Физиологические свойства речевого голоса. 35 страницаСерена встала и пошла к речке. Вода была необычной – не такой, как бывает в бодрствовании. Она казалась более тяжелой, более ртутной, что-ли. Она присела и погрузила ладонь в реку – вода и в самом деле была намного более вязкой, чем в бодрствовании, и вдруг вода стала совсем твердой! В нее по-прежнему можно было опустить руку и поболтать ею, и при этом вода была твердой – как одно совмещалось с другим, в сознании не укладывалось. Спустя несколько секунд возникла твердость выше пупка и в голове, и за считанные секунды твердость усилилась до десяти! Серена отшатнулась от реки и отвела взгляд – твердость уменьшилась и стала приятной. И каждый раз, когда взгляд возвращался к поверхности реки, твердость скачкообразно вырастала, и каждый раз она спадала, когда Серена уводила взгляд. Значит ли это, что в сновидении созерцание происходит намного более легко и естественно, чем в бодрствовании? Снова бросив взгляд на полянку, Серена увидела лишь зеленые колышущиеся под ветерком травинки. Из леса никто не выходил, и тут она заметила, что и лес совсем не такой, каким она привыкла его видеть в бодрствовании. И в этот момент она отдала себе отчет в том, что что-то изменилось. Что-то странное, беспокоящее появилось непонятно где, как будто прямо внутри нее. Она попыталась сбросить, устранить это ощущение, но оно лишь усиливалось, и в конце концов Серена почувствовала, что шея у нее скована, словно чьей-то хваткой. Спустя несколько секунд помимо ее воли голова стала поворачиваться налево. Возник легкий испуг, но это был знакомый симптом. Чувство атавистического страха, которое возникает при спонтанных выходах из тела, может достигать параноидальной силы за считанные секунды, если ему потакать, поэтому Берта и Серена потратили еще месяц назад некоторое время на профилактику такого страха, так что сейчас устранить возникший спазм было легко. Голова, между тем, повернулась на девяносто градусов налево и удерживалась в таком положении, как Серена ни пыталась это изменить. И вдруг – она не поверила своим глазам – перед ней оказалась Берта! Она не выходила из леса и не пришла с краю полянки – просто только что ее не было, а прямо сейчас она уже есть! Берта тоже пялилась на нее во все глаза, видимо, тоже испытывая такое же изумление. И судя по тому, как неестественно она стояла, слегка размахивая руками, словно пытаясь зацепиться за что-то или наоборот – отцепить что-то от себя, Серена поняла, что и ее голову кто-то или что-то схватило и держит. Значит… это работа Томаса и Мерка! Но самих их нет. - Ты меня видишь? – Донесся глухой и неуверенный голос Берты. - Вижу, и ты меня тоже? - Тоже. Они выглядели как два Дауна, стоя боком друг к другу, как крабы, готовые разбежаться при первых признаках опасности. - Интересно, я тоже выгляжу по-дурацки, - снова спросила Берта. - Почему «тоже», - начала было Серена, но тут же рассмеялась, и вслед рассмеялась и Берта, и хватка начала ослабевать. - То, что меня держит, ослабевает, когда я смеюсь, - сказала Серена. - У меня тоже. А ты видишь – что меня держит? - Нет. - И я нет. - Очень продуктивно общаемся… И они снова заржали. - Если ты меня еще раз насмешишь, то может быть я совсем стану свободной, - проговорила Серена, и вдруг поняла, что ее не надо смешить, что она может рассмеяться прямо так – без всякого повода – просто захотев, чтобы ей стало смешно, и она начала ржать, контролируя при этом силу смеха так, чтобы не выпасть из осознания. - Что, что, над чем ты смеешься, что? – Непонимающе стала спрашивать Берта. - Ни над чем – просто захоти смеяться и будешь смеяться! Берта задумалась на пару секунд и стала смеяться тоже. Через минуту Серена почувствовала, что удерживающая ее сила исчезла почти совсем, тогда она захотела, чтобы ей перестало быть смешно, и смех прошел. - Не заигрывайся с этим, если ты уже свободна – прекращай, - посоветовала она Берте. Теперь они могли подойти друг к другу и рассмотреть внимательно. - Глаза, - показала Берта пальцем в направлении своих глаз. – Видишь? Серена всмотрелась в глаза Берты и охуела от неожиданности и чувства красоты. В то время, как во всем остальном тело Берты ничем не отличалось от того, каким оно было в бодрствовании, глаза представляли собой мерцающие поразительной глубиной озерца. - Мне почему-то кажется, что не стоит смотреть друг другу пристально в глаза, - пробормотала Серена. - Возможно, - согласилась Берта. – Давай пока не будем. - Совершенно непонятно – как Мерк и Томас делают это, ведь они не спят! - Совершенно непонятно. - Мозги неповоротливые. - Да. - При этом ясность кристальная! - Да. - Очень странно. Я привыкла к тому, что рассудочная ясность и ОзВ-ясность всегда идут в связке, а тут – нет. - Еще бывает так, что рассудочная ясность есть, а ОзВ-ясности нет. - Точно. А тут – словно все наизнанку – ОзВ-ясность такая естественная, гибкая, текучая, а рассудок ползет за ней, как перегруженный грузчик. Берта задумалась - Возможно это связано с тем что в бодрствовании мы свой рассудок целенаправленно тренировали много лет, а в ОСе – нет. - В следующий раз возьмем с собой учебники:) – пошутила Серена. - В следующий раз нам надо суметь сделать все это самим! - Да. Только вот непонятно – что именно делать-то? За шею себя хватать что-ли? - Дело не в шее, - Берта стала осматриваться, словно ища кого-то. – Я думаю, это ощущение в шее – вообще просто попутный эффект, не имеющий сам по себе никакой значимости. - И я так же думаю, только… только это не «думание», это ясность. Офигительное наслаждение, когда вот так легко возникает ясность! - Согласна, это ясность. - Значит, если нам в этом состоянии так доступна ясность, то следует этим и пользоваться! - Точно, - оживилась Берта, - мы сейчас поступаем как человек, который случайно оказался в ОСе и вместо того, чтобы управлять собой с помощью своих желаний, пытается передвигаться с помощью мышц. Если мы хотим получить ясность – необходимо захотеть ее получить. - Хорошо – значит я хочу получить ясность в том, что сейчас целесообразно сделать, чтобы в следующий раз сделать все самостоятельно. - Я уже знаю. - И я! - Так что можно не говорить. - Можно, но я скажу на всякий случай, - возразила Серена, – мы должны перестать заниматься фигней и перепрожить несколько раз тот процесс, в результате которого мы стали видеть друг друга. - Интересно! – Твоя мысль не противоречит моей ясности, но я бы выразила ее иначе: нам следует запомнить вкус нашего узнавания, мы должны привыкнуть к тому, что видим друг друга тут, на полянке. - А давай сделаем как в бодрствовании? Давай будем ходить по полянке? - Клево! Они разошлись в разные стороны, и Серена заметила, что ей не нужно договариваться с Бертой о том – кто пойдет первым, просто она хотела пойти первой, и сначала это желание словно натолкнулось на препятствие, а потом препятствие исчезло. - Ты решила пропустить меня первой? – Крикнула Серена. - Да. И ты об этом узнала по тому, что исчезло сопротивление твоему желанию, так? - Точно! - А мы можем не орать – слышно будет все равно! – Крикнули они одновременно и рассмеялись. - Ладно, давай!
Насколько Серена могла судить, прошло около двух часов, как они занимались хождением по полянке, отрабатывая привыкание к тому, что они видят друг друга. - Прошло уже часа два, наверное, - наконец сказала Серена. - Мне непонятно, как тут можно отсчитывать время. Понятно, что на каждый акт мы тратим минуту, и сделали уже около ста заходов – ну значит часа полтора-два. Но вот только какой это имеет физический смысл… это большой вопрос, ведь время – понятие очень неопределенное. Для меня, во всяком случае. - Я читала несколько подходов к определению времени… - И ни черта не поняла, я думаю:), - рассмеялась Берта. Они перестали ходить по полянке и сели рядом с речкой. - Осознание удивительно устойчиво. Невероятно. – Серена осматривала свое тело, речку, горы за речкой, Берту – всё было совершенно устойчивым, ясным, и была полная ясность, что это сновидение. - Я думаю, что времени здесь вообще нет, так как нет физических процессов, - продолжала Берта. – Время определяется через определенные циклические процессы, происходящие, например, в атомном мире, а здесь нет атомов. - То есть, мы состоим не из атомов… во блин. А из чего же мы состоим?? – Серена с какой-то опаской потрогала свою ногу. - Не знаю. Пока не знаю, но уж ясно, что не из атомов. Из атомов состоит наше тело, которого здесь нет и быть не может. Здесь мы можем летать, кстати, ты помнишь об этом? Берта, не меняя позы, поднялась над землей и зависла в метре от нее. Серена хихикнула и сделала то же самое. Они сдвинулись к воде и теперь «сидели» прямо над потоком. - То, что мы есть сейчас – это всего лишь наша уверенность в том, что мы такие. Неужели тебе это не ясно? - Когда ты говоришь, мне кажется все ясным. Серена сосредоточилась, и ее шорты исчезли, а между ног торчал огромный, сантиметров в тридцать и толщиной сантиметров в восемь член. Она с изумлением вперилась в него, аккуратно взяв руками. - Получилось…, - недоуменно произнесла она. - Подрочи его! Я тоже хочу. А еще, кстати, выеби меня таким, всю жизнь мечтала. Серена попыталась подстроиться под Берту, но в висячем положении ей это не удалось. - У меня бедная фантазия:), - рассмеялась она. – Я не могу себе представить – как можно трахаться вися в воздухе – все время хочется обо что-то опереться, несмотря на то, что я понимаю, что в этом нет необходимости. Давай переместимся на траву. - А зачем…, - задумчиво произнесла Берта. – Я и так могу. Спустя пару секунд два негритенка материализовались и стали трахать Берту одновременно в письку и попку, члены у них обоих были огромны. - Ты управляешься со всем этим так, словно всю жизнь только этим и занималась! – Воскликнула Серена. - Просто ты – экстраверт, а я скромница, мне чаще приходилось жить в воображении, чем тебе, - срывающимся голосом ответила Берта. – Охуительно… как это охуительно – вот так трахаться… и размеры значения вообще не имеют, кстати. Члены негритят уменьшились до размера в несколько сантиметров, но судя по стонам Берты ее удовольствие не уменьшилось. - Имеет значение… не размеры, а то – что ты ожидаешь получить, это ты… и получаешь… - Не кончи Берта! Эй, осторожно, сделай перерыв, ты сюда трахаться что ли пришла? Если ты кончишь, наша пара распадется, а я хочу вдвоем исследовать эти миры, чтобы была еще чья-то точка зрения, чтобы мы могли друг другу подтверждать то, что было. С видимой неохотой Берта сосредоточилась, и негритенки исчезли. - Такие необычные, совершенно чистые и пронзительные чувства, - мечтательно произнесла она. – Я точно буду ебаться в ОСах, ну хотя бы иногда:) - Будешь, будешь ебаться, но давай не сейчас. - А что сейчас? На этот вопрос у Серены ответа не было. - Кстати, ты уверена в том, что вернувшись в бодрствование, мы будем все помнить? - Не уверена. Но надеюсь. Они снова помолчали. - В мире бодрствования как-то было полно всего – книги, плавание, теннис, практики, а тут – как рыба на берегу… ну хорошо. Мы сейчас видим только узкую часть мира – полянку, лес, кусок реки и горы. А что дальше? - Фиг знает… - Почему бы не исследовать? Серену эта идея явно заинтересовала, но Берта энтузиазма не проявляла. - Исследовать…, - пробормотала она, - да можно и исследовать, только… - Ну что? - Только вряд ли ты что-то поисследуешь. - Но почему? Мы можем летать, мы сейчас можем вот хоть те горы перелететь. – Серене явно не сиделось на месте. - Можем перелететь…, - вяло согласилась Берта, - только я бы тебе не советовала этого делать. - Но… почему, блин? - Ну подумай сама, подумай. Ну какие тут могут быть «за горой»? Тут нет географии Серена, разве не ясно? Мы в мире ОСов, тут вообще другой мир, другой. Нету никаких «за горой». - То есть как нет, - не поняла Серена. – А что есть? - А ничего там нет. - В каком смысле? - Ну в прямом, в прямом – нет там ничего, ну это же совершенно ясно, ну ты в самом деле как ребенок. Нет никакой полянки, нет никакой реки и гор нет – всё это есть только в том смысле, что мы поддерживаем этот образ, потому что нам Томас вбил его в головы. А что там за горами? Мы не создавали образа того, что «за горами», поэтому там ничего нет, ну я не знаю – как это будет восприниматься, если хочешь – попробуй, скорее всего какая-нибудь белесая муть, и возможно, что потеряется осознание, так что погоди пока проверять. Серена выглядела чувствующей себя не в своей тарелке. - Стало как-то неуютно, - призналась она. – То есть всё вот это есть, потому что мы это поддерживаем сами своим воображением… нет, Берта, тут что-то не сходится. - Что не сходится? - Детали. - Что? - Посмотри, - Серена ткнула пальцем в полянку, - лети сюда. Серена переместилась на поляну и легла на нее животом. - Смотри сюда! - Ну? - Смотри – травинки, комочки земли, зазубринки на травинках, понимаешь? - Да. Мы не представляли себе всего этого. - Вот именно. Берта задумалась. - Есть два варианта. Первый – мы попали не в случайно выбранный мир, а в такой, который до нас уже кто-то сформировал своей фантазией. Он или они продумали эти травинки… - Что, вот прямо каждую травинку продумали? Нет, невозможно! Сто тысяч травинок продумать? Нет. - Я пока не уверена, что это невозможно, - настаивала Берта. – Тысячу или десять тысяч – вопрос времени… - То есть Томас сидел тут десять лет и травинки выдумывал? – Рассмеялась Серена. - Да, не сходится… Погоди, есть идея! Берта не стала перелетать, а просто исчезла с одного места и появилась на другом – у самого края леса. - Смотри здесь! Серена переместилась к ней. - Смотри! Берта снова показывала на травинки, и Серена увидела, что край полянки, примыкающий к лесу, размыт. Выглядело это очень странно, как будто кто-то приклеил картинку с травой к картинке с лесом, но швы заделал недостаточно тщательно. - Кажется, я поняла, - кивнула Берта. – Не нужно воображать миллион травинок. Достаточно квадратного метра, а потом просто покрыть ими всю полянку. - То есть квадратные метры идентичны? - Я думаю, да. - Проверить не получится, трава очень ровная, никаких там необычных травинок, повтор которых мы могли бы найти. - Нет необходимости, - твердо произнесла Берта. – Я точно уверена, что так оно и есть, но сейчас я начинаю понимать, что во всей этой созданной картинке есть что-то, что ею не является – это как панорама, где сначала перед зрителем растут реальные кустики, а ближе к стене панорамы они незаметно переходят в нарисованную картину. - Река? - Река, - кивнула Берта. – Она настоящая. Понятия не имею, почему я в этом уверена и что это вообще значит, но она – реальное существо, а не картинка. - Ни фига себе «картинка», - пробормотала Серена, срывая травинку и поднеся ее к лицу. – Абсолютно реальная… ты что?? Берта беззвучно ржала. - Ты что ржешь? - Эврика! – Наконец произнесла Берта. – Доказательство готово:) - Доказательство чего? - Сорви травинку еще раз и посмотри – что остается! Серена аккуратно взялась за травинку, потянула ее на себя, чувствуя ее легкое сопротивление, потянула сильнее и оторвала ее, но… хотя оторванная травинка осталась у нее в руках, на том месте, где должен был быть обрывок, торчала совершенно целая и невредимая травинка! - Ого! – Только и нашла что она сказать. - Я права – просто картинка.- Торжествующе сказала Берта. - А откуда же в моей руке еще одна? - Оттуда же, откуда все остальное, откуда все толстые хуи – ты знаешь, что травинка должна оказаться в твоей руке, она там и образуется. - Ясно. Река, значит… Они обе переместились к реке и сели на ее берегу. - Река совсем другая… я чувствую это, но не понимаю – как именно. - Я тоже. Несколько минут они сидели, всматриваясь в медленный поток. - Знаю! - Что? - Знаю, как определить, что она живая! – Берта снова торжествовала. – Созерцание! - Поняла! Ясность возникла мгновенно, как только Берта произнесла «созерцание». Созерцание травы не приводило ни к чему – смотришь и смотришь. Созерцание текущей воды немедленно вызывало целый ворох оттенков твердости и чего-то еще. - Она не только твердая. - Зеркало…, - неуверенно произнесла Берта. - Точно. Зеркало. Зеркальность. Это слово подходит идеально! - Хочу попереживать зеркальность. - Давай. И минут десять-пятнадцать они привыкали к этому новому восприятию, для которого не было никаких аналогов в привычном им мире, и только слово «зеркальность» резонировала с этим восприятием, усиливая его и делая отчетливо воспринимаемым. - Получается, что сейчас мы интегрируем в себя восприятие реки. - Слушай, а ведь река эта скорее всего реальна! – Воскликнула Серена. – Клянусь, она реальна! - Ну так а я о чем сейчас… - Нет, ты не поняла! Она реальна в нашем смысле, она есть в мире бодрствования! - А, блин… - Мы ведь тоже есть в мире бодрствования. Надеюсь…, - неуверенно добавила Серена и они обе рассмеялись. - Есть-есть. Если бы что-то шло не так, Томас нас давно бы уже вытащил. - Точно. Эта река есть… то есть можно сказать так, что есть нечто, назовем это «прото-река». Прото-река существует в том смысле, что она пересекает несколько миров. Она пересекает наш мир, и мы воспринимаем ее там как обычно мы воспринимаем реку – у нее есть вкус, цвет, давление и прочее. Прото-река пересекает также мир, в котором мы сейчас, и тут она воспринимается нами как имеющая цвет, течение, зеркальность, твердость, а вот вкуса у нее точно тут нет, и давления нет, и много чего другого нет, и состоит она не из атомов и молекул – атомы и молекулы – это то, чем является пересечение прото-реки и нашего мира. - Точнее – мира, который мы привыкли считать «нашим», - как-то многозначительно отметила Берта. - Верно… - Твоя идея понятна. Я уверена, что она или верна или во всяком случае близка к тому, чтобы быть верной. - Можно предположить, ну как гипотезу, что прото-река и прото-человек имеют свои проекции на разные миры, - продолжала Серена. – И путем интеграции восприятий… - …мы могли бы путешествовать в тех мирах! - Верно. Но при этом, не забудь пожалуйста, мы перестанем быть человеком, и станем чем-то другим. - Звучит устрашающе, - заметила Берта, - но я считаю, что будет не совсем так… - Сейчас такое впечатление, как будто мы запускаем руки в какую-то корзину и достаем оттуда знания:) - Да… есть такое. Ну смотри – вот сейчас мы испытываем твердость и зеркальность. Но мы не перестали быть человеком. - Не перестали. Но и не путешествуем как река. - Не путешествуем, но может мы просто не делаем чего-то того, что для этого необходимо, но главное сейчас в том, что интеграция восприятий не меняет нашу сущность – я человек и ты человек. - А может быть необходима критическая масса интегрированных восприятий, чтобы началось изменение эээ… сущности? - Может, - кивнула Берта. – Может… Они замолчали и задумались. - И вот так же, - начала Серена, - сколько-то там лет назад, на этой полянке сидели люди и думали – может так, а может вот так. Отсюда, может быть, они начали свой путь. Неожиданно Серена заметила, что ее состояние заметно изменилось, причем она сама и не заметила – как это началось. Это был что-то тянущее, зовущее вперед, даже немного грустное, стало усиливаться чувство потери, и Серена почувствовала опасность. То же самое с ней было, когда, занимаясь дайвингом, она упустила момент, когда степень потери контроля над сознанием перестала управляемо снижаться – тогда возникло острое чувство тревоги, которое отрезвило ее, и она пошла вверх. То же самое чувство глубинной тревоги лавинообразно начало нарастать и сейчас, и вспыхнул тот же резкий всплеск трезвости, она резко обернулась и увидела прямо перед собой встревоженное лицо Берты, и ее глаза-озерца сияли намного ярче прежнего! Мощный спазм с районе солнечного сплетения сбил ее с ног, или, во всяком случае, так показалось, она собрала в кулак всю свою волю и все свои силы, и, уже почти ничего не видя, протянула руку куда-то в сторону Берты, нащупала что-то и схватила изо всех сил, рванула к себе и рванулась сама куда-то то ли вверх, то ли прочь – но рванулась, и словно прорвалась пелена, и спустя секунду они обе, в состоянии совершенно ошалевшем, вскочили со своих кроватей, дыша как загнанные лошади, и таращились друг на друга. От неожиданности вскочили и помощники, следившие за их засыпанием, и последующая немая сцена прервалась звуками шагов. Кто-то шел к ним в комнату, и даже не один, а двое. Снова стала нарастать тревога, но Серена сбросила ее – она была дома, на Базе, а в этом мире ей ничто не угрожало. Она подошла к двери и открыла ее навстречу шагам, и все же немного облегченно вздохнула, увидев, что это идут Томас и Мерк.
- Всё прошло прекрасно, - успокоил ее тут же Томас. – Все отлично. Единственное, чего вам не хватило, так это трезвости и осмотрительности. Если бы мы так изучали эти миры.., - он рассмеялся и посмотрел на Мерка. - … то нас уже давно бы не было, - почти равнодушно закончил тот. - Да, не было бы, - согласился Томас. – Если вы поняли, что река – живое и реальное существо, которое в нашем мире имеет одни свойства – известные нам, а в другом мире – другие, неизвестные нам, почему вы были так небрежны? Ну представьте себе, что какой-нибудь такой же путешественник сунется в наш мир и увидит тигра. В его мире прото-тигр – милое существо, ласкающее его слух или что-то там, а в нашем? А в нашем тигр его съест. - Понимаю…, - протянула Берта. – Река попросту сама попыталась схватить нас! - Конечно, - подтвердил Мерк. – В этом нет враждебности ни злого умысла ни вообще какого-либо умысла – это чисто человеческие категории. Подходящая аналогия такая - что будет, если кто-то прыгнет в реку в нашем мире только потому, что в своем мире он так делал со своей проекцией прото-реки, и испытывал при этом что-то приятное? Река разобьет его о камни и утопит, и все дела, и нет в этом никакого умысла – просто законы природы. - Понятно, - кивнула Серена. – Что, что ты показываешь? Берта дергала Серену за руку, показывая куда-то на стену. - Что? Я не понимаю. - Ты помнишь, во сколько мы начали опыт? - В десять минут десятого, потом еще было два неудачных захода, значит примерно в пятнадцать-двадцать минут… Серена замерла на полуслове, вперившись взглядом в стену, на которой висели часы. Они показывали без двадцати пяти десять.
В ту ночь Томас предложил прекратить опыты с засыпаниями, и вообще порекомендовал взять каникулы на неделю. Вопреки опасениям Серены, это оказалось несложным – в тот ключевой момент, когда можно было выбирать между быстрым засыпанием и медленным пошаговым уходом в ОС, они обе чувствовали себя совершенно уверенно. Один прыжок – и ты спишь.
А потом были новые опыты, овладение искусством пересечения линий, днем они изучали теорию и практиковались на полигонах, занимаясь попутно и другими своими интересами, а ночью совершенствовались в перемещениях к акранцам, вернее, совершенствовалась Берта, а Серена застряла. Как и тогда на полянке, она никак не могла сделать завершающего шага – «увидеть» мир акранцев, или, как говорили, «собрать» их мир, и Томас посоветовал ей, как он выразился, «уйти в монастырь» – уйти в пещеру на неделю или две и полностью отрезать себя от всех привычных восприятий этого мира, прежде всего зрительных и слуховых. По его мнению, это должно было ослабить ее фиксацию на привычных восприятиях бодрствования и обострить потребность в том, чтобы «собрать» ну хоть какой-то мир, просто из жажды впечатлений. И это сработало, хотя далось с большим, очень большим трудом. Переживать такую глобальную сенсорную депривацию было очень сложно – оказалось, что у Серены не так много содержания в ее жизни, которое было бы независимым от обычной жизнедеятельности. «Ты из тех, кто сдохнет со скуки, если застрянет в лифте», - говорил Томас, комментируя ее страдальческие вопли по голофону на пятый день изоляции. И вот – прорыв. Мир собран – первый ее мир за пределами человеческого, и теперь всё только начинается.
24.
Отправляясь во Вьентьян, Андрей планировал время от времени преподавать математику на местных курсах, но в основном - пошататься по окружающим этот город местам – погулять по многочисленным пещерам, поучиться скалолазанию, покататься между островами на огромном искусственном озере, сходить в трекинг и потрахать местных проституточек. План был вполне реален, но не учитывал одного – случайного всплеска любопытства, которое одолело Андрея, когда в туристическом справочнике, описывающем жизнь во Вьентьяне, он наткнулся на короткую заметку: «есть одно кафе для геев и одно для лесбиянок». Сначала он задержал на ней взгляд лишь на несколько секунд, но затем снова вернулся к этой страничке, еще раз перечитал эту скупую строчку и задумался. Расплывчатые образы секса возникали и исчезали, но возбуждение стало резко нарастать, когда он подумал, что ведь прямо сейчас он может встать и поехать туда. Никогда раньше он не был в таких местах, где секс между парнями считался естественным, где тебя в любой момент могли начать снимать какие-нибудь парни, и хотя такой секс ему был не в новинку и приятен, все равно – чтобы решиться и поехать в гей-кафе, потребовалось преодолеть стеснение. Стыдно было даже говорить таксисту – куда именно ему надо ехать, и он проговорил его название скомканно, невнятно. Таксист – мужик лет сорока пяти, переспросил – хочет ли Андрей именно в гей-кафе, и заулыбался, когда Андрей кивнул. По дороге он несколько раз задавал какие-то обычные незначащие вопросы – откуда, насколько и так далее, и потом спросил – был ли уже Андрей в этом кафе. - Нет, - покачал головой Андрей, снова испытав всплеск неловкости, но тут же заметив, что это возбуждает – говорить со взрослым мужиком на такую тему, и он решил продолжить разговор. – Я вообще еще ни разу в жизни не был в гей-кафе, вот хочу посмотреть – как это – быть среди парней, которые любят заниматься сексом с парнями. - А.., - понимающе кивнул таксист, - понимаю, понимаю. При этом он как бы успокаивающе похлопал Андрей по голой ляжке и задержал свою руку на пару секунд, прежде чем убрать ее. То, что таксист хочет урвать кусочек секса и явно полапал его за ляжку, а не просто похлопал, было возбуждающе, и это было тем более странным, что сам по себе этот мужик совершенно не был сексуально привлекательным – возбуждало само то, что в нем было сексуальное желание, и у Андрея возникла фантазия, от которой он покраснел и испытал ступор на десять, но все же преодолел себя и смог выговорить. - Мне нравится, когда меня трогают. - Правда? – Делано удивился таксист, и тут же схватил своей рукой ляжку Андрея и стал с силой ее мять, время от времени отрывая взгляд от дороги и впиваясь им в ляжки и коленки. - Мне кажется, так ехать опасно, - снова преодолевая парализующий стыд произнес Андрей. – Может, нам лучше где-нибудь остановиться? Таксист тут же убрал руку и завертел головой по сторонам. Вечернее освещение на улицах Вьентьяна было очень слабым, и переулки отходящие от дороги, были почти погружены в темноту. Они свернули, и спустя минуту медленно въехали в какой-то заброшенный дворик. Остановив машину, таксист кивнул в сторону заднего сидения, и они переместились туда. Он набросился на Андрея так лихорадочно, с таким нахрапом, словно это был первый или последний секс в его жизни. В этом совсем не было чувственности, но было столько дикого, животного, что Андрея очень возбуждало отдаваться этому натиску. Трясущимися руками таксист буквально содрал с него шорты, поставил перед собой на коленки и стал лапать, хватать, мять его попу, ляжки, член, словно не зная – за что же ему ухватиться. Затем он отстранился и послышался звук расстегиваемой молнии, после чего таксист навалился на него всей тушей, и своей попкой Андрей почувствовал горячий и стоящий на десять член, который неловко тыкался ему то в яйца, то в ягодицы. Протянув за спину руку, Андрей стал тискать член мужика, яйца, и тот сладострастно хрипел и всё пытался, неловко тыкаясь, засунуть свой член. - Ты когда-нибудь ебал пацанов? – Спросил Андрей. - Нет, нет, - спазматично ответил тот. - Хочешь, да? - Да, хочу, да. – Ответы были односложные, как будто таксисту совершенно снесло крышу и всё, чего он хотел – это всунуть и выебать. - Хочешь в попу меня трахнуть? – Продолжал Андрей, начиная чувствовать себя настоящей шлюхой. Он играл с членом мужика, приставляя его к своей дырочке, но не пуская внутрь. - Да, хочу, дай я засуну! - Хочешь трахнуть белого парня? - Да, да. - А хочешь, чтобы я отсосал? В рот хочешь меня поебать?
|
