Гла­ва во­сем­надца­тая

 

Ут­ром в по­недель­ник про­сыпа­юсь от зву­ка га­зоно­косил­ки пря­мо у се­бя за ок­ном. Это му­читель­но, во-пер­вых, по­тому что сей­час все­го во­семь и в это вре­мя ее мер­зкий на­зой­ли­вый вой осо­бен­но не­пере­носим, а во-вто­рых, по­тому что вче­ра я вы­пила на ночь бу­тыл­ку крас­но­го ви­на. Ну, мо­жет, я при­вираю и бу­тыл­ка бы­ла не од­на, а мо­жет, это бы­ло вов­се и не ви­но, глав­ное, что сей­час в го­лове у ме­ня глу­хо бу­ха­ет тя­желый мо­лот – бух-бух-бух, – про­никая сквозь че­реп­ную ко­роб­ку и раз­ру­шая мои моз­го­вые клет­ки, а из­нутри уда­ры эхом дол­бят в за­тылок. Кто ты, без­думный га­зоно­косиль­щик? У ме­ня со­седи с че­тырех сто­рон, и те­оре­тичес­ки лю­бой из этих пен­си­оне­ров мог бы нап­ле­вать на мой по­кой, тем бо­лее что, как всем из­вес­тно, я вре­мен­но не ра­ботаю. Но нет, я знаю точ­но – это ты. Я по­нимаю это да­же до то­го, как от­ры­ваю го­лову от по­душ­ки, ибо осоз­на­ние при­ходит мгно­вен­но, а го­лова под­ни­ма­ет­ся мед­ленно. Ни у ко­го не­ту столь­ко нес­ко­шен­ной тра­вы, толь­ко не­ради­вый са­довод мог так за­пус­тить свой га­зон. Ког­да я выг­ля­дываю из ок­на, ты не­мед­ленно ос­та­нав­ли­ва­ешь­ся, как буд­то толь­ко то­го и ждал, и при­ветс­тву­ешь ме­ня ши­роким взма­хом ру­ки. Вся твоя по­за ис­полне­на ве­личай­ше­го сар­казма. Вык­лю­ча­ешь ору­дие пыт­ки, под­тверждая тем са­мым, для че­го все бы­ло за­те­яно, и нап­равля­ешь­ся че­рез до­рогу к мо­ему до­му.

Я не мо­гу по­шеве­лить ни ру­кой, ни но­гой, го­лова тре­щит, и мне нуж­но сроч­но лечь об­ратно в кро­вать, но ты уже у две­ри, жмешь на зво­нок, очень гром­ко и очень дол­го, как буд­то да­вишь на боль­ное мес­то паль­цем, по­сылая со­об­ще­ние аз­бу­кой Мор­зе. Ва­люсь на кро­вать в на­деж­де, что, ес­ли я не от­ве­чу, ты уй­дешь, но, оче­вид­но, как и лю­бая дру­гая проб­ле­ма, ты не ис­чезнешь лишь по­тому, что те­бя иг­но­риру­ют, а, на­обо­рот, ста­нешь еще ху­же. В кон­це кон­цов я вска­киваю – то­роп­ли­во, как улит­ка, – но де­ло не в те­бе, а в бу­тыл­ке вод­ки, ко­торую я уви­дела ря­дом с кро­ватью. Спазм, пе­рек­ру­тив­ший ме­ня, вот что ме­ня под­ня­ло.

Рас­па­хиваю вход­ную дверь, и сол­нце не­мило­сер­дно бь­ет по гла­зам. Заж­му­рива­юсь, съ­ежи­ва­юсь и ре­тиру­юсь в спа­ситель­ный по­лум­рак гос­ти­ной. Ты за­ходишь сле­дом.

– Бо­же пра­вый, – уви­дав, на что я по­хожа, про­из­но­сишь ты, точь-в-точь как док­тор Джей­мсон. – Доб­рое ут­ро.

Ты чрез­мерно ве­сел, гро­мог­ла­сен и жиз­не­радос­тен. Раз­дра­жа­юще ак­ти­вен. Ес­ли б я не зна­ла точ­но, что это не так, то по­дума­ла бы, что ночью ты наб­лю­дал, как я на­пива­юсь до бес­чувс­твия, а по­том на­роч­но встал в не­сус­ветную по тво­им мер­кам рань, что­бы ус­тро­ить весь этот шум у ме­ня под ок­на­ми.

Да еще и де­монс­три­ру­ешь со­вер­шенно не­ес­тес­твен­ное для те­бя ра­дос­тное ожив­ле­ние.

Я на­мере­ва­юсь ска­зать «при­вет», но по­луча­ет­ся хрип­лое кар­канье.

– О как, – хмы­ка­ешь ты. – Бур­ная ночь? В треть­ем до­ме ве­чером в вос­кре­сенье – от­рыв по пол­ной, не упус­ти свой шанс.

Вя­ло икаю в от­вет.

Ты ре­шитель­но раз­дви­га­ешь што­ры и от­кры­ва­ешь ок­но, я зяб­ко пе­редер­ги­ва­юсь и спе­шу за­лечь на ди­ван, уку­тав­шись в ка­шеми­ровый плед. Идешь на кух­ню, и я с опас­кой наб­лю­даю за тво­ими дей­стви­ями – у ме­ня от­кры­тая пла­ниров­ка на пер­вом эта­же, ни­каких пе­рего­родок, – так что я ви­жу, как ты ша­ришь в бу­фете.

– В ва­зе с ли­мона­ми, – сла­бо со­об­щаю я.

Ты обо­рачи­ва­ешь­ся.

– Что там?

– Твои клю­чи. В ва­зе с ли­мона­ми.

– Я не клю­чи ищу, у ме­ня от­кры­то.

– Ал­ли­луйя.

– А по­чему они там?

– Хо­роший воп­рос. – Мне уда­ет­ся улыб­нуть­ся. – Ты у ме­ня ас­со­ци­иру­ешь­ся с ли­моном.

– Стран­но, а кис­лый вид у те­бя, – сар­касти­чес­ки за­меча­ешь ты, и моя улыб­ка уга­са­ет.

Ты про­дол­жа­ешь во­зить­ся на кух­не. Я слы­шу, как звя­ка­ют та­рел­ки, шур­шит бу­мага, шу­мит чай­ник, и чувс­твую за­пах тос­тов. Зак­ры­ваю гла­за и клюю но­сом.

Про­сыпа­юсь – ты про­тяги­ва­ешь мне круж­ку чая и тост с мас­лом. Же­лудок про­тес­ту­ет, но я го­лод­ная.

– Да­вай, это по­мога­ет, – го­воришь ты.

– Ре­комен­да­ция эк­спер­та, – сон­но ки­ваю и са­жусь.

Ты ус­тра­ива­ешь­ся нап­ро­тив ме­ня в крес­ле, ря­дом с ок­ном, от­ку­да так яр­ко све­тит сол­нце, что я при­щури­ва­юсь. Вид у те­бя пря­мо ан­гель­ский, еще свет так па­да­ет, что ка­жет­ся, буд­то пра­вая сто­рона ли­ца раз­мы­та и ты по­хож на мер­ца­ющую го­лог­рамму. Утом­ленно взды­ха­ешь, и ни­чего ан­гель­ско­го в те­бе опять нет. Я так по­нимаю, взды­ха­ешь ты не по­тому, что ус­тал. Выг­ля­дишь прек­расно, по­моло­дев­ший, на ще­ках лег­кий ру­мянец от прох­ладно­го ут­ренне­го воз­ду­ха, и пах­нет от те­бя све­жес­ко­шен­ной тра­вой. Ты взды­ха­ешь из-за ме­ня.

– Спа­сибо, – бла­года­рю я, вспом­нив о хо­роших ма­нерах.

– Нас­чет той но­чи…

Я про­тес­ту­юще мы­чу и ма­шу ру­кой, прих­ле­бывая чай. Он слад­кий, я та­кой слад­кий обыч­но не пью, но он мне нра­вит­ся. То, что на­до сей­час. Глав­ное, что не вод­ка, приз­на­тель­но сог­ла­ша­ет­ся мой ор­га­низм. Я не хо­чу го­ворить о той но­чи и обо всем, что про­изош­ло меж­ду на­ми.

– Прос­ти, что бро­сил в те­бя ста­кан.

Ты ис­клю­читель­но серь­езен. Воз­можно, да­же взвол­но­ван, но я не уве­рена.

Жую тост и мед­ленно гло­таю.

– Мы оба бы­ли неп­ра­вы, – на­конец из­ре­каю я. – Да­вай уже сме­ним те­му.

Это не то, что те­бе бы хо­телось ус­лы­шать. Ты на­де­ял­ся, что я поп­ро­шу про­щения.

– Ну, Джес­мин, я сде­лал это в от­вет на твои сло­ва.

– Да, я при­нимаю твои из­ви­нения. – По­чему я не мо­гу се­бя зас­та­вить из­ви­нить­ся пе­ред то­бой, ведь знаю же, что сле­дова­ло бы?

– Ты на­гово­рила ку­чу вся­кого дерь­ма.

– Ты при­шел сю­да, что­бы я из­ви­нилась?

– Нет. Из­ви­нить­ся сам.

Об­ду­мываю все еще раз.

– Как я уже ска­зала, мы оба бы­ли неп­ра­вы.

Ты вни­матель­но на ме­ня смот­ришь и, как вид­но, уси­лен­но мыс­лишь. Ре­шение при­нято – ты не ста­нешь за­водить­ся, за что я те­бе ис­крен­не приз­на­тель­на, хо­тя, воз­можно, я и зас­лу­жила го­лово­мой­ку. Ведь я бы­ла кош­марна.

– Я расс­тро­илась из-за Хи­зер. Ты под­вел ее.

– Очень со­жалею. Не ду­мал, что она при­мет это так близ­ко к сер­дцу.

– Она не при­вык­ла на­рушать обе­щания. И склон­на ве­рить лю­дям. В от­ли­чие от ме­ня. Я во­об­ще ни­кому не ве­рю.

Ты ки­ва­ешь, ста­ра­ясь это пе­рева­рить.

– И по­том, я же не ска­зал, что это во­об­ще от­ме­ня­ет­ся, прос­то объ­яс­нил, что в бли­жай­шее вре­мя не по­лучит­ся.

– И ка­ковы шан­сы?

– В дан­ный мо­мент очень хи­лые, – мрач­но го­воришь ты.

Мне бы сле­дова­ло по­думать о том, как от­ра­зит­ся по­теря ра­боты на те­бе и тво­ей семье, а не о Хи­зер и ее от­ме­нен­ной эк­скур­сии на ра­ди­ос­танцию. Мож­но го­ворить о мо­ей по­вышен­ной чувс­тви­тель­нос­ти в от­но­шении Хи­зер, но, ког­да де­ло ка­са­ет­ся всех ос­таль­ных, я со­вер­шенно бес­чувс­твен­на.

– Но из-за то­го, что ты ска­зала, я бро­сил пить.

Изум­ленно та­ращусь на те­бя. Изум­ля­ет ме­ня, что мои сло­ва мог­ли хоть как-то на те­бя пов­ли­ять, а вов­се не то, что ты бро­сил пить. Я те­бе не ве­рю. Не ве­рю, что ты это­го хо­чешь, и не ве­рю, что сде­ла­ешь. Клас­си­ка жан­ра, ты – муж, ко­торый при­выч­но кля­нет­ся, что ис­пра­вит­ся, а ме­ня эти за­яв­ле­ния уже не тро­га­ют. Стран­ным об­ра­зом нам с то­бой у­ют­но друг с дру­гом.

– Я прав­да бро­сил. – Ты вер­но тол­ку­ешь мой взгляд. – Ты бы­ла пра­ва в том, что ска­зала нас­чет де­тей.

– Я те­бя умо­ляю, Мэтт, – с тос­кой бор­мо­чу я. Лад­но, сда­юсь. – Ни в чем я не бы­ла пра­ва. Я о те­бе ни­чего не знаю. И о тво­ей жиз­ни то­же.

– На са­мом де­ле… – ты умол­ка­ешь, ре­шая, го­ворить или не сто­ит, – …на са­мом де­ле зна­ешь. Ты ви­дишь ме­ня каж­дый день. И зна­ешь боль­ше, чем кто бы то ни бы­ло.

Мол­чим.

– И ме­ня ты зна­ешь. – За­дум­чи­во на ме­ня смот­ришь. – Я ду­маю, ты счи­та­ешь, буд­то от­лично ме­ня зна­ешь, что, на­вер­ное, не сов­сем так, кое в чем ты оши­ба­ешь­ся. Но тем боль­ше по­водов до­казать об­ратное.

– Не на­до мне ни­чего до­казы­вать. – Чем ак­тивнее ты ме­ня убеж­да­ешь, тем мень­ше я те­бе ве­рю. Все-та­ки ты про­пащий че­ловек.

– Ну лад­но, все рав­но возь­ми это, по­жалуй­ста. – Ты про­тяги­ва­ешь мне мя­тый кон­верт.

– Мэтт, ты что, до сих пор его не про­чел?

– Не мо­гу, – ти­хо го­воришь ты. – Не хо­чу знать, что там на­писа­но. Не мо­гу я.

– А она с то­бой по-преж­не­му не раз­го­вари­ва­ет?

Ты ка­ча­ешь го­ловой.

– По­тому что все, что она хо­чет ска­зать, она на­писа­ла в этом пись­ме, а ты его да­же не от­крыл! Не по­нимаю те­бя.

– Ну проч­ти мне его тог­да.

– Нет! Черт те­бя по­бери, сам чи­тай. – Швы­ряю пись­мо на жур­наль­ный сто­лик.

– А вдруг там на­писа­но, что она ни­ког­да не вер­нется?

– Хо­тя бы бу­дешь об этом знать. Вмес­то то­го что­бы… ма­ять­ся в ожи­дании.

– Я не ма­юсь. Уже нет. Я хо­чу ей до­казать.

– Что до­казать?

– Что я – это я.

– Ду­маю, ты уже это сде­лал. По­тому-то она и уш­ла. – Я от­части шу­чу и жду, что ты улыб­нешь­ся, но ты серь­езен.

Взды­ха­ешь. Смот­ришь на пись­мо, и я ду­маю, что на­конец су­мела до те­бя дос­ту­чать­ся. Ты бе­решь кон­верт и вста­ешь. Кла­дешь его в ва­зу.

– Пусть здесь бу­дет, с ли­мона­ми.

Улы­ба­юсь, ра­ду­ясь, что ты это­го не ви­дишь.

Воз­ле тво­его до­ма ос­та­нав­ли­ва­ет­ся ма­шина.

– У те­бя гос­ти. – Сла­ва бо­гу, на­конец этот раз­го­вор за­кон­чится и ты уй­дешь. У ме­ня кру­жит­ся го­лова, а в же­луд­ке тост бул­ты­ха­ет­ся на вол­нах вод­ки с клюк­венным со­ком, и я сом­не­ва­юсь, что им хо­рошо вмес­те.

Ты раз­гля­дыва­ешь ма­шину, стоя у ок­на. Ру­ки в кар­ма­нах, ли­цо хму­рое. А все же ты хо­рош со­бой. Не ста­рый, нем­но­го за со­рок, в этом воз­расте мно­гие муж­чи­ны от­лично выг­ля­дят, но ты сох­ра­нил­ся воп­ре­ки сво­ему об­ра­зу жиз­ни, ра­боте по но­чам, ал­ко­голю и ад­ской сме­си из тран­кви­лиза­торов, снот­ворно­го и что ты там еще при­нима­ешь. На тво­ей внеш­ности они от­ра­зились ку­да мень­ше, чем мог­ли бы.

– Не ду­маю, что это ко мне, – го­воришь ты. – Он прос­то си­дит в ма­шине.

– По­чему бы те­бе не пой­ти ра­ботать на ТВ? – вдруг спра­шиваю я. – Обыч­но ус­пешные дид­жеи, с та­кой а­уди­тори­ей, как у те­бя, и та­ким ко­личес­твом фа­натов, пе­рехо­дят в те­леви­зор, а сей­час я не­ожи­дан­но по­няла, что ты к то­му же от­менный кра­савец. В ящи­ке это вы­соко це­нит­ся, не мень­ше чем моз­ги, а за­час­тую и боль­ше.

– Я ра­ботал. – Ты обо­рачи­ва­ешь­ся ко мне, удив­ленный не мень­ше мо­его, что я за­дала те­бе воп­рос о тво­их пла­нах, о ра­боте. – Пять лет на­зад я вел ток-шоу в ноч­ном эфи­ре, то­же дис­кусси­он­ное, как на ра­дио. Оно вы­ходи­ло по сре­дам, в пол­две­над­ца­того.

Ты так смот­ришь, как буд­то мне это дол­жно быть от­лично из­вес­тно, но я от­ри­цатель­но ка­чаю го­ловой.

– Круг­лый стол, эк­спер­ты, приг­ла­шен­ные гос­ти, те­мы, ко­торые мне ин­те­рес­ны… все вро­де точ­но так же, но раз­го­вора не по­луча­лось. Я от­ту­да ушел. По ящи­ку ни­чего ска­зать нель­зя. Нет той сво­боды, что на ра­дио.

– Мм, ти­па пред­но­вогод­них ор­газмов в пря­мом эфи­ре.

Ты взды­ха­ешь и сно­ва са­дишь­ся в крес­ло.

– У ме­ня есть друг. На­зовем его Джои.

– Или на­зовем его Мэтт?

– Нет, это не я. – В дан­ном слу­чае я те­бе ве­рю. – Од­нажды Джои го­ворит мне, что у них с же­ной проб­ле­ма. Во­семь лет же­наты, а де­тей нет. Мы с ним пь­ем пи­во, и пос­ле оче­ред­ной пин­ты он рас­ка­лыва­ет­ся. Приз­на­ет­ся, что изоб­ра­жа­ет пе­ред же­ной ор­газм, ког­да они тра­ха­ют­ся. Рань­ше я та­кого не слы­шал. В смыс­ле про муж­чин. Ког­да прит­во­ря­ет­ся жен­щи­на, ни­какой бе­ды нет, но сов­сем дру­гое де­ло, ес­ли двое хо­тят иметь де­тей, а му­жик бо­ит­ся приз­нать­ся, что не кон­ча­ет. Он заг­нал се­бя в ло­вуш­ку, по­нима­ешь? Она про­вери­лась, сда­ла ана­лизы, у нее все в по­ряд­ке…

Ты так это рас­ска­зыва­ешь, что прям зас­лу­ша­ешь­ся.

– В об­щем, она го­ворит ему, иди те­перь ты про­верь­ся. Он ни в ка­кую, дес­кать, я знаю, у ме­ня все прек­расно. По­нят­но, ему хо­чет­ся в это ве­рить. В ито­ге вмес­то то­го, что­бы приз­нать, что он бóль­шую часть вре­мени прит­во­рял­ся, и, мо­жет быть, что-то по­менять, поп­ро­бовать что-то но­вое в кой­ке, он ей за­яв­ля­ет, что во­об­ще не хо­чет де­тей. При­том что он их очень хо­чет, но, ви­дишь, за­пани­ковал, не на­шел дру­гого ар­гу­мен­та. Кон­чи­лось тем, что они раз­ве­лись. А все по­тому, что он ей не смог рас­ска­зать прав­ду. – Ты ка­ча­ешь го­ловой. – О та­ких ве­щах сто­ит го­ворить в пря­мом эфи­ре.

– Да, по­жалуй.

Лич­но я не осо­бен­но жаж­да­ла бы ус­лы­шать, как нес­коль­ко че­ловек орут и спо­рят об этом пос­ре­ди но­чи, а еще ку­ча страж­ду­щих наз­ва­нива­ет в сту­дию, что­бы, про­рыва­ясь сквозь по­мехи, по­ведать свою ис­то­рию. Но идею я уло­вила.

– Ко­роче го­воря, у То­ни воз­никла мысль нас­чет то­го, что­бы встре­тить Но­вый год та­ким об­ра­зом. Я ска­зал о’кей, по­чему нет. Спо­кой­но от­ре­аги­ровал, без вос­торга, но, с дру­гой сто­роны, в этом бы­ло что-то за­бав­ное. Это под­хо­дило под те­му пе­реда­чи. Ни­чего ужас­но­го.

– Кто та­кой То­ни?

– Про­дюсер. Он это все ус­тро­ил. При­вел ту ба­бу на сту­дию. Она на­чала сто­нать в мик­ро­фон. Да нет, это бы­ло не по-нас­то­яще­му, – мор­щишь­ся ты на мой не­выс­ка­зан­ный воп­рос. – Что бы там ни пи­сали таб­ло­иды. Но она прос­ти­тут­ка. Вот в чем проб­ле­ма. То­ни ей зап­ла­тил. Кре­тин, ко­неч­но. Но у не­го бы­ли ка­кие-то проб­ле­мы с де­вуш­кой, он был за­мотан на ра­боте… и сей­час ему сов­сем нес­ладко. Ху­же чем мне.

– Ну, по­хоже, тут боль­шая до­ля его ви­ны.

– Нет. Это мое шоу. Я дол­жен был знать, что про­ис­хо­дит. Чес­тно го­воря, я был сов­сем ни­какой в тот ве­чер и всю не­делю до то­го. Ко­роче, не прос­ле­дил, сам ви­новат. Рань­ше мы то­же мно­го че­го тво­рили, но всег­да как-то схо­дило с рук, а тут…

Ты под­ни­ма­ешь­ся и сно­ва под­хо­дишь к ок­ну.

– Че­го этот па­рень де­ла­ет? Что он там выс­матри­ва­ет?

Я на­конец спол­заю с ди­вана и то­же под­хо­жу к ок­ну. Ма­шина сто­ит пря­мо ря­дом с до­мом, во­дитель дей­стви­тель­но так и впе­рил­ся в не­го гла­зами.

– У те­бя ведь мно­го фа­натов?

– Угу, од­на во­об­ще тут свих­ну­лась на мне, пе­ре­еха­ла в дом нап­ро­тив. Ры­жая. С боль­ши­ми сись­ка­ми. Жить без ме­ня не мо­жет.

Я не­воль­но сме­юсь.

– Слу­шай, мо­жет, он ждет те­бя, по­тому что зна­ет, что те­бя нет до­ма?

– И от­ку­да ему об этом знать? Ес­ли толь­ко он не сле­дит за мной. Так, пой­ду раз­бе­русь.

Я слы­шу, как ты зол, и по­нимаю, что доб­ром это не кон­чится.

– По­дож­ди, Мэтт, смот­ри, он вы­ходит из ма­шины.

Мы ви­дим, он что-то дер­жит в ру­ках, что-то чер­ное. Ка­меру. Под­ни­ма­ет ее и на­чина­ет быс­тро сни­мать твой дом.

– Ах ты…

За­мед­ленная ре­ак­ция. Фо­тог­раф ус­пел сде­лать нес­коль­ко сним­ков, преж­де чем ты со­об­ра­зил, что про­ис­хо­дит. Он про­веря­ет, хо­рошо ли по­лучи­лось, по­том идет вдоль до­ма, что­бы снять с дру­гого ра­кур­са.

– Не де­лай глу­пос­тей, Мэтт, – пре­дуп­реждаю я. – Ты толь­ко еще боль­ше проб­лем по­лучишь, – кри­чу я те­бе вслед, но со­вет не дос­ти­га­ет це­ли, по­тому что ты уже пу­лей вы­летел на ули­цу.

Ско­рее да­же на­обо­рот: ты де­ла­ешь ров­но то, от че­го я пы­талась те­бя от­го­ворить, то есть со­бира­ешь­ся из­бить фо­тог­ра­фа. Он обо­рачи­ва­ет­ся, ви­дит те­бя, ви­дит ярость на тво­ем ли­це и улы­ба­ет­ся, пред­вку­шая от­личный сни­мок. Зря. Ты вых­ва­тыва­ешь у не­го ка­меру, с раз­ма­ху гро­ха­ешь ее об зем­лю, а са­мого па­парац­ци за­тал­ки­ва­ешь в ма­шину. Впро­чем, я тол­ком и не ви­жу, что про­ис­хо­дит, по­тому что зак­ры­ла ли­цо ру­ками. Что-то мне под­ска­зыва­ет – лиш­ние сви­дете­ли ни к че­му.

И вот час спус­тя я все еще в пи­жаме, у те­бя пе­ред до­мом те­перь уже трое фо­тог­ра­фов, и ка­меры их на­целе­ны на мое жи­лище. А ты ме­чешь­ся по ком­на­те, ме­шая мне смот­реть се­ри­ал, и гром­ко орешь в те­лефон на сво­его аген­та. Но­вость о том, что ты уво­лен, про­сочи­лась в прес­су еще до то­го, как те­бя ус­пе­ли пос­та­вить в из­вес­тность, те­бе «при­суди­ли» пол­го­да при­нуди­тель­но­го от­пуска, что­бы ты не мог не­мед­ленно под­пи­сать кон­тракт с кон­ку­риру­ющей стан­ци­ей – имен­но это ты злоб­но об­сужда­ешь со сво­им со­бесед­ни­ком.

Я от­лично знаю, ка­ково те­бе сей­час, но в то же вре­мя мне оче­вид­но: то­бою дви­жет же­лание отом­стить быв­шим ра­бото­дате­лям, а не ис­крен­няя тя­га к тру­ду. И мне при­ходит в го­лову, что, по­жалуй, пол­го­да раз­ду­мий о том, чем за­нять­ся даль­ше, бу­дут те­бе очень кста­ти. Это ин­те­рес­ное со­об­ра­жение, рань­ше оно не при­ходи­ло мне в го­лову. Те­бе ка­жет­ся, что ты вро­де как в тюрь­ме, а я вот ви­жу, что это твой шанс. Воз­можно, я на вер­ном пу­ти.

 

Вый­ти в сад я не мо­гу из-за фо­тог­ра­фов, хо­тя фон­тан при­зыва­ет ме­ня за­вер­шить на­чатое, а пох­мель­ная го­лова про­сит про­вет­рить ее на све­жем воз­ду­хе. Я на­де­ялась, что они убе­рут­ся на по­луден­ный пе­рекус, но вмес­то это­го один смо­тал­ся ку­да-то и вско­ре вер­нулся с ог­ромным бу­маж­ным па­кетом, так что те­перь все чет­ве­ро друж­но ра­бота­ют че­люс­тя­ми, при­мос­тившись ря­дом со сво­ей ма­шиной. Я бы­ло по­пыта­лась все же вый­ти, по­ка они от­влек­лись на еду, но сто­ило от­крыть дверь, как они поб­ро­сали свои бу­тер­бро­ды с вет­чи­ной, овощ­ные са­латы и ко­фе и схва­тились за ка­меры. За­щел­ка­ли как су­мас­шедшие, нев­зи­рая на мои про­тес­ты, что я час­тное ли­цо, оди­нокая жен­щи­на и во­об­ще пол­ноправ­ный граж­да­нин. И толь­ко по­няв, что у фо­тиков за­пол­нятся кар­ты па­мяти, а я все так же бу­ду ко­вырять­ся в зем­ле, они на­конец уго­мони­лись. Но все рав­но ра­ботать под их прис­таль­ны­ми взгля­дами бы­ло слиш­ком не­уют­но, тем бо­лее что я тол­ком и не зна­ла, что де­лаю, по­это­му до­воль­но быс­тро вер­ну­лась об­ратно в дом.

– Ну прос­ти, – го­воришь ты, ког­да я злоб­но хло­паю дверью и по­вора­чиваю к те­бе крас­ное от злос­ти ли­цо.

Од­на­ко вско­ре не­беса раз­верза­ют­ся и на­чина­ет­ся ли­вень, по­это­му фо­тог­ра­фам при­ходит­ся ук­рыть­ся в фур­го­не, ку­да они спеш­но за­тас­ки­ва­ют свои ог­ромные ка­меры. Я кри­чу им в ок­но:

– Ха-ха! На­де­юсь, все ва­ше обо­рудо­вание нак­ры­лось мед­ным та­зом!

Ты не­надол­го вы­пада­ешь из собс­твен­ной ярос­ти и с удо­воль­стви­ем на ме­ня смот­ришь.

При­ходит док­тор Джей­мсон, изоб­ра­жа­ет, что не­дово­лен воз­никшей не­раз­бе­рихой, од­на­ко яс­но, что эта су­ета и об­щее воз­бужде­ние ему нра­вят­ся. Он хо­чет об­су­дить «проб­ле­му па­парац­ци на на­шей ули­це» и что с ней де­лать. Я иду на­верх и ло­жусь на кро­вать.

Не­ожи­дан­но зво­нит Ка­роли­на и спра­шива­ет, мож­но ли ей за­ехать. Это очень стран­но. Во-пер­вых, Ка­роли­на ра­бота­ет в бан­ке, за­нима­ет­ся нед­ви­жимостью и пос­ре­ди дня обыч­но за­нята по гор­ло. Во-вто­рых, да­же ес­ли у нее вы­да­ет­ся сво­бод­ное вре­мя, она про­водит его с но­вым лю­бов­ни­ком, ко­торый мо­ложе ее на семь лет. Он по­явил­ся пос­ле то­го, как Ка­роли­на уз­на­ла о мно­гочис­ленных ин­триж­ках сво­его му­жа. Я бы пред­почла, чтоб она ос­та­валась там, где есть, ра­ди ее же бла­га.

Она при­ез­жа­ет ис­полнен­ная та­кого во­оду­шев­ле­ния, что, ка­жет­ся, сей­час взор­вется. Единс­твен­ное мес­то, где мы мо­жем спо­кой­но по­гово­рить, это моя спаль­ня, по­тому что вни­зу ме­чешь­ся ты, об­сужда­ешь со сво­им ад­во­катом ут­ренний ин­ци­дент – фо­тог­раф, чью ка­меру ты грох­нул об зем­лю, гро­зит­ся по­дать за­яв­ле­ние за на­мерен­ную пор­чу иму­щес­тва. Но этот но­мер не прой­дет, по­тому что он уже ус­пел за­рабо­тать на сним­ках, ко­торые сде­лал этой са­мой ка­мерой. Они вы­ложе­ны в Ин­терне­те, на сай­тах, где мус­си­ру­ют сплет­ни и слу­хи из жиз­ни зна­мени­тос­тей. Он все же пой­мал те­бя в тот мо­мент, ког­да ты тя­нешь­ся к ка­мере с ви­дом за­кон­ченно­го убий­цы, да еще и снял под та­ким уг­лом, что ты по­хож на Кинг-Кон­га: два мо­гучих под­бо­род­ка, грудь вы­пяче­на, сей­час всех сме­тешь на сво­ем пу­ти.

Мы с док­то­ром под­хо­дим к лэп­то­пу, что­бы по­луч­ше раз­гля­деть сним­ки.

– Бо­га в ду­шу мать, – сто­нешь ты. – Хо­рошо, что де­тей сей­час нет до­ма.

– Моя аль­пий­ская гор­ка неп­ло­хо по­лучи­лась, – уве­личи­вая ку­сок на зад­нем пла­не, с удов­летво­рени­ем от­ме­чаю я. – Жал­ко толь­ко, что фон­тан еще не до­делан.

И быс­трень­ко сма­тыва­юсь на­верх, по­ка Кинг-Конг ме­ня не при­шиб. Док­тор воз­вра­ща­ет­ся к те­леви­зору смот­реть «До­ма на про­дажу».

– А квар­ти­ра-то до ре­мон­та выг­ля­дела луч­ше, – при­цоки­ва­ет он.

– У те­бя се­год­ня ка­кой-то дур­дом, – хмы­ка­ет Ка­роли­на, за­бирая чаш­ку ко­фе, ко­торый я ей при­нес­ла.

– Доб­ро по­жало­вать в мой но­вый мир, – кри­во улы­ба­юсь я.

– Так на чем я ос­та­нови­лась?

– На том, как вы вмес­те со­сали ле­денец.

– А, точ­но! – Ее гла­за меч­та­тель­но за­тума­нива­ют­ся, и она в под­робнос­тях опи­сыва­ет мне сек­су­аль­ные иг­ры, ко­торые у них уже дав­но выш­ли за пре­делы спаль­ни. – Но во­об­ще-то, – Ка­роли­на на­конец ос­та­нав­ли­ва­ет­ся и пе­рево­дит дух, – я приш­ла к те­бе по­тому, что у ме­ня по­яви­лась пот­ря­са­ющая биз­нес-идея… и я хо­чу, что­бы мы с то­бой над ней по­рабо­тали! – Она чуть не виз­жит от вос­торга. – У ме­ня есть толь­ко ме­га-идея, но я по­нятия не имею, ку­да ее прит­кнуть. А ты это сот­ни раз де­лала. Возь­мешь­ся? По­жалуй­ста!

– Ну и ну. – Я ужас­но ра­да, но при этом ос­то­рож­ни­чаю. Ра­ботать с друзь­ями шту­ка слож­ная, и я еще не слы­шала са­му идею. По­это­му за­ранее го­тов­лю план от­ступ­ле­ния. – Лад­но, рас­ска­зывай, что ты при­дума­ла.

Ка­роли­на под­го­тови­лась луч­ше, чем я ожи­дала. Она дос­та­ет пап­ку с над­писью GUNA NUA, что по-ир­ланд­ски оз­на­ча­ет «но­вое платье». Идея в том, что ты раз­ме­ща­ешь фо­то ка­кой-то сво­ей ве­щи на сай­те – Ка­роли­на уже ку­пила до­мен­ное имя – и вы­бира­ешь, на что хо­тела бы ее по­менять. Твоя вещь пе­рехо­дит к дру­гому вла­дель­цу, а у те­бя вза­мен по­яв­ля­ет­ся что-то но­вень­кое. День­ги в этом об­ме­не ни­как не учас­тву­ют, единс­твен­ное обя­затель­ство – шмот­ки дол­жны быть пос­ле хим­чис­тки и в хо­рошем сос­то­янии.

– Там бу­дут раз­ные кол­лекции: ди­зай­нер­ские ве­щи, вин­таж, улич­ная одеж­да – все что хо­чешь. Ты за­даром по­луча­ешь но­вые ве­щи, а за­од­но из­бавля­ешь­ся от то­го, что не но­сишь.

– И от­ку­да при­быль?

– От под­писки. Лю­ди пла­тят за членс­тво на сай­те. За пять­де­сят ев­ро в год мож­но по­лучить сколь­ко угод­но но­вых шмо­ток. Чес­тное сло­во, Джес­мин, я знаю, что это хо­рошая ры­ноч­ная ни­ша, я ви­жу си­ту­ацию, и она сей­час уд­ру­ча­ющая. Так что одеж­да-на-об­мен – клас­сный ва­ри­ант, я уве­рена.

Это не бе­зуп­речная биз­нес-идея, от­нюдь, и по мне так пять­де­сят ев­ро слиш­ком мно­го, но ес­ли я ви­жу проб­ле­му, то я ви­жу и ее ре­шение. Хм, мо­жет быть за­нят­но.

– Я знаю, что те­бе это то­же сей­час нуж­но, по­это­му от­не­сись к мо­ему пред­ло­жению всерь­ез. – Ка­роли­на ста­ра­ет­ся ме­ня про­давить. И до­бива­ет­ся об­ратно­го эф­фекта.

Впе­чат­ле­ние та­кое, что она де­ла­ет мне одол­же­ние, а все об­сто­ит ина­че: я нуж­на ей, что­бы раз­ра­ботать кон­цепцию и прод­ви­нуть ее даль­ше. По­ка что это неп­ло­хая, но очень сы­рая, неп­ро­думан­ная идея. И я ей нуж­на, что­бы воп­ло­тить ее в ре­аль­ность. Мне не нра­вит­ся ее под­ход, мол, она мне по­мога­ет. Чувс­твую, что за­кипаю от раз­дра­жения. Ка­роли­на это­го не улав­ли­ва­ет и про­дол­жа­ет да­вить.

– У те­бя ког­да кон­ча­ет­ся при­нуди­тель­ный от­пуск? В но­яб­ре, да? Ну и от­лично, мы смо­жем спо­кой­но до­вес­ти идею до ума, все под­го­товим, а там и ты «вый­дешь на сво­боду». Про­щай, са­доводс­тво, те­бе уже бу­дет не до нар­циссов. – Она хо­тела, что­бы это проз­ву­чало лес­тно, но не выш­ло.

– В но­яб­ре нар­циссов не бы­ва­ет, – хму­ро го­ворю я.

Она оби­жен­но под­жи­ма­ет гу­бы:

– Те­бе вид­нее.

Зах­ло­пыва­ет свою пап­ку.

– Ес­ли ты счи­та­ешь, что все это чушь, так и ска­жи: это чушь. – При­жима­ет пап­ку к гру­ди и скре­щива­ет по­верх нее ру­ки.

– Нет, де­ло не в этом. Прос­то, по­нима­ешь, я не то что­бы очень ищу ра­боту. Спа­сибо те­бе ог­ромное, что по­дума­ла обо мне, и это мог­ло бы по­дой­ти, но во­об­ще-то мне уже пред­ло­жили кое-что.

– Что?

– На ме­ня вы­шел один хед­хантер, пот­ря­са­ющий муж­чи­на, кста­ти ска­зать… – Улы­ба­юсь, а по­том го­ворю серь­ез­но: – Это свя­зано с из­ме­нени­ем кли­мата и пра­вами че­лове­ка.

– С из­ме­нени­ем кли­мата? Че­го ты вдруг этим за­ин­те­ресо­валась? У те­бя под­снеж­ни­ки слиш­ком поз­дно рас­цве­ли в этом го­ду? – сме­ет­ся она.

Ну да, очень смеш­но. Все друзья пос­леднее вре­мя шу­тят над мо­им но­вым не­ожи­дан­ным ув­ле­чени­ем. Я от­ка­зыва­юсь от приг­ла­шений вы­пить вмес­те ко­фе, в гос­тях об­суждаю свои са­довод­ческие дос­ти­жения и проб­ле­мы. И у них но­вая мо­да: да­вай­те хох­мить на те­му «Джес­мин и ее са­дик». Я их по­нимаю, прав­да, но… Ка­роли­на так на ме­ня смот­рит, что я спра­шиваю се­бя, сто­ило ли во­об­ще об­суждать с ней мою ги­поте­тичес­кую ра­боту. Впро­чем, нап­ле­вать, пусть ду­ма­ет, что мне нуж­на имен­но она.

– Ну и что, ты сог­ла­сишь­ся?

– Я об этом по­думы­ваю. – Са­ма удив­ля­юсь, что так чес­тно от­ве­тила.

Она прис­таль­но на ме­ня смот­рит, пос­те­пен­но пе­рес­та­ет хму­рить­ся, и я с об­легче­ни­ем улы­ба­юсь.

– Джес­мин, ты бу­дешь со мной ра­ботать? Да или нет? Я не оби­жусь, го­вори.

При­кусив гу­бу, не­кото­рое вре­мя мол­чу, а по­том по­нимаю, что не мо­гу от­ве­тить пря­мо здесь и сей­час.

– Луч­ше рас­ска­жи мне, что вы там еще с ле­ден­ца­ми де­лали.

По­няв, что мне нуж­но вре­мя, она с ус­мешкой го­ворит:

– Лад­но, но пе­редай всем, кто за­хочет этим за­нять­ся, что ле­ден­цы ужас­но лип­нут к во­лосам. Так что пусть поб­ре­ют, что толь­ко мож­но.

По­ка она бол­та­ет, я ду­маю о Сан­ди. Нет, не в свя­зи с ле­ден­цо­выми иг­ра­ми, а по­тому что мне сов­сем не хо­чет­ся его под­вести, ведь хоть мы и зна­комы все­го ни­чего, а он так в ме­ня ве­рит.

 

– Сан­ди, – го­ворю я в труб­ку, и у ме­ня слег­ка кру­жит­ся го­лова от зву­ка его го­лоса. Кро­ме то­го, я нер­вни­чаю от то­го, что мне пред­сто­ит ему ска­зать.

– Джес­мин. За­меча­тель­но. Я как раз про вас ду­мал. Что не ред­кость в пос­леднее вре­мя.

Как тро­гатель­но и как не­обыч­но, учи­тывая ха­рак­тер на­ших от­но­шений, но он быс­тро пе­рек­лю­ча­ет­ся на ра­бочий тон, как буд­то ни­чего «та­кого» и не имел в ви­ду. Су­дя по все­му, он на ули­це, до ме­ня до­носит­ся шум ма­шин, ве­тер, го­лоса. Де­ловой че­ловек, хед­хантер на охо­те, а я здесь, в сво­ем ти­хом са­ду, ку­да спе­ци­аль­но выш­ла, что­бы с ним по­гово­рить, по­тому что с не­дав­них пор толь­ко здесь мне хо­рошо и спо­кой­но. По­шел тре­тий день, как па­парац­ци бе­зот­лучно ка­ра­улят те­бя воз­ле до­ма. Они си­дят в фур­го­не, ук­ры­ва­ясь от хо­лода, и ждут, что ты вый­дешь, что­бы спро­воци­ровать на но­вые аг­рессив­но-бес­смыс­ленные пос­тупки. А таб­ло­иды меж тем все ак­тивнее рас­кру­чива­ют ис­то­рию с прос­ти­тут­кой, ко­торой, как они пи­шут, То­ни зап­ла­тил не толь­ко за сту­дий­ные ус­лу­ги. Ма­ло то­го, она са­ма про­дала раз­ным из­да­ни­ям раз­ные вер­сии то­го, как все бы­ло, и по­нят­но, что ни ма­лей­шей ра­дос­ти твои быв­шие ра­бото­дате­ли от все­го это­го не ис­пы­тыва­ют.

– Как по­жива­ет ваш фон­тан?

– Поч­ти до­дела­ла. Сей­час кла­ду нас­тил вок­руг не­го. Ви­дели бы ме­ня мои преж­ние сос­лу­жив­цы – с мо­лот­ком и ящи­ком гвоз­дей.

– О, тог­да па­парац­ци луч­ше по­ос­те­речь­ся.

За­мол­каю и ог­ля­дыва­юсь. Он что, где-то поб­ли­зос­ти? Да нет, я слы­шу в те­лефо­не сов­сем дру­гой «зад­ний фон».

В от­вет на мое мол­ча­ние он по­яс­ня­ет, что ви­дел фот­ки в Ин­терне­те.

– Ваш сад от­лично смот­рится.

– Жал­ко толь­ко, что фон­тан еще не го­тов.

– Ни­чего, я уве­рен, вы быс­тро спра­витесь. – Мне слыш­но, что он улы­ба­ет­ся. – Итак, я вот по­чему о вас ду­мал: про­читал се­год­ня, что ко­локоль­чи­кам при­дет­ся очень пло­хо, ес­ли нас­ту­пит гло­баль­ное по­теп­ле­ние. Ко­локоль­чи­ки и дру­гие ве­сен­ние цве­ты на­чина­ют цвес­ти до­воль­но ра­но, ког­да еще сов­сем хо­лод­но, по­тому что вся их си­ла в лу­кови­цах. Она там на­кап­ли­ва­ет­ся за ле­то и хра­нит­ся всю зи­му.

Я улы­ба­юсь и са­жусь на свою но­вень­кую са­довую ска­мей­ку, что­бы вни­матель­но слу­шать.

– Как толь­ко при­ходит ран­няя вес­на, лу­кови­цы да­ют по­беги. А ес­ли из-за из­ме­нения кли­мата вес­на ста­нет бо­лее теп­лой, ко­локоль­чи­ки ут­ра­тят свое пре­иму­щес­тво пе­ред ме­нее мо­розо­ус­той­чи­выми рас­те­ни­ями, и те их вы­тес­нят.

Да­же и не знаю, что ему на это ска­зать.

– Ужас ка­кой. Но у ме­ня в са­ду ко­локоль­чи­ков нет. – На вся­кий слу­чай ог­ля­дыва­юсь, что­бы в этом убе­дить­ся.

– Ужас бу­дет, ес­ли мы не уви­дим в ле­су по­ляны, пок­ры­тые го­лубы­ми цве­тами. Так ведь?

Да, го­лубые от ко­локоль­чи­ков по­ляны – это кра­сиво. Но по­чему он ре­шил, что имен­но этот ар­гу­мент зас­та­вит ме­ня сог­ла­сить­ся на ра­боту, вы­ше мо­его ра­зуме­ния.

– Сан­ди, – про­из­но­шу я мак­си­маль­но серь­ез­но. – Мне нуж­но вам кое-что ска­зать.

Он на се­кун­ду за­мира­ет, по­чу­яв не­лад­ное.

– Да?

– Мне сле­дова­ло рас­ска­зать вам об этом рань­ше, но я… ммм… – нер­вно от­кашли­ва­юсь и про­дол­жаю: – У ме­ня при­нуди­тель­ный от­пуск. На год. Он за­кан­чи­ва­ет­ся в но­яб­ре.

– В но­яб­ре? – су­дя по то­ну, он от­нюдь не рад. Но про­фес­си­ональ­ная вы­дер­жка удер­жи­ва­ет его от про­яв­ле­ния гне­ва, хо­тя есть на что гне­вать­ся. Он впус­тую пот­ра­тил на ме­ня вре­мя, те­перь я это по­нимаю. В от­ли­чие от ме­ня он не за­бав­лялся ду­рац­ки­ми иг­ра­ми, а де­лал свою ра­боту. – Мне по­лез­но бы­ло бы уз­нать об этом ме­сяц на­зад, Джес­мин. – Он так про­из­но­сит мое имя, что я вся сжи­ма­юсь и от стра­ха не знаю, что ска­зать. Чувс­твую се­бя, слов­но у ме­ня шта­ны сва­лились, а па­парац­ци ска­чут вок­руг и сни­ма­ют мою го­лую зад­ни­цу. Уте­ша­ет лишь то, что мы с Сан­ди го­ворим по те­лефо­ну, а не ли­цом к ли­цу.

– Прос­ти­те, что не ска­зала вам рань­ше, я прос­то… – Не знаю, что вы­думать се­бе в оп­равда­ние, но он мол­чит и ждет объ­яс­не­ний. – Я пос­тесня­лась.

Мне ка­жет­ся, он ос­та­новил­ся пос­ре­ди ули­цы.

– Да че­го же тут стес­нять­ся? – ис­крен­не удив­ля­ет­ся он уже без вся­кого раз­дра­жения.

– Ой, я не знаю. Ме­ня уво­лили. Я це­лый год не смо­гу ра­ботать.

– Джес­мин, это нор­маль­но. Здесь аб­со­лют­но не­чего сты­дить­ся. На са­мом де­ле вам дол­жно быть лес­тно, что они не хо­тят, что­бы вы уш­ли к кон­ку­рен­там.

– Я как-то не ду­мала об этом в та­ком клю­че.

– И нап­расно. Меж­ду на­ми го­воря, я не воз­ра­жал бы по­лучить сво­бод­ный оп­ла­чен­ный год. – Он сме­ет­ся, и мне ста­новит­ся нам­но­го лег­че.

Мы на­дол­го за­мол­ка­ем. Я не знаю, как се­бя вес­ти. Ес­ли эта ра­бота от­па­да­ет, то нам боль­ше не­зачем встре­чать­ся. Но я очень хо­чу его уви­деть. Ска­зать об этом? Наз­на­чить встре­чу? Или поп­ро­щать­ся? И тут он спра­шива­ет:

– Вы хо­тите по­лучить эту ра­боту, Джес­мин?

Прок­ру­чиваю сце­нарий, при ко­тором я го­ворю нет. Он ве­ша­ет труб­ку, боль­ше я его ни­ког­да не уви­жу, я воз­вра­ща­юсь к сво­ему от­пуску, бу­дущее не­яс­но, нас­то­ящее уны­ло и тре­вож­но. Нет, не хо­чу боль­ше жить так, как пос­ледние пол­то­ра ме­сяца.

– Да, я хо­чу по­лучить ра­боту. – Тут же ис­прав­ляю свою ошиб­ку. – Я хо­чу эту ра­боту.

– Хо­рошо. Мне при­дет­ся пой­ти и рас­ска­зать обо всем. Пос­мотрим, что они ска­жут. Лад­но?

– Да, ко­неч­но. Ко­неч­но. – Бе­ру се­бя в ру­ки и до­бав­ляю с на­иг­ранной лю­без­ностью: – Еще раз про­шу ме­ня из­ви­нить.

А по­том ми­нут пять си­жу, зак­рыв ли­цо ла­доня­ми, мыс­ленно кор­чась от сты­да. На­конец встаю и воз­вра­ща­юсь к сво­ему са­ду. Пос­те­пен­но все лиш­ние мыс­ли уле­тучи­ва­ют­ся, я ду­маю толь­ко о том, что­бы ров­нее класть дос­ки од­ну к дру­гой, ос­тавляя не­боль­шие про­межут­ки для сто­ка во­ды.

Сос­ре­дото­чен­но ко­лочу свой нас­тил, как вдруг в го­лове что-то щел­ка­ет, мо­лоток вы­пада­ет у ме­ня из ру­ки, и я бе­гом мчусь в дом. Там, на ку­хон­ной сте­не, ви­сят над сто­лом фо­тог­ра­фии, и я точ­но знаю, ка­кая мне нуж­на. Вот она! Не­воль­но при­жимаю ру­ку к гу­бам, что­бы не рас­пла­кать­ся. Нет, это не из­лишняя чувс­тви­тель­ность, прос­то эта фо­тог­ра­фия для ме­ня очень мно­го зна­чит. И Сан­ди это по­нял.

Нап­ро­тив то­го мес­та, где он си­дел, ког­да мы пи­ли чай втро­ем с Хи­зер, ви­сит ста­рый сни­мок. Я, Хи­зер, ма­ма и па­па – единс­твен­ный, где мы все вмес­те. Он сде­лан в Бо­тани­чес­ком са­ду, ку­да час­то хо­дили гу­лять. Мы все ши­роко улы­ба­ем­ся, у ме­ня не хва­та­ет пе­ред­не­го зу­ба, и мы ле­жим на по­ляне с го­лубы­ми ко­локоль­чи­ками.