Гла­ва де­вят­надца­тая

 

Фо­тог­ра­фия на­водит ме­ня на раз­мышле­ния, и я раз­мышляю – ста­ратель­но, дол­го, о са­мых раз­ных ве­щах. Па­рал­лель­но за­кан­чи­ваю ус­та­нав­ли­вать фон­тан, а так­же вка­пываю шпа­леру и кра­шу ее в честь де­душ­ки Адаль­бер­та Мэ­ри в крас­ный цвет. И еще на­тяги­ваю вдоль сте­ны бе­чев­ки, что­бы мо­ему зим­не­му жас­ми­ну, ко­торый я сов­сем не­дав­но по­сади­ла, бы­ло ку­да ка­раб­кать­ся. А по­том, ког­да я ду­маю, что боль­ше уже не мо­гу ду­мать и пусть кто-ни­будь ре­шит за ме­ня, что де­лать с мо­ей жизнью, я ре­шаю, что на­до нас­те­лить тра­ву воз­ле до­ма, а еще сде­лать цве­точ­ную лу­жай­ку. Мне вновь по­надо­бил­ся Эд­ди, но на сей раз я уже не поз­во­ляю ему ва­лять ду­рака, и этот кло­чок ас­фаль­та он ус­пе­ва­ет раз­долбать за день. Я под­го­тав­ли­ваю поч­ву и всю не­делю вы­сажи­ваю смесь се­мян: ма­ки, са­довые ро­маш­ки, мар­га­рит­ки «бы­чий глаз» и ва­силь­ки. Учас­то­чек не­боль­шой, но я бе­регу мес­то под пар­ник, ко­торый мне вско­ре дол­жны дос­та­вить, он вста­нет у сво­бод­ной сте­ны. Что­бы пти­цы не скле­вали се­мена, в вос­кре­сенье мы с Хи­зер вби­ва­ем ко­лыш­ки, про­тяги­ва­ем лес­ку над всем учас­тком и ве­ша­ем на нее ком­пакт-дис­ки. От­бор не слу­чай­ный, тут то­же все про­дума­но, и мы бе­рем те пес­ни, ко­торые, как нам ка­жет­ся, на­пуга­ют птиц до ужа­са.

Я воз­де­лываю свой сад, воз­де­лываю и воз­де­лываю. И, по­ка воз­де­лываю, раз­мышляю. Прав­да, я не всег­да от­даю се­бе в этом от­чет, вро­де бы прос­то без­думно ко­выря­юсь в зем­ле, как вдруг – бац! – мне в го­лову при­ходит мысль. Нас­толь­ко не­ожи­дан­но, что я раз­ги­ба­юсь, рас­прям­ляю ус­тавшую спи­ну и ог­ля­дыва­юсь, что­бы по­нять, кто или что на­тол­кну­ло ме­ня на эту све­жую мысль.

Март дви­жет­ся к ап­ре­лю, и я все раз­мышляю. Вы­палы­ваю сор­ня­ки. За­щищаю рос­точки. Днем уже теп­ло, но по но­чам слу­ча­ют­ся за­мороз­ки, да и от силь­ных вет­ров они то­же мо­гут по­гиб­нуть. Я пом­ню о сво­их цве­тах, ког­да ужи­наю с друзь­ями, осо­бен­но ес­ли ль­ет дождь и, за­ходя в рес­то­ран, лю­ди от­ря­хива­ют мок­рые зон­ты и кур­тки, с ко­торых вов­сю те­чет во­да. Пер­вое, о чем я ду­маю, про­сыпа­ясь, – как там мой сад. Я ду­маю о нем, ле­жа в объ­яти­ях муж­чи­ны, с ко­торым поз­на­коми­лась в ба­ре, слу­шая, как за ок­ном его спаль­ни во­ет ве­тер, и мне хо­чет­ся до­мой, к са­ду, ту­да, где су­щес­тво­вание на­пол­не­но смыс­лом. Я все вре­мя в дви­жении. Тра­ву на­до стричь, нель­зя дать ей вы­рас­ти слиш­ком вы­соко, не то она по­жух­нет. Нуж­но удоб­рять и про­палы­вать. Обо всем за­ботить­ся и ни­чего не ос­тавлять в неб­ре­жении. Я за­нима­юсь этим и все вре­мя раз­мышляю.

Нар­циссы, преж­де гор­до тя­нув­шие свои го­лов­ки вверх, пер­вы­ми ук­ра­сив­шие се­рый пей­заж, те­перь, увы, за­вяли. Как ни грус­тно, а при­ходит­ся их об­ре­зать, ра­зуме­ет­ся, ос­тавляя че­рен­ки нет­ро­нуты­ми. Ес­ли не сде­лать это­го, то рас­те­ния пот­ра­тят си­лы на об­ра­зова­ние се­мян и тог­да в сле­ду­ющем го­ду бу­дут пло­хо цвес­ти. А так всю энер­гию они нап­равля­ют в лу­кови­цу.

В са­ду все вре­мя что-то ме­ня­ет­ся. Вне за­виси­мос­ти от то­го, как те­чет мое вре­мя, а оно те­чет мед­ленно, жизнь в са­ду идет пол­ным хо­дом. Там, где вче­ра был лишь кро­шеч­ный бу­тон, вдруг рас­пустил­ся цве­ток – и с гор­достью пог­ля­дыва­ет на ме­ня, дес­кать, смот­ри, что я ус­пел, по­ка вы все спа­ли.

Сан­ди до­гово­рил­ся, что я прис­ту­паю к ра­боте в но­яб­ре, а по­ка что по­дыс­ки­ва­ет дру­гих кан­ди­датов, что­бы бы­ло ко­го пред­ло­жить по­мимо ме­ня. Мое со­бесе­дова­ние наз­на­чено на де­вятое и­юня. Жду не дож­дусь, меч­таю сно­ва ощу­тить се­бя преж­ней. Меч­таю, что­бы год от­пуска уже ос­тался по­зади, но при этом спра­шиваю се­бя, что я бу­ду де­лать, ког­да нас­ту­пит это вре­мя? В но­яб­ре хо­лод­но, тем­но и се­ро, сно­ва нач­нутся бу­ри. Ко­неч­но, и в но­яб­ре есть своя пре­лесть, но для ме­ня это бу­дет вре­мя при­нятия ре­шений и на­дежд, свя­зан­ных с на­чалом но­вой ра­боты – ес­ли я ее по­лучу. Мне вдруг хо­чет­ся, что­бы вре­мя тек­ло по­мед­леннее. Я смот­рю на свой сад, на струй­ки во­ды в фон­та­не, рас­пуска­ющи­еся ве­сен­ние цве­ты и по­нимаю, что нель­зя ос­та­новить приб­ли­жение то­го, что ме­ня ждет. Са­доводс­тво нап­ря­мую свя­зано с под­го­тов­кой к бу­дуще­му – сме­ня­ют друг дру­га вре­мена го­да, жа­ра и мо­розы, и мне на­до уже сей­час го­товить свою бу­дущую жизнь.

Воп­ре­ки мо­им опа­сени­ям мы с Сан­ди пе­ри­оди­чес­ки встре­ча­ем­ся, что­бы об­су­дить ра­бочие мо­мен­ты, но в ито­ге раз­го­вор не­из­менно пе­рехо­дит на да­лекие от ра­боты те­мы. Мне так с ним хо­рошо, так лег­ко и ком­фор­тно, нет нуж­ды прит­во­рять­ся и врать. Ко­неч­но, сад дос­тавля­ет мне мас­су ра­дос­ти, но все же не­ред­ко я чувс­твую се­бя оди­нокой и не­нуж­ной, у ме­ня ни на й­оту не при­бави­лось уве­рен­ности в зав­траш­нем дне, раз­ве что я ста­ла мень­ше на этом за­цик­ли­вать­ся. А с Сан­ди мое оди­ночес­тво от­сту­па­ет. Его го­тов­ность встре­тить­ся и по­гово­рить ме­ня ис­клю­читель­но при­обод­ря­ет. По прав­де го­воря – знаю, это про­тиво­речит то­му, что я ут­вер­жда­ла рань­ше, – я бы хо­тела, что­бы не бы­ло ни­какой ра­боты, что­бы мы с Сан­ди мог­ли бы встре­чать­ся прос­то так и бол­тать обо всем на све­те.

Что до ра­боты, то по­ка это все лишь на уров­не со­бесе­дова­ния, по­это­му я не от­вергаю окон­ча­тель­но пред­ло­жение Ка­роли­ны. Мы с ней нес­коль­ко раз встре­чались по по­воду «Guna Nua», и я ей по­могаю, но твер­дой до­гово­рен­ности нас­чет дол­госроч­но­го сот­рудни­чес­тва меж­ду на­ми нет. Та­ким об­ра­зом, ес­ли пот­ре­бу­ет­ся, я всег­да мо­гу вый­ти из иг­ры. Но с де­ловой точ­ки зре­ния это, ко­неч­но, не слиш­ком хо­рошо ни для нее, ни для ме­ня. Я прек­расно знаю, что друж­бы для биз­не­са не­дос­та­точ­но. Лар­ри мне это до­казал, от­пра­вив в го­дич­ный при­нуди­тель­ный от­пуск, и пусть в ка­ком-то смыс­ле он сде­лал мне по­дарок, я все же пред­почла бы без та­ких по­дар­ков обой­тись. Итак, ча­сы ти­ка­ют, иног­да они от­счи­тыва­ют при­ят­ные ми­нуты, иног­да тя­желые, но бу­дущее мое ту­ман­но.

Прош­ло уже боль­ше двух ме­сяцев с то­го скан­даль­но­го про­ис­шес­твия у па­пы до­ма. Хи­зер по сво­ей за­меча­тель­ной спо­соб­ности все про­щать и за­бывать дав­но так и пос­ту­пила, и они с па­пой об­ща­ют­ся как преж­де. А я нет. Ка­кое-то вре­мя мне бы­ло удоб­но, что мы не ви­дим­ся и со­от­ветс­твен­но не раз­го­вари­ва­ем, но по­том все ста­ло еще ху­же. Те­перь я ве­ду с ним мыс­ленные спо­ры, и он сво­дит ме­ня с ума сво­ими ар­гу­мен­та­ми. Кро­ме то­го, раз я не об­ща­юсь с па­пой, я не об­ща­юсь и с За­рой, а это ни­куда не го­дит­ся. Вот ра­ди об­ще­ния с ней, в пер­вую оче­редь, я и ре­шаю ему поз­во­нить.

Мы до­гова­рива­ем­ся встре­тить­ся воз­ле пир­са на по­лу­ос­тро­ве Хо­ут. Там изу­митель­но кра­сиво, день се­год­ня сол­нечный, но с мо­ря ду­ет прох­ладный ве­тер, и я поп­лотнее за­пахи­ваю плащ. И все же вес­на ощу­ща­ет­ся во всем: лю­ди сбро­сили тя­желую зим­нюю одеж­ду и выб­ра­лись в при­город, что­бы по­валять­ся на трав­ке. Не­пода­леку от ме­ня ве­селая се­мей­ная ком­па­ния пе­реку­сыва­ет жа­реной ры­бой с кар­тошкой, за­пах еды сме­шива­ет­ся с со­леным мор­ским воз­ду­хом, и у ме­ня те­кут слюн­ки.

– Джес­мин! – до­носит­ся до ме­ня За­рин крик еще до то­го, как я ус­пе­ваю ее уви­деть.

Она мчит­ся ко мне и па­да­ет в мои объ­ятия. Я под­хва­тываю ее и толь­ко тут по­нимаю, как сос­ку­чилась. Это бы­ла неп­рости­тель­ная ошиб­ка, иди­отизм, ко­торо­му нет оп­равда­ния. Как она вы­рос­ла за те два с по­лови­ной ме­сяца, что мы не ви­делись! В ее воз­расте это боль­шой срок.

Меж­ду мной и па­пой дол­жна бы воз­никнуть не­лов­кость, но он лег­ко на­ходит вы­ход и при­бега­ет к сво­ему из­люблен­но­му ма­нев­ру: об­щать­ся че­рез За­ру.

– Рас­ска­жи Джес­мин, как мы кор­ми­ли тю­леней ры­бой.

Рас­ска­зыва­ет.

– Рас­ска­жи Джес­мин, как ры­бак дал те­бе по­дер­жать удоч­ку.

Рас­ска­зыва­ет.

За­ра из тех де­тей, ко­торые прив­ле­ка­ют все­об­щее вни­мание. Фо­кус­ник про­сит ее вый­ти на сце­ну и по­мочь ему, ей раз­ре­ша­ют вой­ти в ка­бину, что­бы поз­на­комить­ся с пи­лотом, шеф-по­вар в рес­то­ране зо­вет ее на кух­ню. Она из­лу­ча­ет ин­те­рес к жиз­ни, к лю­дям, и в от­вет они стре­мят­ся ее по­радо­вать, сде­лать для нее что-ни­будь хо­рошее.

На­конец, ког­да мы боль­ше не мо­жем об­щать­ся че­рез нее, нам ни­чего не ос­та­ет­ся, кро­ме как мол­ча сто­ять бок о бок и лю­бовать­ся, как За­ра но­сит­ся по дет­ской пло­щад­ке с но­вым луч­шим дру­гом, с ко­торым она поз­на­коми­лась две се­кун­ды на­зад.

Он ни за что не за­гово­рит пер­вый, я точ­но знаю. Ему луч­ше вот так сто­ять в не­лов­ком мол­ча­нии, чем за­вес­ти не­лов­кий раз­го­вор. В тех ред­ких слу­ча­ях, ког­да па­пе не уда­ет­ся ук­ло­нить­ся от неп­ри­ят­но­го раз­го­вора, он ста­ра­ет­ся свес­ти свои про­яв­ле­ния к ми­ниму­му. И это очень ме­ша­ет, ес­ли я все же бы­ваю вы­нуж­де­на об­суждать с ним неч­то важ­ное. Я унас­ле­дова­ла от не­го эту чер­ту. А ког­да из дво­их ни один не хо­чет по­гово­рить, си­ту­ация бо­лее взры­во­опас­ная, чем ес­ли оба к это­му го­товы.

– С Те­дом Клиф­фордом все выш­ло пло­хо и неп­ра­виль­но, – вдруг за­яв­ляю я.

– У не­го дол­жно ос­во­бодить­ся мес­то фи­нан­со­вого ди­рек­то­ра. Со­рок штук в год. Тед хо­тел по­гово­рить с то­бой лич­но, – со злостью от­ве­ча­ет он. И де­ло не в том, что я сей­час ска­зала, он был за­ранее рас­сержен. – Вы мог­ли бы все об­су­дить меж­ду со­бой. Не за сто­лом, а от­дель­но. Прек­расная дол­жность. Зна­ешь, сколь­ко на­роду о та­кой меч­та­ет?

Я сов­сем не это име­ла в ви­ду. Я го­вори­ла о том, как он по­вел се­бя с Хи­зер, а не о ра­боте – хо­тя и эту те­му я со­бира­лась зат­ро­нуть, но чуть поз­же.

– Я во­об­ще-то о Хи­зер.

Пер­вый раз за се­год­няшний день смот­рю ему в ли­цо и ви­жу, что он ни­как не мо­жет уло­вить, о чем я тол­кую. На­конец до не­го до­ходит.

– Я по­гово­рил с Хи­зер на сле­ду­ющий же день. Мы все про­яс­ни­ли.

– И?

– Что и? И те­перь я знаю про сис­те­му кру­гов.

– Те­перь зна­ешь.

– Да. Те­перь.

– Ей трид­цать че­тыре го­да, и мы поль­зу­ем­ся сис­те­мой кру­гов уже из­рядное вре­мя.

Мне бы сле­дова­ло ска­зать это гром­ко, но я по­чему-то ти­хо мям­лю. Не уве­рена, что он во­об­ще ме­ня рас­слы­шал. На­де­юсь, что да. В лю­бом слу­чае я на это не спо­соб­на: спо­рить, кон­флик­то­вать. Тог­да я луч­ше от­ступ­лю и сде­лаю вид, что ни­чего не про­изош­ло. Мое дет­ское «я» бо­ит­ся раз­гне­ван­но­го от­ца, а вот мое «я-под­росток», на­обо­рот, бун­ту­ет.

– Ты от­но­сишь­ся к ней, как буд­то она не та­кая, как все. Осо­бен­ная.

– Нет. Я к ней от­но­шусь ров­но так же, как ко всем ос­таль­ным, и ты бе­сишь­ся имен­но из-за это­го. А вот ты как раз ве­дешь се­бя так, буд­то она чем-то от­ли­ча­ет­ся. По­думай об этом. И уж из­ви­ни ме­ня, но ты го­воришь од­но, а де­ла­ешь сов­сем дру­гое. Ты иг­ра­ешь не по тем пра­вилам, ко­торые на­вязы­ва­ешь всем ос­таль­ным. Хо­тя бы эта сис­те­ма кру­гов – по­хоже, для те­бя там ус­та­нов­ле­ны от­дель­ные пра­вила, не та­кие, как для всех ос­таль­ных, по­тому что все и вся­кий, кто к те­бе приб­ли­жа­ет­ся, – оран­же­вые. Нет, За­ра, дет­ка, не на­до ту­да за­лезать.

Он рез­ко об­ры­ва­ет раз­го­вор и бе­жит ей на по­мощь.

– Это твой де­душ­ка? – спра­шива­ет ее но­вый дру­жок, и За­ра сме­ет­ся, точ­но ни­чего за­бав­нее в жиз­ни не слы­хала.

– Это мой па­па!

За­ра с па­пой идут на ка­чели. Она са­дит­ся на свой ко­нец дос­ки, он – на про­тиво­полож­ный, с тру­дом втис­ки­ва­ясь в ма­лень­кое крес­ли­це. Ког­да его ко­нец дос­ки опус­ка­ет­ся, я ви­жу про­лыси­ну на за­тыл­ке. Он и впрямь сма­хива­ет на ее де­душ­ку.

Ме­ня по­ряд­ком оша­раши­ло то, что он ска­зал. Так лег­ко, без­злоб­но, что мож­но бы­ло бы и вов­се про­пус­тить его сло­ва ми­мо ушей. Но нет, нап­ро­тив, обы­ден­ность, с ко­торой он это про­из­нес, зас­тавля­ет ме­ня креп­ко при­заду­мать­ся.

Оран­же­вый круг – са­мый даль­ний от Пур­пурно­го лич­но­го кру­га че­лове­ка, в дан­ном слу­чае ме­ня. За ним толь­ко Крас­ный, там пос­то­рон­ние. В Оран­же­вом – ма­лоз­на­комые лю­ди, с ко­торы­ми не­воз­мо­жен ни фи­зичес­кий, ни эмо­ци­ональ­ный кон­такт.

Все и вся­кий, кто к те­бе приб­ли­жа­ет­ся, – оран­же­вые.

Мне хо­чет­ся крик­нуть ему, что это неп­равда. Бе­да в том, что я в этом не уве­рена. Единс­твен­ный че­ловек, ко­торо­го я на са­мом де­ле го­това под­пустить близ­ко, – это Хи­зер. А па­пу я, бе­зус­ловно, по­мес­ти­ла в Оран­же­вый круг. Итак, я при­еха­ла сю­да, что­бы объ­яс­нить ему, в чем он неп­рав… нет, я при­еха­ла по­видать За­ру, но плюс к то­му хо­тела, что­бы он по­нял – так боль­ше нель­зя се­бя вес­ти, и мень­ше все­го я ожи­дала, что все обер­нется по­доб­ным об­ра­зом и мне еще и оп­равды­вать­ся при­дет­ся.

Кру­ги, кру­ги. Са­мый ши­рокий – Крас­ный. Не­кото­рые лю­ди нав­сегда ос­та­ют­ся чу­жими.

Расс­тро­ен­ная, обес­ку­ражен­ная, еду об­ратно до­мой, к сво­ему са­ду. Об­ратно к сво­им раз­мышле­ни­ям. На­до сре­зать за­сох­шие вер­хушки. И под­го­товить­ся к ле­ту.

Ле­то

Се­зон меж­ду вес­ной и осенью. В Се­вер­ном по­луша­рии длит­ся три ме­сяца, са­мых теп­лых в го­ду: и­юнь, и­юль и ав­густ.

Пе­ри­од на­ивыс­ше­го раз­ви­тия, за­вер­шеннос­ти и рас­цве­та, пред­шес­тву­юще­го даль­ней­ше­му упад­ку: ле­то жиз­ни.