Гла­ва двад­цать вось­мая

 

В но­яб­ре мой сад не выг­ля­дит грус­тным. Ко­неч­но, там не наб­лю­да­ет­ся изо­билия, но у ме­ня не­мало кус­тов с крас­ной, ко­рич­не­ватой и па­левой ко­рой, ко­торые силь­но ожив­ля­ют кар­ти­ну. Зим­ний жас­мин, зим­ний ве­реск, осо­ка и кус­ты, а еще крас­ные яго­ды и жи­молость на гра­нице с учас­тком мис­те­ра Мэ­лони ра­ду­ют глаз раз­но­об­ра­зи­ем цве­та. Уже ду­ют силь­ные осен­ние вет­ры, час­то ль­ют про­лив­ные дож­ди, по­это­му я боль­шую часть вре­мени про­вожу, сгре­бая упав­шие листья. Я при­вела в по­рядок са­довый ин­вентарь и уб­ра­ла его на зи­му, что до­воль­но пе­чаль­но, а еще ста­ратель­но под­вя­зала все вь­ющи­еся рас­те­ния, что­бы они не пос­тра­дали от вет­ра. В но­яб­ре я на­мере­ва­юсь по­садить ро­зы с об­на­жен­ны­ми кор­ня­ми и для это­го прош­ту­диро­вала мас­су ли­тера­туры, чем не­мало по­заба­вила Сан­ди.

– Это же все­го лишь ро­зы, – ска­зал он, но они не «все­го лишь», а имен­но ро­зы. И я ему ста­ратель­но это объ­яс­ни­ла, а он ме­ня вни­матель­но выс­лу­шал, по­тому что он во­об­ще всег­да ме­ня слу­ша­ет, и, ког­да я за­кон­чи­ла, он по­цело­вал ме­ня и ска­зал, что как раз за это ме­ня лю­бит. Те­перь ро­зы на­поми­на­ют мне о его люб­ви.

Но у роз, как и у те­бя и у ме­ня, есть свои проб­ле­мы. Ес­ли са­жать их в ту поч­ву, где до это­го уже нес­коль­ко лет рос­ли ро­зы, они за­боле­ют. Это на­зыва­ет­ся «сла­бость роз». Что­бы ее из­бе­жать, не­об­хо­димо снять ста­рую поч­ву и за­менить на све­жую, с дру­гого учас­тка са­да. Это на­водит ме­ня на мыс­ли о мис­те­ре Мэ­лони, ко­торый пы­та­ет­ся «рас­ти» на том са­мом мес­те, где умер­ла его же­на. И во­об­ще обо всех лю­дях, ко­торые слиш­ком глу­боко уко­рени­лись там, где с ни­ми слу­чилось неч­то тра­гичес­кое. Луч­ше по­кидать свои пе­чали и дви­гать­ся впе­ред, жить даль­ше.

Как-то но­ябрь­ским ут­ром я про­сыпа­юсь от ха­рак­терно­го мер­зко­го зву­ка – его ни с чем не спу­та­ешь – и вска­киваю с пос­те­ли. Ме­ня вол­шебным об­ра­зом пе­реб­ро­сило на­зад во вре­мени. Отод­ви­гаю с гру­ди ру­ку Сан­ди, ночью она лас­ка­ла и обе­рега­ла ме­ня, но сей­час из-за нее труд­но ды­шать. Под­хо­жу к ок­ну и ви­жу те­бя, ты та­щишь по до­рож­ке свой са­довый стол.

У ме­ня сжи­ма­ет­ся сер­дце, мне грус­тно, я ощу­щаю, что сей­час что-то без­воз­врат­но ухо­дит из мо­ей жиз­ни. Не мо­гу смот­реть, как ты этим за­нима­ешь­ся. На­тяги­ваю тре­ниро­воч­ный кос­тюм и спе­шу на ули­цу. Я дол­жна по­мочь те­бе. Бе­русь за сво­бод­ный край сто­ла и смот­рю на те­бя. Ты улы­ба­ешь­ся.

Ми­мо нас быс­тро про­ез­жа­ет топ-ме­нед­жер. Мы оба вски­дыва­ем ру­ку в при­ветс­твен­ном жес­те. Он нас не за­меча­ет. Мы сме­ем­ся и про­дол­жа­ем свое де­ло. Не раз­го­вари­ва­ем, мы и так от­лично друг дру­га по­нима­ем, мол­ча оги­ба­ем уг­лы и во­лочем тя­желый стол на зад­ний двор. Это по­хоже на вы­нос те­ла, как буд­то мы не­сем гроб с те­лом до­рого­го дру­га. У ме­ня об­ра­зу­ет­ся ко­мок в гор­ле.

Ста­вим стол в ма­лень­ком па­тио ря­дом с кух­ней, рас­став­ля­ем вок­руг не­го стулья, ко­торые ты уже ус­пел сю­да пе­ренес­ти.

– Эми воз­вра­ща­ет­ся, – го­воришь ты.

– Пот­ря­са­ющая но­вость. – Мне с тру­дом уда­ет­ся спра­вить­ся с вол­не­ни­ем.

– Да, – ки­ва­ешь ты, но я бы не ска­зала, что очень ра­дос­тно. Ско­рее оза­бочен­но. – Мне нель­зя сно­ва об­ла­жать­ся.

– Ты и не об­ла­жа­ешь­ся.

– На­де­юсь, ты мне не поз­во­лишь.

– Ни в ко­ем слу­чае. – Я тро­нута, что ты так мне до­веря­ешь.

Мы воз­вра­ща­ем­ся в сад пе­ред до­мом. Финн си­дит в ма­шине и нас­тра­ива­ет сте­рео, пы­та­ясь най­ти под­хо­дящую му­зыку.

– О, ты по­чинил про­иг­ры­ватель.

– Да он и не был сло­ман, – сму­щен­но приз­на­ешь­ся ты.

– Но ты же го­ворил… лад­но, не важ­но.

Ты по­нима­ешь, что про­колол­ся. Нас­чет «Ганз н’ Ро­узес» у те­бя в ма­шине. Взды­ха­ешь.

– Отец нас бил, ме­ня и ма­му. В тот день, ког­да мы на­конец от не­го из­ба­вились, ма­ма вклю­чила «Го­род-рай» на пол­ную гром­кость, и мы с ней вмес­те тан­це­вали на кух­не. Ни­ког­да не ви­дел ее та­кой счас­тли­вой.

Пес­ня тво­его ос­во­бож­де­ния. Я зна­ла, что она что-то сим­во­лизи­ру­ет, что ты не прос­то так всег­да имен­но под нее воз­вра­щал­ся по но­чам до­мой, мчась по до­роге, слов­но пос­ле дол­гой раз­лу­ки на­конец сно­ва уви­дишь же­ну и де­тей. Но в пос­ледний мо­мент ты об­на­ружи­вал, что дверь за­пер­та, хо­тя это да­леко не всег­да бы­ло так на са­мом де­ле.

– Спа­сибо, что рас­ска­зал мне.

– Ну и еще она заг­лу­шала «Лю­бовь – это по­ле боя»^[8], – ус­ме­ха­ешь­ся ты. – Что? Ка­ково мне каж­дый день слу­шать, как ты ее за­выва­ешь. А ес­ли ок­на от­кры­ты, так я иног­да да­же ви­жу, что ты по­ешь в щет­ку для во­лос. И кош­марно из­ви­ва­ешь­ся в сти­ле вось­ми­деся­тых.

– Я не пою в щет­ку для во­лос, – воз­ра­жаю я.

Ты улы­ба­ешь­ся с тре­вогой, и я по­нимаю – ты пы­та­ешь­ся свес­ти к шут­ке свое приз­на­ние. По-дру­гому ты не уме­ешь.

– Я пою в де­зодо­рант, чтоб ты знал. Он боль­ше по­хож на мик­ро­фон.

Бро­саю взгляд на свой дом и ви­жу, что Сан­ди наб­лю­да­ет за на­ми из ок­на спаль­ни. По­няв, что я его за­мети­ла, тут же ис­че­за­ет.

– Се­год­ня зна­мена­тель­ный день, – го­ворю я, и ты воп­ро­ситель­но на ме­ня смот­ришь. – Все, мой от­пуск за­кон­чился.

По­хоже, ты слег­ка удив­лен.

– Вот оно что. Здо­рово.

– Я по­дума­ла, мо­жет, ты из-за это­го стол пе­ретас­ки­ва­ешь.

– Нет. Прос­то по­каза­лось, что так бу­дет пра­виль­но.

Мы оба смот­рим на вмя­тины, ос­тавши­еся от но­жек сто­ла. На­до те­бе бу­дет за­ново по­се­ять здесь тра­ву.

– Ты уже что-то се­бе по­дыс­ка­ла?

– Нет.

– Най­дешь.

– Угу.

– Обя­затель­но. Ты ут­ра­тила уве­рен­ность в се­бе, но она вер­нется, не сом­не­вай­ся.

Я по­нимаю, это не пус­тые сло­ва, ты го­воришь со зна­ни­ем де­ла.

– Спа­сибо.

– Ну что же. Это был ин­те­рес­ный год. – Про­тяги­ва­ешь мне ру­ку. Я мол­ча смот­рю на нее, по­том по­жимаю, а по­том де­лаю шаг и об­ни­маю те­бя.

Мы сто­им, об­нявшись, у те­бя в са­ду, на том мес­те, где рань­ше был стол.

– Ты так мне и не ска­зала, чем я те­бя оби­дел, – ти­хо го­воришь ты мне ку­да-то за ухо. – Что я сде­лал та­кого пло­хого. Но я, ка­жет­ся, по­нимаю.

Я за­мираю, не зная, что от­ве­тить. Уже дав­но я не ду­маю о те­бе как о том, ко­го ког­да-то так дол­го не­нави­дела. Мы оба не раз­мы­ка­ем объ­ятий, на­вер­ное, по­тому, что так про­ще – не смот­реть друг дру­гу в гла­за. Я чувс­твую твое го­рячее ды­хание у се­бя на шее.

– Это свя­зано с Хи­зер, прав­да?

У ме­ня под­пры­гива­ет сер­дце, и я уве­рена, что ты это чувс­тву­ешь. Я се­бя вы­дала.

– Прос­ти ме­ня.

Сна­чала я по­ража­юсь, что ты из­ви­нил­ся, а по­том вдруг по­нимаю, что мне уже это и не нуж­но. Ты це­лый год по­казы­вал мне, что про­сишь про­щения, что вов­се и не хо­тел ме­ня оби­жать. И сей­час это боль­ше не име­ет зна­чения. Ты про­щен. Я выс­во­бож­да­юсь из тво­их рук, це­лую те­бя в лоб, а по­том иду че­рез до­рогу к сво­ему до­му.

Мад­ра что-то с ос­терве­нени­ем вы­капы­ва­ет в са­ду, у нас с ним уже бы­ли серь­ез­ные раз­го­воры на эту те­му. Сан­ди одел­ся и сто­ит в две­рях. Он ма­шет те­бе ру­кой, и ты ма­шешь ему в от­вет.

– Мад­ра! – кри­чу я. – Нет! Ми­лый, ну что же ты ему поз­во­ля­ешь… о, мои цве­ты!

Пес ро­ет яму ря­дом с таб­личкой, ко­торую Сан­ди мне по­дарил, с над­писью «Чу­деса рас­тут там, где по­саже­ны их рос­тки», и я встаю на ко­лен­ки, что­бы заб­ро­сать яму, как вдруг за­мечаю в зем­ле ме­тал­ли­чес­кую ко­робоч­ку, не­боль­шой сун­ду­чок с сок­ро­вищем.

– Что это?.. Сан­ди, смот­ри!

Но он улы­ба­ет­ся, и я по­нимаю, что он от­лично зна­ет, что там. Вста­ет на од­но ко­лено и лас­ко­во го­ворит:

– От­крой ее.

И я ее от­кры­ваю. Да-да-да, я ее от­кры­ваю.

 

Этот год силь­но ме­ня из­ме­нил. Нет, внеш­не ни­чего не за­мет­но, раз­ве что я чуть-чуть пос­та­рела. Но внут­ри я силь­но из­ме­нилась. Я это чувс­твую. Это по­хоже на вол­шебс­тво. И мой сад – это мое зер­ка­ло. Он был бес­пло­ден и гол, а те­перь цве­тет и пло­доно­сит. Он по­лон жиз­ни и сил. На­де­юсь, то же мож­но ска­зать и обо мне. Что-то без­воз­врат­но уш­ло, ос­та­лась лишь обо­лоч­ка, за ко­торую я на­конец пе­рес­та­ла цеп­лять­ся, и те­перь из этой обо­лоч­ки рас­тет жи­вая Джес­мин.

Мир по­лон пос­то­ян­ных прев­ра­щений, мы по­рой не ус­пе­ва­ем их от­сле­дить, и тог­да это по­хоже на чу­деса, ко­торые тво­рит ис­кусный фо­кус­ник. Мои из­ме­нения не бы­ли мгно­вен­ны, они про­ходи­ли не­лег­ко и да­же бо­лез­ненно, но я, как и все мы, ме­ня­юсь – не всег­да осоз­нанно. Ог­ля­дыва­ясь на­зад, мы ду­ма­ем: «Кто был тот че­ловек?», а гля­дя впе­ред, раз­мышля­ем: «Кем я ста­ну?» Где та грань, та точ­ка не­воз­вра­та, ког­да на­ше прош­лое «я» прев­ра­ща­ет­ся во что-то сле­ду­ющее? Па­мять по­мога­ет нам осоз­на­вать свой путь, от­ме­чать важ­ные ве­хи, за­печат­ле­ва­ет то, где мы бы­ли, и го­ворит нам, где мы есть. Ко­неч­ная точ­ка нам не­ведо­ма, мы лишь от­ме­ча­ем мо­мент пе­рехо­да.

Это не толь­ко мое пу­тешес­твие и не толь­ко ис­то­рия обо мне и прев­ратнос­тях мо­его пу­ти, на ко­тором на­шел­ся че­ловек, су­мев­ший мне по­мочь. Это ис­то­рия о те­бе и обо мне, о на­ших па­дени­ях и взле­тах. Не знаю, бы­ла бы я сей­час тем, кто я есть, ес­ли бы не ты, хо­тя, воз­можно, ты и не счи­та­ешь, буд­то что-то для ме­ня сде­лал. В боль­шинс­тве слу­ча­ев и не на­до ни­чего на­мерен­но де­лать, что­бы ря­дом с на­ми кто-то из­ме­нил­ся, дос­та­точ­но прос­то быть. Я от­ре­аги­рова­ла на те­бя. Ты на ме­ня пов­ли­ял. Ты мне по­мог. Ты был пот­ря­са­ющим дру­гом, чут­ким и доб­рым. Как-то раз, ты, на­вер­ное, это­го и не пом­нишь, по­тому что был силь­но пь­ян, – в од­ну из на­ших дол­гих, хо­лод­ных, мрач­ных но­чей, ког­да мы си­дели за тво­им са­довым сто­лом, – ты ска­зал, что сно­ва и сно­ва ока­зыва­ешь­ся пе­ред зак­ры­той дверью, а я сно­ва и сно­ва те­бя впус­каю. И я от­ве­тила те­бе очень прос­то, не по­няв тог­да нас­то­яще­го смыс­ла тво­их слов, – да, ты же дал мне ключ.

То же са­мое мож­но ска­зать и обо мне.

Ты по­мог мне по­мочь те­бе, и на­обо­рот – я по­мог­ла те­бе по­мочь мне. Мне рань­ше ка­залось, что при­нять по­мощь оз­на­ча­ет приз­нать свою сла­бость, ут­ра­тить кон­троль над про­ис­хо­дящим, но это не так: че­ловек дол­жен сам за­хотеть что-то из­ме­нить, и толь­ко тог­да ему мож­но бу­дет по­мочь.

За этот год я силь­но из­ме­нилась, но это лишь на­чало но­вого, боль­шо­го из­ме­нения, и, ког­да оно за­кон­чится, я ог­ля­нусь на­зад и спро­шу: «Кто бы­ла эта де­вуш­ка?» Мы пос­то­ян­но раз­ви­ва­ем­ся, ду­маю, я всег­да это зна­ла, толь­ко вот это зна­ние не да­вало мне ос­та­новить­ся, мне бы­ло страш­но. В этом зак­лю­чено не­мало иро­нии: лишь ос­та­новив­шись, я осоз­на­ла, что дви­га­юсь.

Те­перь мне яс­но, что мы ни­ког­да на са­мом де­ле не ос­та­нав­ли­ва­ем­ся, на­ше пу­тешес­твие бес­ко­неч­но. Так гу­сени­ца, ре­шив, что жизнь за­вер­ши­лась, прев­ра­ща­ет­ся в ба­боч­ку.

 

1 Крас­ный ли­монад – по­пуляр­ная ир­ланд­ская раз­но­вид­ность ли­мона­да, час­то сме­шива­ет­ся с вис­ки и дру­гими креп­ки­ми спир­тны­ми на­пит­ка­ми.

 

2 Иг­ра ос­но­вана на эк­ра­низа­ции ро­мана У. Гол­динга «По­вели­тель мух» (ес­ли не на са­мом ро­мане), где де­ти, ока­зав­шись на не­оби­та­емом ос­тро­ве, охо­тят­ся на ди­кую свинью, жа­рят ее на вер­те­ле, пля­шут и т.д.

 

3 Крис­ти Мур – ир­ланд­ский ис­полни­тель на­род­ных пе­сен, бард и ги­тарист, один из ос­но­вате­лей фолк-рок-груп­пы Planxty (1972).

 

4 Ким Чен Ын – се­веро­корей­ский го­сударс­твен­ный де­ятель, выс­ший ру­ково­дитель КНДР.

 

5 Грэн­дмас­тер Флэш – псев­до­ним Джо­зефа Сэд­дле­ра, аме­рикан­ско­го рэ­пера, вмес­те со сво­ей ко­ман­дой «Грэн­дмас­тер Флэш и Ярос­тная пя­тер­ка» сто­яв­ше­го у ис­то­ков хип-хо­па.

 

6 «Пос­ла­ние» (The Message, 1982) – пер­вая на­шумев­шая хип-хоп пес­ня с ос­тро­соци­аль­ным под­тек­стом.

 

7 Доб­ро по­жало­вать (ирл.).

 

8 «Лю­бовь – это по­ле боя» – пес­ня Хол­ли Найт и Май­ка Чеп­ме­на, зо­лотой сингл Пэт Бе­натар.