Вербальный отчет

Отказ Уотсона в 1913 г. от педантичной и ненадеж­ной интроспекции, какой он ее видел, в пользу более по­зитивной психологии стимула и реакции был попыткой не столько создания бихевиоризма как новой психоло­гии без сознания, сколько переформулировки старой психологии в новых терминах [90]. Он предполагал, что мышление в образах можно заменить зарождающимся субвокальным движением. Чувства, думал он, могут иметь эндокринную природу. Ассоциация, как уже по­казал Павлов, это обусловленность рефлекторных отве­тов, а не обязательно связь между представлениями. Фор­мально Уотсон вывел интроспекцию из психологии, но более достоверные результаты интроспекции, особенно в психофизике, оставил [91]. Итак, он был вынужден ос­тавить интроспекцию в качестве вербального отчета. Вы­плеснул ли он с водой и ребенка? Является ли интрос­пекция чем-то большим, чем вербальный отчет?

Действительно, различие есть. Вербальный отчет, рассматриваемый как поведенческая реакция, может быть описан как физический процесс. В этом описании говорение и написание слов окажутся совершенно раз­личными видами движений, если не будет показана их эквивалентность в экспериментальной ситуации. С дру­гой стороны, вербальный отчет как интроспекция — это не реакция, а наблюдение и описание, а значит, инди­кация объектов наблюдения в смысле значений исполь­зованных слов.

По-другому выразить то же самое можно с помощью двух формул:

1. Интроспективное наблюдение:

Э —> Н = С —> факты сознания.

2. Бихевиористическое наблюдение:

Н = Э —> С-—» факты психологии.

Соответственно в первой формуле: в случае инт­роспективного наблюдения экспериментатор (Э) отме­чает факты сознания, о которых сообщает наблюдатель (Н), являющийся их субъектом (С). Во второй формуле: в случае бихевиористического наблюдения наблюда­тель (Н), которым является экспериментатор (Э), наблю­дает за поведением испытуемого (С), выделяя из него

существенные для психологии факты. В классической интроспекции испытуемый является наблюдателем. На нем лежит ответственность за правильность описания данных сознания, потому он должен быть обучен в Лей­пциге, Корнелле или еще где-либо, так как интроспек­ция — это нечто большее, чем просто переживание че­го-либо.

Бихевиоризм сместил локус научной ответственно­сти с наблюдающего испытуемого на экспериментато­ра, который и становится наблюдателем за испытуемым. Это делает возможным психологическое наблюдение за неответственными и необученными испытуемыми; жи­вотными, детьми, слабоумными, душевнобольными, а также необученными, нормальными взрослыми людь­ми. Таким образом, в психологию включаются менталь­ные тесты, так как они используют вербальные реакции наивных испытуемых. Включаются также и эксперимен­ты на животных, потому что обыкновенно дискримина-тивное поведение животного является языком, который разработали преподал животному экспериментатор, что­бы оно могло сказать ему о своих способностях и умени­ях. Вправе ли мы будем сказать, что животное не осуще­ствляет интроспекцию, так как не сообщает себе того, что сообщает экспериментатору? Возможно. Однако важно понять то, что Уотсон, нападая на интроспекцию, был против не использования слов испытуемым, а про­тив использования слов только в том значении, в кото­ром хотел экспериментатор.