Вы порицаете меня, querida, за мой оптимизм. Да, я оптимист. Я склонендумать, что все уладится. "Если бы ты летел в пропасть, -- говорил мне навойне один из моих товарищей, -- то, наверное, считал бы, что дно ее устланостегаными одеялами, и был бы относительно спокоен до тех пор, пока неударился". Преувеличение! Я не считаю, как Панглос у Вольтера', что все к лучшемув нашем лучшем из миров. Мне ведомы страшные стороны и тяготы жизни, я небыл ими обделен. Однако, во-первых, я не думаю, что жизнь совершенно дурна. Это далеконе так. Я отказываюсь считать условия человеческого существования"ужасными". Правда, они весьма необычны; правда, что мы вращаемся накомочке грязи в бесконечном пространстве, не слишком понимая для чего;правда, что мы непременно умрем. Таково действительное положение вещей, иего нужно принимать с мужеством. Да, мы вращаемся на комочке грязи. Проблемав ином: что мы можем и что должны сделать, обретаясь на нем? Во-вторых, я оптимист, ибо считаю возможным что-то совершить на земле,улучшить свою собственную жизнь и -- в более широком смысле -- жизнь родалюдского. Я считаю, что огромный прогресс уже достигнут. Человек в большоймере покорил природу. Его власть над миром вещей несравненно возросла.Пессимист возразит: "Да, но все эти замечательные открытия используютсяисключительно для военных целей, и человечество находится на гранисамоуничтожения". Не думаю, что это неизбежно. В какой-то степени этозависит от нас самих, и в конечном счете мой оптимизм покоится на вере вчеловеческую природу. Я знаю, что человеку присуще величие, что можновзывать к тому лучшему, что есть в каждом из нас. Словом, лучше говорить счеловеком о его свободе, чем о его рабстве. В-третьих, я признаю, что мое первое побуждение перед лицом какого-либособытия -- это стремление понять то хорошее, что оно несет с собой, а неплохое. Пример: по воле обстоятельств я поссорился с влиятельным человеком.Пессимист подумал бы: "Какая незадача! Это повредит моей карьере". Я жеговорю себе: "Какая удача! Я избавился от этого болвана". Такова суть моегоотносительного оптимизма. Мы оба -- Ален, а вслед за ним и я -- поклялисьоставаться оптимистами, ибо, если не поставить себе за правило во что бы тони стало быть оптимистом, тотчас же будет оправдан самый мрачный пессимизм.Ибо если человек впадает в отчаяние или предается плохому настроению, то этонеминуемо ведет его к невзгодам и неудачам. Если я боюсь упасть, тонепременно упаду; это именуется головокружением, и оно присуще как целым народам, так иотдельным людям. Если я считаю, что ничего не могу изменить в делах моейстраны, я и впрямь ничего не смогу. Порядок, вещей таков, что я сам создаю иясную погоду, и грозу -- прежде всего в себе самом, но и вокруг себя тоже.Пессимизм заразен. Если я полагаю, что мой сосед непорядочен, и отношусь кнему с недоверием, он и будет таким по моей вине. Вселять в людей надежду, ане страх -- вот в чем секрет античных мудрецов. Наши нынешние мудрецы,напротив, вселяют в людей отчаяние, но я не думаю, что они так уж мудры. -- Вот как! -- возражает пессимист. -- Вы считаете, что вера в людей, вжизнь и есть мудрость? А не стала ли она для вас причиной ужасныхразочарований? Не сделалась ли она для вас источником слабости внепрекращающейся битве, чье имя -- жизнь? Не станови лись ли вы жертвой людей злых, так долго отказываясь считать их злыми? Да, признаю, я испытал немало жестоких разочарований. В особенности запоследние десять лет, отмеченных ужасами нацизма, кровавой пропастью,разделившей надвое мою страну, изгнанием, арестом близких, разграблениеммоего дома, предательством -- в тяжелые минуты -- со стороны некоторыхдрузей; все это дало мне немало веских оснований для того, чтобы усомнитьсяв совершенстве этого мира. Но ведь я никогда и не верил в его совершенство. Я всегда знал, чтоесть скверные люди (кстати, как правило, это глупцы или неудачники); явсегда знал, что в годину бедствий толпа может сделаться свирепой и тупой.Мой оптимизм заключался и поныне заключается только вот в чем: я верю, чтомы способны в известной мере влиять на события и что, если даже, несмотря навсе наши усилия, нам придется пережить беду, мы можем восторжествовать наднею, если достойно ее перенесем. Декарт сказал об этом лучше, нежели я: "Явзял себе за правило стараться одолевать не столько судьбу, сколько самогосебя, и изменять не столько мировой порядок, сколько свои собственныеустремления". Любить окружающих меня хороших людей, избегать дурных,радоваться добру, достойно сносить зло, уметь забывать -- вот в чем мойоптимизм. Он помог мне в жизни. Да поможет он также и вам. Прощайте.
