Агнес — нормальная женщина

Агнес постоянно испытывала озабоченность по поводу своей полно­ценности как женщины. Характер ее опасений, а также их несураз­ность с точки зрения «здравого смысла» позволяют нам по крайней мере предварительно описать некоторые непривычные особенности, которые люди с легитимным полом демонстрируют как объективные черты с точки зрения лиц, способных воспринимать свой собственный

<Г нормальный половой статус как нечто само собой разумеющееся. Для таких членов общества воспринимаемая социальная среда состоит из естественных мужчин, естественных женщин и лиц, нравственно им противоположных, т. е. неполноценных, преступных, больных, грехов­ных. Агнес была едина с «нормальными людьми» в своем согласии с этим определением реального мира лиц, имеющих пол, и, как и они, относи­лась к нему как к вопросу объективной, институционализированной данности, т. е. нравственной данности.

Агнес твердо настаивала на том, что она нормальная женщина и что к ней следует относиться как к нормальной женщине. Далее следует примерный список свойств «лиц с нормальным полом» как культур­ных объектов. Изучая эти свойства, являющиеся по сути антрополо­гическим изложением представлений членов общества, к началу сле­дует добавлять неизменную оговорку: «С точки зрения взрослого чле­на нашего общества..> Примерами служат первые два свойства.

1. С точки зрения взрослого члена нашего общества, воспринима­емое окружение «лиц с нормальным полом» состоит из представите­лей двух и только двух полов — «мужского» и «женского».

2. С точки зрения взрослого члена нашего общества, популяция нормальных людей — это нравственно дихотомизированная популя­ция. Вопрос ее существования решается как вопрос мотивированного согласия с такой структурой общества как с легитимным порядком. Он не решается как вопрос биологического, медицинского, урологи­ческого, социологического, психиатрического или психологического свойства. Вопрос ее существования решается путем учета вероятно­сти обеспечения реального соблюдения этого законного порядка, а также условий, определяющих эту вероятность.

3. Взрослый член общества включает себя в эту среду и причисля­ет себя к той или другой ее части не только в качестве условия само­уважения, но и в качестве условия, посредством которого реализует­ся его право на жизнь без чрезмерного риска и вмешательства со сто­роны других людей.

4. Представители нормальной популяции — для него настоящие представители этой иопуляции — являются в сущности, исходно, в первую очередь, всегда в прошлом, настоящем и будущем, раз и на­всегда, в конечном счете либо «мужского», либо «женского» пола.

5. «Нормальные люди» при определении функции рассматривают одни признаки как существенные [1], а другие качества, действия, от­ношения и тому подобное — как преходящие, временные, случайные, ситуационные и т. д. Для «.нормальных членов общества» пенис у мужчин и влагалище у женщин — существенные признаки. Тем, кто обладает пенисами и влагалищами, приписываются соответствующие чувства, действия, обязанности перед обществом и т. п. (Однако обла­дание пенисом или влагалищем как биологическое событие следует отличать от обладания пенисом или влагалищем либо тем и другим как культуральным событием. Более подробно разница между биоло­гическими и культу рал ьными пенисом и влагалищем как социально используемыми признаками «естественной половой принадлежно­сти» будет рассмотрена далее,)

6. Признание «нормальными членами общества» новых членов общества представителями мужского или женского пола происходит даже не в момент их появления, т. е. рождения, а раньше. Оно также распространяется на все предшествующие и последующие поколения. Это признание не изменяется со смертью данного члена общества [2].

7. Для «нормальных членов общества» наличие в их среде объек­тов, имеющих пол, является «естественным явлением». Эта естествен­ность несет с собой в качестве одной из составляющих своего значе­ния понятие правильности, т. е. нравственного надлежания данного положения дел. Поскольку это естественное явление, для членов на­шего общества существуют только естественные мужчины и есте­ственные женщины. С их точки зрения, правильное общество состоит только из тех, кто имеет либо одну, либо другую половую принадлеж­ность. Поэтому «настоящий» член общества — в рамках того, что он принимает, и того, принятия чего он ожидает от других как надлежа­щих представлений о «естественном» в отношении распределения в обществе лиц, имеющих пол, — находит странными заявления таких наук, как зоология, биология и психиатрия. Эти науки утверждают, что решения, касающиеся половой принадлежности, могут быть про­блематичны. «Нормальный член общества» находит странным и со­мнительным «научное» сочетание у человека и мужских и женских признаков, процедуру для определения пола, при которой складыва­ются перечни мужских и женских признаков и в качестве критерия пола берется избыток, практику использования первых трех лет обу­чения для определения пола или согласие с возможностью существо­вания в обществе мужчин с влагалищами и женщин с пенисами.

Эта характеристика на основе «здравого смысла» ни в коей мере не ограничивается лишь мнением непрофессионалов. Например, веду­щий специалист крупного факультета психиатрии этой страны так отреагировал на рассказ об описываемом случае: «Не понимаю, поче­му стоит уделять столько внимания таким случаям. Она, в конце кон­цов, — очень редкое явление. Эти люди, по сути, ошибка природы». Вряд ли мы могли бы сформулировать точку зрения, более соответ­ствующую «здравому смыслу». Мера приверженности членов обще­ства нравственному порядку полового разделения, вероятно, состоит в недоверии к характеристике, отличающейся от «естественных фак­тов жизни». Как мы увидим в дальнейшем, Агнес, хотя и ненамерен­но, во многом позволила нам понять институциональную мотивиро­ванность этого недоверия.

Я уже неоднократно подчеркивал, что для настоящего члена обще­ства «нормальное» означает «в соответствии с нравами». Следователь­но, половая принадлежность как естественное явление означает поло­вую принадлежность как естественное и нравственное явление. По­этому готовность члена общества относиться к нормальной половой принадлежности как к объекту теоретического интереса для опреде­ления реальной сущности людей, имеющих пол, требует абстрагиро­вания от институционально упорядоченных жизненных условий. Однако мы обнаруживаем, что «нормальный член общества» не отно­сится к половой принадлежности, своей собственной или чужой, как к чему-то, представляющему лишь теоретический интерес, хотя это в принципе ограничивает наш исследовательский интерес к феномену «нормальной половой принадлежности», что характерно и для других наук. «Нормальный член общества» также относится к полу лиц, окружающих его в повседневной жизни, как к качеству, «определяе­мому природой». Это качество, как только оно было определено «при­родой», сохраняется на всю оставшуюся жизнь независимо от време­ни, ситуации или практической выгодьг. Принадлежность человека к мужскому или женскому полу в действительности и в глазах «нор­мальных членов общества» сохраняет свою инвариантность на протя­жении всей его предшествующей и будущей жизни, а также за ее пре­делами. Его половая принадлежность остается неизменной на протя­жении любого реального и потенциального отрезка жизни. Говоря словами Парсонса, она «неизменна перед лицом любых обстоя­тельств».

8. С точки зрения «нормального члена общества», если исследовать популяцию лиц, имеющих пол, в один момент сосчитав число пред­ставителей мужского и женского пола, а в следующий раз, исследовав ту же популяцию вновь, не будет обнаружено никаких переходов из одного пола в другой, за исключением официально санкционирован­ных переходов.

Наше общество запрещает своевольные или беспорядочные смены перемещения из одного пола в другой. Оно требует, чтобы подобные переходы осуществлялись в соответствии с известными правилами, подобными тем, которые действуют в отношении маскарадов, теат­ральных представлений, вечеринок, светских мероприятий, шпиона­жа и т. п. И для тех, кто их осуществляет, и для тех, кто их наблюдает, такие изменения ограничиваются факторами времени, ситуации и жизненных обстоятельств. От совершившего изменение ожидается, что «по окончании представления он прекратит играть». По пути до­мой с вечеринки человеку могут напомнить, что вечеринка «уже за­кончилась» и что в своем поведении ему следует вернуться к себе та­кому, какой он есть «на самом деле». Подобные предупреждения как «первая линия социального контроля» представляют собой типичные санкции, посредством которых человеку предлагают действовать в соответствии с ожидаемыми установками, внешними проявлениями, профессией, манерой одеваться, образом жизни и т. п., предписанны­ми основными институтами. В нашем обществе они состоят главным образом из профессиональных и родственных договоренностей с их подразумеваемой обязательностью. Их значение таково: они заставля­ют человека соблюдать их вне зависимости от его желаний, т. е. «нра­вится ему это или нет». С точки зрения нормального члена общества, изменение соотношения полов в населении возможно только через рождение, смерть и миграцию.

Агнес отлично осознавала, что пошла альтернативным путем, что этим путем идут крайне редко и что смена пола строго наказуема. Как и Агнес, нормальный член общества знает, что есть люди, изменяющие пол, однако, как и она, он считает таких людей ненормальными, стран­ными. Обычно ему трудно «понять» изменение как таковое, поэтому он ратует за наказание либо за лечение. Агнес придерживалась той же точки зрения [3], хотя ее пол был для нее делом личного выбора меж­ду двумя возможными альтернативами. Кроме того, перед Агнес сто­яла тягостная необходимость обосновать свой выбор. Выбор состоял в том, чтобы предпочесть жить как «человек с нормальным полом», кем она, собственно, всегда и являлась.

Агнес согласилась с данным описанием реального мира, хотя и признавала, что в этом мире есть люди (к которым она себя причисля­ла), сменившие пол. Агнес противопоставляла свои прежние годы тому, что она убежденно расценивала как нормальную половую при­надлежность. Стремясь изменить свое свидетельство о рождении, Аг­нес рассматривала это изменение как исправление ошибки, совершен­ной людьми, не ведавшими об «истинных фактах».

Агнес была убеждена, что на свете не слишком много людей, кото­рым она могла бы рассказать о своем поступке и которые бы «действи­тельно поняли». Поэтому для нее обычно важное взаимопонимание с другими людьми имело в себе нечто мучительное, особенно когда речь шла о дихотомии полов, а именно: Агнес не могла поверить, что ее обстоятельства, как они представлялись ей, были бы восприняты бо­лее или менее сходным образом ее собеседником, если бы он оказался на ее месте. Мы можем назвать этот феномен проблематичным «об­щим пониманием» касательно половой принадлежности между лица­ми, имеющими пол, относящимися к полу друг друга как к тому, что известно им обоим, и к тому, что воспринимается ими как нечто само собой разумеющееся.

9. В культуральной среде лиц с «нормальным полом» мужчины имеют пенисы, а женщины — влагалища. С точки зрения «нормально­го члена общества», даже когда мужчина является обладателем влага­лища или женщина — обладательницей пениса, его или ее, как бы это ни было трудно, все же можно причислить к одному или другому ла­герю. Агнес разделяла эту точку зрения как естественное явление жизни, хотя то же самое общество включало в себя по меньшей мере ^?одну женщину с пенисом, ее саму, а после операции — женщину с ис­кусственным влагалищем. Общество включало в себя и других таких людей, о которых Агнес знала из печатных изданий и бесед с врачами в своем родном городе и в Лос-Анджелесе. По ее словам, ни с кем из этих людей она не была знакома лично.

10. То, что Агнес могла настаивать на своей принадлежности к ес­тественной популяции лиц, имеющих пол, несмотря на то что до опе­рации она была женщиной с пенисом, а после операции — женщиной с искусственным влагалищем, указывает еще на одно важное свойство человека с естественным полом. Сравнивая представления Агнес не только с представлениями «нормальных членов общества», но и с представлениями «нормальных членов общества» о людях, чьи поло­вые органы по гем или иным причинам изменяют свой внешний вид либо поражаются или исчезают вследствие старения, болезни, травм, хирургического вмешательства, мы отмечаем, что «нормальные члены общества» и Агнес настаивают совсем не на том, что женщина должна обладать влагалищем (мы рассмотрим только случай нормальной женщины; те же аргументы справедливы в отношении мужчин). Они настаивают на обладании либо влагалищем, сотворенным природой, либо влагалищем, которому следовало бы быть там всегда, т. е. на ле­гитимном обладании. Нас интересует влагалище как предмет закон­ного владения. Это влагалище, на которое человек наделяется правом. Хотя «природа» является предпочтительным и «настоящим» источ­ником этого права, в качестве такого источника могут выступать и хирурги, если они исправят ошибку природы, т. е. если они исполнят роль агентов природы для обеспечения «того, что природой подразу­мевалось на этом месте». Не просто этим влагалищем, а именно этим влагалищем как тем, что полагается. Точно так же, как для члена не­кого языкового сообщества то или иное речевое высказывание есть случай слова-в-языке, либо для игрока тот или иной ход есть ход-в- игре гениталии, служащие для нормального члена общества призна­ком нормальной половой принадлежности, представляют собой пени- сы-и-влагалища-в-нравственном-мироустройстве-лиц-имеющих-пол. (Я говорю описательно. Я рассматриваю эти «сущности» как атрибу­ты, которые члены общества обнаруживают вокруг себя. Во избежа­ние недоразумений я бы хотел подчеркнуть, что речь идет о фактах. Я не утверждаю платонический реализм в качестве основного прин­ципа философии социальной науки.)

Эту особенность иллюстрирует опыт общения Агнес с двоюродной сестрой, женой брата и тетей. Говоря о том, что она охарактеризовала как «ревность» жены брата, примерно ее ровесницы, к незнакомому с ними обеими гостю ее брата, который явно предпочел ей Агнес, Агнес прокомментировала изменение отношения к ней со стороны жены брата от симпатии, которую она испытывала до ее приезда в Мидвест- сити, до осуждения — впоследствии. По словам Агнес, она чувствова­ла, что жена брата относится к ней как к «фальшивой», а не настоя­щей женщине. Агнес сказала, что жена брата чувствовала в ней сопер­ницу. (Описанное соперничество было обоюдным, поскольку Агнес сообщила, что ей трудно «выкинуть жену брата из головы».) То же самое касается двоюродной сестры Агнес: легкое неодобрение с ее сто­роны до поездки Агнес в Мидвест-сити сменилось открытой враждеб­ностью по ее возвращении. Агнсс объясняла это негодованием сестры по поводу тог о, что Агнес не стремилась подражать ей в деле ведения хо­зяйства и отношениях с противоположным полом. Агнес также срав­нила соперничество двоюродной сестры с разительным изменением отношения со стороны старшей тети, которая сопровождала ее мать в Лос-Анджелес, чтобы позаботиться об Агнес во время ее восстанов­ления после операции по удалению пениса. Агнес охарактеризовала тетю как безусловно нормальную женщину. Тетя, сообщила Агнес, отражала отношение других членов семьи. Это отношение, сказала Агнес, заключалось в общем принятии до поездки в Мидвест-сити, ужасе и осуждении после ее возвращения и вновь принятии ее и отно­шении к ней как «в конечном счете настоящей женщины» (Агнес про­цитировала слова тети) после операции и во время наших бесед, когда тетя пребывала в Лос-Анджелесе. Важно отметить: в каждом случае предметом интереса было не обладание пенисом или искусственным влагалищем. В отношениях Агнес с двоюродной сестрой и женой бра­та пенис Агнес по первому впечатлению противоречил ее претензиям, выражавшимся другими аспектами ее внешнего вида, на обладание чем-то настоящим. Вглучае с тетей, хотя влагалище и было искусст­венным, оно все-таки было настоящим, поскольку теперь оно рассмат­ривалось как то, на что Агнес всегда имела право. И тетя и мать Агнес были поражены тем фактом, что операция вообще состоялась «в этой стране». Следует, конечно, подчеркнуть, что врачи из Медицинского центра УКЛА своими действиями восстановили и подтвердили пре­тензии Агнес па статус нормальной женщины.

Следует упомянуть еще некоторые особенности Агнес как есте­ственной женщины.

, Агнес не только открыто выражала свое притязание «Я всегда была девочкой», но и подкрепляла его созданием весьма идеализированной биографии, в которой свидетельства ее исходной женственности пре­увеличивались, а свидетельства смешения различных признаков, не говоря уже о ясных доказательствах мужского воспитания, преумень­шались. Дитя-Агнес, со слов Агнесс, не любило играть в жесткие игры, такие как баскетбол; ее самой большой проблемой была необходимость играть в мальчишеские игры; ее обычно считали неженкой; Агнес все­гда была самой маленькой по росту; она играла с куклами и готовила куличики для своего брата; она помогала матери по дому; Агнес не помнит, какие подарки получала от отца, когда была маленькой. Я как- то поинтересовался у нее, становилась ли она в один строй с маль­чиками в школе. «Для чего это становиться с мальчиками в один строй?!» — отозвалась она удивленно и возмущенно. Когда я разъяс­нил ей, что имел в виду построение на занятиях танцами или на мед­осмотре в школе, Агиес сказала: «Никогда». Я спросил ее, неужели она никогда не проходила с мальчиками медосмотр. Агнес ответила утвер­дительно: «Да, никогда». Теперь рассмотрим самоподачу Агнес как 120-процентной женщины. Не только в своих рассказах, но и време­нами в разговоре со мной Агнес представала как жеманное, невинное, немного легкомысленное, пассивное, восприимчивое «юное суще­ство». Агнсс описала своего друга как некий антипод 120-процентной женщины — 120-процентного мужчину, который, как сообщила она во время первой нашей беседы и неоднократно повторяла на протяжении восьми напряженных недель после операции, когда спали послеопе­рационные осложнения, а влагалище наконец оказалось тем, что обе­щали врачи, «вообще не заинтересовался бы мной, если бы я была не­нормальной». Пенис, которым обладала естественная женщина, при неоднократных расспросах представал как отросток, единственное на­значение которого — служить проводником урины. По словам Агнес, се пенис никогда не находился в эрегированном состоянии; никогда не вызывал у нее интереса; никогда не подвергался исследованию ею или кем-либо еще; никогда не задеЙствовался в играх с другими деть­ми; никогда не двигался «по ее воле»; никогда не служил источником удовольствия; он всегда был лишь отростком, прикрепленным к ней жестокой прихотыо судьбы. Когда после удаления пениса Агнсс спро­сили, что теперь, когда у нее нет ни пениса ни мошонки, она думает о них, она ответила, что не видит необходимости думать о них что-либо, кроме того, что можно думать по поводу удаленного физического де­фекта.

Агнес часто привлекала мое внимание к недостаточности своей био­графии, которая объяснялась тем фактом, что окружающие, и особен­но ее друг, воспринимали ее как девушку. Агнес рассказала о семнад­цатилетнем пробеле в своей жизни и указала на то, что окружающие приписывают нынешней ее женственности непрерывность с момента рождения. Она отмечала, что только с того времени, как изменилась, смогла приобрести женскую биографию, которую она и окружающие в свете ее нынешней внешности и нынешних условий могли бы рас­сматривать как события ее прошлого. Агнес не хватало биографии, которая могла бы служить контекстом для проживания ситуаций в настоящем. Для окружающих, и особенно для друга Агнес, настоя­щая женщина должна была соответствовать ожиданиям, которые сама Агнес подкрепляла в своем друге. Два предшествующих года были для Агнес постоянным источником кризисов, о которых я расскажу подробнее, когда речь пойдет о ее переходе и специальных средствах его осуществления.

Еще одна особенность нормальной естественной женщины обнару­живается в данном Агнес описании и настойчивом утверждении сво­его извечного желания быть такой, какой она всегда себя ощущала. В ее описаниях это желание имело загадочную, неизвестную природу и выстояло перед злоключениями несведущего мира, который безус­пешно пытался сбить ее с пути нормального развития. Агнес постоян­но подчеркивала: «Я всегда хотела быть девочкой; и я всегда была де­вочкой, но мир по ошибке навязывал мне совсем другое». Неоднократ­но в ходе наших бесед я интересовался, чем она объясняет это столь твердое желание. Смысл ее ответов неизменно сводился к «это не­объяснимо».

Учитывая то, что Агнес полностью разделяла принятое в среде «нормальных людей»- разграничение на нормальных естественных мужчин и нормальных естественных женщин, ей было легче провести различие между собой мужчиной или женщиной, чем между собой естественной женщиной или мужчиной-гомосексуалистом. Уже само упорное подчеркивание женской предыстории, маскулинности свое­го друга, неэстетичности своего пениса и тому подобное обнаружива­ет характерную особенность: неизменно женскую идентификацию. Инструментальный реализм, направленный ею на освоение выбран­ного полового статуса, в значительной мере имел своей целью освое­ние ситуации, позволяющее избежать того, что она рассматривала как ошибочную и унизительную идентичность. Те, кто путали эти две идентичности, совершали в ее глазах объективно определимую ошиб­ку, проявляли невежество и несправедливость. Те из ее защит, которые дорого обходились ей в плане эффективности и ориентации в действи­тельности, были направлены на сохранение дистанции между ее есте­ственной нормальной женственностью и мужской гомосексуально­стью. Время от времени в ходе наших встреч, когда я выводил разго­вор на тему гомосексуалистов и трансвеститов, Агнес оказывалась в весьма затруднительном положении, одновременно испытывая и ин­терес к этой проблеме, и тревогу по ее поводу. Манера Агнес в такой ситуации походила на легкую депрессию. Ее ответы становились ску­пыми. Порой, отвергая свою осведомленность в том-то или том-то, она говорила прерывающимся голосом. Она настаивала на том, что не имеет ничего общего с гомосексуалистами и трансвеститами. «Я не такая, как они», — твердила она. «В старших классах я избегала маль­чиков, которые вели себя как маменькины сынки... любого, у кого бы­ли такие проблемы... я держалась от них подальше и даже дразнила их, чтобы не общаться... Я не хотела, чтобы меня заметили в их компании и решили, что я из их числа. Я не хотела, чтобы меня считали такой же, как они».

Как «нормальным членам общества» зачастую трудно понять, «по­чему человек себя так ведет», т. е. проявляет гомосексуальные тенден­ции или надевает одежду противоположного пола, так и Агнес демон­стрировала некоторую недостаточность «понимания» в отношении подобного поведения, хотя обычно говорила о них сдержанно и нико­гда — с возмущением. Ее было неприятно сравнить себя — по моей просьбе — с гомосексуалистами и трансвеститами. Хотя ее заинтере­совала информация о том, что один трансвестит, которым занимается другой исследователь, хотел бы с ней пообщаться, она отказалась от встречи с ним. Она не думала и о том, чтобы поговорить с кем-либо из других наших пациентов, упомянутых мною в беседах, пациентов, опыт и переживания которых были сходны с ее опытом и пережива­ниями. Когда я сообщил ей, что группа из семнадцати человек из Сан- Франциско, прошедших либо только планирующих операцию по удале­нию пениса, выразила заинтересованность во встрече и обмене опытом с теми, кто столкнулся с аналогичными проблемами, Агнес заявила, что ей трудно представить, о чем бы они могли говорить, и заверила, что эти люди ее абсолютно не волнуют.

Как мы убедились, она настаивала на том, что се мужские половые органы — это ошибка природы, ее личная беда, несчастный случай, к тому же «это от меня не зависело». Она так и не смирилась с их нали­чием и рассматривала их как аномальный вырост. Порой она говори­ла о них как об опухоли. Поскольку половые органы не могли высту­пать как существенные признаки ее женственности, а Агнес нуждалась в существенных и естественных признаках принадлежности к жен­скому полу, в качестве таковых она называла неизменное желание быть женщиной и выпуклые груди. Она описывала свои «женские» чувства, поведение, круг общения и тому подобное не как дело лично­го решения или выбора, а как нечто заданное, естественное явление. По ее мнению, они естественно проявились бы с самого начала, если бы не вводящее в заблуждение, фрустрирующее, непонимающее окру­жение.

В качестве существенных признаков своей женственности она на­зывала прежде всего грудь, Несколько раз во время наших бесед она вспоминала облегчение и радость, которую испытала, заметив в две­надцатилетнем возрасте, что у нее начинает развиваться грудь. Она сказала, что утаила свое открытие от матери, брата и сестер, посколь­ку «это было не их дело». Из ее дальнейших замечаний стало ясно, что она боялась, что они сочтут развитие груди медицинской аномалией и, учитывая ее возраст и неправомочность, могут направить ее, вне зависимости от ее желаний, вопреки этим желаниям и тому, на чем она могла бы настоять, па лечение и тем самым поставить под угрозу раз­витие груди. Агнес очень гордилась размером своей груди, а также другими параметрами. Перед операцией она боялась того, что «врачи из УКЛА» решат без ее ведома во время операции, что в целях излече­ния ей лучше удалить грудь, а не пенис и мошонку. Вследствие эндо­кринологических изменений и других обстоятельств после операции Агнес потеряла в весе. Ее грудь уменьшилась; обхват груди сократил­ся с 95 до 86 см. Огорчение, которое она испытала, было достаточно интенсивным, чтобы счесть его одним из факторов, составляющим непродолжительную, но серьезную постонерационную дспрессию. По окончании медицинской работы, продела]]пой в отделениях эндок­ринологии и урологии, но до операции, Агнес позволила себе некото­рый оптимизм, который она, однако, старательно сдерживала, посто­янно отмечая, что решение от нее уже не зависит, напоминая себе, мне, Столлсру и Розену, что прежде, особенно после обследования в род­ном городе, позволив ссбе надеяться, она осталась «ни с чем, только с ободрением. Одни слова». Когда ей сказали явиться в Медицинский центр УКЛА и сообщили, что было принято решение удалить ей пе­ние и заменить его искусственным влагалшпсм_; она испытала большое облегчение. Она восприняла решение медиков как авторитетное дока­зательство обоснованности се претензии на естественную принадлеж­ность к женскому полу. Даже осложнения вследствие операции стали восприниматься Агнес как желанные доказательства ее женственно­сти. Например, после операции у нее развилось легкое недержание мочи, поэтому врач посоветовал ей носить специальную прокладку. Когда я немного шутливо заметил, что это, конечно, для псе в новин­ку, она засмеялась и была явно польщена и довольна.

Можно припомнить множество эпизодов, когда мои знаки внима­ния воспринимались Агнес как комплимент се женственности; на­пример, когда я держал ее за руку, переводя через улицу; обедал с нею в Медицинском центре; предложил повесить ее пальто; нее со сумку; придерживал перед ней дверь автомобиля; интересовался, удобно ли она устроилась прежде, чем закрыть дверь, а сам садился за руль.

В такие моменты ее поведение напоминало мне, что быть женщиной было для нее будто получить изумительный подарок. Именно в таких ситуациях она наиболее отчетливо демонстрировала особенности «120-процентной женщины». Она вела себя как человек, только что посвященный в общество своей мечты.