Проанализируйте технику следующих споров

Отрывок из романа В.Дудинцева „Белые одежды";

Роман В.Дудинцева „Белые одежды" касается кри­зисной ситуации, сложившейся в советской биологи ческой науке после сессии ВАСХНИЛ, в августе 1948 года, когда на творческие поиски генетиков был наложен строжайший административный запрет, со­провождавшийся увольнением с работы преподавате­лей и учёных, не отказавшихся от своих научных воз­зрений, многими из них заинтересовался НКВД. По заданию Рядно, крупный сельхозинститут ревизует Ф.И. Дёжкин, который вдумчиво анализирует две теории - Лысенко и генетиков, а за ними и людей, развивающих эти теории, в свою очередь разными способами: псевдонаучно („подгонка данных экс­перимента под теорию"), под защитой администра­тивного кресла и долгим путём анализа эксперимен­тальных наблюдений, с риском попасть в сталинские лагеря.

О ситуации в зале, где происходил данный спор, можно судить по докладной записке, составленной ревизорами: „Все бывшие представители формальной генетики, за исключением заведующего кафедрой ге­нетики и селекции профессора Хейфеца Н.М., пере­строились и на деле доказывают верность осознанным ими принципам передовой мичуринской науки, про­возглашённым на августовской сессии академии. Профессор же Хейфец Н.М. занимает странную по­зицию, открыто заявляя о своём несогласии с ос­новами мичуринской науки, и на занятиях со сту­дентами, излагая им курс, допускает оговорки, из которых студенты должны сделать вывод, что курс неверен и навязан для преподавания принудительно...

Варичев. История биологии - это арена идеологиче­ской борьбы. Это слова нашего выдающегося президен­та Трофима Денисовича Лысенко. Два мира - это две идеологии в биологии. На протяжении всей истории биологической науки сталкивались на этом поле мате­риалистическое и идеалистическое мировоззрения... Неспроста новая советская биология была встречена в штыки представителями реакционной зарубежной на­уки, - читал Варичев, упираясь обеими руками в трибу­ну. - А так же и рядом учёных в нашей стране...

- Менделисты-морганисты, вслед за Вейсманом ут­верждают, - набрав скорость, читал Варичев, - что в хро­мосомах существует некое особое „наследственное ве­щество". Мы же вслед за нашими выдающимися лидерами, академиком Лысенко и академиком Рядно утверждаем, что наследственность есть эффект концен­трированного воздействия условий внешней среды...

И потёк знакомый всем доклад, который в разных вариантах все уже читали в газетах и слушали по ра­дио. В зале начал нарастать лёгкий шумок, везде затеп­лились беседы. Но они сразу смолкли, когда в голосе докладчика появилась особая угроза, и стало ясно, что он переходит к домашним делам...

- И даже в нашем институте нашлись, с позволения сказать, учёные, избравшие ареной борьбы против научной истины девственное сознание советских студентов. Я не буду называть здесь тех, кто нашёл в себе мужество и вовремя порвал со своими многолетними заблуждениями, - здесь докладчик всё же взглянул в сторону президиума. - Поможем им залечивать их раны...

- Изгоняя из нашей науки менделизм-морганизм-вейсманизм, - повысил голос Варичев, - мы тем самым изгоняем случайности из биологической науки. Наука - враг случайностей. Нам не по пути с теми, кто, используя ядовитый колхицин, устраивает гадания на кофейной гуще, плодя уродцев и возлагая на них несбыточные надежды. Мы без сожаления расстались уже с двумя такими гадателями, и это, по-видимому, не всё. Профессор Хейфец, я обращаюсь персонально к вам. До сих пор мы только терпеливо слушали ваши поношения по адресу советской науки и были либеральными свидетелями ваших фарисейских заигрываний с нашей сменой - студентами и аспирантами. Выи ваши скрытые коллеги должны, наконец, понять, что наступает предел и этому терпению, и этому либерализму. Выбирайте сами, что вам по душе - присоединиться к победоносному шествию советских учёных, возглавляемому нашими маститыми знаменосцами, и вместе с нами творить будущее, или же, будучи отброшенными на задворки истории, оказаться на свалке вместе с такими приятными соседями, как Мендель, Морган и Вейсман.

Побияхо А.В. Давайте вернёмся в русло, проложен­ное для нас исторической сессией. Известно, что менде­листы-морганисты отрицают влияние условий выра­щивания на изменение сортовых качеств. Мутагены, колхицин, рентгеновские лучи, то, что уродует орга­низмы, - вот их арсенал. В противовес этому Ложному и вредному для производства методу Трофим Денисо­вич, Кассиан Дамианович разработали диаметрально противоположный принцип и показали на практике его действенность. Лично я в своей многолетней работе...

Она развернула тетрадку и стала читать подробный доклад о переделке пшениц - озимых в яровые и яровых в озимые. Как бы засыпающий её голое постепенно стал тонуть в общем слитном шуме...

- Именно поэтому, - вдруг отчётливее и громче загрохотал в динамиках голос Побияхо, — именно поэтому я не могу не высказать здесь своего удивления по поводу позиции, занятой Натаном Михайловичем. Мне непонятна его подчёркнутая оппозиция по отношению к нам, его коллегам, к советской науке, непонятны его поза и действия, напоминающие действия известного крыловского персонажа по отношению к питающему его дубу...

- Натан Михайлович Хейфец! — объявил председатель.

И сразу зал затих. Профессор Хейфец, бледный, с белыми, как сияние, волосами, в длинной болотного цвета кофте домашней вязки, слегка согнувшись, спе­шил к сцене - головой вперёд. Суетясь, он взошёл на трибуну и цепко охватил её края беспокойными паль­цами. Долго молчал, приходил в исступление.

- Ругаете! - крикнул внезапно, и голос его будто поскользнулся и упал. - За что? Разве не у вас всех на глазах я с утра до ночи пропадаю - то в лаборатории, то в библиотеке, то на кафедре? Разве вы не видите, что для меня ничто не существует, кроме любимой науки и истины?

- Демагогия! - крикнул кто-то по-соседству с Вонлярлярским. Тот так и шарахнулся в сторону.

- Вас, как вы выразились, ругают за идеализм, - послышался улыбающийся голос Варичева. - За то, что вы романтик-идеалист и не хотите прислушаться к голосу общественности.

Ничего подобного! Я не романтик и самый строгий материалист. У меня всё - расчёт, достоверность. Подержать в руках, увидеть в микроскоп, проверить химическим реактивом. А вот вы - идеалисты и роман­тики. У вас всё завтра. Ничего в руках у вас не подержишь. Вы против вещества — против вещества!!! И гордо заявляете об этом. Подумать только - комму­нисты, и против вещества! У вас в природе происходит непорочное зачатие. По-вашему, если перед овцой я, как библейский Иаков, положу пёстрый предмет, она родит пёстрых ягнят... Вдумайтесь - вы всё говорите о передаче по наследству благоприобретённых качеств. То, что говорил Ламарк. Но клетка ведь не может сама себе заказывать свои изменения. Химия и физика это доказали намертво. Вы подождите шуметь, вы сначала постигните это - на это нужно время...

- А вы знакомы со статьёй в „Сайенсе"? – опять вмешался голос Варичева. - Том Джеффри высказал обоснованное сомнение в правоте хромосомной теории...

- Читал я, читал эту статью. Да, там высказано. Не доказательство, но обоснованное сомнение. Но ведь познание - бесконечно! Настоящая наука не претендует - как претендуете вы! - на стопроцентное конечное знание! И поэтому публикует всё новое, что найдёт, в том числе и свои сомнения. Мы не боимся тех, кто только и ждёт, чтобы ударить в подставленный нами бок. У ищущих истину ударять в подставленный бок не принято. А кто бьёт - не ищет истины. Ну и что! Может быть, и в плазме есть структуры, связанные с наследственностью. Может быть, откроем! Но то, что уже твёрдо установлено, - от этого мы не откажемся никогда! Сколько бы ни сыпалось брани! Хотя я понимаю, сегодня мы не найдём правды до самой Камчатки...

- Товарищ Хейфец, - сказал Варичев. - Не <го говорите. Признать вас правым будет неправота. И такой неправоты, это верно, вы не найдёте до самой Камчатки.

Одобрительные аплодисменты стайкой пролетели по залу.

- А сейчас [сказал Хейфец]я хочу вернуть Анне Богумиловне её художественный образ, позаимствованный ею у дедушки Крылова. Сначала — анекдот из жизни. Достоверный. Сидят вместе два наших мичуринца. Один говорит: „Чего делать?" Другой: „А что?" Первый: „У Стригалёва на двух растениях ягоды завя­зались". Второй: „Вот сволочь!"

Зал вздохнул и весело загудел. Послышались редкие хлопки.

- А теперь к делу. Анна Богумиловна! Мне помнится, лет десять назад, перед войной, вы ездили в Москву с моей запиской в известный вам институт. Отвезли мешочек семян пшеницы. И вам эти семена там облучили. Гамма-лучами. В институте это зарегистрировано. Ещё помню, вы сказали: „Чем чёрт не шутит". Вы высеяли облучённые семена в учхозе, и выросло много всяких, как вы говорите, уродцев. Но два растения высразу заприметили, вы всё же селекционер. И вот из них-то и пошли те сорта, которыми сегодня вы по праву гордитесь. Мы с цитологами следили за судьбой этих растений, такое настоящий учёный никогда не упустит. Вместе со Стефаном Игнатьевичем смотрели в микроскоп. Но дуб, который дал вам эти жёлуди, подрывать, Анна Богумиловна, не годится. Это недостойно...

-...В науке должна быть уверенность в избранном пути, — тем временем завершил длинную назидательную реплику Варичев.

- Очень торжественно говорите! - возразил Хейфец.- А ведь Колумб не Америку открывать собирался, а Индию. Был уверен в избранном пути. А попал в Америку! А вы говорите, уверенность. Настоящий учёный, если будет заранее знать ответ, не станет и заниматься этим делом! Какая может быть уверенность, если исследуется белое пятно! Простите, ваши слова отражают не научное мышление, а бытовое. Здесь неуверенность, а пытливость нужна! И честность! И устойчивое добродушие! Вы получили аргумент - извольте его обработать, если вы учёный. А не топать. А в общем, всё это пустое... - махнув рукой, Хейфец сошёл с трибуны и так же, головой вперёд, ни на кого не глядя, прошёл на своё место.

 

Отрывок из романа И.Ильфа, Е.Петрова „Золотой телёнок";

Тело водителя „Антилопы" сделало шаг вперёд, но душа его, подстёгиваемая с обеих сторон пронзительными взглядами Кушаковского и Морошека, рвану­лась назад. Козлевич тоскливо посмотрел на друзей и потупился.

И началась великая борьба за бессмертную душу шофёра.

- Эй вы, херувимы и серафимы! - сказал Остап, вызывая врага на диспут, - Бога нет!

- Нет, есть, - возразил ксёндз Алозий Морошек, заслоняя своим телом Козлевича.

- Это просто хулиганство, - забормотал ксёндз Кушаковский.

- Нету, нету, - продолжал великий комбинатор, - и никогда не было. Это медицинский факт.

- Я считаю этот разговор неуместным, - сердито заявил Кушаковский.

- А машину забирать - это уместно? – закричал нетактичный Балаганов. - Адам! Они просто хотят забрать „Антилопу".

Услышав это, шофер поднял голову и вопроситель­но посмотрел на ксёндзов. Ксёндзы заметались и, свис­тя шёлковыми сутанами, попробовали увести Козлеви­ча назад. Но он упёрся.

- Как же всё-таки будем с Богом? - настаивал великий комбинатор.

Ксёндзам пришлось начать дискуссию. Дети пере­стали прыгать на одной ножке и подошли поближе.

- Как же вы утверждаете, что Бога нет, - начал Алозий Морошек задушевным голосом, - когда всё жи­вое создано им!...

- Знаю, знаю, - сказал Остап, - я сам старый католик и латинист. Пуэр, сопер, веспер, генер, либер,мизер, тенер.

Эти латинские исключения, зазубренные Остапом в третьем классе частной гимназии Илиади и до сих пор бессмысленно сидевшие в его голове, произвели на Козлевича магнетическое действие. Душа его присоеди­нилась к телу, и в результате этого объединения шофёр робко двинулся вперёд.

- Сын мой, - сказал Кушаковский, с ненавистью глядя на Остапа, - вы заблуждаетесь, сын мой. Чудеса Господни свидетельствуют...

- Ксёндз! Перестаньте трепаться! - строго сказал великий комбинатор. — Я сам творил чудеса. Не далее как четыре года назад мне пришлось в одном городиш­ке несколько дней пробыть Иисусом Христом. И всё было в порядке. Я даже накормил пятью хлебами не­сколько тысяч верующих. Накормить-то я их накор­мил, но какая была давка!

Диспут продолжался в таком же странном роде. Неубедительные, но весёлые доводы Остапа влияли на Козлевича самым живительным образом. На щеках шофёра забрезжил румянец, и усы его постепенно ста­ли подниматься кверху.

- Давай, давай! - неслись поощрительные возгласы из-за спиралей и крестов решётки, где уже собралась немалая толпа любопытных. - Ты им про римского папу скажи, про крестовый поход.

Остап сказал и про папу. Он заклеймил Александра Борджиа за нехорошее поведение, вспомнил ни к селу ни к городу Серафима Саровского и особенно налёг на инквизицию, преследовавшую Галилея. Он так увлёк­ся, что обвинил в несчастьях великого учёного не­посредственно Кушаковского и Морошека. Это была последняя капля. Услышав о страшней судьбе Гали­лея, Адам Казимирович быстро положил молитвенник на ступеньку и упал в широкие, как ворота, объятия Балаганова. Паниковский тёрся тут же, поглаживая блудного сына по шероховатым щекам. В воздухе висе­ли счастливые поцелуи.

- Пан Козлевич! — застонали ксёндзы.— Доконд пан иде? Опаментайсе, пан!

Но герои автопробега уже усаживались в машину.

- Вот видите, — крикнул Остап опечаленным ксёндзам, занимая командорское место, - я уже говорил вам, что Бога нету. Научный факт. Прощайте, ксёндзы! До свидания, патеры!

 

Вопросы для самопроверки

Особенности устной речи.

Основные приемы подготовки устной речи.

Что такое спонтанность речи?

Какими правилами необходимо руководствоваться при разработке содержания выступления? Какие требования предъявляются к публичному выступлению?

Какие типы композиций существуют?

Какими способами говорящий может обеспечить контакт с аудиторией?

Что такое диалогизация текста?

Какие лексические и синтаксические особенности выступления способствуют его более легкому восприятию?

В чем отличие зачина и завязки выступления?

В чем суть «законов края» речи?