Глава двадцать третья
Когда я шла домой от автобусной остановки, куда проводила Хизер – она сказала, что мне не надо садиться за руль, потому что я «очень расстроена», – у меня вдруг возникло смутное беспокойство. И сейчас я наконец понимаю, в чем дело. Ты сказал: «Спасибо, что прошлой ночью бросила мне в ящик письмо от Эми». В этом есть что-то ужасное, когда тебе говорят, что ты сделала что-то, чего ты не делала. Сначала я думаю, что ты ошибся, ведь я столько раз пыталась отдать тебе письмо Эми, а ты мне его возвращал и просил прочитать вслух. Ну конечно, ты ошибся. Письмо в вазе с лимонами, мы же решили, что ты типичный лимон. Но. Но. Ты сказал: прошлой ночью. Спасибо, что отдала его прошлой ночью. Значит, это никак не могла быть я, ибо прошлой ночью я искала истину на дне бутылки с водкой. Наверное, твоя жена передала тебе другое письмо, а ты подумал, что я бросила его тебе в ящик. Но ты ни словом не упомянул об этом, пока мы сидели за столом у тебя в саду, из чего я заключаю, что письмо попало к тебе уже после этого. И я бы знала, что она приезжала, ведь я не спала до шести утра. Какая бы я ни была пьяная, а ее бы заметила – дьявол, да я бы побежала через дорогу и пригласила ее потрепаться. – Добрый день, Джесмин, – весело приветствует меня доктор Джеймсон. – Знаете, я тут решил двадцать четвертого июня устроить небольшое суаре. В этом году такое чудесное лето, и мне захотелось позвать всех соседей на барбекю, отметить день летнего солнцестояния. Что скажете? У меня пока нет ответа от молодого человека из шестого дома. Попытаюсь зайти к нему еще раз, может быть, застану его. Он смотрит на меня, и наступает долгая пауза. Я судорожно пытаюсь вычислить, кто, когда, где… – Джесмин, все в порядке? Резко вздрагиваю и стремглав мчусь по улице, мимо дома Мэлони, к себе. Ворвавшись в дом, останавливаюсь перевести дух, в груди что-то мерзко ноет, в голове шум. Оглядываюсь в поисках подсказки. Гостиная, где проходила наша кошмарная встреча поддержки, являет собой типичное место преступления – все брошено в беспорядке, стулья сдвинуты, грязные чашки, недопитые стаканы и прочая. На кухне следы «детского преступления»: стол и пол рядом с ним заляпаны пластилином, валяются огрызки яблок, куски печенья и поблескивают разноцветные лужицы сока. Ваза с лимонами. Пуста. В смысле лимоны там и твои ключи там, а письма нет. Подсказка номер один. Бегу наверх и внимательно осматриваю спальню. Кровать кое-как, но убрана. На тумбочке рядом с ней пустая бутылка водки… и открытый конверт. А там письмо Эми. Падаю на кровать и хватаю конверт. Я прочитала письмо между двумя часами ночи и шестью утра. Наверное, ближе к шести. Это те часы, которых я не помню. Я искала какой-нибудь знак или совет для себя. Мне нужны были вдохновляющие, утешительные слова любви и участия. Пусть даже обращенные не ко мне. Вот что там было написано: Мэтт! Возьми себя в руки. Эми Это меня взбесило. Да, я сейчас вспомнила. Я расплакалась от разочарования. Меня разочаровала Эми и вообще белый свет. И? Что было дальше? Я легла спать? Но тогда что за письмо у тебя дома, если письмо Эми здесь? Прищуриваюсь и оглядываю комнату. Должны быть подсказки, ищите, Ватсон. Под столиком у зеркала валяется скомканная бумажка. А в корзине для бумаг их целый ворох. Мне вдруг становится страшно, я боюсь протянуть руку и взять бумажный комок. Но придется. С тихим стоном расправляю листок. Мэтт, дорогой! Я не могу поговорить с тобой. Боюсь, ты не станешь меня слушать… – О нет! Джесмин, ты идиотка! Расправляю комочки один за другим, читаю разные варианты первой строчки, они сильно отличаются по содержанию, но все без исключения написаны скачущим пьяным почерком. Это мои версии того, что должна была бы написать тебе Эми, те слова, которые, на мой пьяный взгляд, сподвигли бы тебя на что-то хорошее. Впрочем, есть и такие, где видно, как ты меня бесишь. Невозможно сказать, что в итоге я отнесла тебе в ночи, радует одно – то, что я сейчас прочитала, осталось здесь. Мне хочется рухнуть на кровать и долго, горестно рыдать. А нужно совсем другое: бежать к тебе, честно во всем признаться и посыпать голову пеплом. Желательно того письма, которое у тебя. Ты поймешь. Но я не могу. И не делаю этого. Я думала, что на сегодня все пакости уже исчерпаны и я пала ниже некуда. Оказывается, есть куда. Надо забрать у тебя письмо, исправить эту глупость, надо найти работу и перестать вести себя как сумасшедшая. В дверь звонят, и меня охватывает дичайший ужас. Я как олень, выхваченный из ночного мрака автомобильными фарами, – не могу пошевелиться, только слышу, как бухает мое сердце. Ты прочитал письмо. Я попалась. Выглядываю из окна и вижу твою макушку. Обреченно топаю вниз. Я все признáю и со всем соглашусь. Так будет правильно. Открываю дверь и робко тебе улыбаюсь. Ты упираешь руки в боки и хмуро на меня взираешь. – Ты опять напилась? – Нет. Молчание. – Напилась? – Нет. – Ну ладно. Слушай, – ты явно чем-то встревожен, – ты видела подозрительных людей у дома доктора Джея? Растерянно молчу. Как это связано с письмом? Ничего не понимаю. – Если ты пьяна, так и скажи. – Я трезвая. – Мне просто надо знать. Чтобы нормально общаться с тобой, буду говорить коротко, просто и внятно. Ну? – Да, блин, не пила я вообще! – Отлично. Так что? Видела ты их? Кто-то периодически заходит и выходит от него. – Может, у него гости, а тебя не позвали? – Меня немного отпустило. Слава богу, ты еще ничего не знаешь… пока. – Что-то там точно происходит. Каждые полчаса. Начиная с полудня. – Господи, тебе точно надо чем-то заняться. Поскорей выйти на работу, а то ты совсем спятил. – В три часа заявилась какая-то баба. Пробыла полчаса. Потом ушла, и в полчетвертого приехал мужик, а в четыре ушел. После него была какая-то парочка, а в половине пятого… – Да, я поняла. Они сменяются раз в полчаса. Мы стоим скрестив руки и наблюдаем за домом доктора Джеймсона. По соседству мистер Мэлони читает жене пьесу Джона Кина «Поле». Получается у него очень артистично. Каждый день он читает ей минут пятнадцать, потом идет возиться в саду, возвращается и читает дальше. У него приятный, хорошо поставленный голос. Миссис Мэлони сидит в кресле, колени прикрыты пледом, взгляд устремлен куда-то в пространство. Но его это не смущает, он говорит с ней о погоде, о саде так, словно она поддерживает с ним оживленный разговор. Вчера он читал ей роман Джекки Коллинз, ему нравится разнообразить выбор книг. Безусловно, он просто молодчина, но все равно грустно на это смотреть. К нам в тупик заворачивает машина, и в душе у меня разливается радость, а сердце восторженно колотится еще до того, как он выходит. Я знаю, что это он. Или чувствую. Или надеюсь. Да, это Санди. – Ну, если его не испугало то, что было сегодня утром, то уже ничего не испугает, – ехидно говоришь ты, и я улыбаюсь. Санди идет к нам, поигрывая брелоком с ключами от машины. Я надеюсь, ты поймешь намек, и взглядом сообщаю тебе, что пора сваливать. Но нет, либо ты нечувствителен к намекам, либо просто не желаешь уходить. – Привет, – здоровается с нами обоими Санди. – Что-то забыли? – с наигранной озабоченностью спрашиваешь ты, впрочем, очень дружелюбно. Санди улыбается и смотрит мне прямо в глаза, ласково, с такой нежностью, что у меня перехватывает дыхание. – В общем, да. – А мы наблюдаем за домом доктора Джея, – поясняешь ты и рассказываешь про посетителей, сменяющихся раз в полчаса. Санди встает рядом со мной и тоже смотрит на его дом, рукава у него закатаны, и я чувствую легкое прикосновение загорелой руки, которое заставляет меня немедленно забыть обо всем на свете, кроме сладчайшего электричества, пробегающего между нами. Впрочем, я старательно пялюсь на дом доктора, лишь время от времени позволяя себе украдкой смотреть на Санди. Он вдруг отворачивается от объекта наблюдения и ловит мой взгляд. Чуть насмешливо улыбается, словно говоря «а вот и попалась», а затем корчит смешную гримасу, изображая, как ты стережешь неведомых преступников. – О, вот еще одна! Видите, вон идет! – вдруг подаешься вперед ты, разрушив наше единение с Санди. – Хмм, – бормочет Санди и идет к дороге, чтобы получше рассмотреть и впрямь подозрительного вида девицу. – Что-то здесь не так. – Ну а я о чем, – радуешься ты, что у тебя нашелся сторонник. – Какие-то странные, совершенно непонятные люди целый день шастают к доктору. – Может, он подыскивает экономку? И они приходят на собеседование? – говорю я. – Ты бы хотела, что она у тебя прибиралась? – в ответ осведомляешься ты. – Такая, пожалуй, приберет к рукам все, что плохо лежит, – задумчиво кивает Санди, и мне становится смешно: вы, как мальчишки, играете в детективов. – Почему вы вообще решили, что она к доктору Джею? – спрашиваю я. Девица одета в замызганные спортивные штаны и непонятного цвета толстовку. То ли пьяная, то ли обдолбанная. Скорее, второе. Смахивает на героинщицу. – Наверное, одна из твоих фанаток. Она смотрит на номера домов и сворачивает к докторову дому. Санди выходит на дорогу, ты следом за ним. Я плетусь в хвосте, что мне остается. Мы решаем перенести наблюдательный пункт к тебе за стол – отсюда лучше виден дом доктора Джеймсона. Коротко посовещавшись, вы решаете, что, заслышав малейший подозрительный шум, пойдете туда. Быстренько выдумываете предлог, на всякий случай. – А ты уже прочитал письмо? – небрежно интересуюсь я. – Какое письмо? – Которое я тебе отдала. – Нет. Еще не успел. – Я тут подумала… Все же лучше я тебе его сама прочту. Знаешь, мало ли что. Ты задумчиво смотришь на меня, с некоторым даже подозрением. И Санди тоже. – Наверное, лучше, чтобы ты был в этот момент не один. Кто знает, как ты это воспримешь. Ты последнее время так хорошо держишься, я не хочу, чтобы прямиком ринулся в паб. Надо, чтобы рядом кто-то был, может, конечно, и не я, ну, в общем… кто-нибудь. Понятно, что никого, кроме меня, ты не попросишь. Ты перестаешь подозрительно хмуриться и с благодарностью киваешь: – Спасибо, Джесмин. – Хочешь, давай прямо сейчас? – Сейчас? – Угу, – небрежно пожимаю плечами. – Пора с этим покончить. – Оборачиваюсь к Санди: – От него ушла жена. И оставила письмо. Он его не читал. И это правильно. – Снова смотрю на тебя: – Я его прочитаю. Давай его мне. Санди закрывает рот ладонью, чтобы спрятать насмешливую улыбку. Какие у него длинные сильные пальцы. Как у пианиста. – Нет, слушай, давай не сейчас. – Тебя пугает перспектива сделать это немедленно. – Почему же? – Джесмин, ну что ты, ей-богу. Сейчас у нас другая проблема, надо следить за домом доктора Джея. – Ты следи, а я прочту. Как бы не так. Я моментально подменю его на настоящее, а то письмо потом уничтожу. Ничего не поделаешь, придется тебе ознакомиться с оригиналом, сколь бы он ни был огорчителен. – Здесь дети. Не хочу, чтобы они случайно услышали. И только я намереваюсь возразить, что нигде в поле зрения никаких детей нет, как вижу двойняшек – они идут к нам от шестого дома, оба очень сердитые. – Что случилось? – Ты встаешь и идешь к ним. – Что еще ты натворила? – спрашивает меня Санди с комическим ужасом. – Ничего, – делаю невинное лицо. Он смеется и качает головой, как будто я непослушная девчонка. Мне это нравится, и я тоже смеюсь. Он меня насквозь видит, и это замечательно. Уже давно у меня не было такого ощущения – что кто-то меня прекрасно понимает. Разве что с тобой, но это совсем другое. – Он ничего не купил, – обиженно тянет Крис. – Только он один из всех соседей, – добавляет Кайли. – Чего он не купил? – спрашиваю я. – Наши духи. Мы их сами сделали, из лепестков и воды. – И травы. – И дохлого паука. – Чудесно, – киваю я. – Ты купила две склянки, – сообщаешь мне ты. – С тебя пятерка. Только сейчас наконец замечаю, что возле дороги выставлена табуретка, покрытая красной бумажной скатертью, на ней стоят в ряд баночки с подозрительной бурой жидкостью, в которой плавают какие-то малосимпатичные козявки. Ценник гласит, что каждая баночка стоит 50 центов. Почему тогда я должна тебе пятерку, для меня загадка, но, учитывая, что я подделала письмо твоей жены, не будем торговаться. – Что он сказал? – сердито спрашиваешь ты у малышей. – Кто – он? – тихонько осведомляется у меня Санди. – Топ-менеджер. Сосед, который снимает дом номер шесть, – поясняю я и оборачиваюсь к детям. – Ничего не сказал. Он по телефону разговаривал. А потом говорит: нет, спасибо. И дверь закрыл. – Чертов поганец, – фыркаешь ты, и они хихикают. – Этот чувак меня уже порядком достал, – раздраженно бормочешь ты и непроизвольно сжимаешь кулаки. – И меня тоже. Я ему машу «здрасте» каждое утро с тех пор, как он переехал к нам, а он ни разу даже не поглядел на меня. Санди смеется. – Вам обоим срочно пора на работу. Вы слишком близко к сердцу принимаете всякую ерунду. – Ну так найдите ей работу, Санди, – говоришь ты с озорным блеском в глазах. – Это идея, Мэтт, – весело отвечает он. – Может быть, стоит пригласить ее куда-нибудь поужинать. Обсудить детали. – Мы все отлично понимаем, о чем он, но Санди невозмутимо кивает: – Может быть. Если это поможет. Ну все, давайте сменим тему. У меня сейчас есть более насущная проблема. – А ведь всего-то и требовалось, что слегка раскошелиться. Дети старались, такие чудесные духи сделали. Он хоть попросил дать ему их понюхать? – Нет, – фыркает Крис. – Ну и жадюга. Это бесит тебя еще больше, чего, собственно, я и добиваюсь. – Так, все, я иду с ним пообщаться. – И очень правильно, – поддерживаю тебя я. – А что вы ему скажете? – Санди широко улыбается и кладет ногу на ногу. Я вижу загорелое бедро в прорехе его модных джинсов. – Скажу, что надо вести себя по-человечески, если хочешь иметь добрые отношения с соседями. А не хочешь, так катись отсюда. Что за гадство, им всего семь лет. – По-моему, вы переживаете больше, чем они, – говорит Санди. – А еще он отказался от приглашения доктора Джея на барбекю. А доктор его от чистого сердца позвал, – подливаю я масла в огонь. Санди одновременно хмурит брови и улыбается, пытаясь понять, что у меня на уме. Все, ты твердо вознамерился идти выяснять отношения с менеджером. Супер! А я тем временем быстро проберусь в дом – дверь, я вижу, у тебя не заперта, – найду свое письмо и заменю его на настоящее. – И ты со мной, – вдруг говоришь ты. – Я? – Ну да. Ты. – Да, Джесмин, – кивает Санди, лениво вытянув длинные ноги и задумчиво, с легкой ехидцей смотрит на мое растерянное лицо. Он отлично понимает, что мешает привести мне в исполнение какой-то хитрый план. Черт, я не против того, чтобы он со мной играл, но не в такие игры. – Ну а я при чем? Ты сам отлично справишься. Это же твои дети. – Иди-иди, Джесмин, – насмешливо подбадривает меня Санди. Ну все, прекрасный шанс выкрасть чертово письмо упущен. Смотрю на Санди с искренним отвращением, отчего он заразительно смеется, и, хотя я до крайности им недовольна, не могу удержаться и тихонько хмыкаю. – А я останусь вести наблюдение, – подмигивает он. – Что ты ему скажешь? – Я нервно переминаюсь на крыльце шестого дома. – Ровно то, что уже говорил. Насчет недобрососедского поведения. – Правильно. И то верно, кому как не нам с Мэттом учить соседей хорошим манерам. Слышно, как менеджер разговаривает с кем-то по телефону. Ты звонишь в дверь – долго, настойчиво. Он болтает не по работе. Смеется, упоминает друзей, называя их прозвища. Что-то про регби. Какие-то Слиго и Спайди и «парни». Тошнит от таких разговоров. Ты начинаешь тихо беленеть, и я, впрочем, тоже. Я вижу, что менеджер смотрит на нас в окно и продолжает разговаривать. – Да опять соседи чего-то хотят, – доносится до нас из открытого окна. Ты материшься и устремляешься к этому окну, и я боюсь, что сейчас состоится незаконное проникновение, но в последнюю секунду менеджера спасает крик Санди. – Эй! Оборачиваемся и видим, что Санди догоняет девицу, которая только что вышла от доктора Джея. Мы с тобой бежим к ним. – Руки! Руки убери!!! – визжит она и нападает на Санди, который пытается уклониться от острых ногтей. – О черт! – взвывает он, когда ей удается пару раз его достать. – Успокойтесь! – грозно командует он, и она наконец утихомиривается. Отступает назад и настороженно на него смотрит, при этом безостановочно что-то пережевывает, как корова на лугу. – Мне кажется, у вас под джемпером что-то есть, и я подозреваю, это что-то принадлежит моему другу, – четко произносит Санди. – Нету там ничего. – А я думаю, есть. – Он усмехается, в зеленых глазах пляшут опасные огоньки. – Я беременная. – И кто отец? Apple? Dell? Тут и я замечаю странную форму ее живота и закусываю губу, чтобы не рассмеяться. Там спрятан какой-то прямоугольный предмет. – Погодите минутку, – вмешиваешься ты, еще до конца не успев отдышаться. – Может быть, нам не стоит на это смотреть. – Почему? – удивляюсь я. – Потому что, может быть… – Ты поворачиваешься к ней спиной и говоришь сквозь зубы: – Может быть, она получила это от доктора Джея. Вы меня понимаете? – А, он дал ей контейнер с наркотой, который по форме похож на лэптоп?! – восклицаю я, и Санди закашливается, чтобы не заржать. Тут появляется и сам доктор, он аккуратно несет чашку чая на изящном блюдечке. – Ага. А вот и наркобарон собственной персоной, – заговорщицки шепчет Санди, и я от души хохочу. Девица пытается спешно ретироваться. Санди хватает ее за рукав и крепко держит за руку, она злобно орет всякие пакости, в том числе грозится подать в суд за сексуальные домогательства. К ним подходит доктор, бережно неся чашку. – Мэг! Я вышел только на минутку, приготовить чайку. Вы что, уже уходите? Она старается вырваться, резко дергается, и что-то вдруг падает к ее ногам. – Похоже, у нее отошли воды, – говорю я, и мы все смотрим на лэптоп доктора Джеймсона.
Ты, я и доктор Джеймсон сидим за столом у тебя в саду и смотрим, как Санди чинит лэптоп. К счастью, он пострадал минимально. Доктор объясняет нам, что дал в газету объявление о том, что ищет себе компаньона для встречи Рождества. У меня сердце разрывается от жалости, с трудом удерживаюсь, чтобы не расплакаться. – Кэрол умерла в шестьдесят один год. Очень рано, очень. Детей у нас не было, как вы знаете, я не сумел взять себя в руки, пока не стало уже слишком поздно. Никогда себе этого не прощу. – Он смаргивает и сжимает зубы, стараясь не дать волю эмоциям. Санди поднимает голову от лэптопа и смотрит на доктора. – Мне восемьдесят один. Уже двадцать лет я живу без нее. И семнадцать раз я встречал Рождество один. До того я ездил к сестре, но и она умерла, упокой Господь ее душу. И я больше не хочу оставаться один в этот день. У меня в гольф-клубе один знакомый рассказал, что дал объявление – дескать, ищу экономку, – и они с ней теперь неразлучны. Не в этом смысле, ну, вы понимаете. Просто с ним рядом кто-то есть. Каждый день. Мне каждый день не надо, но я подумал, что именно на Рождество одиночество ощущаешь особенно остро, так почему бы не найти компаньона, кого-то, кто тоже не хочет быть один. Ведь очень многим не с кем встретить Рождество. Это невообразимо печально, и ни один из нас не знает, что на это можно сказать. Да и что тут скажешь: человек одинок, он ищет компанию, все верно. Я вижу, что ты глубоко потрясен. Неудивительно. Твоя жена ушла, забрала детей, и, если ты не сумеешь ее вернуть, тебе тоже предстоит в этом году встречать Рождество одному. Возможно, не в буквальном смысле слова, тебя скорее всего позовет в гости кто-то из друзей, но среди них ты будешь ощущать свое одиночество еще острее. Я вижу, как ты сосредоточенно обдумываешь эту перспективу. Или, может быть, вы встретите Рождество вместе с доктором Джеем, сидя вдвоем за его полированным столом красного дерева и ведя вымученную беседу или, того хуже, молча глядя в телевизор с тарелками в руках. К дому подъезжает машина Эми. Прямо как нарочно подгадала. Она приехала забрать малышей. Как обычно, она не хочет с тобой разговаривать, прячет глаза за темными очками и напряженно смотрит куда-то вдаль. Рядом с ней сидит Финн, он тоже не желает с тобой общаться. Ты стараешься с ней заговорить, стучишь в стекло, просишь ее опустить его хоть немножечко. Грустно все это видеть. Не знаю, что ты ей говоришь, но все это без толку. Очередная неудачная попытка найти общий язык с женщиной, которую ты любишь. Подбегают младшие с рюкзачками. Они торопливо обнимают тебя на прощание и забираются в машину, восторженно вереща, что мы поймали наркоманку. Ты болезненно морщишься. Дверь захлопывается, Эми резко жмет на газ. Пытаюсь завести разговор о письме, но ничего не получается. Тебе и без того совсем паршиво. Я разрабатываю план Б. Операция «Ваза с лимонами» начнется сегодня ночью, как только у тебя погаснет свет.
|
