Глава 3. «What's the use in trying?
«What's the use in trying? All you get is pain. When I needed sunshine I got rain» The Monkees – «I'm A Believer»
И шум этот, шум. Сливался в сплошной стрекот, как пение цикад в траве, как хлопанье мокрых прикладов по бедрам, как удары ливня или снижение самолета: к третьему дню в этой какофонии ты учишься различать тональности, и самолет со снарядами на слух узнаешь мгновенно. Если жить, конечно, хочешь.
А хотели-то все.
Но тут еще – голоса, крики, лозунги, пение... щелчки, с которыми фотоаппараты «стреляют» в толпу: звук, словно курок спустили. Неровный гул идет словно бы от самой земли, из-под раскаленного асфальта. Полиция тут как тут: потные, изнуренные лица под касками. И треньканье, звон – Северус никак не мог сообразить, откуда он. Всё остальное узнал, понял, пока пробирался через толпу, но этот назойливый, тихий звон отовсюду... может, в его голове?
Его предупреждали, что это может случиться. Что всякие вещи будут слышаться или вставать перед глазами, словно наяву. Сказали, могут подводить руки-ноги... и с головой не в порядке. Контуженный. Он за себя не отвечает, если что – контуженный. Так и объяснит потом на суде, если Поттера откопают.
Хотя вряд ли откопают – Северус всё делал на совесть, и ямы рыл, и головы откручивал.
Вопрос контроля, сказали. «Вопрос контроля». С тех пор фразочка в голове и засела. Контроль – это всё, на чем держался Северус в последние годы, до тех пор, пока в армию не ушел. Он, честно сказать, был на грани. А потом – одной размашистой подписью – очутился во Вьетнаме, там, где никаких вопросов не осталось.
Стреляй или беги. Иногда одновременно. Если жить, конечно, хочешь.
А хотели все.
Ну а здесь что? Ни самолетов, ни внезапных ночных атак – живи себе на здоровье, траву на газоне подравнивай и книги читай. Вот только что ни день – то проблемы, неприятности. Из-за треклятущего Поттера. И его друзей... сколько у нормального человека может быть друзей? (Не берем Северуса – тут своя статистика). А у этого шалопая, кажется, куда ни плюнь – друг. Или подруга. Все люди – друзья, братья-сестры, и нет войне.
На площади собрался, кажется, весь город. Толпа была такая тесная, что людям приходилось одновременно вдыхать и выдыхать, чтобы не раздавить друг друга. Кто-нибудь обязательно упадет и окажется под ногами, но это уже – не забота Северуса. Он пробирался вперед, отталкивая людей с дороги, протискиваясь между ними, пробивая своим телом толпу. Нечем было дышать, от сладковато-кислого запаха сводило желудок, зубы ныли – слишком сильно Северус сжал челюсть. Он бы откусил Поттеру голову и размолол ее своими зубами (его зубы могут выглядеть как угодно – кривыми, желтыми или крупными, но, по крайней мере, они не вылетают после первого же удара в баре). Надо было только сначала разыскать паршивца.
Сплошные лица – пестрота. Яркий макияж, цветы, ленты... самодельные транспаранты. Всюду этот знак – круг с тремя линиями. У Поттера такой обычно болтался на длинном шнурке на шее. Северус никогда не носил побрякушек. Он не девчонка. Если бы его отец увидел на нем что-то подобное, пришлось бы несладко. Поттер, кажется, сирота. Они не обсуждали это, но слухами земля полнится.
Полиция все прибывала. Они уже окружили толпу плотным кольцом, тут и там возникали стычки. Люди – кричащие, обезумевшие от жары или наркотиков – требовали мира, и требование это звучало угрожающе. Как рев теряющего высоту самолета. Северус озирался по сторонам почти в отчаянии. Его стиснули со всех сторон, атаковали звуками и цветами, и пульс колотился всё громче, всё быстрее. Северус чувствовал его на виске, чувствовал, как вздувается тонкая вена.
Лишь бы умом не тронуться. Он читал о таком в газетах: бывшие солдаты начинали стрелять в гражданских, нападали на людей, устраивали беспорядки. Он не из таких, он держит себя в руках, держит отменно... вопрос контроля... у него нет оружия, в любом случае, и худшее, что может произойти – он потеряет сознание, окажется под ногами этих бездельников, и поминай, как звали.
Тут он и заметил Поттера. Возле самого полицейского кордона – ну а как же иначе! Вечно лезет на рожон, всегда в первых рядах. Его бы на поле боя – стал бы самым молодым командиром. Или подорвался бы на первой же мине. Как знать... нет, пусть лучше размахивает своим плакатом, требует любви, или чего там они все хотят. Северус ринулся к нему, краем глаза отмечая – полицейские уже теряют терпение, тут и там мелькают дубинки. Скоро здесь станет горячо.
Он растолкал приятелей Поттера, рыжего дылду с одуванчиками в волосах и его лохматую подружку, а затем вцепился в костлявое плечо мальчишки.
– Ага, ты всё-таки решил к нам присоединиться! – Поттер улыбнулся так широко, что на секунду Северус не мог говорить, не мог думать. Зато мог действовать – это, к счастью, получалось чисто автоматически.
Он взвалил Поттера на плечо, быстрее, чем тот успел пикнуть. Легкий, мальчишка был слишком легкий. Изогнулся в его руках, попытался вырваться – и только плотнее прижался теплым боком к щеке, а Северус, сам того не желая, втянул носом запах. И, крепко придерживая под ягодицами, двинулся прочь.
Первая серьезная драка началась с правого края. Полицейские замахали дубинками, подоспело подкрепление, кто-то тонко, пронзительно закричал... и тут же толпа заколыхалась, как волны, поднялась суета, кто-то бежал, кто-то толкался, сверху на Северуса обрушился чей-то транспарант, а Поттер не желал лежать смирно и всё царапал спину, точнее, плотный пиджак, под которым сопревшая спина уже давно перестала ощущаться – как и всё тело.
– Пусти, пусти, – требовал Поттер, но Северус был глух и нем, он выносил мальчишку с поля боя, как выносил до этого своих раненых соратников. Остановился, только прошагав до конца улицы, когда гул толпы стих позади. Аккуратно опустил своего непутевого соседа, отступил на шаг, игнорируя стреляющую в левую ногу боль.
– Ну и зачем это? – воскликнул Поттер, вцепившись себе в волосы. – Я же не маленький! Там – все наши, а я их, получается, бросил, да? Ты зачем пришел? Я разве просил?
– Не стоит благодарностей, – процедил Северус, духота доконала его окончательно, и перед глазами плыли темные точки. Пот стекал по вискам и по шее, за воротник рубашки, щекотал кожу. Возмущенные вопли Поттера не достигали сознания, зато отчетливо было видно его глаза – широко распахнутые, ярко-зеленые, блестящие. За этими стекляшками, перекошенными на лице.
Круто развернувшись, Поттер поспешил обратно – в гущу событий, туда, где бестолково махали руками и обещали пустить слезоточивый газ. Северус прислонился к стене, переводя дыхание. Он медленно опустился на землю, выпрямив больную ногу, и стиснул зубы. Через секунду кто-то тронул его за плечо.
– Эй... эй, ты как? Окей?
Открыв глаза, Северус уставился на Поттера. Тот плюхнулся на землю рядом, взволнованный, и нетерпеливо сдувал челку, падающую на глаза.
Северус почувствовал, как против его воли губы расплываются в кривой ухмылке.
– Окей, – солгал он просто.
|