего

плеча и тоже принялась оглядываться - ах да, она ведь оказалась здесь без

повязки впервые. Ничего, господин доктор, подумал я, пропадем, так вместе с

вами, и прижал к груди узелок.

Кучер, стоявший сбоку от распахнутой дверцы, схватил меня за локоть и

дернул: слезай, мол. Я поморщился - такая силища была в этих стальных

пальцах.

Ржавая дверь с увесистым навесным замком, почти не скрипнув, открылась

нам навстречу.

Я вошел в полутемное помещение, более просторное, чем казалось снаружи,

и увидел несколько мужских фигур. Прежде чем успел их разглядеть, дверь за

нами закрылась, но от этого свет не исчез, а лишь сделался из сероватого

желтоватым - на стенах висело несколько масляных светильников.

Людей Линда было четверо. Прежде всего я обратил внимание на седого

сухонького господина с безгубым, нерусским лицом и в стальных очках. Неужто

это и есть доктор Линд? По обе стороны от него стояли двое высоких и

плечистых, чьи лица тонули в тени, - надо полагать, телохранители. Четвертым

был кучер, вошедший следом и привалившийся спиной к двери, как бы отрезая

нам путь к отступлению.

Один из телохранителей замахал рукой на кучера, явно требуя, чтобы тот

вышел.

Кучер кивнул, но не тронулся с места. Телохранитель сердито указал

пальцем на дверь. Кучер скрестил руки на груди.

- Taubstummer Dickkopf! (Упрямая глухонемая дубина! (нем.)) - выругался

верзила.

Так вот почему возница вел себя с нами так странно. Теперь понятно,

отчего Линд не боялся, что бородач попадет в руки полиции.

Второй телохранитель сказал, тоже по-немецки:

- Да черт с ним, пусть торчит. Ему, поди, тоже любопытно.

Но здесь седой господин властно протянул руку к узелку, и я понял, что

начинается самое главное.

- Принесли? Давайте, - тусклым голосом сказал он по-французски.

Я бросил на пол платок, в который был завернут шар, открыл крышечку и

камень сверкнул из своего бархатного гнезда ленивым, приглушенным блеском.

Медленно и ясно выговаривая каждое слово, я объяснил про сюрприз и про

условия обмена. Слава Богу, мой голос ни разу не дрогнул. Тут самое важное

было, чтобы Линд поверил - если понадобится, я не струшу.

Он выслушал меня не перебивая и кивнул, словно речь шла о чем-то само

собой разумеющемся. Нетерпеливо щелкнул пальцами:

- Хорошо-хорошо. Давайте, я проверю.

И вытащил из кармана маленькую, окованную медью лупу.

Выходит, это был не Линд, а ювелир - как и предсказывал Фандорин. Я

поддел двумя пальцами маслянистый камень, который охотно и как-то даже уютно

лег в мою ладонь, будто был сотворен как раз по ее мерке. Второй рукой я

осторожно прижал бомбу к груди.

Ювелир взял бриллиант и подошел к одной из ламп. Телохранители - или

кто они там были на самом деле - обступили мастера и шумно засопели, когда

грани "Орлова" вспыхнули нестерпимым сиянием.

Я оглянулся на мадемуазель. Она стояла неподвижно, сцепив пальцы.

Приподняв брови, показала взглядом на шар, и я успокаивающе кивнул: не

беспокойтесь, не уроню.

Света масляной лампы ювелиру показалось мало. Он достал еще и

электрический фонарик, подвигал пружиной. Тонкий, яркий луч коснулся

бриллианта, и я прищурился - показалось, что от камня посыпались искры.

- Alles in Ordnung (Все в порядке (нем.)), - бесстрастно произнес

ювелир на нечистом немецком и спрятал лупу в карман.

- Верните камень, - потребовал я.

А когда он не выполнил мое требование, я угрожающе вытянул вперед обе

руки с раскрытым шаром.

Ювелир пожал плечами и положил бриллиант обратно в нишу.

Ободренный успехом, я повысил голос:

- Где его высочество? Теперь по условиям договора вы должны немедленно

его вернуть!

Безгубый показал пальцем на каменный пол, и я лишь теперь заметил

черный квадратный люк с чугунным кольцом.

- Кому он нужен, ваш мальчишка. Забирайте, пока не подох.

В устах этого респектабельного господина грубое слово crever (Подыхать

(фр.)), произнесенное применительно к малютке, прозвучало так неожиданно и

страшно, что я содрогнулся. Господи, что это за люди!

Мадемуазель, шумно втянув воздух, бросилась к люку, схватилась за

кольцо и потянула изо всех сил. Дверца немного приподнялась и тут же с

гулким, металлическим стуком снова упала в пазы. Ни один из громил не