Исторические этапы развития экологического сознания в социогенезе

 

С момента появления Homo sapiens в его сознании фикси­ровались явления и объекты природы, их динамика и суще­ствующие между ними причинно-следственные связи. Особенно большое значение имело запечатление в сознании события «действие — результат» [30, 31].

Не входя в детали логического мышления первобытного чело­века, следует подчеркнуть, что в тот далекий период впервые по­явилась дифференциация в логике бытия. Человек все еще ощу­щал себя частью, элементом природы и переносил некоторые характеристики своего самосознания на нее, отождествляя ее с человеком, но в то же время он чувствовал себя отличным от природы и наделял ее функциями, которых не было у человека.

В сознании доминировало ощущение зависимости от окружа­ющего мира как источника удовлетворения потребностей, преж­де всего в питании, и как источника опасностей, угрожающих жизни человека. В картине взаимоотношений человека с приро­дой преобладали отношения типа сильный - слабый, дающий - бе­рущий и т. п. Слабость человека, его зависимость от природы, отразились в появлении представлений о добрых и злых силах природы, в их очеловечении, а динамика природных явлений объяснялась поступками богов, олицетворяющих природу.

Это и привело к появлению первичного экологического со­знания в его мифологически-религиозной форме. Для этого со­знания очень важно, что существовали боги-объекты и боги-от­ношения. Развитие общественных отношений, особенно связан­ное с включением в систему потребления, помимо собирательства и охоты, скотоводства, а позже — земледелия, внесло в экологи­ческое сознание принципиально новый элемент — возможность воздействия на природу, вначале пассивное, а затем и активное изменение экологической среды. Другой важной вехой в содер­жании экологического сознания явилась вызванная практичес­кой необходимостью, а также, вероятно, развитием мозга возможность формирования связей (на основе отражения конкрет­ных ситуационных связей) с более высоким уровнем абстрагиро­вания. Это позволило объяснять неизвестные явления известны­ми и включить в экологическое сознание способность прогнози­рования более комплексных процессов, чем простая суточная или сезонная периодичность природы.

В этом отношении показательными являются данные, полу­ченные при анализе наскальных изображений (особенно некото­рых рисунков в пещерах), когда более древние тотемные изобра­жения, близкие к естественному прообразу (например, мамонт, бык), постепенно теряли натуральные черты и заменялись абст­рактным символическим изображением. Абстрактное понятие (ри­сунок, слово) становилось тождественным своему природному про­образу.

Религиозные воззрения, предполагавшие полную зависимость человека от божества и исключавшие любую возможность взаимо­действия Бога и человека, стали допускать диалог, основанный на простейшем принципе купли-продажи типа религиозных жертв.

В процессе исторического развития накапливался не только опыт общественных отношений и потребительских связей с при­родой, но и опыт взаимодействия с изменяющимися природны­ми условиями, прежде всего климатического и погодного харак­тера, переживания изменений катастрофического характера, из­менения флоры и фауны в результате намеренной или спонтанной интродукции скота и растений. Существенно то, что это уже был не опыт рода или племени, а опыт этноса, народа.

В этом отношении представляется важным для понимания эволюции экологического сознания провести анализ некоторых исторических данных, характеризующих поведение масс людей в ответ на такие изменения природной среды, как сдвиг материко­вых линий, изменение климата, ландшафта, природные катаст­рофы. Пожалуй, наиболее ранние сведения и предположения о поведении людей в результате изменений природной среды отно­сятся к восьмому тысячелетию до нашей эры, когда огромный ледник, покрывавший Северную Европу и Азию, стал отступать к Арктике. Уход ледника, с одной стороны, открыл для человече­ства новые, пригодные для освоения площади, а с другой — выз­вал водный дефицит в районах, где прежде имелись реки и озера. На месте нынешних североафриканских пустынь находились бо­гатые растительностью степи и леса, текли полноводные реки, был очень разнообразен животный мир, что подтверждаютзнаменитые фрески Тассилин-Аджер.

Появились регионы, которые не могли обеспечить прожива­ние человека, поэтому возникла необходимость перемещения людей либо на территории, освободившиеся от ледника, либо к местам, где протекали большие реки или сохранились роднико­вые источники воды, т. е. на восток и на север.

Такая ситуация не могла не отразиться на экологическом со­знании человека. Для мигрирующих народов новым в экологии были незнакомые растения и животные, изменившиеся условия кругооборота природы, иные биоценозные связи. Для людей, ос­тававшихся на прежних местах проживания, возникла необходи­мость перестройки старых связей с природой.

Для тех и других наиболее важным было то, что в экологичес­кое сознание вошел элемент активности. Наряду со старыми, привычными формами пассивного принятия элементов природы все чаще и настойчивее возникали мотивы выработки активных мер поддержания приемлемых форм взаимодействия с природой либо активных мер преобразования в интересах человека тех при­родных явлений и процессов, которые по тем или иным причи­нам оказались непригодными для жизни.

Для экологического сознания оставшегося населения стала характерной концепция ограничения с различными правилами, предписаниями и табу, которые позволяли обеспечить прожива­ние человека при проведении некоторых природоохранных мер, вначале пассивного характера. Элементы такого отношения со­хранились до нашего времени, например нормы поведения беду­инов, туарегов и других племен, населяющих оазисы в пустын­ных районах Африки и Аравийского полуострова.

Экологическое сознание мигрирующих этносов было направ­лено, с одной стороны, на приспособление к новым условиям, что означало ломку старых представлений и правил поведения, а с другой — на сохранение некоторых элементов отношения с природой, которые были характерны для их родины. Пожалуй, наиболее ярким доказательством этого второго аспекта экологи­ческого сознания является совпадение путей распространения культурных растений с путями миграций народов. Особую роль в экологическом сознании мигрировавших народов играла пассио-нарность, о чем будет сказано далее.

По-видимому, изменение климата сыграло особую роль в фор­мировании экологического сознания, поскольку здесь впервые в очень большом объеме вместо прежнего, преимущественно сум­марного, накопления знаний произошла перестройка многих ис­ходных позиций экологического сознания у людей, населяющих места с меняющимся климатом. Способность к перестройке об­раза жизни оказала огромное влияние на зарождение и развитие древних обществ. Для некоторых племен перемена климата ока­залась в итоге губительной, например для народов Южной Мав­ритании, где под натиском пустыни погибла развитая земледель­ческая цивилизация, о чем свидетельствуют археологические рас­копки П.Мансона. В то же время, по мнению ряда историков, египетская и шумерская цивилизации возникли в результате ак­тивных экологических преобразований, осуществленных племе­нами, покинувшими из-за ухудшения климата афро-азиатские степи.

Нарушение ранее существовавшей структуры отношений че­ловека и природы, отражавшихся в экологическом сознании в виде гармонии, и необходимость противостояния неблагоприят­ным факторам природы, отказа от старых установок, выработки новых и при миграции, и при жизни на старых местах оседлости привело к качественно новым характеристикам экологического сознания, в котором наряду с охранительными, ограничительны­ми компонентами появились компоненты созидательные. От осоз­нания перемены климата и до понимания, возможности его изме­нить или противопоставить нечто этому изменению экологичес­кое сознание должно было совершить огромный количественный скачок.

Активное противопоставление себя природе — принципиаль­но новая характеристика экологического сознания, достигшая, однако, предельной гипертрофии в некоторых современных эко­логических течениях и превратившаяся в негативную характери­стику в других экологических концепциях.

Экологическое сознание, отражая изменения климата и его связь с продуктивностью скотоводства и земледелия, было на­правлено прежде всего на сохранение необходимого режима, глав­ным образом водоснабжения, и на выявление периодичности циклов климатических характеристик, знание которых необходи­мо для получения устойчивого урожая.

В Древнем Египте, где вся жизнь была связана с Нилом и зависящими от него ирригационными системами, проблема про­гнозирования сроков полноводья, объемов ожидаемой воды и характеристика микроклимата для различных орошаемых посе­вов имели первостепенное значение, и в экологическое сознание вошло убеждение, что возможно направленное вторжение в при­родные процессы, преобразование и формирование новых мик­роклиматических условий и, что очень важно, представление о наличии связи между микроклиматом и макроклиматом, позво­лившее подойти к пониманию макроклиматической структуры и ее динамики. Это в принципе означает, что появилось научное экологическое сознание, направленное на решение ряда практи­ческих проблем. Начиная с постройки систем ирригации, позво­ливших египтянам удобрять посевы илом и орошать их нильской водой, экологическое сознание заложило основы практической астрономии и геодезии.

Регистрация и анализ циклических изменений в природе и зависимость благосостояния от этих циклов позволили включить в научное экологическое сознание еще одну очень важную харак­теристику — способность предсказывать изменения. Вследствие этого стало возможным использовать во благо ожидаемые изме­нения или же заблаговременно обеспечить защиту от этих изме­нений и их последствий.

Л.Н.Гумилев обосновал в историографии очень интересную концепцию пассионарности, пассионарного поведения общества. Согласно концепции Л.Н.Гумилева, пассионарность — это целе­направленное напряжение, целенаправленная, энергичная, ини­циативная деятельность ядра общества, увлекающего за собой большинство его членов. Нет сомнения, что одной из составляю­щих пассионарности является экологическое сознание, характе­ризующееся возможностью предсказания динамики природы, т. е. наличием плана действий.

В связи с этим возникает весьма интересный вопрос: не яв­ляется ли миграция результатом плановых пассионарных дей­ствий, инициированных экологическим сознанием. В своей ра­боте «Этногенез и биосфера Земли» Л.И.Гумилев пришел к вы­воду, что двумя наиболее существенными факторами, влияющими на этногенез, являются хорономический (ландшафтный) и ис­торический.

Исследуя изменения природной среды в IV—Х вв., связанные с перемещением пути циклонов на север, в лесистую зону Евра­зии, Л.Н.Гумилев отметил, что они вызвали ряд переселений на­родов. Оказавшись под угрозой затопления водами Волги и Кас­пия, хазары стали заселять Нижний Дон. Карлуки переместились с Балхаша в среднеазиатские оазисы, печенеги перекочевали от Аральского к Черному морю, гузы двинулась к Уралу и Эмбе. Такая ситуация интересует нас потому, что эта вызванная при­родными факторами миграция и связанные с ней изменения при­родного ландшафта, условий жизни на новых местах обитания по-разному сказались на судьбах народов. Некоторые из них, для которых было характерно ригидное экологическое сознание, не смогли найти необходимого адекватного ответа, не были готовы настолько изменить свои отношения с окружающей средой, на­сколько это было необходимо для выживания в пределах данного природного окружения и окружения своих "исторических сосе­дей. В результате эти народы практически исчезли с историчес­кой арены — и хазары, и печенеги, и карлуки. Гунны в Западной Европе, монголы на территории Древней Руси, несмотря на ог­ромное военное превосходство, не смогли изменить характер сво­его экологического сознания (например, монголы не смогли от­казаться от пастбищного скотоводства в лесистой Руси) и оказа­лись неспособны к полноценному существованию, потеряв все свои завоевания.

В то же время, если люди перемещались в районы с экологи­ческой ситуацией, схожей с той, которая была на оставленном месте, или если народу удавалось изменить содержание своего экологического сознания, миграция проходила успешно. Об этом говорит, например, история Британских островов, Венгрии, где доминировал процесс ассимиляции, и т. п. Есть предположение, что сложность и комплексность экологических условий на тер­ритории исторического Китая потребовали от народов, населяю­щих эту территорию, огромных коллективных усилий для обес­печения проживания и формирования единого по содержанию экологического сознания. Очевидно, именно это стало одним из поводов формирования китайцев как нации и явилось причиной успешной ассимиляции китайской культурой всех завоевателей, поскольку они стали перед выбором: или принять все компонен­ты китайского экологического сознания, прежде всего те, кото­рые послужили основой экономики и структуры государственно­го управления, или погибнуть. Вероятно, не случайно позже в отдаленных районах китайского военного и экономического вли­яния с отличной от центрального Китая экологией жители суме­ли сохранить свое национальное самосознание (монголы внут­ренней Монголии, жители Сицзяна и Тибета).

Таким образом, можно сделать вывод, что судьба народа во многом определяется содержанием экологического сознания, его сложностью и активностью.

Большое значение в формировании экологического созна­ния и экологического поведения имели крупные экологические катастрофы. История человечества во многом связана с истори­ей катастроф, многие из которых навечно остались в памяти народа задолго до появления письменности и лишь потом были запечатлены в письменном виде. Одно из наиболее древних опи­саний такой катастрофы содержится в Библии и известно как всемирный потоп, когда внезапно разверзлись хляби небесные и лил дождь 40 дней и 40 ночей и покрылись водой самые высокие горы.

В настоящее время считается доказанным, что описанное в Библии событие произошло в междуречье Тигра и Евфрата около 5 тысяч лет назад и охватило территорию к северу от нынешнего Персидского залива. Для нас очень важна трактовка этого собы­тия в Библии. Дело заключается в том, что в период создания библейских книг в экологическое сознание семитских народно­стей уже вошло представление о регулярности и периодичности явлений природы и все, что нарушало эту периодичность, оцени­валось как результат вмешательства каких-то потусторонних сил. Именно поэтому библейский Всемирный потоп — это результат Божественного вмешательства, наказание за грехи народа.

Одна из самых известных катастроф такого рода — исчезно­вение Атлантиды, некогда могучей державы Средиземноморья. Информация об этом событии содержится в двух диалогах Пла­тона — «Тимей» и «Критий». В результате многолетних исследо­ваний историков, геологов, этнографов было доказано, что в ос­нове легенды лежало извержение вулкана Санторин, произошед­шее около 3300 лет назад. Извержение Санторина, находящегося всего в 120 км от Крита, сопровождалось сильным землетрясени­ем и цунами, в результате чего была практически полностью унич­тожена блестящая минойская цивилизация Крита.

В отличие от истоков экологического сознания, связанных с изменением климата, ландшафта и других, сравнительно мед­ленно протекающих природных процессов, природные катаст­рофы не вошли в действенный созидательный компонент эко­логического сознания. Здесь произошла весьма любопытная ме­таморфоза.

Медленно развивающиеся изменения внешней среды, влия­ние этих изменений на человека и их связь с избытком или недо­статком продуктов потребления, необходимость учета происхо­дящих изменений и, что особо важно, прогнозирования времени начала и конца природного цикла, и его некоторых количествен­ных характеристик потребовали расширения объема экологичес­кого сознания, изменения его содержания и, конечно, роста форм и способов реализации, т, е. экологического поведения.

С одной стороны, все более и более увеличивалась роль науч­ных знаний, хотя говорить о научно обоснованном сознании было еще рано. С другой стороны, сохранялась существенная связь эле­ментов мифологического сознания, которое было связано с раз­личными формами олицетворения сил природы и отношений между человеком и природными объектами и между человеком и обществом. Ирония судьбы заключалась в том, что носителями обеих тенденций в экологическом сознании были одни и те же люди — представители сословия жрецов. Именно поэтому науч­ные знания и основанные на них действия человека и общества приобрели религиозно-символическую окраску, в которой боль­шую роль играли наглядность действий и необходимость ритуала купли-продажи по отношении к религиозному символу [30,31,33].

С этих позиций большой интерес вызывает трактовка ряда используемых приемов. Историкам и археологам хорошо изве­стен факт применения египетскими и греческими жрецами раз­личного рода фокусов во время религиозных церемоний. Суще­ствует упрощенное, имеющееся даже в школьных учебниках тол­кование этих действий как жульнических приемов для наживы, укрепления власти или иных корыстных или политических це­лей. Такие представления были широко распространены в произ­ведениях с ярко выраженной антиклерикальной направленнос­тью и использованы во многих романах и повестях, например в «Декамероне» Боккаччо.

Внимательный анализ экологического сознания и особенно­стей религиозного сознания позволяет нам не согласиться с этой позицией, признавая, однако, что в ряде случаев был возможен и сознательный обман в корыстных целях, особенно процветавший в средние века, когда первоначальное мифологическое сознание исчезло, а религиозная, особенно католическая, пропаганда ис­пользовалась в целях борьбы за политическую власть.

Для первичного религиозного сознания был очень важен так называемый наглядный символизм. Если Бог был носителем огня, то необходимо, чтобы в олицетворяющем Бога изображении тоже зажигался огонь как символ того огня, которым владеет Бог. Поэтому важно было то, что огонь зажигался, а не то,как онзажигался. Статуя Бога или его любое другое изображение дела­лись людьми, поэтому всем было понятно, что людьми могли делаться и внешние атрибуты, которые лишь наглядно символи­зировали «реальные» божественные атрибуты. Одним из доказа­тельств такой трактовки является, по нашему мнению, содержа­ние сохранившихся ритуальных песнопений Древнего Египта, которые объясняют и расшифровывают символы в виде «реаль­ных» божественных функций и действий.

Таким образом, первичное объективное научное знание вош­ло в экологическое сознание в виде теологической концепции, ее образов, норм и предписаний, под которыми скрывались еще не понятые до конца реальные причинно-следственные и иные свя­зи, прикрытые религиозным символизмом.

Другим историческим источником экологического сознания явился вековой опыт взаимодействия человека с природой, кото­рый частично вошел в систему религиозного сознания, а частич­но обобщен в виде традиций, обычаев и примет. Он также был направлен на осознание, понимание имеющихся связей и про­гнозирование последствий общения с природой, однако здесь символическая форма была выражена значительно слабее и веду­щей была конкретная норма, конкретное предписание.

Отражение опыта народа в виде конкретных запретов или ука­заний по-разному было закреплено в различных религиях. Очень сильна была конкретика в иудаизме, мусульманстве, языческих религиях славян, бриттов, значительно меньше — в религиях древ­них греков и римлян, еще меньше — в христианстве и религиоз­но-философских настроениях Индии и Китая. Примером конк­ретного запрета, ставшего элементом религиозного построения, может явиться запрещение использования свинины как пищево­го продукта в иудаизме и мусульманстве. Символический образ свиньи как «нечистого» животного попросту отражал опасность гельминтозного заражения.

В общем можно говорить, что чем более локальна по проис­хождению религия, тем больше в ней конкретных указаний эко­логического характера. Именно это приводило к явным экологи­ческим несуразицам в случае более широкого, глобального рас­пространения этой религии.

Надо сказать, что роль мифологического сознания со време­нем падала. Так, рационализм агрономических и других сельско­хозяйственных предписаний у римлян в период расцвета и осо­бенно упадка Римской империи полностью исключал этот тип сознания.

Экологическое сознание, отраженное в традициях, приметах, обычаях, является очень устойчивым и в какой-то форме дошло до наших дней.

Этнология располагает огромным материалом, описывающим эти формы и источники их происхождения. Они достаточно полно для целей рационального ведения хозяйства отражают конкретные экологические условия региона, где про­живает та или иная популяция, или того региона, откуда эта по­пуляция мигрировала. На последнее указывает опыт освоения сельскохозяйственных угодий Сибири и Средней Азии пришлым населением России в конце XIX — начале XX в.

Обычаи и традиции соответствуют динамике экологической ситуации, часто связанной с изменениями годового цикла и на­чалом или окончанием той или иной деятельности этого цикла. Приметы и некоторые схожие предписания имеют более локаль­ный характер и также регламентируют прогнозируемые сроки де­ятельности. Если сравнить прогнозы, которые делают фенологи на основе народных примет, то можно видеть, что одно и то же природное событие, например заморозки, дождь, прилет птиц и т. п., в разных районах России связано с различными приметами. Грибоедовское «все врут календари» можно трактовать как кон­статацию неудачи переноса локальной приметы подмосковного региона на ситуацию России в целом.

Для дореволюционной России, как, впрочем, и для всей Европы, характерным было микрорайонирование примет в целях прогнозирования урожая. Земские издания XIX—XX вв. полны заметок и рекомендаций, сделанных на основе народного опыта для каждого конкретного уезда или даже волости. Расширенное землепользование на больших площадях, занятых монокультурой, характерное для коллективных хозяйств СССР, появление гиган­тских фермерских хозяйств в США привело к исчезновению мно­гих примет.

Развитие науки и расширение сферы ее прикладного исполь­зования, начиная с XV в., резко изменило экологическую ситуа­цию в мире.

С одной стороны. Великие географические открытия и воз­можности осуществления коммерческого дальнего мореплавания привели к заселению или колонизации вновь открытых террито­рий. Непосредственным следствием этого была взаимная инва­зия образцов флоры и фауны. Уже классическими стали такие примеры, как появление в Европе картофеля и кукурузы, раз­множение кроликов в Австралии. Это привело к значительному нарушению существовавшей структуры биоценоза и к исчезнове­нию многих представителей фауны.

С другой стороны, освоенные территории стали источником получения сырьевых ресурсов и местом их первичной обработки. Мех и древесина, минералы и драгоценные металлы стали в ог­ромных количествах поступать в развитые, страны Европы, что привело к значительному изменению и 'опустошению мест их добычи, образованию экологических ниш и распаду прежних эко­логических связей.

Трудно судить о том, какое влияние это оказало на изменение экологического сознания аборигенов, но, исходя из некоторых исторических и этнографических исследований, можно думать, что экологическое сознание довольно четко отражало изменив­шиеся условия и обозначило субъект угрозы экологическому бла­гополучию — пришельца. Достаточно вспомнить так называемые картофельные бунты XVIII столетия. Здесь, вероятно, прослеживается следующая последователь­ность: вторжение в регион обитания — нарушение экологичес­кого равновесия — ухудшение условий жизни вследствие недо­статочного опыта культивирования — формирование образа уг­розы. Образ угрозы включал непосредственный объект и его носителя — человека.

Интересно, что там, где отсутствовало агрессивное воздействие на природу и пришлое население не изменяло важнейшие для существования местного населения природные характеристики, как правило, отсутствовали сколько-нибудь серьезные конфлик­ты и формировалось сообщество представителей различных на­родов, проживающих на совместной территории, в котором до­минировали взаимовыгодные отношения. Подтверждением такой ситуации являются Сибирь и Казахстан.

Значительно больше можно сказать о характере экологичес­кого сознания пассионарных народов Европы. Развитие научных знаний позволило ввести новые формы землепользования, пле­менное скотоводство и птицеводство, освоить новые сельскохо­зяйственные культуры, упростить ремесленное и организовать промышленное производство.

Обобщая, можно сказать, что произошло увеличение произ­водства продукта и, следовательно, увеличение потребления и потребительских интересов. В процессе такого изменения выя­вилась одна очень важная особенность, впервые отмеченная К.Марксом, однако мало разработанная впоследствии — удов­летворение одной потребности приводит к появлению несколь­ких новых. (Правда, это еще раньше подметил А.С.Пушкин в своей замечательной философской «Сказке о рыбаке и рыбке»).

Удовлетворение растущих потребностей стало своеобразным фетишем общества, что и привело к формированию агрессивно-хищнической формы экологического сознания, особенно коллек­тивного. Агрессивно-хищническое коллективное экологическое сознание доминировало вплоть до начала XX в. Оно не вызывало особых опасений, хотя у наиболее прозорливых представителей общества уже появились довольно мрачные прогнозы.

Можно считать, что история пессимистического прогнозиро­вания, базирующегося на анализе потребления, началась с Т.Маль­туса, заложившего основу одного из главных направлений совре­менного экологического движения — опасность продовольствен­ного кризиса в результате перенаселения.

Однако у большей части общества агрессивно-хищническая форма экологического сознания поддерживалась благодаря тому обстоятельству, что рост потребления еще компенсировался из­вестными или вновь открываемыми в процессе развития науки резервами, т. е. существовало представление о неисчерпаемости природных ресурсов. Для эгоистического сознания этого перио­да, особенно той части общества, которая занималась эксплуата­цией природных богатств, применимо высказанное за два столе­тия до этого выражение маркизы де Помпадур — «после нас хоть потоп».

Правда, следует сказать, что параллельно с этим развивался и ряд запретительных механизмов, регулирующих некоторые эко­логически, уязвимые стороны потребления, например охотничьи законы, протекционистская политика в отношении производства нужных технических сельскохозяйственных культур и т. п. Пожалуй, наиболее ранними объектами, для которых намети­лось какое-то начальное ограничение агрессивно-хищнического потребления, были леса и реки. Реки очень долго являлись ос­новными транспортными артериями, от их водного режима зави­села продуктивность сельского хозяйства, существенный вклад вносило рыболовство. О важной роли рек в жизни народа гово­рит хотя бы то, что в России казачьи войска и округа назывались по имени рек — Донское, Кубанское, Уральское, Амурское, Семиреченское. Казачий фольклор буквально насыщен «водной» те­матикой. Не меньшую роль в жизни Европы, в том числе Центральной и Северной России, играли леса — «поставщики» охотничьих тро­феев и, самое главное, строительных материалов и топлива.

Первичным толчком для регулирования природных усло­вий было уменьшение площади лесов в результате их неогра­ниченной эксплуатации и использования древесины в каче­стве топлива, особенно в металлургическом производстве. Вы­рубка леса привела к осушению рек, нестабильности водного режима. В свою очередь, металлургическое производство было тесно связано с потреблением воды, хотя выраженной опасно­сти антропогенного загрязнения рек еще не наблюдалось. Это стало «достоянием» XX века.

Отметим большую роль введения в экологическое сознание элемента необходимости защиты лесов и рек, и это объясняется тем, что их экологическая динамика наиболее чутка к массовому вторжению. Изменения происходили буквально на глазах одного поколения. Именно это позволило ввести ряд законодательных ограничений в использование рек и лесов, а также в проведение некоторых компенсационных мероприятий, например лесоразве­дение, облесение русла рек.

Интересно, что в этот же период возникла одна новая, ранее практически отсутствовавшая у представителей европейской фор­мы цивилизации активная часть экологического сознания — его эстетическая составляющая. Конечно, отражение красоты при­роды в сознании человека уже давно считалось признанным фак­том и выражалось в буколической поэзии, пейзажной живописи, городской и ландшафтной архитектуре, но настоящее развитие этого процесса началось в XVII—XVIII вв. и во второй половине XIX в. стало самостоятельным направлением. Оно базировалось на творчестве поэтов озерной школы в Великобритании, пейзаж­ной живописи К. Коро и импрессионистов во Франции, работах И.Шишкина и И.Левитана в России.

Мы не будем здесь касаться таких своеобразных, но в чем-то схожих направлений в сознании представителей других цивилиза­ций — творчества поэтов Китая, Японии и Кореи, сложнейших пейзажных построений-аллегорий у арабских поэтов суфического толка (например, Аль-Араби), а также положений ряда религий, близких к буддизму, особенно к дзен-буддизму.

Утверждению об отражении особенностей эстетического воспри­ятия в экологическом сознании не противоречит мнение о том, что творчество выражает в символической форме философские построения, и можно думать, что эти философские воззрения ос­нованы на структуре природы.

Как альтернатива агрессивно-хищническому экологическому сознанию в XIX в. большее распространение получила та состав­ляющая сознания, которую можно обозначить как ностальгичес­кое экологическое сознание. В основе этого вида сознания лежа­ла тревога, связанная с сомнением по поводу происходящих из­менений экологического баланса, неспособность к перестройке стереотипов сознания, которые обеспечивали ранее жизнь и дея­тельность человека.

Главным признаком этого сознания было сожаление о про­шлом, идеализирование тех времен, когда «и леса были гуще и реки полнее». Согласно представлениям носителей этого сознания, поток времени в силу известных и неизвестных причин при­водит к постоянному ухудшению не только условий жизни, но и нравственности людей. Единственной мерой, способной остано­вить неизбежную катастрофу, является консервация образа жиз­ни, возврат к прошлому. Десятки веков назад это утверждалось Екклезиастом.

Идущее еще от древних греков представление о веке золотом и веке железном переформировалось в отрицание всякого про­гресса как процесса, ускоряющего гибель человечества. Изуче­ние творчества наиболее ярких представителей ностальгического экологического сознания показывает, что в нем отсутствует эле­мент всестороннего критического рассмотрения динамики тех или иных изменений экологических отношений человека и природы, человека и общества, игнорирование или замалчивание недостат­ков прошлого и достоинств будущего. Однако ностальгическое сознание не стало коллективным, общественным экологическим сознанием, носителями его были лишь отдельные личности, а доминировало и определяло развитие общества, его экономику агрессивно-хищническое экологическое сознание.

Лишь с приходом XX в. с его бурным развитием промышлен­ности, великими открытиями физики и химии экологические проблемы стали объектом серьезного научного рассмотрения, что и позволило во второй половине столетия сформулировать ос­новные положения современного экологического сознания как альтернативу ностальгическому сознанию. Это новое содержание экологического сознания, его направленность мы будем назы­вать научно обоснованным экологическим сознанием, особенно в той его части, которая связана с социальной позицией обще­ства. Первой причиной ее появления стало бурное развитие есте­ственных наук, а также экологии как самостоятельной науки. Второй причиной было развитие экономики, которая из преиму­щественно региональной стала национальной, а затем трансна­циональной, глобальной системой. Третьей причиной явилось усиление прогнозного компонента в экономических и социальных планах и моделях.

Развитие экологического сознания как критерия формирования экологической культуры в процессе социогенеза наиболее адекватно может быть охарактеризовано по трем параметрам. Эти параметры не соотносятся непосредственно с тремя подструктурами экологического сознания (представлений, отношений, стратегий и технологий взаи­модействия), а описывают его в целом.

1. Психологическая «противопоставленность — включенность». Человек мыслится как стоящий вне и над природой или же, как составная часть Природы.

2. «Объектное — субъектное» восприятие природы.Человек воспринимает природу как лишенный всякой самоценности объект воздействия или же равноправного субъекта взаимодействия.

3. «Прагматический — непрагматический» характер взаимодействия. Взаимодействие с природой служит для удовлетворения только прагматических (пищевых, технологических и т. п.) потребностей человека, когда она воспринимается лишь как материальная ценность, или также для удовлетворения его непрагматических, духовных потребностей, когда такое взаимодействие становится самоценным.

Эволюция западного общественного экологического сознания достаточно четко иллюстрирует основные законы диалектики: единства и борьбы противоположностей, перехода количественных изменений в качественные, отрицания отрицания (тезис антитезис синтез).

В развитии общественного экологического сознания в процессе социогенеза можно выделить две разнонаправленные тенденции: антропоцентрическая и экоцентрическая.

Антропоцентрическая тенденция описывается такими «узловыми точками», как «архаическое сознание, античное сознание, христианство, картезианство».

Архаическое сознание характеризуется:

- высокой психологической включенностью человека в мир природы, (первобытный человек максимально зависел от природы: она постоянно «присутствовала» в каждой его мысли, в каждом его действии. Вопрос взаимоотношений с окружающей природой был вопрос физического выживания человеческого рода. Образ жизни не позволял ни встать над природой, ни игнорировать ее. Такое восприятие природы являлось не следствием некоего «инстинктивного чувства единства» с ней, а было обус­ловлено особенностями самого мышления человека той эпохи).

-субъектное восприятие мира природы(точнее, субъект-объектная неразделенность с ним). Для первобытного человека окружающие объекты и явления есть не что иное, как «люди в другом обличье». А раз так, то нет и не может быть принципиальной разницы и границы между человеческим и природным.

- доминированием прагматического характера взаимодействия (при этом она, в определенной мере, воспринимается и как духовная ценность). Взаимодействие с природой в архаическую эпоху, безусловно, носит в целом прагматический характер, поскольку главная его цель — обеспечить роду физическое выживание. Но, в то же время, для первобытного человека при­рода — это не только «враждебное окружение» или «поставщик полезного продукта», но и его «родной дом» (характерно происхождение слова «природа» — «при роде»). Род целиком погружен в природу не только физически, но и духовно; он как бы растворяется в ней.

Архаическое экологическое сознание это своего рода «тезис» в диалектической триаде, а дальнейшее развитие общественного экологического сознания в рамках антропоцентрической тенденции «антитезис»; причем на каждом новом этапе количественные изменения, накапливающиеся на предыдущем, переходят в качественные.

В эпоху античности происходит первое такое качественное изменение: утверждение возникшей на поздних этапах архаики психологической противопоставленности человека и мира природы. При этом нарастает выраженность объектного восприятия природы, но в то же время складывается понимание ее непрагматической ценности. Складывается система представлений о богах как творцах природы. Поскольку и человек, и природа созданы богами, возникает своеобразное «равенство в отчужденности»: человек и природа равны перед богами, но отчуждены друг от друга. Началось научное осмысление природы. Природа стала объектом изучения, и хотя она при этом не лишалась «души» (например, Аристотель даже звезды считал одушевленными), но душа у нее менее «качественная», чем человеческая.

Господство христианства, являвшегося идеологическим стержнем общественного сознания в средние века, и затем картезианства, выполнявшего, в сущности, ту же функцию в Новое время, привело к следующему качественному изменению:

- природа стала восприниматься только как лишенный всякой самоценности объект. Кроме того, они окончательно закрепили противопоставленность человека и природы (христианство в сфере чувств, Веры, Души, картезианство в сфере мышления, Знания, Духа) и перевели взаимодействие с природой полностью в прагматическую плоскость.

Логическим итогом данной тенденции развития является господствующее в настоящее время антропоцентрическое общественное экологическое сознание, представляющее собой завершенный "антитезис" в диалектической триаде.

Антропоцентрический тип экологического сознания это система представлений о мире, для которой характерны:

1) противопоставленность человека как высшей ценности и природы как его собственности;

2) восприятие природы как объекта одностороннего воздействия человека;

3) прагматический характер мотивов и целей взаимодействия с ней.

Консервационизм не привел к качественным изменениям, но принципиально изменил вектор развития экологического сознания. Прагматизм сменяется «дальним прагматизмом», утверждается необходимость консервации природных ресурсов для будущих поколений.

Существенный шаг был сделан русским космизмом, а также в учении о ноосфере и таком направлении американского инвайронментализма, как экологизм. Русский космизм утвердил включенность человека в мир природы скорее на религиозном, трансцендентальном уровне, а учение о ноосфере, инвайронментальный экологизм на собственно научном.

По утверждению В.И. Вернадского, в сфере разума – ноосфере – должна господствовать гуманистическая мысль, а это предполагает прежде всего гуманизацию социальных отношений, разумное отношение к природе, бережное отношение к ее ресурсам. К природе нельзя относиться потребительски, это не в интересах мыслящего человека.

В целом, русский космизм, учение о ноосфере, экологизм обосновали необходимость единства человека и природы, начали формировать представление и о ее определенной непрагматической ценности. Но, тем не менее, в них сохраняется объектное восприятие природы[14, 30,31].

Следующий качественный скачок связан с возникновением «универсальной этики» и биоцентризма. Для них характерно непроведение в ценностном отношении каких-либо различий между человеческим и природным, восприятие природы в качестве равноправного, самоценного субъекта, доминирование непрагматического характера взаимодействия с природой. Биоцентристы рассматривают Природу как наиболее совершенное и наделенное духовными качествами сущее, воплощающее в себе осново­полагающие принципы жизнедеятельности всего живого и разумного. Биоцентристы (Эмерсон, Кэтлин, Лоу, Олмстед, Элист и др).

Логическим итогом данной тенденции развития будет формирование нового, экоцентрического типа экологического сознания (экоцентризм), являющегося своеобразным «синтезом» в диалектической триаде или отрицанием предыдущего отрицания (таблица 4.2).

Экоцентризм характеризуется следующими основными особенностями:

- высшую ценность представляет гармоничное развитие человека и природы.Человек - не собственник природы, а один из членов природного сообщества;

- отказ от иерархической картины мира;

- целью взаимодействия с природой является максимальное удовлетворение, как потребностей человека, так и потребностей всего природного сообщества;

- характер взаимодействия с природой определяется своего рода «экологическим императивом»: правильно и разрешено только то, что не нарушает существующее в природе экологическое равновесие;

- этические нормы и правила равным образом распространяются как на взаимодействие между людьми, так и на взаимодействие с миром природы;

- развитие природы и человека мыслится как процесс коэволюции, взаимовыгодного единства.

Экоцентрический тип экологического сознания это система представлений о мире, для которой характерны:

1) ориентированность на экологическую целесообразность, отсутствие противопоставленности человека и природы;

2) восприятие природных объектов как полноправных субъектов, партнеров по взаимодействию с человеком;

3) баланс прагматического и непрагматического взаимодействия с природой.

Для развития экологического сознания в культурах Востока характерны иные тенденции. Если западное экологическое сознание прошло ряд последовательных исторических трансформаций, то восточные религиозно-философские системы избежали этого "окольного пути". Восточные религиозно-философские системы сохранили в целом характеристики архаического экологического сознания, значительно усилив при этом роль непрагматического взаимодействия с природой, восприятие природы как духовной ценности.

Развитие экологического сознания в социогенезе, характеризующееся определенными связями человека с природой специфическим восприятием мира, в свою очередь определяет доминирующие тенденции развития общества (таблица 4.2).

Таблица 4.2 - Сравнительная характеристика типов экологического сознания

 

Критерии проявления	Антропоцентрическая тенденция	Экоцентрическая тенденция
Осознание	противопоставленности человека с природой	полной взаимосвязи, взаимозависимости человека с миром природы
Восприятие	природы как объекта воздействия	природы как субъекта взаимодействия
Отношение	прагматическое	непрагматическое