50 Весёлый осенял там небосводЗаманчиво приветные просторы,Прельщающие множеством красот;Зелёные раскинуло уборыИскусство, мать неотразимой Флоры;Оно Природу посрамить не прочь,Которую преследуют укоры,Когда выходит, провожая ночь,Из горницы своей разряженная дочь. 51 Быть не могло под ясным небосклоном,Ни диких бурь, ни мимолётных гроз;Не угрожал кокетливым бутонамТам никогда безжалостный мороз,Угрюмый ненавистник нив и лоз,И был там зной неведом беспощадный,Душитель беззащитных нежных роз;Дул ветерок там тёплый и прохладный,Дух веял сладостный и ласково отрадный. 52 Был этот край отраднее холмаРодопского, где матерь исполинаУбила, скорбная, себя сама,Отрадней, чем Темпейская долина,Где Дафна сердце Феба-властелинаПоранила, не чая смертных уз,Отрадней, чем Идейская вершинаИ чем Парнас, обитель вещих муз,Едва ли не Эдем на прихотливый вкус. 53 Гюйон смотрел с восторгом на красоты,Которыми роскошный край богат,Но были в сердце рыцарском оплоты,Мешавшие нашествию услад;Не мог его ни блеск, ни ароматЗаворожить, когда в приглядном лоскеВозникло перед ним подобье врат,Чьи пышные приманки были броски:Узоры-щупальцы и цепкие присоски. 54 Свисали лозы с царственных ворот.Поистине волшебная картина!Тяжёлые просились гроздья в рот,Изысканные предлагая вина,А у плодов окраска не едина;Цвет гиацинта виден там и тут,А кое-где сладчайший смех рубина;Все манят, все прельщают, все влекут;И несозревший плод хорош, как изумруд. 55 Так были разукрашены ворота,Что гроздья золотились напоказ,Но то была всего лишь позолотаИскусственная, чтобы тешить глазИ соблазнять обилием прикрас,А у ворот сидела чаровница,Неопытных прельщавшая не раз;Не то привратница, не то блудница,Одета пышно, но неряшливо, срамница. 56 Не повредив заёмной красоты,Сок в золотую чашу выжимала,Окрашивая нежные персты,А тот, кто пил из этого фиала,Не ведал, что она его поймала;Так, предложив душистого вина,Она гостей любезно принимала,Беспечного просила пить до дна,Хоть чаша левою рукой поднесена. 57 Но чашу рыцарь сокрушил с размаху,Предательскую жажду победив;Он присовокупил осколки к праху,Чувств роковым питьём не усладив;Был гнев его при этом справедлив,Так правота неправде отомстила,Привратницу Чрезмерность рассердив,Которая героя не простила,Но всё-таки его покорно пропустила. 58 Ему открылся преизящный рай,Где прелести друг другом любовались,Обилием чаруя невзначай;Куртины там картинно красовались,Цветы перед глазами рисовались,Хрустальную овеивая гладь,Над водами деревья целовались,Гостей в жару готовы прохлаждать;Везде искусство, но искусства не видать. 59 Искусству там природа подражала,Уродство маскируя красотой;Природе же искусство возражалоСвоею прихотливою мечтой;Художество враждует с простотой,Но в нескончаемом соревнованье,Над грубой торжествуя нищетой,Дополнив дарованьем дарованье,Разнообразное творят очарованье. 60 Был в самом сердце сада водомётВсех водомётов краше и богаче:Брызг трепетных блистательный полётВ лучистом смехе, в серебристом плаче;Играли, вечной радуясь удаче,Там изваянья отроков нагих;Один резвился так, другой иначе;Одни летали, глядя на других,Купавшихся, пока вода лобзает их. 61 Плющ там прельщал своею цепкой лаской,Который был из золота отлит,Но щеголял естественной окраской,Как настоящий, как живой на вид;Печален плющ, однако веселитОн сердце, млея в росах серебристых,Как будто утешение сулитЕго слеза в потоке вод струистых;Оплакивает пылких плющ и норовистых. 62 Для ручейков бесчисленных исток -Тот водомёт, обильный и пригожий;Его бассейн достаточно широк,На маленькое озеро похожий;Поверхность в лёгких бликах чуткой дрожиЯвляла образ яшмового дна(Недаром яшму ценят и вельможи);И водомёт, казалось, дотемнаПлыл в море, где ему сопутствует волна. 63 Там лавры над водой стояли строем,И молча горделивые листыБоролись, как могли, с полдневным зноем,Струившимся с небесной высоты;Не чувствуя под лавром духотыЗамешкался Гюйон, а две девицыНисколько не стыдились наготы;Купались беззаботно озорницы;Распущенности нет предела и границы. 64 Весёлая шла рядом кутерьма;Одна другую в воду погружала,Потом ныряла радостно сама,Прохладной влагой члены ублажала,На что вода ничуть не возражала,Красавицу лаская напоказ,И всю её нескромно обнажала,Готовую для сладостных проказИ ненаглядную для ненасытных глаз. 65 Юнец-рассвет при виде этой сценыЗабыл бы в небе сумрачном сверкнуть,Как будто бы, рождённая из пены,Киприда над водой подъемлет грудь.Как на золотоволосых не взглянуть?Так рыцаря заставили красоткиЗабыть, что продолжать бы надо путь;И он в восторге от своей находкиГотов разнежиться от чувственной щекотки. 66 Сообразив, что вся она видна,Уразумев, что слишком осрамилась,Скорее в воду спряталась одна,Другая же, напротив, распрямилась,Как будто бы сама к нему стремилась,И, выставив лилейные соски,По рыцарю приезжему томилась,А плотские прельщали тайникиВоде насмешливой и тени вопреки. 67 Тогда другая выпрямилась тоже,Как будто бы откликнулась на зов,И волосы, скользнув по белой коже,Образовали золотой покров,Скрыть златом кость слоновую готов,Он пламенел, как ясное, дневноеСветило средь прельстительных даров;Одно лицо сияло неземное,Среди волос и волн таилось остальное. 68 Красавица смеялась, покраснев,И украшался смех невольной краской,А гость глядел на обнажённых девИ соблазнялся непристойной лаской,Приободрён коварною подсказкой,Телодвижений: ближе подойди!Зачем стоишь поодаль ты с опаской?Ты видишь: наслажденье впереди!И сердце таяло у рыцаря в груди. 69 Паломник видел, что Гюйон в смущенье,Что слаб герой, как всякий человек,И чувственное это восхищеньеОн твёрдо, но уверенно пресек.Сказал он: "Вот она, Обитель Нег;Об этом царстве ходит много басен,Для нас, однако, рыцарь, это брег,И ваш приезд Акразии опасен;Когда сбежит она, был долгий путь напрасен". 70 И сразу соизволил некий звукОтчётливо поблизости раздаться,Доказывая, будто рай вокругИ можно безотчётно наслаждаться,Но вряд ли смог бы смертный догадаться,Что там звучит и сладостно поёт,Пришельцу позволяя заблуждаться:Казалось, вторит ясный небосводГармонии ветров, струн, голосов и вод. 71 В тенистых кущах пташки щебетали,Порхая средь созвучий и руладИ голоса бесплотные витали,Небесный образуя в небе лад;Пел со струной серебряной каскад,В согласии с каскадом струны пели;В различных вариациях усладТо громкий горн, то нежные свирели,И вторил ветерок певучий каждой трели. 72 Под мелодичный вкрадчивый мотивПленительная ведьма развлекалась,Любовника на ложе залучив,К нему плутовка пылкая ласкалась;Пресыщенному прелесть примелькалась,И задремал усталый, наконец,А песнь ещё на песню откликалась,И слышалось биение сердец,Когда заигрывал с певицею певец. 73 Над ним склонялась, полная коварства,Изобрести пытаясь эликсирИли хотя бы некое лекарство,Чтобы скорей воскрес её кумирИ продолжался непристойный пир;Над спящим чародейка кротко млела,Сон берегла его, но, как вампир,Высасывала дух его из тела,Хотя как будто бы несчастного жалела. 74 А рядом упоённый голос пел:"Где красота, там вечная угроза;В цветке ты распознаешь свой удел!Ты посмотри, как расцветает роза,Стыдясь, боясь внезапного мороза,Не поднимая нежного чела,Потом обворожительная поза:Смелеет роза, зная, что мила,Но ты взглянул едва, и роза отцвела. 75 Листок, цветок и жизнь твоя земнаяБеспечная - у них такой удел,И ты цветёшь, своей судьбы не зная;Пока цветок благоуханный цел,Для страстных душ и для влюблённых тел,Он украшает полумрак алькова,Но минул миг, и нежный облетел;Увянуть роза юная готова;Срывай цветок скорей, влюбляйся, жизнь сурова!" 76 Ещё нежнее птичий хор запел,Он подпевал певцу неугомонно,Однакоже ничуть не преуспел;Стремился рыцарь к цели неуклонно,Поскольку знал, что действует законно,Найдя в кустах укромный уголок,Где грезил молодой распутник сонно;Он с госпожой прекрасною прилёг,От опасений и от горестей далёк. 77 Она почила среди роз на ложе,Любви отдав изысканную дань;К разгорячённой белой льнула коже,Как иногда бывает после бань,Тончайшая, прозрачнейшая ткань;Соткёт Арахна тоньше ткань едва ли;Вы, провожая утреннюю рань,Такие сети из росы видали:На солнце сохнущие, с неба ниспадали. 78 Грудь белая была обнаженаДля жадных взоров, но любовным жаромАтласная чуть-чуть увлажнена,Как будто бы окроплена нектаромИли росой, сопутствующей чарамЗари; слезинками увлажненыЛучи зениц, пронзившие недаромСердца; так звёзды, глядя с вышины,Сияют ярче в зыбком зеркале волны. 79 Был юноша-любовник с виду знатен,И свежесть он отчасти сохранил,Поэтому был грех вдвойне отвратен,Который благородство осквернил,И всё-таки лик спящего был милИ мужеством светился, безмятежный,Хотя себя красавец уронилИ стыд грозил бедняге неизбежный,А на губах пушок едва пробился нежный. 80 На дереве висел заветный щит.Был герб с него бесчестием изглажен,Но крепко спал не чающий обид,Не ведая, что щит его изгажен,А символ благородства не продажен;Пропал юнец в пылу сердечных смут,И очарован, и обескуражен;Так сокрушает человека блуд,И не спасётся неустойчивый сосуд. 81 Распутную врасплох застигнув пару,Набросил рыцарь на обоих сеть,Осуществив заслуженную кару,Чтоб ведьма не развратничала впредь;Сеть свил Паломник; он понаторетьУспел в науке, что страшнее жалаДля тех, чья участь со стыда сгореть,Прочь свита посрамлённая бежала;В тенётах пойманная ведьма задрожала. 82 Она рвалась, и рвался вместе с нейЮнец, на всё для женщины готовый;Искусство было всё-таки сильней;Нашлись для них достойные обновы,Надёжные, прочнейшие оковы;Но цепью адамантовой сковалЗлодейку, потрясавшую основы,А юношу, который сплоховал,Воитель, развязав, покаяться призвал. 83 Потом Гюйон жестоко, но прилежноВсё разорил, не пожалев трудов;Он сжёг дворцы, прельщавшие так нежно,Ни рощиц не оставил, ни садов,Ни кущ, ни водомётов, ни прудов,Уничтожал без всякого почтеньяДостойные роскошных городовЧертоги, башни, редкие растенья;Осталась вместо них обитель запустенья. 84 С собою ведьму путники велиС любовником, и оба шли в печали;От бывшего эдема невдали,На них свирепо звери зарычали,Как будто на волшебницу серчали,Паломник, впрочем, усмирил их вмиг;Гюйон спросил его, что означалиЗвериное ворчание и рык,Хоть, разумеется, на воле хищник дик. 85 Сказал Паломник: "Были эти звериЛюдьми; они рабы своей виныИ понесли заслуженно потери;Любовницей своей превращеныОни в зверей, которые страшны".Воскликнул рыцарь: "Бедствие какое!Не будут ли они укрощены,Чтобы потом оставить нас в покое,Когда вернётся к ним обличие людское?" 86 Паломник трогал всех зверей жезлом,И превращались в человеков твари;Обезображены привычным злом,Слегка стыдились, впрочем эти хари.И, соучастники в преступном жаре,Жалели госпожу свою тайком;Был некто Грилл привержен прежней кареИ, разъярившись в образе людском,Жалел о времени, когда был он хряком. 87 Сказал Гюйон: "Смотри, ему постылаОбличия людского красота;Людская суть ему всегда претила;Вновь превратиться жаждет он в скота".Паломник молвил: "Что ж, своя мечтаУ каждого; дадим ему свободу!Грилл - это хряк, он людям не чета,Свиную сохраняет он породу,А нам отчалить бы в хорошую погоду!"
