Прокурор приговором разыгрывает болтливую пантомиму рвений горла.Эгиды щит трепещет – нудный тиран, диктуй свои диктаторские условия. Кукуй, сколько отмерил. …………………. Бах сейчас выглядил весь такой неповоротливый под тяготами грандиозных деяний и, вытирая лоб носовым платком, поведал, что поступок мой он неодобряет (тоже мне, новость!), что мы с Боровым товарищи по оружию. А вот это уже что-то новенькое. Да чего уж там, товарищи – бери выше: ДРУЗЬЯ!!! Друзья по пистолетам. Причём, Свин по дружбе, отрывая от сердца, даже хотел поделиться со мной частью своего пистолета. А именно пулей. В сердце. - Да-да, Игнатов, все кто служит в армии, являются друг другу братьями по оружию. Начиная от черножопого стройбатовца и кончая маршалом Устиновым. Вот, был случай в моей практике, - и тут Бах переменился в лице. По всему было видно, что история, которую он хочет поведать – занимательная. - Один боец по пьяне заснул за рулём бронетранспортёра и на полном ходу вывалился из кабины. А я ему говорю, слышь Игнатов? Я ему говорю – повторил он уже смеясь. - Хорошо, что ты не лётчик.
Глупость, вселяющая надежду, что Бах не кровожадный. - А что с бронетехникой стало? – меня явно стало забавлять происходящее. - В реке утонул, - Бах тут же посмотрел на меня, как на полного кретина, задающего лишние вопросы, - дело не в бронетранспортёре. Воин мне говорит: «Я выпал из кабины», а я ему – хорошо, что ты не лётчик. Бах открыл свой блокнот, на котором так и было написано «блокнот», и стал, что-то записывать. Возможно свой нетленный афоризм, дабы сохранить его для потомков. На изгрызанном колпачке шариковой ручки была сорвана резьба, и он большим пальцем левой руки придерживал его, как непослушного свидетеля исторической хроники. Затем достал из планшета стиральную резинку, и аккуратно что-то тёр, сдувая отходы с листа. Когда дело было окончено, Бах одной рукой стряхивал блокнот, окончательно очищая от мусора, а другой выставил передо мной стёрку: - Как говорил товарищ Троцкий: Мы должны стирать грань между посёлком городского типа и сельсоветом. Голос его становился всё более зловещим. -Кухарка будет управлять государством, государыня кухней. А ты будешь управлять камерой. Или ты всё ещё жаждешь правосудия? Угомонись, эта конфета здесь не продаётся. - Ничего я не жажду. Я, вообще, не хочу пить, да и конфеты не люблю. «Никогда не оправдывайся» – лозунг аристократов. Поскольку дембеля – это привилегированное общество, то серьёзно отвечать на вопросы я не собирался. Волк, придавивший добычу – самый свирепый зверь под голодом, и сама беззащитность под свирепостью. Но после моих слов Бах преобразился, движения стали плавные, и по-домашнему уютными. - Олег Петрович, ну подумайте о матери. Вы у неё один? - он стал плести речи гладкие, давя на жалость. - Брат есть. Старший, - старый приём сработал. Я ответил всерьёз. - Он с мамой живёт? (именно с МАМОЙ. Не с матерью, а по-родному - «с мамой») - Нет. В армии служит. На лице следователя вытянулось удивление. - А у вас дети есть? – спросил я растопленный воспоминаниями о доме, о семье. - Трое. Три сына. И потом зачем-то добавил, - как в сказке. ……….
Бах забахал троих олухов.
Действительно, у него с женой Светланой Ивановной Бах (в девичестве Светлана Будущая) было трое детей. Старшего, как водится назвали Эммануил, остальные Гавриил и Даниил. Будущая жена Света Будущая тоже воспитывалась в детском доме. Кто-то ночью подкинул ещё совсем крошечную малютку на порожки приюта. Воспитатели решили, что тёмное прошлое у этой девочки позади, и назвали её Света Будущая (вообще, фантазия у воспитателей детдомов незамысловатая: со мной в училище учился паренёк, тоже детдомовский – его младенцем нашли на свалке среди строительного мусора. Так он и стал Асбест Мусоргский). Поначалу Светлана хотела взять двойную фамилию, но в парткоме ей пояснили, что Светлана Будущая-Бах звучит не по-коммунистически… …… - Три сына. Как в сказке. – Они тоже в армии? – спросил я с явным сарказмом, понимая, что следователь военной прокуратуры при необходимости отмажет своих чад. Как сказал, кто-то из великих (а может и не очень великих):«Ирония – оружие беззащитных». Я бы добавил: «ирония – оружие беззащитных, переходящее в сарказм». Ведь это правозащитник правозащитнику правозащитник, а я беззащитный. А беззащитный беззащитному не защитник. - В тюрьме, - следователь явно нервничая, закурил. – Оба, бля. - А третий? - И третий в тюрьме. Трое, бля. …….. Если учесть, что в этом семействе Бахов не было евреев, то сработали гены. Три «сказочных» сына: Эммануил и младшие двойняшки Гавриил и Даниил сколотили банду. А началось всё несколько лет назад, когда старший сын Эммануила Эммануил учился на первом курсе института циркового и эстрадного искусства по специальности фокусник. Юноше, попав в студенческую жизнь, не хватало денег, и он поначалу обращался к отцу: «Пап, дай денег на карман, а то не ровён час собьюсь с панталыку». Эммануил Эммануилович Бах-старший хоть и не был евреем, но он им был. Во всяком случае, по отношению к деньгам. И потому всегда отказывал сыну в наличности. Эммануил Бах-младший ещё несколько раз обращался к отцу с просьбой дать ему денег на карманные расходы с неизменной присказкой «а то не ровён час собьюсь с панталыку», что придавало его просьбе жалостливо-угрожающий оттенок. И вот неровен час пробил – в цирковом училище после занятий по распилу сейфов он окончательно сбился с панталыку и решил ограбить сберегательную кассу. Подговорив братьев, они в 00ч. 55мин (когда час ещё был не ровен) проникли в помещение, взломали сейф, а чтоб лучше было видно, включили свет, но перепутали рубильники и нажали на сигнализацию вызова милиции. Так казённый дом, который нагадала цыганка маленькому Моне, достался сыновьям. …….. - Трое…все… - тут Бах обнял голову руками и зарыдал, колотясь так, что со стола упал колпачок и авторучка без резьбы. Я смотрел на эту сцену, не зная как реагировать. Наконец, Бах прекратил трястись, и вытерев ладонями раскрасневшиеся глаза, выдавил изменившимся голосом: - А, вообще, правильно, что ты его переебал. Я бы, видя такой нос, тоже несдержался. Оказывается, Боровой был похож (и особливо носом) на прокурора, которой упёк его кровинок за решётку. И дальше всё, как в фильме «Берегись автомобиля», из беседы следователя Максима Подберёзовикова и Юрия Деточкина. - Знаешь, Олег (именно, Олег. Не Олег Петрович, не Игнатов, а по-родному - «Олег»), а я тебя совсем сажать не буду. Езжай к маме и живи спокойно. Денег на карманные расходы я тебе дам - и Бах вновь обхватив голову руками,горько зарыдал. Волшебное могущество бессмысленности. Магическая мощь околесицы. Я пытался делать вид, будто всё происходящее это норма. Я слушал и не верил в услышанное. Творилось безумие. У Шекспира есть фраза: «Безумие – знак избранных». Выходит, что в армии все избранные: от сопливого новобранца до военного следователя. А может и до самого маршала Устинова. Да, избранные все: от солдата до Министра Обороны!!! Вот, в чём гений Шекспира – сам в армии не служил, а знал, где сосредоточено избранное безумство. Безумный разговор безумных людей, но сейчас замаячил яркий свет свободы. Хорошо, если бы всегда безумие заканчивалось свободой. Вспомнилась история: будучи в отпуске я пошёл в гастроном №4 за «Солнцедаром». И вот в отделе, уже возле самого прилавка ко мне, откуда ни возьмись, подошёл военный патруль. Ну думаю пи…. как говорят, в таких случаях, финны «перкееюйлеколааайме». Ведь я был в солдатских брюках и ботинках, правда, сверху меня маскировала утеплённая футболка фирмы «Puma». Меня интеллигентно вырвали из очереди, чуть не вырвав рукав: - Молодой человек, вы не знаете хищное млекопитающее семейства кошачьих, распространённое в Центральной и Южной Америке? На «О» начинается. Шесть букв, - уже более дружелюбно произнёс старший патруля, и достал из планшета газету «Курская правда» с кроссвордом на последней странице. - Оцелот, - выдавил я ошарашенный. - Я так и знал, что ты знаешь, - ещё более благодушно сказал патрульный, поглаживая чёрную кошечку на моей утеплённой футболке фирмы «Puma». - Свободен, - сурово отчеканил офицер, вписав буквы в клеточки. - Совсем? – я всё ещё был ошарашен. - Совсем… … Смесь безумия и свободы.
Сейчас я ощущал нечто подобное, но ярче во стократ. Всё ж хорошо, когда безумие заканчивается свободой. В этот момент в «камеру пыток», болтовнёй напоминаю-щая комнату смеха, вошёл полковник Спиридонов. - Игнатов, ты за границей был? – спросил он с порога. - Я в туалете забыл уже, когда был, - и, поплевав на руки, я демонстративно почесал задницу. Видя мои движения, он выдавил сквозь зубы: - Что, уже обосрался? Вот думаю, мудило, ты хоть дальше своего полков-ничьего носа видишь? На меня нападает зуд от вшивых разговоров, вот и чешусь, чтоб плесень не пристала. Но поскольку дембеля - это привилегированное общество, то отвечать я не собирался. «Мамочка» вызвал Баха, пошушукавшись, полкан выдавил сквозь те же зубы: - Так, Игнатов, нечего солдатской жопой засирать штабные унитазы. Бегом в казарму. Дают - бери, бьют – беги. Я бы перефразировал: дают срок – беги. И я без лишних вопросов сорвался в казарму. Там от ребят я узнал, что Свина прихватили за жопу. То ли за применение табельного оружия, то ли за пьянку, то ли за применение табельного оружия в пьяном виде. Это было неважно, главное, что с меня ослабили удила. Приятной неожиданностью за меня впрягся замполит Мухин в приватной беседе с Боровым. – Оставь парня в покое. - А ты кто такой, чтобы мне указывать? Свои политические наставления прибереги для солдат. - Это кто ты такой??? Ты, по сути, - никто. А я, друг самого Дрокова.
Сила юриспруденции, как и слабость женщины – в задержке. Понтий Пилат не уезжал, и меня это держало на тонком нерве. Счастье было неуловимо, как убегающая из-под ладоней ртуть. Моя судьба продолжала колебаться между дисбатом и дембелем. Перспектива размывалась ненастроенным биноклем: между отсидкой за колючей проволокой и поездкой домой к маме. Наконец, клубок начал расплетаться и к радости для меня покатился по сказочной дорожке подальше от казённого дома. Капитана Борового разжаловали в старлеи. Он стоял растопыренный и вонючий, как клоп на малине. Руки дрожат, рыло цвета застиранных солдатских кальсон Хоть Свин и был бледный, как простынь Дрокова, вид при этом у него был слишком высокомерный для проигравшего. Полетели звёзды с погон – загадывай желание. А желание у меня только одно – скорее бы всё это закончилось. Ноги моей больше в армии не будет. Если и будет, то только 2 ноги. Правда, одно желание уже сбылось. Даже не желание, а – МЕЧТА!!! Я разбил нос Боровому. Я мечтал об этом 2 года!!!
(Желание ударить Борового было так невыполнимо тяжело, что носить его в себе было невподъём.
|
