Моделирование морфемных подсистем языка
Морфемные подсистемы (словообразовательная и словоизменительная) имеются лишь в тех языках, в которых лексемы составляются из морфем. Переходя к описанию моделей этих подсистем, предварительно объясним, почему выделение так называемого морфологического уровня, предлагаемое в некоторых моделях языка, неправомерно. Морфемы в системе языка Если обратиться к семантике морфем, то окажется, что морфемы делятся на классы, которые в единую систему никак не укладываются. Корневые морфемы являются носителями основных лексических значений слова. Словообразовательные морфемы вносят в значение слова добавочные компоненты (ср.: плыть и переплыть, лес и лесной, лесистый). Словоизменительные морфемы указывают синтаксические позиции словоформы в предложении (ср.: даль океана и в далеком океане). Разные классы морфем изучаются в разных отделах языкознания — в лексикологии, словообразовании, морфологии. Значения морфемы не определяются вне целого слова, вне отношения к семантике корня. Показатель а несет разные функции в словоформах стена, вела, тормоза, мороза. Елена Самойловна Кубрякова, изучавшая эту проблему, показала, что если морфема понимается как знак, имеющий свое означаемое, то определить это значение и описать морфемы как отдельные сущности не удается. Чтобы определить значение морфемы, должно быть еще слово, основа слова и парадигма, потому что понятие морфемы производно от понятия слова. На это же указывает существование связанных морфем, интерфиксов, остаточных фрагментов слов. Морфема не может самостоятельно функционировать в качестве значимой единицы; в составе слова и словоформы она играет строевую роль. Таким образом, морфема не является элементом какой-либо системы или подсистемы языка. Она является частью словоформы и должна.изучаться в составе слова, когда слово рассматривается в аспекте его морфологической членимости. Следовательно, изучая лексико-семантические группировки слов, их словообразовательные связи, рассматривая морфологическую структуру слова, парадигматику слов, мы имеем дело все с одним и тем же элементом системы языка — со словом. Отсутствие морфем в отдельных языках (китайский, вьетнамский, некоторые другие) — также веский аргумент для отрицания морфемного уровня и единой подсистемы морфем как составных частей языковой системы. По словам Юрия Сегеевича Маслова, значение морфемы — это всего лишь молекула смысла, полуфабрикат. Вне слова значение морфемы остается диффузным, плохо определяемым. И все-таки можно разграничить два основных класса значений, которые обслуживаются морфемами. Противопоставление лексических и синтаксических значений издавна было замечено лингвистами и закреплено в терминах номинативностъ — предикативность, слово — предложение. В терминах философских категорий его можно обозначить как противопоставление категорий элемент — структурное отношение. Академик Виктор Владимирович Виноградов писал: нет ничего в морфологии, чего нет или прежде не было в синтаксисе и лексике. В самом деле, анализируя значения, выражаемые в слове с помощью разных морфем, мы не найдем никаких других значений, кроме лексических и синтаксических. Корневые морфемы несут конкретные лексические значения, словообразователь- ные морфемы несут групповые лексические значения: признак, действие, деятель, устройство, детеныш и т. п. Словоизменительные морфемы также могут выражать лексические значения высокого уровня абстрагированности. Таковы, например, значения рода или класса существительных, числа, времени действия глаголов, одушевленности/ неодушевленности, вещественности и собирательности и т.п. Самыми абстрактными среди морфемных лексических значений являются значения частей речи. Но словоизменительные морфемы во многих случаях выражают и синтаксические значения. Заметим, что синтаксические значения могут быть двух типов: отражающие отношения в объективном мире (пространственные, временные и т. п.) и выражающие отношения, устанавливаемые между образами внешнего мира в мозгу человека (предикативные отношения, сравнения, тождество, различие, соответствие и т. п.). Синтаксические значения выражают, например, падежные флексии, которые обозначают отношения между участниками описываемой ситуации (деятель, объект действия, инструмент, место действия и т. п.). Конкретные наборы падежных морфем и значения, ими выражаемые, варьируют от языка к языку. Так, число падежных морфем колеблется от 40 в некоторых дагестанских языках до их полного отсутствия в языках аналитического строя. Какие именно лексические и синтаксические значения закрепляются словоизменительными морфемами — это национальная особенность системы языка. В отборе таких значений нет никакой обязательности, здесь нередко проявляется случай, игра фантазии, поэтому морфологические группировки слов в языках так существенно различаются. Морфемное оформление как лексических, так и синтаксических категорий является факультативным, относится к особенностям техники языка. При отсутствии словоизменительных морфем, например в китайском, вьетнамском языках, те же значения могут быть выражены лексически, интонационно и т. д. При сопоставлении разных языков очень часто выясняется, что морфемным средствам одного языка соответствуют лексические средства в другом. Например, аспекту-альные значения в славянских языках выражаются формами вида глагола, а в германских языках — лексическими средствами. Морфемным средствам одного языка могут соответствовать синтаксические средства другого. Например, падежным формам русского языка соответствуют английские предлоги или позиция слова в предложении в языках аналитического строя. Но случаи использования морфологических и лексических или морфологических и синтаксических средств для выражения одного и того же значения встречаются и в одном языке. Так, значение времени в русском языке выражается глагольными морфологическими формами и лексически: наречиями времени. Значение модальности передается морфологическими формами наклонений, синтаксически — сочетанием слов в предикативном единстве и лексически — словами типа мог, должен, необходимо, обязан и т. п. В германских языках сложился целый класс модальных глаголов —- лексических средств выражения данного значения. Обычно лексемы, избираемые для передачи синтаксических значений, становятся синтаксическими средствами — служебными словами. Ср. новые предлоги в соответствии с, со стороны кого-нибудь, в свете чего-либо и т. п. Новый класс отношений преобразует природу лексических средств — из самостоятельных слов они становятся служебными. Таким образом, особой «морфологической» семантики не существует. Морфемы — проявление языковой техники, а не обязательный элемент системы языка. Именно в сфере морфологии лежат наибольшие различия между языками, и именно поэтому морфемное устройство слова и способы использования морфем в структуре слова легли в основу первой типологической классификации языков мира. Морфемы как единицы плана выражения в зависимости от положения в слове могут состоять из фонем, находящихся в сильных положениях (пол, раз-лич-н-ый, новый и т. д.), но могут включать и фонемы, находящиеся в слабых положениях: половой [пъл-ав-ой], распылить [ръс-пыл'-и-т'], столовый [стал-ов-ый]. Соответственно различаются сильные и слабые позиции морфем, полностью определяемые сильными и слабыми позициями входящих в них фонем. В языках синтетического строя, к которым принадлежит и русский язык, в составе лексемы возникают изменения фонем на стыках морфем. Воз [вое] — возить [ваз'ит'] — извозчик [извошш'ик]; конец [кан'ец] — кончить [кон'ч'ит'] — конечный [кан'еч'ный] — конечно [кан'ешнъ]. Во многих случаях изменения достигают высокой степени слияния стыкующихся морфем, что ведет к утрате границ между морфемами и забвению связей между этимологически родственными словами. Например, разошлись написания однокоренных в провалом слов сватать и свадьба в силу озвончения согласного т на границе морфем. В бесписьменных языках такие превращения морфем приводят к достаточно быстрому забвению связей между родственными лексемами и морфемами, вызывают изменения в системе фонем и облике лексем. В языках письменных, особенно имеющих орфографию, построенную на морфологическом принципе, требующем единства написания морфемы в любом ее положении в лексеме, умение различать морфемы становится условием грамотности. В самом деле, нужно знать, что в словах о-кол-ица, о-кол-о, кол-есо одна и та же корневая морфема кол, а в словах стол-ица, лест-н-ица, ул-ица один и тот же суффикс -иц, чтобы написать их правильно. Такое знание нужно ученым, исследующим этимологию слов и выявляющим словообразовательные парадигмы. Эти теоретические и практические нужды делают понятным существование отдела морфологии, который занимается изучением границ между морфемами в лексеме — морфемики. Фонетические изменения, происходящие на стыках морфем в лексеме, изучает морфонология, отдел языкознания, тесно связанный с фонологией и морфемикой. Мор-фемика дает рекомендации, как правильно разделить лексему на морфемы, а морфонология учит ориентироваться в сложных случаях изменения фонем на стыках морфем. Оба эти отдела изучают план выражения слова — звуковые особенности его лексемы в зависимости от составляющих ее морфем. Морфемика и морфонология — практически полезные и важные отделы языкознания, но они изучают все те же словоформы с точки зрения морфемного состава их лексем, а не морфемы как самостоятельные единицы «морфологического уровня» системы языка. Итак, отдельного морфологического уровня в системе языка выделить не удается, а по наличию в составе лексемы тех или иных морфем она вступает в соотношения с другими лексемами, имеющими такие же морфемы. На основе этих соотношений и образуются словообразовательная и словоизменительная подсистемы языка. Модели словообразовательной подсистемы языка Словообразовательная подсистема как иерархическая организация слов по корневым и словообразовательным морфемам Группировки слов с общим корнем, так называемые словообразовательные гнезда (море — морской, моряк, морячка, мореход, мореплавание и т. д.), — традиционный предмет лингвистического изучения. Несколько позже стали исследовать группировки слов с одинаковыми префиксами и суффиксами, так называемые словообразовательные ряды. Выяснилось, что ряды группируются в словообразовательные типы по общности словообразовательного значения. Словообразовательное значение возникает только в соотношении производящего и производного слова. Например, в слове бег Е.С. Кубрякова определяет значение: отношение предмета к действию (бег от бежать), а в слове белизна — отношение предмета к признаку {белизна от белый). Значения отношения предмета к действию найдем в словах ходьба, полет, разговор и других отглагольных существительных, а значение отношения предмета к признаку — в словах теплота, синева, твердость, шершавость и других существительных, образованных от прилагательных. Подобные группировки слов с одинаковой морфемой и единым словообразователь- ным значением являются наименьшими парадигматическими объединениями, с которых и начинается словообразовательная подсистема языка. Роль элемента в своей подсистеме выполняет пара слов: производящее — производное. Семантика отношений между производящим и производным словами, формирующими словообразовательное значение, отличается большой сложностью. Рассмотрим, например, разработанные Кубряковой следующие модели семантической структуры конкретных производных слов: ЧЕРН- -ИКА отсылочная часть формирующая часть ономасиологический признак категориальное значение категориальное значение «признак-цвет» «предмет-ягода» отношение «предмет обладает признаком»
МАЛИН- отсылочная часть формирующая часть
ономасиологический признак категориальное значение «предмет-ягода» ономасиологический базис значение категориальное «принадлежность» значение «признак»
отношение признак характеризуется по цвету предмета В производном слове есть отсылочная часть, указывающая на производящее слово, и формирующая, которая определяет морфологическую природу рассматриваемого слова. Отсылочная часть позволяет выяснить, на основе какого смыслового признака давалось название (ономасиологический признак), а формирующая часть указывает, чему давалось название — предмету, признаку и т. п. (ономасиологический базис). Между ономасиологическим признаком и базисом устанавливается конкретное отношение, иногда оно может иметь специальный показатель (маркер) в виде словообразовательной морфемы. По словам Кубряковой, за словообразовательным значением стоит тысячелетний опыт человека и его умение обобщать факты, абстрагировать и классифицировать типы отношений и связей между предметами и явлениями внешнего мира. «Из каждого слова, которое мы употребляем, глядят на нас не сорок веков, а по меньшей мере сорок тысячелетий», — так выразил ту же мысль В.И. Абаев (В.И. Абаев. Язык и мышление. М., 1948, с.14). Количество словообразовательных значений относительно невелико, и благодаря им слова достаточно строго группируются и в словообразовательные ряды, и в словообразовательные гнезда. Словообразовательные ряды с разными морфемами, но общими словообразовательными значениями объединяются в словообразовательные типы и категории. Модели подсистем словообразовательных гнезд и рядов построила Е.В. Аликае-ва. Словообразовательное гнездо ветвится на глагольные, субстантивные и атрибутивные ветви, от которых в свою очередь отходят все новые и новые веточки. Так может быть представлено гнездо глагола желать: желание желать - - - - - - - - - - - - - - - - пожелать - - - - - - - - - - - - - - - пожелание желательный - - - - - - - - - желательно желательность желающий желанный Структура словообразовательного гнезда оценивается как многосвязная, то есть в ней нет единого центра управления, а каждая ветвь так или иначе взаимодействует с другой, но не обязательно с каждой другой (и тогда она не чисто многосвязная). Словообразовательный ряд моделируется в виде многоугольника, в вершинах которого размещаются одноаффиксные слова, а ребра и хорды представляют связи между ними. Вот модель словообразовательного ряда существительных на - ЗНЬ:
жизнь
боязнь - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - казнь неприязнь болезнь приязнь рознь
Составляющие словообразовательного ряда не связаны отношениями производно-сти. Ряды, имеющие много составляющих, приближаются к кругам. Словообразовательные ряды образуют скелет, на который нанизываются словообразовательные гнезда. Эту модель автор называет скелетной (многосвязной). Гнезда и ряды фиксируют значения, релевантные для словообразования. Развитие происходит в гнездах, а ряды имеют функцию фиксации системы. Взаимодействие гнезд и рядов обеспечивает единство словообразовательной подсистемы. Системные отношения, связывающие словобразовательные ряды, подтверждаются тем, что по существующим образцам, хранящимся в мозгу, говорящие в нужный момент быстро создают порой даже одноразовые номинации. Ср. по образцу «олимпиада» созданы спартакиада, универсиада и как-то промелькнувшее инсбрукиада. Легко создают нужные слова по действующим моделям дети: айболитка — жен. род от Айболит, лягушки уквакивают (ср. убаюкивают) своих ребятишек спать, где моя переодежда (от переодеться), я всю подушку обслезил, веснушки — весной, зимушки зимой, летушки летом, а осенью осенюшки и др. Особенностью словообразовательной подсистемы лексикона является большое число разного рода нерегулярностей. Очень высокая степень абстрактности, обобщенности слообразовательного значения приводит порой к созданию разных номинаций по одной модели, в результате чего получаются омонимы. Например, значение «относящийся к предмету, названному основой слова», да еще притом, что сама основа имеет разные семемы, приводит к образованию от слова рога лексемы рогач, которой называют и оленя, и жука, и ухват, и обманутого мужа. Такие явления ставят на обсуждение проблемы фразеологичности и даже идио- матичности словообразовательного значения, которое не всегда оказывается предсказуемым. Формально совпадающие словообразовательные ряды могут иметь разные, хотя и связанные друг с другом словобразовательные значения. Например: учить — учитель, водить — водитель, читать — читатель и т.п. — это один словообразовательный ряд со словообразовательным значением «человек, совершающий действие, обозначенное производящим глаголом». А: выключать — выключатель, смесить — смеситель, напылять — напылителъ, растворять — растворитель и т.п. — это другой ряд со словообразовательным значением «орудие, средство для выполнения действия, обозначенного производящим глаголом». Системная организация словоизменительных рядов и типов как бы «содержит свободные места», не занятые конкретными лексемами. Например, в глагольной парадигме лица есть потенциальные семемы «я одержу победу», «я произвожу уборку пылесосом», «я нахожусь в подвешенном состоянии», но нет литературных лексем победю, пылесосю, висю; в парадигме «наименования деятелей по выполняемому действию» («тот, кто делает X») есть мотальщики, обмотчики, но нет будилъщиков, махальщиков и т.д. Нет литературного наименования лица, занимающегося пиаром, как и действия «заниматься пиаром». В парадигме «наименования деятелей по инструменту» есть потенциальная семема «работать лопатой», но нет «лопатчиков»; в парадигме «действие по наименованию инструмента действия» есть потенциальная семема «убирать при помощи грабель», «копать лопатой», но нет литературных глаголов «грабить», «лопатить» и под.; в парадигме «помещение для разведения или содержания животных» — есть телятник, обезьянник, курятник, свинарник, птичник, овчарня, псарня, конюшня, но нет страусятника, куропатника, рыбника и под., хотя эти семемы потенциально в системе языка есть. Парадигма обусловливает место для семемы в системе языка и ее семный состав, что и делает возможным существование в лексико-семантической системе потенциальных семем. О том, что потенциальные семемы являются действительно семемами, свидетельствует возможность их компонентного анализа, а также нередко и наличие просторечных или шутливых номинаций этих семем, не принимаемых литературной нормой, но, тем не менее, существующих в речи: пограбить (поработать граблями), пылесосю, висю и др. Причины такого устройства словообразовательной системы (аномалии, лакуны, нерегулярности) объясняет И.С. Улуханов. Причины могут быть и морфонологические (несочетаемость фонем на стыках морфем), и семантические (например, можно обойтись без форм башу (от басить), чажу (от чадить) и т.п. Однако при всех аномалиях и лакунах словобразовательные ряды и гнезда образуют сеть пересекающихся линий, которые образуют асимметричную систему. В.М. Никитевич именует такие объединения деривационными полями. Действительно, словообразовательные типы принципиально не отличаются от лек-сико-семантических полей, в которых слова связаны по архисеме. Тем более, что словообразовательные поля не имеют единой морфологической приметы, формируются на основе разных моделей на протяжении большого исторического периода (О.Г. Ревзина). Во всех звеньях словообразовательной подсистемы отношения слов отличаются большой сложностью. Организация словообразовательной подсистемы в целом не вполне прояснена, хотя сделано уже многое. Моделирование словоизменительной подсистемы лексикона Вопрос об элементе подсистемы частей речи По словоизменительным морфемам (флексиям) в языках, имеющих морфемы, все слова четко разделяются на большие классы, объединенные одинаковыми парадигмами словоизменения. Эти классы слов были замечены еще в античной грамматике и названы частями речи. Дождь — дождливый — дождить отличаются друг от друга по аффиксальной части, но еще существеннее их различие по парадигмам:
и т. д. Части речи охватывают все слова языка, имеющего морфемы, и образуют наиболее четко выраженную подсистему объединений слов, хотя в состав одной части речи могут входить тысячи лексем. Элементом подсистемы частей речи является ЧАСТЬ РЕЧИ — класс слов, выделяемый по общности парадигм словоизменения. Однако такая общность не всегда бывает отчетливой, и потому принципы выделения части речи и установления ее границ и места в соотношении с другими частями речи были предметом дискуссий с античных времен. Части речи выделялись то по наиболее общему лексическому значению, то по соответствию логической категории субстанции, признака, действия. Этот подход оставляет вне классификации служебные части речи, возникают затруднения с классификацией нетипичных слов. Например, отглагольные существительные (прыжок, движение и т. п.) по логическому значению — действия, а по категориальному — предметы. Существует прямо противоположный подход: выделение частей речи исключительно по грамматическим показателям, по набору словоизменительных морфем. Такой подход наталкивается на трудности в трактовке слов, которые, принадлежа по семантике к той или иной части речи, не обладают присущей этой части речи парадигмой. Таковы, например, несклоняемые существительные в русском языке {какаду, пони, колибри и т. п.). Этот подход пытались откорректировать обращением к синтаксической функции, выполняемой словами. Например, способность слова пони выступать в роли подлежащего или дополнения обеспечивает ему принадлежность к существительным. Традиционное учение о частях речи и, в частности, учебная классификация частей речи складывались с опорой на оба подхода: логико-семантический и формально-грамматический. Часть речи определяется на основе общего для всех входящих в нее слов значения, на основе ее парадигматики и с учетом ее синтаксических возможностей. Ведущий признак для выделения частей речи четко определяется при сопоставлении классов слов в языках флективного строя с классами слов в языках изолирующего строя типа китайского, в котором нет словоизменительных аффиксов. Слова китайского языка, взятые вне предложения, не выявляют никакой отнесенности к категориям предметности, признака, действия. Эта отнесенность определяется только в предложении по позиции слова. Геннадий Прокопьевич Мельников иллюстрирует это положение такими китайскими примерами. Жень ды шу (букв, человек, сущность, книга) — книга человека. Шу ды жень (букв, книга, сущность, человек) — книжник. Ты ды шу (букв, ты, сущность, книга) — твоя книга. Май ды шу (букв, покупать, сущность, книга) — купленная книга. Не случайно в китайском языкознании не существовало учения о частях речи. Китайская лингвистика пользуется категорией цзы (значимый однослог). Различия логико-семантических классов слов в языках аналитического строя выражаются корневыми морфемами и синтаксическими позициями в предложении. В языках же, имеющих аффиксы, некоторые наиболее обобщенные лексические значения оказались помеченными словоизменительными аффиксами. Именно этот морфемный показатель помог оформить и закрепить деление слов на классы частей речи, провел между ними глубокие формальные разграничения. Учение о частях речи имеет смысл только для языков со словоизменительными аффиксами. Если в языке нет таких аффиксов, то деление слов на классы неминуемо сольется с лексико-семанти-ческими классификациями. Но и в морфемных языках деление слов на части речи не бывает последовательным и логически безупречным, потому что морфемное оформление не охватывает абсолютно все слова одной и той же части речи, одной и той же обобщенной семантики. Эти особенности вполне отвечают полевой модели системы языка, построение которой не предусматривает ни строгой логичности членения, ни достижения симметричности частей. Как заметил замечательный отечественный филолог Виктор Максимович Жирмунский, классификация объектов науки, существующих в природе или в обществе, на самом деле вовсе не требует той формально-логической последовательности принципа деления, которая необходима для классификации отвлеченных понятий. Она требует только правильного описания системы признаков, определяющих в своей взаимосвязи данный реально существующий тип явлений. Безупречная с точки зрения формальной логики классификация в применении к подсистемам языка разъединяет то, что реально связано, объединяет то, что реально различается. В системе частей речи наиболее четко с помощью парадигматических классов оформлены существительные и глаголы. Эти два класса слов резко противопоставлены. Другие классы слов (прилагательные, числительные, наречия, служебные слова и проч.) формировались на их основе. Глубоким своеобразием отличаются местоимения. Наталья Юльевна Шведова характеризует их как слова, противопоставленные всем другим словам — именующим, связующим и квалифицирующим. Местоимения означают смыслы, восходящие к глобальным понятиям материального и духовного мира — понятиям о пространстве, о живом существе, предмете, явлении, признаке, количестве, способе осуществления чего-либо, а также об элементарных связях и отношениях между данностями реального мира и его познания. Элемент системы частей речи — отдельная часть речи — оказывается очень сложным образованием. Это класс слов, объединенных общим лексическим значением высокого уровня абстракции и целой системой словоизменительных парадигматических рядов, в той или иной мере охватывающих слова данного класса. Часть речи организована по принципу полевой модели. Ядро образуют группы слов, которые обладают всей системой словоформ этой части речи. Слова с неполной парадигмой оказываются на периферии. В системе частей речи могут быть классы, еще не получившие достаточно четкого морфемного оформления, но выделяющиеся на фоне хорошо оформленных классов слов. Формирование части речи начинается с возникновения нового обобщенного лексического значения, стимулированного синтаксической позицией, обычно предикатной. Структурные группировки слов и словоформ в системе частей речи В рамках одной части речи слова группируются в более мелкие ряды и объединения разного рода на основе лексических значений более низкого ранга, чем значение части речи, и синтаксических значений словоформ, которые способна иметь данная часть речи (если для всех этих значений имеются специальные морфемы). Изучение таких рядов и объединений показывает их большую пестроту и разнородность. Таковы, например, разряды одушевленных и неодушевленных существительных, фазисных и модальных глаголов, относительных и качественных прилагательных, определенных и неопределенных артиклей, а также ряды словоформ, выражающих синтаксические падежные значения объекта или инструмента действия, ряды глагольных словоформ со значениями 1, 2, 3-го лица и т. д. Такие ряды и объединения получили название грамматических категорий и лек-сико-грамматических разрядов. Каждая такая группировка устроена системно, выявляется в противопоставлениях из двух, трех и более составляющих. Например, русская категория падежа имеет шесть членов. Александр Владимирович Бондарко отличает грамматическую категорию от лексико-грамматического разряда по следующим признакам. У грамматической категории обязательно имеется система противопоставленных друг другу рядов грамматических форм (аффиксальных морфем) с однородным значением. У лексико-грамматического разряда такая система форм не прослеживается, хотя могут быть некоторые грамматические средства выражения. Например, в европейских языках есть грамматическая категория определенности/ неопределенности, которая представлена системой употребления определенного и неопределенного артиклей. В русском языке такой грамматической категории нет, хотя можно найти лексико-грамматический разряд слов с семантикой определенности (имена людей, названия конкретных предметов, уникальных объектов типа: солнце, луна и некоторых др.), которые в отличие от неопределенных объектов предпочтительно имеют винительный, а не родительный падеж при отрицании (не вижу солнце, не вижу Олю, но не вижу света, не вижу деревьев и т. п.). Грамматической категорией является залог глагола, а возвратные глаголы на -ся представляют собой лексико-грамматический разряд русского языка, поскольку морфемные оппозиции у них не обязательны. Переходные и непереходные глаголы — это лексико-грамматические разряды, а не грамматические категории. Глубокое взаимодействие грамматических категорий между собой показал американский лингвист Уорф, который в 1937 г. разработал оригинальную типологию грамматических категорий. Он различает открытые и скрытые грамматические категории. Открытая категория имеет формальное выражение в каждом предложении, содержащем член этой категории. Нельзя, например, употребить существительное русского языка без категории рода, причем эта категория будет представлена и в прилагательном, а иногда и в глаголе, которые согласуются с данным существительным: Эта фарфоровая чашка неизменно привлекала внимание посетителей музея. Скрытая категория выражается особым показателем только в некоторых случаях, в специальных контекстах. Обнаружение скрытых категорий значительно углубляет понимание внутренней организации системы частей речи. Становятся понятными принципы группировки тех слов, которые не имеют всего набора возможных у данной части речи словоформ. Категории таких слов Уорф назвал изосемантическими. Сравним склонение двух русских существительных женского рода:
Слово весна при склонении имеет шесть разных словоформ, а слово ночь — только четыре. Однако для слова ночь так же, как и для слова весна, русская грамматика устанавливает шесть падежных форм, что вытекает из принципа изосемантично-сти словоформ, т. е. из способности того и другого слова выражать одни и те же значения в однотипных синтаксических позициях: нет весны / ночи, дело идет к весне / к ночи, люблю весну / ночь, песня о весне / о ночи. Четыре формы слова ночь обслуживают тот же круг значений, что и шесть форм слова весна. Уорф выявил особенности модулирующих категорий. Эти категории могут быть прибавлены или устранены произвольно в отношении любого слова данного класса. Например, падежи — модули категории существительных, а виды и времена — модули категории глагола. Открытый формант конкретной модулирующей категории является ключом модуля. Уорф наметил основные ступени иерархии грамматических категорий: специфические— родовые — таксономические категории. Например, специфические: именительный, родительный, дательный и другие падежи; родовые — прямой и косвен- ные падежи; таксономические — категория падежа (в отличие, например, от категории числа). Грамматические категории и лексико-грамматические разряды слов структурно организуют не только каждую из частей речи, отдельно взятую. Некоторые из них объединяют в один ряд слова разных частей речи (например, категории рода, числа, лица для существительных, местоимений и глаголов; категории рода, числа
|