Глава 17. Михас вышел из кабинета отца поздним вечером
Михас вышел из кабинета отца поздним вечером. На его лице лежала печать забот и раздумий. Гардиния встретила его на пороге спальни объятьями, поцеловала в висок. - Что так тяготит тебя? Так тревожит? – спросила она, проводя пальцами по его волосам. – Ты что-нибудь узнал? Нашел в свитках? - Много всего отыскал я, любимая, но ничего из того не хотел бы тебе открывать. Не надо тебе знать обо всем, поверь мне. Так лучше для тебя. Одно могу сказать, - Самоха связан со смертью твоей матери Пелагеи. Силой теперь он обладает невероятной. Магической силой. Мы тоже обладаем магией, но Самохе слишком многое стало подвластно. А душа его чернее ночи. Опасное то сочетание… - А откуда у него эта сила? – подняла на него удивленный взгляд Гардиния. – Раньше ведь ее не было? - Правда, что не было… Не было, пока не умерла Вороба… С ее смертью началась целая цепь смертей, которая принесла власть, богатство Самохе, а остальным – только беды. Только Самохе было выгодно, чтобы Вороба исчезла. Исчезла с его пути… Брови Михаса сошлись на переносице, и Гардиния ласково провела по его лицу ладонью, будто желая утереть все печали с его лба. - Не горюй ни о чем. Не печалься. Забудь обо всем, пусть и на время. И потом, у нас есть и радостные вести, - и Гардиния рассказала Михасу о скорой свадьбе Лиры.
Наступила ночь. Где-то глухо прокричал филин. Гардиния спала, прижавшись щекой к плечу Михаса. Ей снился удивительный сон. Во сне она пролетала домом, где выросла, над зелеными полями, рощами, ручьями, перелесками. Родное село осталось далеко позади. Она кружилась над облаками, ныряла в них, и летела дальше, словно что-то тянуло ее к себе. Вот и широкая река. Никогда она здесь не была. И кладбище виднеется по ту сторону. Что ее привело сюда? Она нырнула в воду и села, отряхаясь, на ветку орешника. Что это? За рекой виднеются огоньки. Это дом стоит на отшибе, а в нем горят свечи. Много свечей. Видно их издалека. И манят они к себе. Гардиния полетела на огни. Вот уж и различимо богатое убранство комнат, угадывается человеческое присутствие. Гардиния, полная любопытства, заглянула в окно и видит в одной из комнат невысокого мужчину. Мужчина тот стоит у стола, накрытого вышитой золотом скатертью, и бросает в чашу разные травы. Слышно даже, как с губ его срываются слова, острые, непонятные. Гардиния изумилась, слушая впервые такую клокочущую речь. И еще удивилась она, что все свечи в дому – черные. Перед мужчиной вдруг задребезжал воздух, а потом воздух стал сгущаться все плотнее и плотнее, пока не превратился в облако. Вот уж прекрасное девичье лицо перед ним, будто отражение в воде. На том лице глаза синие, шелковые брови черны, как и густые волосы, что заплетены в косы. И всем бы красавица была хороша, да только кожа ее бледна, как у утопленницы и взгляд холодный, печальный. Голова вниз опущена. Вдруг ресницы красавицы задрожали, губы пошевелились. Гардиния прислушалась, чтобы не пропустить ни слова. - Что тебе нужно? – чуть слышно раздалось в комнате. – Зачем вызвал ты меня? - Чтоб увидеть красу твою ненаглядную, на которую век смотреть можно – и то не налюбуешься. Знаешь ли ты насколько прекрасен лик твой? Как прекрасны тонкие руки твои, как хочется обнимать стан твой стройный, целовать губы твои розовые, каждый пальчик, каждый ноготок? - Зачем ты мучаешь душу мою? – будто не слыша жарких речей, печально проговорила дева. – Зачем в плен взял? - Это я в плену твоем! Я! Разве худо тебе от того, краса ненаглядная? Может, боязно? А ты не бойся! Напрасно меня страшишься! Худого тебе не сделаю. Люба ты мне, красна девица. Ох, как люба! Так люба, что все к твоим ногам готов положить. И сам в плену твоем быть. Что грустишь ты? Не надо! Что ты знаешь обо мне? Ничего! Знаешь ли ты сколько годочков я тебя ждал? Сколько годочков за тобой наблюдал? Как следила, чтоб мы с тобой и случайно не встретились, мать твоя? Посмотри же теперь на меня! Посмотри! Глянь только! Разве страшен я? Грудь красавицы поднялась от тяжелого вздоха. Медленно подняла она глаза на своего мучителя и тут же задрожала всем телом, затрепетала. Темным ужасом блеснул ее прекрасный взор… Все вмиг исчезло - Гардиния проснулась. Стараясь не шуметь, она поднялась с постели. Михас спал. Гардиния прислушалась к его ровному и спокойному дыханию и постаралась успокоить свое. С чего она так разволновалась? Все пустое! Она осторожно спустилась в столовую, чтобы глотнуть воды. Но что за сон! Будто явь, а не сон! Так отчетливо видела и слышала все она. И слова девы все звучали в ушах. Немного подумав, Гардиния вышла на порог. Как ярко светит луна! Сколько звезд под луной! Нет им числа! Как свеж и прохладен ночной воздух! Она зябко поежилась и вдруг почувствовала руку на своем плече. Михас обнял ее и привлек к себе на грудь. - Что с тобой, Гардиния? Отчего ты не спишь? Что тебя разбудило? - Это все сон. Просто сон, Михас. Не о чем волноваться. - Расскажи мне… Взгляд Гардинии встретился с внимательным блеском глаз мужа. Рассказ сам полился из нее, вызывая в груди чувство облегчения. Как летала она над полями, как манило ее к одинокому дому, как видела мужчину в летах, что шептал непонятные заклинания, как потом в облаке тумана появилось женское лицо… Михас нахмурился, и сжал вдруг Гардинию в объятиях так сильно, что она вскрикнула. - Прости! Прости, милая, что не сдержался. Ответь мне, - это важно, - ты видела хоть раз Самоху? Встречалась с ним? - Нет, никогда… Я даже раньше никогда не слышала о нем… Михас вернулся в дом и сразу же прошел в отцовский кабинет. Гардиния меж тем заглянула в детскую; и Сирия и Гриня безмятежно посапывали, склонив головки, словно припавшие на ночь к земле два молодых бутона. Она чуть коснулась губами лба каждого и прошла в спальню. Гардиния лежала с открытыми глазами, не силах заснуть. Вот уж и ранние птахи завели первые трели, встречая рассвет… Гардиния тяжело вздохнула, и поднялась с постели.
|
