Которые имели существенное, серьезное и совершенно очевидное влияние на существующее положение в мире и на ныне живущее поколение»"Это положение имеет для Шиллера эвристический характер, поскольку утверждение, что для объяснения любого современного события необходима вся мировая история, с неизбежностью влечет за собой необходимость предложить критерии для отбора исторических фактов. И он такой критерий предлагает: При собирании материала для всемирной истории важно иметь в виду, в какой связи находится тот или иной исторический факт с теперешним положением в мире»56. Прямые параллели с этими рассуждениями Шиллера мы обнаруживаем снова у Блока, который вскрывает распространенную ошиб- ку исторического познания, суть которой в том, что Эволюцию человечества представляют как ряд коротких рывков, каждый из которых охватывает всего лишь несколько человеческих жизней». Утверждая, что общество не детерминируется лишь ближайшим предшествующим периодом, Блок высказывает убеждение, что В этом огромном континууме великие потрясения способны распространяться от самых отдаленных молекул к ближайшим». Конечный вывод в этом рассуждении Блока выглядит так: Во времени, как и во вселенной, действие какой-либо силы определяется не только расстоянием»57. Но если это так, то историку уже недостаточно просто в хронологической последовательности выстраивать известные ему факты, связывая их в цепочки только по принципу причинно-следственности. Нужны иные основания упорядочения исторического материала, выстраивания исторической целостности. Так же как Гердер считал, что «времена полны хаоса», Шиллер говорил, что именно историк Заимствует... гармонию из своего внутреннего мира и переносит ее вовне в мир вещей, то есть он привносит разумную цепь в мировой процесс и телеологическое начало в историческую науку»58. Шиллеру удалось предсказать удивительный психологический феномен исторического познания: «Чем чаще и чем с большим успехом он [историк. — М. Р.] возобновляет свои попытки связать прошедшее с настоящим, тем больше он будет склонен то, что он рассматривает как причину и следствие, связывать одно с другим как цель и средство. Одно явление за другим начинают ускользать от слепого случая и необусловленной закономерно свободы и в качестве отдельного звена присоединяются к гармонически связанному целому (которое существует, конечно, лишь в его представлении). Скоро ему становится трудно убедить себя, что эта последовательность явлений, которая выглядит в его представлении столь закономерной и разумной, отсутствует в мире действительности»59, В полном соответствии с предсказаниями Шиллера историки ста- 54 Шиллер И.-Ф, Указ. соч. С. 607. ss Там же. С. 608, 56 Там же. 57 блок М. Указ. соч. С. 26. 58 Шиллер И.-Ф. Указ. соч. С. 610. 5ЧТам же. С. 609-610. ли придавать теориям исторического процесса онтологический характер. И лишь на рубеже XIX—XX вв. в науке вновь была поставлена эта проблема и появились высказывания против онтологизации теоретических построений. Приведем для сравнения высказывание русского эмпириокритика П.С. Юшкевича, относящееся уже не только к историческому знанию, как у Шиллера, и даже не только к познанию, но к мировосприятию в целом: «Иррациональность потока бытия сознание преодолевает тем, что оно — сперва непроизвольно, а потом и произвольно — выделяет постоянные элементы, из которых и около которых оно и начинает строить свой символический мир»60. Итак, Кант и Шиллер по-разному выстраивают свои теории. Но есть нечто существенное, что их объединяет — это убежденность в том, что разрозненность исторических фактов преодолевается только на философском уровне: Иммануил Кант: Иоганн Фридрих Шиллер: «...странным и, по видимости, нелепым намерением кажется попытка составить историю согласно идее о том, каким должен бы быть мировой ход вещей, если бы он осуществлялся сообразно определенным разумным целям; кажется, что в соответствии с таким замыслом мог бы появиться только роман. Но если все же допустить, что природа даже в игре человеческой свободы действует не без плана и конечного замысла, то эта идея тем не менее могла бы быть весьма плодотворной; и хотя мы и теперь слишком близоруки для того, чтобы проникнуть взором в тайный механизм устройства природы, все же упомянутая идея могла бы послужить нам путеводной нитью, позволяющей представить беспорядочный агрегат человеческих действий, по меньшей мере, в целом как систем»6*. «...наша мировая история никогда не могла бы стать чем-либо иным, кроме агрегата отдельных отрывков и не заслуживала бы названия науки, если б ей на помощь не пришла философия. Искусственно соединяя эти отрывки промежуточными звеньями, философия превращает этот агрегат в систему, в разумное и закономерно связанное целое»62.
60 Юшкевич П. С. Современная энергетика с точки зрения эмпириосимволиз-ма//Русский позитивизм: Лесевич, Юшкевич, Богданов. СПб., 1995. С. 141. 61 Кант И. Указ. соч. С. 117. 62 Шимер И.-Ф. Указ. соч. С. 609. Но какова же цель исторического познания для историков в конце XVIII в. Наиболее оптимистичен Кант, который, утверждая, что потребность в историческом познании присуща человеческой природе, что само по себе уже является оправданием для ремесла историка, все же считает, что историческое знание, хотя бы в самой минимальной мере, может способствовать переустройству общества на разумных основаниях. «...человеческая природа такова, что не позволяет оставаться равнодушным даже к отдаленнейшей в будущем эпохе существования нашего рода, если только ее можно с уверенностью ожидать. В нашем случае этого равнодушия тем более не может быть — и прежде всего потому, что мы могли бы, кажется, с помощью нашего собственного разумного устроения ускорить наступление такого, столь радостного для наших потомков момента»63. Но все же в конце XVIII в. цели исторического познания по-прежнему обнаруживались в морально-этической сфере. Мы уже отмечали в самом начале этой главы, что еше одной существенной проблемой, вставшей перед человеком нового времени, в отличие от средневекового, был страх смерти. Преодолеть его человек пытался, оставив по себе память, осмыслив свое место в чреде поколений, зафиксировав свою связь с поколениями предшествующими и последующими. И эта функция исторического знания, актуализировавшись в эпоху Просвещения, сохранила свое значение и в последующем. Сходные размышления о воздействии исторического познания на нравственную сферу мы находим у Шиллера и спустя ровно сто лет в юношеских записных книжках Лаппо-Данилевского (выдержки из них приводит в своем очерке-некрологе о Лап по-Дан иле веком его друг, человек одного с ним научного круга И, М. Гревс). Совпадение хода размышлений удивительное. Иоганн Фридрих Шиллер: «Приучая человека рассматривать себя в связи со всем его прошлым и подготовляя его к выводам в отношении отдаленнейшего будущего, изучение истории стирает границы между зарождением и смертью, которые замыкают в столь тесные и гнетущие фаницы индивидуальную человеческую жизнь, и своей оптической ил- и Кант И. Указ. соч. С. 111. Александр Сергеевич Лаппо-Данилевский: «Что такое моя личн«я жизнь сама по себе? Жалкий и бессмысленный обрубок без начала и конца, меня вовсе не удовлетворяющий. Но если я на себя взгляну как на частицу вселенной, а на свою жизнь как на микроскопическую долю мирового процесса, я буду видеть начало и конец такой жизни... Человек, в противопо- люзиеи удлиняет его краткое существование до бесконечности, делая незаметным переход о г индивидуума к роду. [История имеет дело с] окончательными результатами законченных процессов, [поэтому] она восстанавливает правильный масштаб для оценки счастья и заслуг, который всячески искажается иллюзиями, господствующими в данном веке»64. ставлении со вселенной, такое ничтожество в пространстве, о котором и говорить нечего и думать не стоит. Но если он будет рассматривать себя как атом, как частицу, хотя бы малейшую частицу мирового здания, как шорох, незначительный звук в гармонии вселенной, словом, если мы взглянем на себя как на участников в мировой жизни, не человеческой только, но именно мировой, — тогда получим значение и станем на свое место»65. Отталкиваясь от идеи Шиллера, еще раз вспомним, что, по Канту, «...у человека... природные задатки, которые направлены на применение его разума, должны развиться полностью только в роде, но не в индивиде». История и должна была воссоединить индивида с родом, но для этого она должна воссоздавать некую целостность, пока хотя бы в эволюционном пространстве. Особо следует подчеркнуть, что эта задача в конце XVIII в. начинает осознаваться не только в исторической науке, но и на индивидуально-психологическом уровне, что воплощается в мемуаротворчестве. Один из самых известных российских мемуаристов Андрей Тимофеевич Болотов, кстати начавший писать свои обширные мемуары в том же 1789 г., когда Шиллер прочитал анализируемую нами лекцию, аналогичным образом определят цель писания своих воспоминаний66. При всем различии ответов Канта и Шиллера для нас очевидно, что ни тот, ни другой не рассматривают историческое знание как основу законотворчества и принятия политических решений. Что же могло служить такой основой в эпоху рационализма. Ответ содержится в названии труда Иеремии Бентама «Введение в основание нравственности и законодательства». Формулируя этический принцип утилитаризма и его практическое значение, Бентам пишет: «Природа поставила человечество под управление двух верховных властителей, страдания и удовольствия... Принцип полезности признает это подчинение и берет его в основание той системы, цель кото- 64 Шиллер И.-Ф. Указ. соч. С. 611. 65 Цит. по: Гревс И. М. Александр Сергеевич Лаппо-Данилевский (Опыт истолкования души)//Русский исторический журнал. СПб., 1920. Кн. 6. С. 58, 64. 66 См. с. 251. рой возвести здание счастья руками разума и закона [выделено мной. — М. Р.]»67. Таким образом, в основе политических решений лежат разумно понятые принципы нравственности. «Известная мера правительства (это только особенный род действия, совершаемого частным лицом или лицами) может быть названа сообразной с принципом полезности или внушенной этим принципом, когда таким же образом стремление этой меры увеличить счастье общества бывает больше, чем ее стремление уменьшить это счастье»68. Характеризуя умонастроение законодателя, выдающийся русский историк права М. Ф. Владимирский-Буданов писал, что особенностью XVIII в. в сфере законотворчества — и не только в России — было преобладание «философского направления» с «...мыслью о возможности произвольно устроять правовую жизнь посредством новых законов»*9. Подведем итоги: • в XVIII в. научное историческое знание призвано в первую очередь дать человеку нравоучительные примеры, что связано с проблемой нравственного выбора, возникающей перед человеком в процессе эмансипации личности при переходе от средних веков к новому времени; • для решения этой задачи историку было достаточно путем критики достоверности исторических свидетельств точно воспроизвести отдельные исторические факты, не задумываясь об историческом целом; • утвердившееся в 80-е годы XVIII в., прежде всего в немецкой историософии, представление об истории как о едином процессе заставило поставить новую проблему методологии исторического познания: как из разрозненных данных исторических источников получить историческое целое; • в это время сформировались два типа теорий исторического процесса — философски-умозрительные и собственно исторические, их объединяло понимание того, что только философская мысль способна стать системообразующим началом исторической теории; • историческое знание продолжает выполнять преимущественно морально-этические функции — давать нравоучительные примеры и смягчать страх смерти, вписывая индивидуума в историческое про- 67 Бентам И. Введение в основание нравственности и законодательства. М., 1998. С. 9. 6R Там же. С. 11. 69 Владимирский-Буданов М. Ф. Обзор истории русского права. Пг.; Киев, 1915. С. 2.
странство и утверждая его связь с предшествующими и последующими поколениями; • научное историческое знание пока еще не является основой для принятия политических решений, история если и является школой «политики», то действует только через разум и нравственность законодателя. Литература Настоятельно рекомендуемая Болингброк. Письма об изучении и пользе истории: Пер. с англ. М, 1978. Декарт Р. Рассуждение о методе, чтобы верно направлять свой разум и отыскивать истину в науках//Соч.: В 2 т.: Пер. с лат. и фр. М., 1989. Т. 1. С. 250-296. Кант И. Идея всеобщей истории во все мирно-граждане ком плане// Соч.: на немецком и русском языках. Т. 1. Трактаты и статьи (1784—1796). М., 1994. С. 78-123. Шиллер И. Ф. В чем состоит изучение мировой истории и какова цель этого изучения//Собр. соч.: В 8 т. М.; Л., 1937. Т. VII. Исторические работы. С. 593-612.
|
