Gav Thorpe - Annihilation Squad / Гэв Торп - Истребительная команда 3 страница

Может кому-то и нравится наблюдать, как офицер дрючит других, но не мне. Я разворачиваюсь к отделению Фиакира, прислонившегося к стене.

- Рядовой Кардинал, что второе отделение сделало не так? - спрашиваю я. Мужчина смотрит на меня так, словно попал в прицел снайпера, его усмешка превращается в маску ужаса, а редкие волосы на голове покрываются капельками пота.

- Сэр? - говорит он, оглядываясь влево и вправо в поисках подсказок.

- Ты наверняка осознал, что рядовой Данморе показался слишком рано, - говорю я, ссылаясь на гвардейца, что установил заряд.

- Да, сэр! - отвечает Кардинал, нервно облизывая при этом губы. - Его мог увидеть водитель и предпринять какие-то меры, сэр.

- Не ври мне, Кардинал! - в ярости ору я, топая по залу в его сторону. - Рядовой Данмору отлично рассчитал время атаки.

На сегодня рядовой Кардинал лишен рациона. Вскоре за ним последует и все его отделение.
- О чем они забыли, Флэшен?

- Не знаю, сэр! - отрезает огромный капрал, тупо уставившись перед собой.

- Тупой, жирный... - начинает бормотать кто-то, но тут же он или она умолкает, как только я провожу взглядом по шеренге.

- Во имя Императора, это же танк! Внутри двигатель и снаряды! - говорю я и вижу, что капрала озаряет.

- Вторичные взрывы, сэр, - отвечает капрал, - второе отделение не стало ждать и проверять, не последуют ли они, сэр.

- Верно, - говорю я, разворачиваюсь и пальцем маню к себе Блура, - первое отделение на лебедке, третье устраивает засаду в городе. Сержант Фиакри, пусть рядовой Кардинал закладывает заряд, поскольку он мнит себя экспертом.

ПОСЛЕ четырех часов тренировки с макетом танка, во время которых я урезал рационы еще троим из взвода за драку.

Мы вернули макеты зарядов и гранаты, после чего ушли в душевые перед обедом.

Ответственность за приготовление пищи было распределено между тремя отделениями, за едой сегодня приглядывало подразделение Блура. Хотя занятие было не сложным - открыть пакеты с сухпаем и залить их горячей водой, что уже было проделанного один Император знает сколько раз за этот год.

Я локтями расталкиваю солдат и усаживаюсь на тесной лавочке с отделением Кандлерика, который нехотя ковыряется в своей восстановленной бурде.

Без особых церемоний загреб ложку этой каши, кроме соли на вкус в ней ничего не разобрать. Капрал Фестал Кин-Драгг поймал меня глазами, и кивком я разрешил ему говорить.

- Не понимаю, чем нам пригодятся этим противотанковые тренировки, сэр, - произносит он, жестикулируя при этом ложкой.

- Почему? - спрашиваю я.

- Из-за пехоты, - отвечает Фестал, опуская ложку, - ни один командир танка не поедет в город или лес без поддержки пехоты. Мы никогда не встретим танк в одиночку.

Секунду смотрю на него, потом на всех остальных из отделения.

- Ты из воздушно-десантных, верно? - говорю я, в ответ он кивает. На самом деле он служил в элитной первой роте 33-его Каторского Гравишутного Полка.

Он возглавил несанкционированную высадку ради мародерства в городе за линией фронта, после того как его оставили перед наступающими силами орков. - Значит привык действовать в тылу?

- Да, меня тренировали как следопыта, - говорит он, пожимая плечами, - и что из этого?

- Так значит тебя тренировали для саботажа, партизанских действий и все такое, да? - спрашиваю я, он снова кивает в ответ. - Как ты думаешь, что мы будем делать?

- Не знаю, - качая головой, отвечает Фестал, - Полковник ни словечком не обмолвился о нашем задании.

- Верно, - говорю я, приканчиваю кашу и со звоном кидаю ложку в тарелку, - я тоже не знаю, с чем мы столкнемся. Но готов поставить свою жизнь, это какое-то секретное задание.

Не на фронте, где танки и пехота наступают вместе, но за линией, на тропинках и дорогах, где нас будут подстерегать патрули.

- Вы ведь не знаете точно, - говорит Гаттер, из этого же отделения, - из того, что вы нам рассказали, мы можем очутиться где угодно. Да насколько мы знаем, мы может быть будем расчищать минные поля или что-то такое.

- Не говори ерунды, - молвит Кандлерик, хлопая мясистой ладонью по столу, - я может быть не такой умный как некоторые, но я точно знаю, что не стал бы гнать тридцать человек через всю галактику, чтобы расчищать минные поля.

Но как сказал лейтенант Кейдж, мы увязнем в этом задании по самые уши, это как пить дать.

- Вам Полковник вообще ничего не сказал? Совсем никаких намеком, упоминаний о каких-либо специальных тренировках? - спрашивает Фестал, наклоняясь вперед, чтобы поговорить тет-а-тет. Я в ответ наклоняюсь к нему и шепчу в ухо:

- Ни-че-го, - говорю я и сажусь обратно. Он хмурится, а я улыбаюсь в ответ. Если бы Полковник хотел поведать нам, куда мы отправляемся и почему такая спешка, он бы сказал. Я уже давно научился не особо волноваться по этому поводу.

Так или иначе, мы будем по ушли в дерьме и крови, но до этого момента большинство из нас сдохнет.

Они пристально смотрят на меня некоторое время.

- Что? - спрашиваю я. - Вы меня не слушали что ли? Вы теперь штрафники "Последнего Шанса" и поскольку уже все сказано и сделано, то у нас нет особого выбора.

- Но бывают же выжившие? - говорит Гатер, глядя на стол слева, где Лори сидит с отделением Блура. - Мы можем пройти через это. Сколько вы уже у Полковника, а?

Слежу за его взглядом, а затем снова смотрю на него, опускаю локти на сто. Подпираю ладонями щеки.

- Разница в том, рядовой Гатер, что я неуязвим, - говорю я, - а как дела обстоят у тебя?

Он хмурится и не отвечает, после чего смотрит на помои в своей тарелке. Остальные пялятся на меня, пока я встаю и отхожу от лавки.

- Проверка через час, - напоминаю я им, - ради Полковника всем в парадно-выходной, понято?

Они кивают и бормочут, пока я разворачиваюсь. Когда прохожу центральный коридор и сворачиваю налево к караулке, где обосновался Полковник, то затылок охватывает приступ боли.

Зная, что грядет, я быстро кидаюсь к душевым, и там закрываюсь в одной из маленьких кабинок.

Боль разрастается, шустро подбирается к глазам. Чувствую себя так, словно мои мозги горят. Бледно-белая стена передо мной начинает расплываться и искажаться, будто объятая блеклым пламенем.

В ушах громоподобно стучат удары моего сердца. Падаю на колени.

Все мои чувства расцветают мукой, и меня тошнит.

Рокот сердца превращается в барабанный бой, после чего начинает звучать все громче, пока не становиться похожим на оглушительную артиллерийскую канонаду.

На мгновение я слепну. Все вокруг становится белым. И тут я оказываюсь на Тифон Приме, в точности за стенами Коританорума.

Земля вокруг меня разрывается под орбитальной бомбардировкой, которая передвигается к цитадели повстанцев. Через несколько секунд, я понимаю, что я больше не на грязных полях Тифон Прима, а в серой пустыне, и бомбы падают вокруг меня.

Все моей тело дрожит. Часть меня осознает, что это не реальность, но все чувства говорят о том, что это происходит именно в данный момент. Галлюцинация начинает тускнеть, и меня снова тошнит кашей на пол. Грохаюсь в сторону, и валюсь вдоль стены кабинки.

Через секунду зрение возвращается и я вижу и слышу что-то невероятное. Беспорядочные, перепутанные цвета сливаются друг с другом среди потока высокочастотного визга.

Пару минут сижу на месте и тяжело дышу.

Боль спадает до глухой пульсации. Такие приступы стали происходить гораздо чаще, и они до усрачки меня пугают. На самом деле я в ужасе перед правдой.

Варп-сны, подсказки инквизитора Ориеля во время ликвидации Пресветлого Меча, моменты озарения на поле боя, когда мне казалось, что я знаю, что произойдет в следующие несколько секунд. Мне нужно смириться с ужасающим фактом.

Я думаю, что я псайкер.

 

Two

Глава вторая.

Железная дисциплина.

А что еще хуже, так это то, что Ориель знает и Полковник скорее всего тоже.

Не понимаю, почему инквизитор оставил меня в живых, я всегда считал, что они существуют, чтобы ограничивать несанкционированных псайкеров.

И даже не знаю, что больше меня беспокоит: мысль о том, что меня утащит Инквизиция по подозрению в колдовстве, или то, что по какой-то причине Ориель и Шеффер используют меня для чего-то другого.

Ни у конечно же, не могу позволить, чтобы об этом узнал взвод. Если они после этого не убьют меня сами, то уж наверняка вынудят действовать Полковника.

Проблема в том, что приступу охватывают меня все чаще, и только вопрос времени, когда это все всплывет.

Ну, или возможно я просто сойду с ума.

И это вполне возможный исход, учитывая то, через что я прошел.

Инстинктивно дотрагиваюсь до шрама с боку головы - напоминание об операции. Один мерзавец просверлил мне череп, чтобы выпустить какие-то опасные "испарения", затем нехило так покопался в моих мозгах своим тесаком.

Я не медик, но разве шариться вот так у кого-то в голове может принести что-то хорошее?

Но галлюцинации начались задолго до операции, так что черт его знает, что там у меня происходило.

Достаточно успокоившись, я встаю и поправляю униформу.

Открыв дверь кабинки, осматриваюсь, чтобы убедиться, что все остальные все еще в столовой.

Прошло около минуты с начала приступа, может быть меньше.

Открываю чуланчик и быстро протираю шваброй пол, после чего привожу все в порядок и выхожу из помещения.

Как раз когда я прохожу мимо столовой по пути в кабинет Полковника для ежедневного отчета, остальные начинают выбираться из кубрика.

У них примерно час на подготовку к проверке Полковника, но они достаточно хорошие бойцы, чтобы подготовиться за полчаса, так что им останется немного времени на отдых.

Лори выходит одной из последних и озадаченно смотрит на меня.

- Кейдж, с тобой все в порядке? - спрашивает она. - Ты какой-то бледный.

Смеюсь в ответ, может быть немножко переигрываю.

Штука в том, что Лори сама бледная, насколько это возможно.

Ее кожа абсолютно белая, как и ее коротко остриженные волосы. Ее бледно-голубые глаза с секунду смотрят в мои, и я отвечаю на этот пристальный взор.

- Извини, - говорю я, через мгновение отводя взгляд.

Она ничего не говорит, а просто стоит и смотрит на меня в своей невозмутимой манере.

Затем она разворачивается и без слов уходит.

Наблюдаю за ней. Другие мужчины должно быть заметили бы как она виляет бедрами, но я-то помню как она выковыряла глаза того, кто к ней прикоснулся. Так что смело могу сказать, что у меня нет никакого интереса в постельных шалостях с ней.

Было очень жутко ее встретить тут на борту.

Два прошедших года я считал ее погибшей.

В последний раз, когда я ее видел, она убежала после того как ее брату вышибли мозги в Коританоруме.

Я слышал выстрелы и решил, что она тоже погибла.

Выяснилось, что инквизитор Ориель, еще один, словно призрак, восставший из пепла Коританорума, спас ее.

Она работала на Ориеля посредником между ним и Имперской Гвардией во время ликвидации Пресветлого Меча, и после беседы с ней, она подтвердила, что именно ее я видел спускающейся по штурмовой рампе, после того как мы убили ренегата-тау.

Ну, а дальше, судя по словам Полковника, она попросилась в штрафники "Последнего Шанса".

Кажется она жаждет смерти, возможно из-за потери Лорона.

Как бы-то ни было, у нее теперь затравленный взгляд, и я ни разу не видел, чтобы за последний год она улыбалась. Она отлично тренируется, блестяще на самом деле, но внутри пуста. Мертва. Это я могу сказать по ее глазам.

Я тогда испытал странное облегчение от того, что еще один штрафник умудрился выбраться из Коританорума.

Меня изводил вопрос, почему я выжил, в то время как остальные погибли.

Я конечно же свыкся с ним, но, увидев ее, я ощутил странное утешение в том, что выжил кто-то еще, кто знает, что мы натворили.

Кто-то, кто знает о трех миллионах мужчин, женщин и детей, которых мы убили.

Кто-то, кто понимает, что значит быть штрафником "Последнего Шанса", или почему мы нам пришлось это сделать.

Я помню как объяснял отряду ликвидации, что значит на самом деле быть солдатом, и учил их убивать без сожаления.

На сей раз даже не пытался. Они или поймут это сами, или умрут.

В любом случае, я больше не считаю их своими солдатами.

В последние раз я ошибочно считал, что отряд мой.

Этого никогда не было, они все были пушечным мясом Полковника, и он даже думать о нас не будет - даже обо мне.

СИДЯ за столом, Полковник смотрит на меня.

Его осколки льда вместо глаз впиваются в меня, пока я докладываю.

Как всегда он в униформе с тесьмой и прочим. Он сидит в кресле с высокой спинкой, скрестив при этом руки на своей широкой груди.

- А как с дисциплиной, Кейдж? - спрашивает он.

- Вчера ночью Горан сломал нос Топаз, ща то, что она стащила его шнурки, - говорю я, уставившись за левое плечо Полковника.

- Его шнурки? - спрашивает Полковник, наклоняясь вперед и аккуратно опуская руки на стол.

- Топаз не может с собой ничего поделать, - объясняю я, - хотя у них ничего нет кроме униформы, она не может устоять и не спереть что-нибудь.

Ну а Горан бык до мозга костей, сэр.

Он знает, что здоровее ее, и ему всего лишь нужно было попросить, но просит обычно исключительно кулаками.

Встречаюсь взглядом с Шеффером. Он все еще пристально смотрит на меня.

- Ты уже почти год с ними, и ничего не можешь сделать, чтобы они не крали друг у друга и не дрались? - молвит он.

- Сэр, если бы вы дали мне полк штурмовиков, то полагаю, они бы были счастливы и улыбались, - говорю я, - но так как это сброд из лагеря, то некоторых из них не изменить.

- Но каждый божий день? - спрашивает Полковник, выказывая раздражение. - Пятеро было убито во сне, двое подрались, и вдвое больше проводят минимум по месяца в апотекариуме. Это просто не нормально, Кейдж.

- Они заперты на корабле посреди варпа, и им абсолютно нечем заняться, - говорю я, стараясь сдержать голос спокойным.

- Да даже если бы они ни были преступниками, то сами себе перерезали бы глотку после такого заточения. А с Топаз я ничего не могу сделать, только отрезать ей руки.

- Но зато можешь сделать с Гораном, - говорит Полковник, все еще пристально меня изучая.

Его выражение лица не изменилось ни на йоту, но значение его слов предельно ясно.

- Я пытался применить все дозволенные наказания за совершенные проступки, сэр, - говорю я.

Он ни на секунду не отводит взгляда.

- Да, сэр, - говорю я со злобной ухмылкой, - да, я могу с вашего разрешения разобраться с Гораном.

- У вас полное мое одобрение, Кейдж, поступайте как сочтете нужным, - отвечает Полковник.

После чего кивком головы приказывает мне уйти:
- Хочется увидеть значительные изменения в дисциплине.

Вытягиваюсь по струнке и козыряю так, как никогда этого не делал. Разворачиваюсь на пятках и марширую к двери.

- Единственное, Кейдж, - говорит Полковник, и я разворачиваюсь, - имей в виду, что лазарет не очень хорошо оснащен, а взвод и так уже с минимальным личным составом после происшествия с Морганом.

- Учту это, сэр, - говорю я, перед тем как открыть дверь и выйти.

Когда разворачиваюсь и закрываю дверь, то мимолетно замечаю, что Полковник откинулся на кресле, а на его лице удовлетворенная улыбка.

ПРОШЛО еще два дня прежде чем Горан снова заступил черту и дал мне возможность сделать то, чего я жаждал на протяжении последних шести месяцев.

Время ужинать, и его отделение вместе с сержантом Кандлериком сегодня на дежурстве. Он урезал рацион Брауни Данмору, и специалист по тяжелому вооружения начал жаловаться.

Хотя и плохой повод, но это была единственная зацепка, так что я встал на сторону Брауни. Ну спрашивайте почему они его называют Брауни (*), хотя его настоящее имя Брин. Надо будет как-нибудь поинтересоваться.
(*) табу. гомосексуалист.

В любом случае, все несколько накалилось, и Брауни нахлобучил свою тарелку Горану на голову. Горан здоровенный черт, почти на голову выше меня.

Он замаячил перед Брауни, размахнулся своим увесистым половником и шмякнул того прямо по лицу.

Когда разбрасывая во все стороны кастрюли и тарелки Горан перепрыгнул через стол раздачи, в дело вступил я.

Я тихонько подхожу к Данмору, никто даже не замечает.

Брауни ранен несерьезно, больше пострадала его гордость. Горан снова замахивается своим половником.

Однажды этот здоровенный детина забил своего товарища по отделению из-за игры в карты, так что он точно знает, как использовать свое преимущество.

Как и я.

Делаю шаг вперед, втыкаю свои растопыренные пальцы в глотку Горану, тот роняет половник и хватается обоими руками за горло.

Бью правой ногой ему в пузо, целясь достаточно низко, чтобы не сломать ребра.

Хуком левой засвечиваю ему в правый глаз.

У меня не было цели сломать ему челюсть или нос, но удар рассекает ему кожу, и кровь заливает лицо.

Ревя он замахивается на меня, от этого удара я уворачиваюсь. Затем провожу подсечку, попадаю ему под правое колено, так что он валится.

Позволяю ему встать и пару раз попытаться меня ударить.

Его лицо перекошено от гнева.

Несмотря на то, что он здоровенный, он проворен, так что мне приходится уклоняться назад от его длинных.

Затем я обхожу его защиту и кулаком, словно молотом, впечатываю ему прямо в подбородок, тем самым выбивая ему челюсть и ошеломляя.

Он еще раз пытается попасть в меня правой, на сей раз более неуклюже, и я хватаю его руку и резко выкручиваю.

Подтянув его к себе, я упираюсь левой ногой в его подмышку, и плечо выщелкивает будто пробка.

Удар в затылок, и он лицом рушится на металлический пол. Там он и остается стонать, схватившись за вывихнутое плечо.

- Подлатаешь его, - говорю я Кейгеру, который доказал свою любовь к медицине.

- Сержант Кандлерик, на ближайшие два дня освободите рядового Горана от тяжелой работы.

Взвод смотрит на меня со смесью уважения, шока и удовольствия.

- Пора начинать действовать как солдаты, а не свора злобных псов, - говорю я им, уходя к двери.

Достаю маленькую книжецу с уставом и рву ее на две половинки.

В любом случае не умею читать. Всегда просил Лори найти для меня нужную строчку.
- Я самый злобный пес, и отныне любой нарушивший, будет иметь дело со мной.

Вы были осуждены законами Империума, но теперь вы под законами Кейджа, ясно?

Они бормочут в ответ, большинство смотрит в пол, избегая моего взгляда.

- Носилки найдете в лазарете, - говорю я Кейгеру, пока ловко марширую к выходу, направляясь к Полковнику в кабинет.

НАДО ли говорить о том, что взвод следующие несколько дней ведет себя как паиньки.

Топаз умудрилась ничего не спереть. Горан обходит меня как можно дальше, и я подозреваю даже Юджин перестал плевать в кашу пока стоит на раздаче.

Поддерживая настроение, я гонял их без остановки следующие два дня, они облазили у меня весь тренировочный зал сверху донизу, а сержанты как никогда яростно выкрикивали приказы.

Пока был солдатом, я сам ненавидел эту муштру на плацу, но теперь понимаю, что это один из лучших способов показать им кто тут главный.

Стоит сказать слово, сержант тут же орет команду, и все делает то, что им приказали.

В сражении беспрекословное исполнение приказов жизненно важно для выживания.

Никаких раздумываний правильно это или нет, независимо от того, прав я или нет.

Они должны делать то, что я им приказал, потому что я главный.

Я выматывал их два дня, дрючил до тех пор, пока сержанты не охрипли.

Поэтому сегодня я дал им день отдыху.

Конечно же только половина из них может дрыхнуть целый день, так остальным самим придется придумывать себе развлечения.

Большая часть из них сидит в столовой и травит байки.

Я помню как это происходит: пересказываются одни и те же истории одними и теми же людьми, снова и снова, да и слушают их одни и те же, словно ни разу не слышали. К этому времени я уже знаком со всеми байками.

Я знаю откуда они родом, чем занимались до того как вступить в Гвардию, про их первую любовь, про первое сражение, про раны, которые до сих пор беспокоят их в холодную и слякотную погоду.

Одно и то же.

В свое время я знакомился со многими солдатами, но в душе, под униформой, они все практически одинаковы. Даже эти отбросы.

По правде говоря я полагаю, что штрафники "Последнего Шанса", вероятнее всего идеальный солдаты.

Понимаю, почему Полковник счел нас такими полезными.

Каждый мужчина или женщины, что вступили в Имперскую Гвардию, знали, что могут никогда не вернуться домой.

Их месяцами переправляли на воюющий мир, о котором они возможно даже больше никогда не услышат.

Они может быть и хранят воспоминания о своем доме и своих семьях, но правда такова, что они возможно никогда их больше не увидят.

Полку, который служит хорошо, выполняет свою работу, сражается в кампании, часто дозволяют с почетом уйти в отставку.

Многие остаются жить там, где воевали, другие идут во флот к эксплораторам и покоряют новые миры во имя Святой Терры и Императора.

Ну, это конечно же те, что выжили.

Нам же, штрафникам "Последнего Шанса", наградой служит жизнь. Проще некуда.

Если сражаемся плохо - умираем, и такова судьба каждого солдата. Хотя у нашего полка никогда больше не будет своего дома.

Даже не представляю где теперь 24-ый полк Олимпийской Лейб-Гвардии.

Они может быть до сих пор стоят гарнизоном в чахлой дыре, что звалась Стигией, где я и выпустил кишки своему сержанту, благодаря чему оказался тут.

А может быть Стигию захватили, может быть и нет. Честно говоря, мне плевать.

Все что у меня есть - штрафники "Последнего Шанса" и Полковник.

Ни семьи, ни друзей, ни дома.

Только товарищи, которые могут выбить себе зубы ради еды или выпустить себе кишки, чтобы полюбоваться на прекрасные цвета.

Но других товарищей тут нет, вот почему они травят байки.

Истории у штрафников всегда заканчиваются одним и тем же. Как они сделали что-то плохое и очутились у Полковника.

Ну для примера, взять Брина Данмора.

Его грех в гордыне.

Он высочайший эксперт по тяжелому вооружению, был обучен в составе инженерных подразделений с Стралии.

Знает и может пользоваться всем, начиная от тяжелых стабберов до лазпушек и мортир. Проблема заключалась в том, что он решил доказать, насколько он хорош.

И он поспорил, что сможет противотанковой ракетой сбить аэроплан.

И выиграл, вот только к несчастью аэропалн, что он сбил, был Имперским Истребителем, возвращающимся с вылазки.

Его зашвырнули в тюрьму быстрее чем упал самолет.

Надо бы узнать, за что его прозвали Брауни.

Мои размышления прерваны ревом сирен, отраженным от металлических стен.

Вскакиваю на ноги и несусь к двери, ведущей в караулку.

На полпути меня встречает Полковник, его глаза опасно прищурены.

- Отправляй взвод в оружейную, - бросает он, - встретимся на верхней палубе.

Не задаю вопросов, просто разворачиваюсь и ору отделению отправляться в оружейную.

Бегу за ними на нижнюю палубу по спиральной лестнице.

Эразм уже открыл двери и раздает лазганы и дробовики.

Замечаю, что нигде не видно надзирателей.

- Вооружайтесь, штрафники! - ору я, хватая дробовик и патронташ со спины складского сервитора. - Пришло время умирать!

ВО ГЛАВЕ взвода добегаю до верхней палубы и слышу рев выстрелов и звон рикошетов о стены.

Мы примерно в середине центрального коридора, бегущего вдоль всего корабля. Его протяженность около трехсот метров.

Вдалеке стоит пара надзирателей и стреляет через в дверь в зал.

Возникает яркая красная вспышка, и один из них отлетает назад, следом за ним летят его дымящиеся внутренности.

С воплем он падает примерно в двадцати метрах от нас, преграждая путь.

- Кейгер! - бросаю я, пробегаю мимо раненного бойца комиссариата.

Полковник появляется из бокового зала как раз в тот момент, когда я добегаю до двойных дверей в конце коридора.

Вместе с ним Вандикар Кейт, один из корабельных навигаторов.

Он длинный и худой, а череп характерно выпуклый как у всех навигаторов.

Поверх его лба туго повязан шелковый шарф.

В свой облегающей зеленой одежде под белой туникой, он со свистом проносится мимо меня, пристально вглядываясь в коридор.

- Что происходит, сэр? - спрашиваю я, перекрикивая надзирателей и канонаду их дробовиков.

- Это Форланг, - говорит Кейт, оборачиваясь ко мне.

Он говорит о другом выжившем навигаторе. С нами стартовали трое, но Бьорн Адельф сошел с ума и выбросился через воздушный шлюз после шести месяцев перехода.

- Обезумел? - спрашиваю я, глядя на Полковника.

- Хуже, - отвечает Шеффер.

Украдкой заглядываю внутрь зала, который ведет в башню навигаторов, где они занимаются своим делом, благодаря чему корабль идет через варп.

Внутри обмякшими кучами на полу лежат два надзирателя, из под визоров их шлемов сочится кровь.

Рядом с ними еще трое членов экипажа, один из них всего лишь дымящаяся кучка пепла, а двух других отсутствуют конечности.

Замечаю Форланда, стоящего у изножья лестницы.

Он практически обнажен, если не считать окровавленные лохмотья туники, свисающие с его костлявого тела.

Его пальцы сплавились меж собой в длинные когти, с их кончиков свисают ошметки плоти.

Загораживая вид, на порог выскакивает наблюдатель и стреляет из дробовика.

Мгновением позже по всему залу разносится треск одновременно ломающихся всех костей надзирателя, и тот складывается бесформенной грудой.

- Одержим? - в ужасе спрашиваю я, разворачиваясь к Кейту. - Но как?

- Убей это существо, - говорит Полковник, игнорируя мой вопрос.

- Первое отделение, за мной! - ору я и бегу по коридору. -

Второе отделение, прикрывает огнем. Третье - готовьтесь обеспечить арьергард.

Слышу, как Кейт кричит что-то мне, но не осознаю его слов до того, как перелетаю через порог зала с громыхающим дробовиком в руках.

- Не смотри в его глаз! - предупреждал навигатор.

- Чего? - отвечаю я, инстинктивно смотря в лицо одержимому навигатору.

Его рот открыт в усмешке, а с беззубых десен струится кровь.

Его глаза насыщенного красного цвета, цвета свежей крови.

И вот только в этот момент я осознаю, что говорил Кейт.

Мне всегда было интересно, что навигаторы прячут под своими шарфами или банданами.

Теперь я знаю, и жалею, что узнал. В центре лба Форланда бурлящий водоворот, размером примерно в обычный глаз, но он тянется в бесконечность, на невообразимых глубины.

Справа от меня кричит Топаз.

Этот пронзительный звук отражается от стен.

Затем раздается характерный визг лазерного разряда, и мое лицо и руки заливает брызгами крови, поскольку она вышибает себе мозги.

А бегущий передо мной Горан падает на колени, когда Форланг поворачивается к нему.

Из третьего глаза одержимого навигатора возникает колыхающийся энергетический выброс, который охватывает грудь Горана.

Его ребра выворачивает наружу, они прорывают кожу, и по полу разлетаются его разорванные органы.

Форланг смотрит на меня своим третьим глазом.

Я смотрю прямо в бушующий внутри водоворот.

Ощущаю кожей лица порыв раскаленного ветра, и слышу приближающееся потрескивающее пламя.

Вихрь становится красным.

Из невероятного ока навигатора появляется дымок.

Отворачиваюсь и поднимаю дробовик.

Лицо Форланга кривилось от ярости, теперь выражение сменяется на полный ужас, когда я снова смотрю на него.

- Геена ждет! - орет он мне, его голос неестественно скрипучий и высокотональный. - Проклятье выжжет твою душу!

Нажимаю на спусковой крючок, и заряд попадает Форлангу прямо в грудь, отбрасывая того на пол.

Он встает на одно колено и снова смотрит на меня.

- На крыльях спускаются не только ангелы! - вопит он.

- Заткнись! - рычу я, в надежде, что другие сочтут его слова бредом.

Вгоняю еще один патрон в казенник и делаю шаг вперед, всаживаю еще один заряд ему в грудь.

В воздух брызгами разлетается кровь и осколки костей, но он все еще орет на меня.

И только еще три патрона, последний в голову, обездвиживают его.

Хотя он еще не мертв. Не знаю, откуда мне это известно, может быть я это чувствую просто инстинктивно, а может быть благодаря кое-чему более зловещему.

Рядом со мной появляется Полковник, в его руках болт-пистолет, мимо него стремительно пробегает Кейт и несется вверх по лестнице в башню навигаторов.

Он быстро возвращается с черным капюшоном, который тут же натягивает на размозженные останки головы Форланга.

- Он не мерты, - говорю я, и Вендикар смотрит на меня из-за плеча. Его темные глаза блестят.

- Нет, он мертв, - говорит он, вставая и подходя к нам, - но тварь все еще обитает в его теле.

- Как нам уничтожить ее? - спрашивает Полковник.

- Здесь мы не можем этого сделать, - отвечает навигатор, - но у нас есть... комната, специальная камера. Я могу заточить ее там, пока мы не вернемся в реальную вселенную.