Глава 8 ВОСПРИЯТИЕ ВРЕМЕНИ

 

В этой главе мы совершили определенное отступ­ление от принципа группировки рассматриваемых ди­агностических методик на основании того, для иссле­дования какой психической функции они применяют­ся. В качестве темы отдельной беседы вполне можно было бы избрать анализ способов диагностики роли пространственного фактора в психических процессах. Однако дело в том, что способы изучения участия этого фактора в разных видах психической деятельности очень многочисленны: мы говорили о них, рассматри­вая и произвольные движения, и восприятие, и память, и мышление, и речь. Отдельный рассказ обо всем этом получился бы чрезмерно объемным. А вот способов ис­следования психологического времени (или роли фак­тора времени в психических процессах), адекватно при­менимых в нейропсихологическом диагностическом обследовании, не так много. Поэтому мы сочли возмож­ным рассказать о них в отдельной главе.

q Откуда такая диспропорция?

На ваш вопрос непросто ответить. Несомненно одно: в оте­чественной психологии она возникла давно и продолжает су­ществовать по сей день. Приведем пример, доказывающий наше утверждение. Он непосредственно связан с нейропсихологией. В фундаментальной монографии А.Р. Лурии «Высшие корко­вые функции человека и их нарушения при локальных пораже­ниях мозга», увидевшей свет в 1962 г. и обобщившей материалы его исследований за несколько предшествующих десятилетий, нарушениям восприятия времени посвящено всего несколько абзацев, а нарушениям пространственного восприятия — более пятидесяти страниц (Лурия, 1962). Время как самостоятельный объект психологических исследований фактически не существо­вало, растворяясь в других психических процессах — речи, па­мяти, движениях, произвольной регуляции. В работах А.Р. Лу­рии и его коллег даже речевые обороты, выражающие времен­ные отношения, назывались «квазипространственными». Такое пренебрежение временем сохраняется в отечественной нейро­психологии и сегодня.

Что касается причин диспропорции, то о них можно лишь догадываться. Нам кажется, одна из них связана с тем, что пси­хическое отражение пространства несколько легче объективно исследовать, поскольку оно существует не только как система внутренних образов, но и как зримые, наглядные феномены. Дей­ствительно, нарушения пространственного праксиса, оптико-конструктивной деятельности, пространственной памяти мож­но реально увидеть. Психическое отражение времени, напротив, преимущественно протекает во внутреннем плане; психолог мо­жет судить о нем только по субъективному отчету испытуемого.

q Но ведь если исследовать трудно, это не значит, что исследо­вать не нужно!

Конечно. Поэтому давайте обсудим те методические при­емы, которые все-таки позволяют нам хоть отчасти понять, как реализуется в норме и нарушается при поражениях мозга пси­хическое отражение времени.

q С каких методик мы начнем?

Вспомните, пожалуйста, главу 2, посвященную тем вопро­сам, которые необходимо затронуть в клинической беседе. Сре­ди них обязательно должны прозвучать вопросы об ориентиров­ке во времени. Обычно больного, находящегося в стационаре, спрашивают, какой теперь год, месяц, число, день недели. Та­кие вопросы, как правило, задаются больным, у которых, по данным истории болезни и клинических наблюдений, предполагается наличие выраженных нарушений ориентировки во вре­мени. Если обследуется психически здоровый испытуемый, то можно ограничиться вопросами о дне недели и текущем числе. Кроме того, нужно спросить больного о значимых временных отметках его жизни: о годе рождения, возрасте, других датах.

q При каких мозговых поражениях происходят наиболее грубые нарушения ориентировки в текущем времени?

При поражениях глубинных подкорковых (срединных) структур мозга. Здесь нарушения ориентировки во времени вы­ступают в одном синдроме вместе с модально-неспецифичес­кими нарушениями памяти, к которым в случае «заинтересо­ванности» в патологическом процессе стволовых структур мо­гут присоединяться и нарушения сознания. Ориентировка в те­кущем времени может нарушаться и при массивных поражени­ях лобных долей мозга (Лурия, 1962; Хомская, 1987).

q Известно, что при мозговых заболеваниях (например, при де-менциях позднего возраста) может наблюдаться «сдвиг ситу­ации в прошлое». Что это такое?

Это особый клинический феномен, часто сочетающийся с амнестической дезориентировкой в текущем времени. В таком состоянии больной осознает себя существующим не в реальном (актуальном) времени, а в одном из периодов своего прошлого. Считается, что наиболее часто субъективное ощущение возрас­та сдвигается на максимально наполненные событиями и ин­тенсивно эмоционально окрашенные периоды — молодости и «акмэ» (около 45 лет). В развернутом виде такой феномен встре­чается редко, но отдельные его проявления нам доводилось на­блюдать не раз.

Например, мы обследовали большую выборку пациентов с выраженными расстройствами памяти типа амнестичес1Сого синдрома. У них отмечалась дезориентировка во времени. Ло­гично было бы предположить, что в ответах на вопросы о годе, месяце, числе приблизительно с одинаковой частотой будут встречаться отказы, случаи отнесения текущей даты к будущему или к прошлому. Реальная картина, однако, отличалась от вероятностной: случаев отнесения текущей даты к будущему времени практически не встречалось.

q Вы упомянули вопросы о значимых датах биографии больного. А есть ли смысл спрашивать его о датах значимых обществен­ных событий?

Думаем, да. Только нужно осознавать два важных момента. Первый: с помощью таких вопросов вы исследуете не только хронологические представления, но и возможность актуализа­ции знаний из запасов долговременной памяти. Второй: по на­шим наблюдениям, знание дат значимых исторических собы­тий сильно зависит от возрастных и образовательных факторов.

q То есть если больной не называет такие даты, то это с равной ве­роятностью может свидетельствовать и о распаде хронологичес­ких представлений, и об их несформированности до заболевания?

Не совсем так. Вероятность может быть разной, и здесь очень важно учитывать образовательный уровень, уровень раз­вития познавательной сферы в период до заболевания. Пред­ставим, что перед нами больной пожилого возраста с высшим образованием, до болезни много читавший, интересовавшийся историей и культурой. Его несостоятельность в припоминании дат значимых исторических событий с высокой степенью веро­ятности свидетельствует о распаде хронологических представ­лений вследствие болезни. Другое дело — современные подро­стки. Для большинства из них незнание временной отнесенно­сти крупнейших событий мировой истории (как и неузнавание изображений знаменитых политических и культурных деятелей прошлого) — самое обычное дело.

q Но ведь ориентировка в прошлом включает не только знание дат. Важно представлять себе и последовательность событий. Ка­кие приемы существуют для исследования этой способности?

Можно просто задавать испытуемому вопросы о последо­вательности событий. А можно заранее заготовить карточки с названиями этих событий и попросить испытуемого разложить их в правильной последовательности. Нарушения способности реконструировать правильную последовательность жизненных событий свидетельствуют о дефиците пространственно-времен­ной организации прошлого опыта, то есть эпизодической па­мяти (см. главу 9).

q Психическое отражение времени включает не только хроно­логические представления, но и представления хронометри­ческие, то есть знания о единицах измерения времени и соот­ношениях между ними; возможность оценки и отмеривания различных временных интервалов. Какие методики использу­ются для такого анализа?

Методик и приемов достаточно много, и они органично включаются в процедуру нейропсихологической диагностики по причине своей доступности и компактности.

Например, в конце обследования испытуемого обязатель­но просят, не глядя на часы, оценить продолжительность об­следования и сказать, сколько сейчас времени. Таким спосо­бом исследуется возможность непосредственной оценки време­ни. По нашим наблюдениям, наиболее значительные погреш­ности такой оценки (чаще в сторону недооценки) наблюдаются при дисфункциях правого полушария мозга.

q А почему эта оценка времени называется непосредственной?

По двум причинам. Во-первых, потому что она осуществ­ляется без опоры на реальное, объективное средство измерения времени — без опоры на часы. Однако имейте в виду, что в этой оценке, вне всякого сомнения, присутствует использование осо­бых «психологических орудий» (по терминологии Л.С. Выгот­ского). Это определяемые культурой и формирующиеся в онто­генезе представления о единицах измерения времени и их про­тяженности. Так что в определенном смысле она является и опосредствованной. Во-вторых, если говорить об оценке про­должительности занятия, то она проводится сразу после его окончания, то есть является именно непосредственной, а не отсроченной.

Кроме того, к подобной оценке времени отчасти применим эпитет «непроизвольная»: ведь испытуемого в начале обследо­вания не предупреждают о том, что ему придется оценивать его продолжительность.

q Вы говорите об использовании «психологических орудий». Но ведь в успешности оценивания продолжительности обследова­ния играют роль и биологические факторы, связанные с ритма­ми живого организма...

Вы имеете в виду «биологические часы»? Да, точность оце­нивания временных интервалов зависит и от них. Работа «био­логических часов» давно привлекает внимание биологов, фи­зиологов, психологов (Багрова, 1980; Биологические ритмы, 1984; Хронобиология и хрономедицина, 1989; Портнова, Ба­лашова, Вартанов, 2006). В частности, психологические иссле­дования выявляют возрастные и тендерные различия в их фун­кционировании (Балашова, Портнова, 2006; Вяхирева, Ба­лашова, 2009; Кулешова, Балашова, 2010). Но не будем отвле­каться!

q Хорошо. Если мы спрашиваем испытуемого о продолжительно­сти обследования, то, наверное, можно задать ему вопрос и о времени выполнения отдельного задания?

Конечно, такой прием тоже используется. С его помощью можно получить интересные данные о том, каковы различия в точности оценок длительных и коротких периодов времени, как влияет на нее характер выполняемой деятельности.

Когда проводится оценка продолжительности обследова­ния, речь идет о длительном периоде времени (обычно это час-полтора), заполненном работой над различными заданиями. Когда оценивается продолжительность выполнения одного за­дания, мы имеем дело с более коротким отрезком времени, ко­торый заполнен одной деятельностью. 112 НЕЙРОПСИХОЛОГИЧЕСКАЯ ДИАГНОСТИКА В ВОПРОСАХ И ОТВЕТАХ

q Может ли характер и точность оценки времени выполнения за­дания зависеть от того, интересно оно испытуемому или нет, легкое оно или трудное?

Да, конечно. Например, исследование младших школьни­ков показало, что они точнее оценивают время рисунка, чем письма; более того, в оценке времени рисунка раньше появля­ется типичная и для взрослого возраста тенденция к некоторой недооценке продолжительности рисования (Вяхирева, Балашо­ва, 2009). Мы объяснили эти феномены тем, что рисование рань­ше развивается в онтогенезе и чаще доставляет детям удоволь­ствие, чем письмо.

q Существует и такой метод исследования восприятия времени, как оценивание длительности определенного стимула. Расска­жите о возможностях его применения.

Да, такой метод существует. Например, он был использо­ван в исследовании Е.В. Осминой (1991). Оценивались слухо­вые стимулы частотой 1000 Гц, громкостью 60 ДБ и длительно­стью от 1500 до 2500 миллисекунд. Испытуемый должен был запоминать эталонный стимул, предъявлявшийся не менее 10 раз, а затем сопоставлять его с другими стимулами, предъявляющи­мися то в правое, то в левое ухо. Задача состояла в определении того, является ли каждый переменный стимул более коротким, чем эталонный, более длинным или равным ему (Осмина, 1991). Мы специально привели подробное описание метода, чтобы вы почувствовали: он применим исключительно в контексте экс­периментального научного исследования. Его включение в ком­плекс методов обычного диагностического обследования едва ли реально.

А теперь вернемся к обсуждению подходящих нам диагнос­тических приемов. Мы говорили о непосредственной оценке протяженности временных отрезков, заполненных какой-либо деятельностью. Еще один широко используемый способ — оценка интервала между двумя щелчками кнопки секундомера. Испытуемого просят сказать, сколько времени прошло между двумя щелчками.

q А какой протяженности обычно бывает этот интервал?

Сразу же отметим, что предъявляется не один интервал, а несколько — это позволяет повысить достоверность результа­тов. Относительно их длительности жестких правил нет. Мы обычно предъявляем интервалы длиной в 5, 10, 15 секунд.

q Именно в такой последовательности? И сколько раз предъявля­ется каждый интервал?

Нет, последовательность предъявления может быть разной, например, 10, 5, 15 секунд или 15, 5, 10 секунд. Каждый интер­вал предъявляется однократно. Однако если вас интересует ди­намика показателей, можно предложить испытуемому для оцен­ки разные последовательности интервалов в начале и в конце обследования. Таким образом, удается получить информацию о влиянии утомляемости или «врабатываемости» на точность оценки. Кстати, по нашим наблюдениям, в большинстве слу­чаев точность повторной оценки таких коротких «пустых» ин­тервалов несколько повышается.

q А почему вы называете их «пустыми»?

Это общепринятый термин в психологической литературе. Им обозначаются интервалы, не заполненные какой-либо иной деятельностью, кроме самого отсчета времени.

q Есть ли какие-нибудь данные об оценке таких интервалов в нор­ме и при локальных поражениях мозга?

Прежде всего, следует отметить, что исследования в этой об­ласти (особенно нейропсихологические) пока относительно не­многочисленны, фрагментарны, зачастую выполнены на не­больших выборках испытуемых. Однако кое-какую информа­цию из них почерпнуть можно.

У психически здоровых испытуемых характер оценки «пус­тых» коротких интервалов, по-видимому, зависит от ряда фак­торов: от возраста, пола, уровня тревожности, от индивидуаль­ных особенностей. Если говорить о точности оценки, то она максимальна во взрослом возрасте; у младших школьников, подростков и пожилых испытуемых точность оценки хуже. Жен­щины оценивают такие интервалы менее точно, чем мужчины. Данные о влиянии ситуативной и личностной тревожности крайне противоречивы — в экспериментах констатируется как позитивное, так и негативное влияние этого фактора на точность оценки. Дети младшего школьного возраста с накоплением при­знаков левостороннего доминирования оценивают интервалы менее точно, чем правши. Возможно, это соотносимо с теми трудностями, которые наблюдаются у них при формировании пространственных представлений и навыков. Аналогичные тен­денции прослеживаются и у взрослых испытуемых (Балашова, Портнова, 2006; Вяхирева, Балашова, 2009; Кулешова, Балашова, 2010; Вороненко, 2005; и др.).

Что касается мозговых коррелятов, то у больных с дисфун­кциями правого полушария наблюдается склонность оценивать подобные интервалы как более длительные, чем на самом деле. При поражениях левого полушария интервалы чаще недооце­ниваются.

q Какие еще приемы оценки временных интервалов используются в нейропсихологической диагностике?

Последний прием, о котором имеет смысл поговорить под­робнее, это отмеривание субъективной минуты. Он использу­ется давно, но и сегодня широко применяется в психологи­ческих и клинических исследованиях (Яровицкий, Батурин, 1991; Айрапетов, Зимина, 1999; Симуткин, 2000; и др.). На ка­федре нейро- и патопсихологии факультета психологии МГУ имени М.В. Ломоносова были защищены две кандидатские диссертации, в которых анализировались особенности отме­ривания субъективной минуты при психических расстройствах и при локальных поражениях мозга (Карпова, 1987; Осьмина, 1991).

q Какая инструкция дается испытуемому?

Чаще всего его просят при щелчке секундомера (который включает психолог) начать отмеривать минуту и сказать, когда она закончится. Другой вариант действий: испытуемый сам включает секундомер (понятно, что при этом циферблат зак­рыт), отмеривает минуту и выключает секундомер, когда она, по его мнению, истекла (Осьмина, 1991). Иногда предваритель­но испытуемому задается вопрос: «Представляете, сколько длит­ся минута?»

q А зачем? Это ведь общеизвестно!

Такой вопрос обычно задается при нейропсихологическом обследовании детей младшего школьного возраста или больных с наличием отчетливых симптомов мнестико интеллектуального снижения. В первом случае мы можем столкнуться с несформированностью сведений о единицах измерения времени, во втором — с распадом хронометрических представлений.

q Есть ли какие-нибудь способы проверки сформированности (или сохранности) хронометрических представлений?

Да. В течение последних лет нами совместно с И.Ю. Вяхи­ревой, М.В. Черновой и Ю.М. Даниелян разработаны опрос­ники для младших школьников, позволяющие судить о степе­ни сформированности не только хронометрических, но и про­странственных метрических представлений. В настоящее вре­мя они проходят апробацию на здоровых и умственно отсталых детях. В перспективе планируется конструирование аналогич­ных опросников, адаптированных для пожилого и старческого возраста.

q Вернемся к отмериванию субъективной минуты. Как испытуе­мый должен отсчитывать секунды — про себя или вслух?

Это сложный вопрос. Обычно отсчет времени ведется во внутреннем плане. Однако нужно отметить, что задача, форму­лируемая испытуемому, состоит не в отсчете секунд, а в отме­ривании минуты. Посекундный отсчет — наиболее часто ис­пользуемый прием, но он не обязателен, более того, не всегда приводит к оптимальному результату, поскольку темп отсчета может оказаться слишком быстрым или медленным.

q А как меняется точность отмеривания минуты при поражени­ях мозга различной локализации?

Сначала скажем о том, какова длительность субъективной минуты в норме. Если говорить о возрастных границах приме­нения этого приема, то использовать его можно, начиная с млад­шего школьного возраста, когда ребенок уже интериоризирует и употребляет способы ориентировки во времени, включающие знания о единицах его измерения и соответствующих длитель­ностях.

У взрослых испытуемых субъективная минута достаточно близка к реальной минуте, хотя чаще несколько короче. Срав­нение молодых и пожилых испытуемых показало, что субъек­тивная минута ближе к реальной у молодых людей; вероятно, это связано с оптимальной в этом возрасте работой биологи­ческих часов.

При поражениях мозга отмеривание субъективной минуты изменяется по-разному в зависимости от локализации и латерализации патологического процесса (Осьмина, 1991). При по­ражениях височных отделов левого полушария она укорачива­ется, при поражениях передних отделов левого полушария уд­линяется. При поражениях правого полушария отмечено зна­чительное укорочение субъективной минуты, причем этот сим­птом не зависит от локализации патологического очага внутри правого полушария.

При депрессиях позднего возраста, когда комплексное нейропсихологическое обследование констатирует дисфункцию подкорковых структур мозга больше справа, у больных также очень часто фиксируется короткая субъективная минута (в диа­пазоне от 30 до 40 секунд). Факт укорочения субъективной ми­нуты отмечен в клинических исследованиях и у больных деп­рессиями юношеского и среднего возраста, а также при других психических расстройствах (Яровицкий, Батурин, 1991; Айрапе-тов, Зимина, 1999; Симуткин, 2000; и др.). Интересно, что при депрессиях такое ускоренное течение субъективного времени сочетается с объективным замедлением темпа выполнения мно­гих заданий нейропсихологического обследования.

q Известно, что при исследованиях психологического времени большое внимание уделяется так называемой временной перс­пективе. О чем идет речь? И исследуется ли она в рамках нейропсихологической диагностики?

Под временной перспективой в нейропсихологической ди­агностике подразумевается субъективная картина жизненного пути, представления субъекта о своем прошлом, настоящем и бу­дущем, психическое отражение осуществляемого в течение жиз­ни индивида движения по оси времени, эмоциональной и собы­тийной насыщенности разных биографических периодов (Ана­ньев, 1977). Для исследования временной перспективы в психо­логии применяются различные методы. Это в основном опрос­ники, позволяющие определить, как оценивают люди субъектив­ную протяженность и событийную насыщенность прошлого, на­стоящего и будущего. В качестве примера можно привести каузометрию — предложенный Е.И. Головахой и А.А. Кроником биографический опросниковый метод, с помощью которого ре­конструируется целостная субъективная картина жизненного пути, включающая в себя происшедшие, предстоящие, ожидае­мые и планируемые человеком события (Головаха, Кроник, 2008). Другой пример — методика Ф. Зимбардо (ZTPI), в которой про­водится оценка пяти временных ориентации: позитивного и не­гативного прошлого, гедонистического и фаталистического на­стоящего, будущего. Применение подобных методик демонстри­рует значительную индивидуальную вариабельность показателей психически здоровых испытуемых. Так, например, субъективная длительность настоящего имеет широкий диапазон от часов до годов и десятилетий. Разные аспекты временной перспективы могут существенно изменяться при локальных поражениях моз­га и при психических расстройствах (Брагина, Доброхотова,1988; Блохин, 2006; и др.).

q А применяются ли эти опросники в нейропсихологическом обсле­довании?

В обычном диагностическом обследовании они едва ли при­менимы, поскольку на их выполнение требуется много времени (например, каузометрия обычно занимает от 40 до 60 минут) и высокой степени сохранности мнестико-интеллектуальных и регуляторных аспектов психической деятельности. Эта методика применяется преимущественно для решения научно-исследо­вательских задач.

Рекомендуемая литература

Ананьев Б.Г. О проблемах современного человекознания. — М.: Наука, 1977.

Айрапетов Р.Г., Зимина СВ. Суточная динамика восприятия времени у больных аффективными расстройствами // Журнал неврологии и психиатрии им. С.С. Корсакова. 1999. № 4. С. 54-55.

Багрова Н.Д. Фактор времени в восприятии человеком. — Л.: Наука, 1980.

Балашова Е.Ю., Портнова Г.В. Возрастные особенности психического отражения времени // Психология зрелости и старения. 2006. № 3. С. 5-23.

Биологические ритмы / Под ред. Н.А. Агаджаняна: в 2 тт. — М.: Мир, 1984. Т. 1.

Блохин КН. Нарушения переживания времени у больных опийной нар­команией: Автореф. дис.... канд. психол. наук. — МГУ, 2006.

Брагина Н.Н., Доброхотова Т.А. Функциональные асимметрии чело­века. — М.: Медицина, 1988.

Вороненко И.Н. Особенности воспроизведения временных отрезков и интервалов у студентов с различным типом вегетативной регуляции и уровнем тревожности: Автореф. дис.... канд. психол. наук. — Ставрополь, 2005.

Вяхирева И.Ю., Балашова ЕЮ. О некоторых особенностях оценки вре­менных интервалов в младшем школьном возрасте //Журнал прак­тического психолога. 2009. № 1. С. 101-111.

Головаха Е.А., Кроник А.А. Психологическое время личности. — М.: Смысл, 2008.

Карпова Е.В. Изменения субъективного времени в случаях психической патологии (сравнительное исследование адекватности оценок вре­менных интервалов): Автореф. дис.... канд. психол. наук. — МГУ, 1987.

Кулешова М.Р., Балашова ЕЮ. О тендерных различиях в восприятии времени // Психология в вузе. 2010. № 4. С. 106-115.

ЛурияАР. Высшие корковые функции человека и их нарушения при ло­кальных поражениях мозга. — М.: Изд-во Моск. ун-та, 1962. С. 264- 265.

Осмина ЕВ. Нейропсихологический анализ нарушений психического отражения времени при локальных поражениях мозга: Автореф. дис.... канд. психол. наук. — МГУ, 1991.

Портнова Г.В., Балашова ЕЮ., Вартанов А.В. Феномен «когнитивно­го захватывания» при оценивании временных интервалов // Пси­хол. журн. 2006. Т. 27. № 1. С. 67-80.

СимуткинГ.Г. Искажение индивидуального времени как проявление де-синхроноза при сезонных аффективных заболеваниях // Соци­альная и клиническая психиатрия. 2000. Т. 10. № 3. С. 16-20.

ХомскаяЕД. Нейропсихология. — М.: Изд-во Моск. ун-та, 1987. С. 234-248.

Хронобиология и хрономедицина / Под ред. Ф.И. Комарова. — М.: Ме­дицина, 1989.

Яровицкий В.Б., Батурин В.А. Воспроизведение минутного интервала времени при депрессии у больных шизофренией и маниакально-депрессивным психозом // Журнал невропатологии и психиатрии им. С.С. Корсакова. 1991. № 1. С. 112-117.