Действие 1. Верните бабушке ружье! 10 страницабыло назначено свидание неподалеку отсюда в семь пятьдесят пять. Но только зря прождал целых двадцать минут. - Что-то им помешало, это ясно. В нашем деле не все идет гладко. Он предложил встретиться завтра в то же время у памятника павшим. Рамбер со вздохом сдвинул фетровую шляпу на затылок. - Ничего, ничего, - смеясь, проговорил Гонсалес. - Сам знаешь, сколько приходится делать пасов, комбинаций, финтов, прежде чем забьешь гол. - Разумеется, - согласился Рамбер. - Но ведь матч длится всего полто- ра часа. Памятник павшим стоит как раз на том единственном в Оране месте, от- куда видно море, на коротком променаде, идущем вдоль отрогов гор над портом. На следующий день Рамбер - на свидание он опять явился первым - внимательно прочитал список погибших на поле брани. Через несколько минут появились еще какие-то двое, равнодушно взгля- нули на Рамбера, отошли, оперлись о балюстраду, огораживавшую променад, и, казалось, погрузились в созерцание пустых и безлюдных набережных. Оба бьим одинакового роста, оба одеты в одинаковые синие брюки и морские тельняшки с короткими рукавами. Журналист отошел от памятника, присел на скамью и от нечего делать стал разглядывать незнакомцев. Тут только он заметил, что с виду им было не больше чем по двадцати. Но в эту минуту он увидел Гонсалеса, который еще на ходу извинялся за опоздание. - Вот они, наши друзья, - сказал он, подведя Рамбера к молодым людям, и представил их - одного под именем Марсель, а другого под именем Луи. Они и лицом оказались похожи, и Рамбер решил, что это родные братья. - Ну вот, - сказал Гонсалес. - Теперь вы познакомились. Осталось только обговорить дело. Марсель, а может, Луи, сказал, что их смена в карауле начинается че- рез два дня, что продлится она неделю и важно выбрать наиболее подходя- щий день. Их пост из четырех человек охраняет западные ворота, и двое из постовых - кадровые военные. И речи быть не может о том, чтобы посвятить их в операцию. Во-первых, это народ ненадежный, а во-вторых, в таком случае вырастут расходы. Но иногда их коллеги проводят часть ночи в зад- нем помещении одного знакомого им бара. Марсель, а может, Луи, предложил поэтому Рамберу поселиться у них - это рядом с воротами - и ждать, когда за ним придут. Тогда выбраться из города будет несложно. Но следует по- торопиться, потому что поговаривают, будто в ближайшие дни установят усиленные наряды с наружной стороны. Рамбер одобрил план действий и угостил братьев своими последними си- гаретами. Тот из двух, который пока еще не раскрывал рта, вдруг спросил Гонсалеса, улажен ли вопрос с вознаграждением и нельзя ли получить аванс. - Не надо, - ответил Гонсалес, - это свой парень. Когда все будет сделано, тогда и заплатит. Договорились о новой встрече. Гонсалес предложил послезавтра пообе- дать в испанском ресторане. А оттуда можно будет отправиться домой к братьям-стражникам. - Первую ночь, хочешь, я тоже там переночую, - предложил он Рамберу. На следующий день Рамбер, поднимавшийся в свой номер, столкнулся на лестнице с Тарру. - Иду к Риэ, - сообщил Тарру. - Хотите со мной? - Знаете, мне всегда почему-то кажется, будто я ему мешаю, - нереши- тельно отозвался Рамбер. - Не думаю, он мне часто о вас говорил. Журналист задумался. - Послушайте-ка, - сказал он. - Если у вас к вечеру, пусть даже сов- сем поздно, выпадет свободная минутка, лучше приходите оба в бар, сюда, в отель. - Ну, это уж будет зависеть от него и от чумы, - ответил Тарру. Однако в одиннадцать часов оба - и Риэ и Тарру - входили в узкий, тесный бар отеля. Человек тридцать посетителей толклись в маленьком по- мещении, слышался громкий гул голосов. Оба невольно остановились на по- роге - после гробовой тишины зачумленного города их даже ошеломил этот шум. Но они сразу догадались о причине такого веселья - здесь еще пода- вали алкогольные напитки. Рамбер, сидевший на высоком табурете в дальнем углу перед стойкой, помахал им рукой. Они подошли, и Тарру хладнокровно отодвинул в сторону какого-то не в меру расшумевшегося соседа. - Алкоголь вас не пугает? - Нет, напротив, - ответил Тарру. Риэ втягивал ноздрями горьковатый запах трав, идущий из стакана. Раз- говор в таком шуме не клеился, да и Рамбер, казалось, интересуется не ими, а алкоголем. Доктор так и не мог решить, пьян журналист или еще нет. За одним из двух столиков, занимавших все свободное пространство тесного бара, сидел морской офицер с двумя дамами - по правую и левую руку - и рассказывал какому-то краснолицему толстяку, четвертому в их компании, об эпидемии тифа в Каире. - Лагеря! - твердил он. - Там устроили для туземцев специальные лаге- ря, разбили палатки и вокруг выставили военный кордон, которому был дан приказ стрелять в родных, когда они пытались тайком передать больному снадобье от знахарки. Конечно, мера, может, суровая, но справедливая. О чем говорили за другим столиком чересчур элегантные молодые люди, разобрать было нельзя - и без того непонятные отдельные фразы терялись в рубленом ритме "Saint James Infirmary"Ж 26, рвавшемся из проигрывателя, вознесенного над головами посетителей. - Ну как, рады? - спросил Риэ, повысив голос. - Теперь уже скоро, - ответил Рамбер. - Возможно, даже на этой неде- ле. - Жаль! - крикнул Тарру. - Почему жаль? Тарру оглянулся на Риэ. - Ну, знаете, - сказал доктор. - Тарру считает, что вы могли бы быть полезным здесь, и потому так говорит, но я лично вполне понимаю ваше же- лание уехать. Тарру заказал еще по стакану. Рамбер спрыгнул с табуретки и впервые за этот вечер посмотрел прямо в глаза Тарру: - А чем я могу быть полезен? - Как это чем? - ответил Тарру, неторопливо беря стакан. Ну хотя бы в наших санитарных дружинах. Рамбер задумался и молча взобрался на табуретку, лицо его приняло обычное для него упрямое и хмурое выражение. - Значит, по-вашему, наши дружины не приносят пользы? - спросил Тар- ру, ставя пустой стакан и пристально глядя на Рамбера. - Конечно, приносят, и немалую, - ответил журналист и тоже выпил. Риэ заметил, что рука у него дрожит. И решил про себя: да, действи- тельно, Рамбер сильно на взводе. На следующий день, когда Рамбер во второй раз подошел к испанскому ресторану, ему пришлось пробираться среди стульев, стоявших прямо на улице у входа, их вытащили из помещения посетители, чтобы насладиться золотисто-зеленым вечером, уже приглушавшим дневную жару. Курили они ка- кой-то особенно едкий табак. В самом ресторане было почти пусто. Рамбер выбрал тот самый дальний столик, за которым они впервые встретились с Гонсалесом. Официантке он сказал, что ждет знакомого. Было уже семь тридцать. Мало-помалу сидевшие снаружи возвращались в зал и устраивались за столиками. Официантки разносили еду, и под низкими сводами ресторана гулко отдавался стук посуды и приглушенный говор. А Рамбер все ждал, хо- тя было восемь. Наконец дали свет. Новые посетители уселись за его сто- лик. Рамбер тоже заказал себе обед. И кончил обедать в половине девято- го, так и не увидев ни Гонсалеса, ни братьев-стражников. Он закурил. Ресторан постепенно обезлюдел. Там, за его стенами, стремительно сгуща- лась тьма. Теплый ветерок с моря ласково вздувал занавески на окнах. В девять часов Рамбер заметил, что зал совсем опустел и официантка с удив- лением поглядывает на него. Он расплатился и вышел. Напротив ресторана еще было открыто какое-то кафе. Рамбер устроился у стойки, откуда можно было видеть вход в ресторан. В девять тридцать он отправился к себе в отель, стараясь сообразить, как бы найти Гонсалеса, не оставившего ему адреса, и сердце его щемило при мысли, что придется начинать все заново. Как раз в эту минуту во мраке; исполосованном фарами санитарных ма- шин, Рамбер вдруг отдал себе отчет - и впоследствии сам признался в этом доктору Риэ, - что за все это время ни разу не вспомнил о своей жене, поглощенный поисками щелки в глухих городских стенах, отделявших их друг от друга. Но в ту же самую минуту, когда все пути снова были ему заказа- ны, он вдруг ощутил, что именно она была средоточием всех его желаний, и такая внезапная боль пронзила его, что он сломя голову бросился в отель, лишь бы скрыться от этого жестокого ожога, от которого нельзя было убе- жать и от которого ломило виски. Однако на следующий день он с самого утра зашел к Риэ спросить, как увидеться с Коттаром. - Единственное, что мне остается, - признался он, - это начать все заново. - Приходите завтра вечерком, - посоветовал Риэ, - Тарру попросил меня зачем-то позвать Коттара. Он придет часам к десяти. А вы загляните в по- ловине одиннадцатого. Когда на следующий день Коттар явился к доктору, Тарру и Риэ как раз говорили о неожиданном случае выздоровления, происшедшем в лазарете Риэ. - Один из десяти. Повезло человеку, - заметил Тарру. - Значит, у него не чума была, - объявил Коттар. Его поспешили заверить, что была как раз чума. - Да какая там чума, раз он выздоровел. Вы не хуже меня знаете, что чума пощады не дает. - В общем-то, вы правы, - согласился Риэ. - Но если очень налечь, мо- гут быть и неожиданности. Коттар хихикнул: - Ну это как сказать. Последнюю вечернюю сводку слышали? Тарру, благожелательно поглядывавший на Коттара, ответил, что слышал, что положение действительно очень серьезное, но что это, в сущности, до- казывает? Доказывает лишь то, что необходимо принимать сверх меры. - Э-э! Вы же их принимаете! - Принимать-то принимаем, но пусть каждый тоже принимает. Коттар тупо уставился на Тарру. А Тарру сказал, что большинство людей сидит сложа руки, что эпидемия - дело каждого и каждый обязан выполнять свой долг. В санитарные дружины принимают всех желающих. - Что ж, это правильно, - согласился Коттар, - только все равно зря. Чума сильнее. - Когда мы испробуем все, тогда увидим, - терпеливо договорил Тарру. Во время этой беседы Риэ сидел за столом и переписывал набело карточ- ки. А Тарру по-прежнему в упор смотрел на Коттара, беспокойно ерзавшего на стуле. - Почему бы вам не поработать с нами, мсье Коттар? Коттар с оскорбленной миной вскочил со стула, взял шляпу: - Это не по моей части. И добавил вызывающим тоном: - Впрочем, мне чума как раз на руку. И с какой это стати"я буду помо- гать людям, которые с ней борются. Тарру хлопнул себя ладонью по лбу, будто его внезапно осенила истина: - Ах да, я забыл: не будь чумы, вас бы арестовали. Коттар даже подскочил и схватился за спинку стула, будто боялся рух- нуть на пол. Риэ отложил ручку и кинул на него внимательный, серьезный взгляд. - Кто это вам сказал? - крикнул Коттар. Тарру удивленно поднял брови и ответил: - Да вы сами. Или, вернее, мы с доктором так вас поняли. И пока Коттар в приступе неодолимой ярости лопотал что-то невнятное, Тарру добавил: - Да не нервничайте вы так. Уж во всяком случае, мы с доктором на вас доносить не пойдем. Ваши дела нас не касаются. И к тому же мы сами не большие любители полиции. А ну, присядьте-ка. Коттар недоверчиво покосился на стул и не сразу решился сесть. Он по- молчал, потом глубоко вздохнул. - Это уже старые дела, - признался он, - но они вытащили их на свет божий. А я надеялся, что все уже забыто. Но кто-то, видать, постарался. Они меня вызвали и велели никуда не уезжать до конца следствия. Тут я понял, что рано или поздно они меня зацапают. - Дело-то серьезное? - спросил Тарру. - Все зависит от того, что понимать под словом "серьезное". Во всяком случае, не убийство... - Тюрьма или каторжные работы? Коттар совсем приуныл: - Если повезет - тюрьма... Но после короткой паузы он живо добавил: - Ошибка вышла. Все ошибаются. Только я не могу примириться с мыслью, что меня схватят, все у меня отнимут: и дом, и привычки, и всех, кого я знаю. - А-а, - протянул Тарру, - значит, поэтому вы и решили повеситься?.. - Да, поэтому. Глупо, конечно, все это. Тут поднял голос молчавший до сих пор Риэ и сказал, что он вполне по- нимает тревогу Коттара, но, возможно, все еще образуется. - Знаю, знаю, в данный момент мне бояться нечего. - Итак, я вижу, вы в дружину поступать не собираетесь, - заметил Тар- ру. Коттар судорожно мял в руках шляпу и вскинул на Тарру боязливый взгляд: - Только вы на меня не сердитесь... - Господь с вами, - улыбнулся Тарру. - Но хотя бы постарайтесь не распространять ради вашей же пользы чумного микроба. Коттар запротестовал: вовсе он чумы не хотел, она сама пришла, и не его вина, если чума его устраивает. И когда на пороге появился Рамбер, Коттар энергично добавил: - Впрочем, я убежден, все равно ничего вы не добьетесь. От Коттара Рамбер узнал, что тому тоже не известен адрес Гонсалеса, но можно попытаться снова сходить в первое кафе, то, маленькое. Решили встретиться завтра. И так как Риэ выразил желание узнать результаты пе- реговоров, Рамбер пригласил их с Тарру зайти в конце недели прямо к нему в номер в любой час ночи. Наутро Коттар и Рамбер отправились в маленькое кафе и велели передать Гарсиа, что будут ждать его нынче вечером, а в случае какой-либо помехи завтра... Весь вечер они прождали зря. Зато на следующий день Гарсиа явился. Он молча выслушал рассказ о злоключениях Рамбера. Лично он не в курсе дел, но слыхал, что недавно оцепили несколько кварталов и в тече- ние суток прочесывали там все дома подряд. Очень возможно, что Гонсалесу и братьям не удалось выбраться из оцепления. Все, что он может сделать, - это снова свести их с Раулем. Ясно, на встречу раньше, чем через день-другой, рассчитывать не приходится. - Видно, надо начинать все сначала, - заметил Рамбер. Когда Рамбер встретился с Раулем на условленном месте, на перекрест- ке, тот подтвердил предположения Гарсиа - все нижние кварталы города действительно оцеплены. Надо бы попытаться восстановить связь с Гонса- ле-сом. А через два дня Рамбер уже завтракал с футболистом. - Вот ведь глупость какая, - твердил Гонсалес. - Мы должны были дого- вориться, как найти друг друга. Того же мнения придерживался и Рамбер. - Завтра утром пойдем к мальчикам, попытаемся что-нибудь устроить. На следующий день мальчиков не оказалось дома. Им назначили свидание на завтра в полдень на Лицейской площади. И Тарру, встретивший после обеда Рамбера, был поражен убитым выражением его лица. - Не ладится? - спросил Тарру. - Да. Вот тебе и начали сначала, - ответил Рамбер. И он повторил свое приглашение: - Заходите сегодня вечером. Вечером, когда гости вошли в номер Рамбера, хозяин лежал на постели. Он поднялся и сразу же налил приготовленные заранее стаканы. Риэ, взяв свой стакан, осведомился, как идут дела. Журналист ответил, что он уже заново проделал весь круг, что опять вернулся к исходной позиции и что скоро у него будет еще одна встреча, последняя. Выпив, он добавил: - Только опять они не придут. - Не следует обобщать, - сказал Тарру. - Вы ее еще не раскусили, - ответил Рамбер, пожимая плечами. - Кого ее? - Чуму. - А-а, - протянул Риэ. - Нет, вы не поняли, что чума - это значит начинать все сначала. Рамбер отошел в угол номера и завел небольшой патефон. - Что это за пластинка? - спросил Тарру. - Что-то знакомое. Рамбер сказал, что это "Saint James Infirmary". Пластинка еще продол- жала вертеться, когда вдали послышалось два выстрела. - По собаке или по беглецу бьют, - заметил Тарру. Через минуту патефон замолчал, и совсем рядом прогудел клаксон сани- тарной машины, звук окреп, пробежал под окнами номера, ослаб и наконец затих вдали. - Занудная пластинка, - сказал Рамбер. - И к тому же я прослушал ее сегодня раз десять. - Она вам так нравится? - Да нет, просто другой нету. И добавил, помолчав: - Говорю же вам, что это значит начинать все сначала... Он осведомился у Риэ, как работают санитарные дружины. Сейчас насчи- тывается уже пять дружин. Есть надежда сформировать еще несколько. Жур- налист присел на край кровати и с подчеркнутым вниманием стал рассматри- вать свои ногти. Риэ приглядывался к коренастой сильной фигуре Рамбера и вдруг заметил, что Рамбер тоже смотрит на него. - А знаете, доктор, - проговорил журналист, - я много думал о ваших дружинах. И если я не с вами, то у меня на то есть особые причины. Не будь их, думаю, я охотно рискнул бы своей шкурой - я ведь в Испании вое- вал. - На чьей стороне? - спросил Тарру. - На стороне побежденных. Но с тех пор я много размышлял. - О чем? - осведомился Тарру. - О мужестве. Теперь я знаю, человек способен на великие деяния. Но если при этом он не способен на великие чувства, он для меня не сущест- вует. - Похоже, что человек способен на все, - заметил Тарру. - Нет-нет, он не способен долго страдать или долго быть счастливым. Значит, он не способен ни на что дельное. Рамбер посмотрел поочередно на своих гостей и спросил: - А вот вы, Тарру, способны вы умереть ради любви? - Не знаю, но думаю, что сейчас нет, не способен... - Вот видите. А ведь вы способны умереть за идею, это невооруженным глазом видно. Ну, а с меня хватит людей, умирающих за идею. Я не верю в героизм, я знаю, что быть героем легко, и я знаю теперь, что этот геро- изм губителен. Единственное, что для меня ценно, - это умереть или жить тем, что любишь. Риэ внимательно слушал журналиста. Не отводя от него глаз, он мягко проговорил: - Человек - это не идея, Рамбер. Рамбер подскочил на кровати, он даже покраснел от волнения. - Нет, идея, и идея не бог весть какая, как только человек отворачи- вается от любви. А мы-то как раз не способны любить. Примиримся же с этим, доктор. Будем ждать, пока не станем способны, и, если и впрямь это невозможно, подождем всеобщего освобождения, не играя в героев. Дальше этого я не иду. Риэ поднялся со стула, лицо его вдруг приняло усталое выражение. - Вы правы, Рамбер, совершенно правы, и ни за какие блага мира я не стал бы вас отговаривать сделать то, что вы собираетесь сделать, раз я считаю, что это и справедливо и хорошо. Однако я обязан вам вот что ска- зать: при чем тут, в сущности, героизм. Это не героизм, а обыкновенная честность. Возможно, эта мысль покажется вам смехотворной, но единствен- ное оружие против чумы - это честность. - А что такое честность? - спросил Рамбер совсем иным, серьезным то- ном. - Что вообще она такое, я и сам не знаю. Но в моем случае знаю: быть честным - значит делать свое дело. - А вот я не знаю, в чем мое дело, - яростно выдохнул Рамбер. - Воз- можно, я не прав, выбрав любовь. Риэ обернулся к нему. - Нет, не думайте так, - с силой произнес он, - вы правы! Рамбер поднял на них задумчивый взгляд: - По-моему, вы оба ничего в данных обстоятельствах не теряете.. Легко быть на стороне благого дела. Риэ допил вино. - Пойдем, - сказал он Тарру, - у нас еще много работы. Он первым вышел из номера. Тарру последовал за ним до порога, но, видимо, спохватился, обернулся к журналисту и сказал: - А вы знаете, что жена Риэ находится в санатории в нескольких сотнях километров отсюда? Рамбер удивленно развел руками, но Тарру уже вышел из номера. Назавтра рано утром Рамбер позвонил доктору: - Вы не будете возражать, если я поработаю с вами, пока мне не предс- тавится случай покинуть город? На том конце провода помолчали, а затем: - Конечно, Рамбер. Спасибо вам.
Часть третья
Так в течение долгих недель пленники чумы бились как умели и как мог- ли. А ведь кое-кто из них воображал, как, например, Рамбер, в чем мы имели возможность убедиться выше, что они еще действовали как люди сво- бодные, что им еще дано было право выбора. Но тем не менее в этот мо- мент, к середине августа, можно было смело утверждать, что чума переси- лила всех и вся. Теперь уже не стало отдельных, индивидуальных судеб - была только наша коллективная история, точнее, чума и порожденные ею чувства разделялись всеми. Самым важным сейчас были разлука и ссылка со всеми вытекающими отсюда последствиями - страхом и возмущением. Вот по- чему рассказчик считает уместным именно сейчас, в разгар зноя и эпиде- мии, описать хотя бы в общих чертах и в качестве примера ярость наших оставшихся в живых сограждан, похороны мертвых и страдания влюбленных в разлуке. Как раз в этом году, посредине лета, поднялся ветер и несколько дней подряд хлестал по зачумленному городу. Жители Орана вообще имели все ос- нования недолюбливать ветер: на плато, где возведен город, ветер не встречает естественных препятствий и без помех, как оголтелый, прорыва- ется за городские стены. Ни одна капля влаги не освежила Оран, и после месяцев засухи он весь оброс серым налетом, лупившимся под порывами вет- ра. Ветер подымал тучи пыли и бумажек, с размаху льнувших к ногам прохо- жих, которых становилось все меньше. Те немногие, кого гнала из дома нужда, торопливо шагали, согнувшись чуть ли не вдвое, прикрыв рот ла- донью или носовым платком. Теперь вечерами на улицах уже не толпился на- род, стараясь продлить прожитый день, который мог оказаться последним, теперь чаще попадались лишь отдельные группки людей, люди торопились вернуться домой или заглянуть в кафе, так что в течение недели с наступ- лением рано спускавшихся сумерек в городе стало совсем пусто, и только ветер протяжно и жалобно завывал вдоль стен. От беспокойного и невидимо- го отсюда моря шел запах соли и водорослей. И наш пустынный город, весь побелевший от пыли, перенасыщенный запахами моря, весь гулкий от вскри- ков ветра, стенал, как проклятый Богом остров. До сих пор чума косила людей чаще всего не в центре, а в более насе- ленных и не столь комфортабельных окраинных районах. Но вдруг оказалось, что она одним скачком приблизилась к деловым кварталам и прочно там во- царилась. Жители уверяли, что это ветер разносит семена инфекции. "Все карты смешал", - жаловался директор отеля. Но что бы там ни было, цент- ральные кварталы поняли, что наступил их час, ибо теперь все чаще и чаще раздавался в ночи прерывистый гудок машин "скорой помощи", бросавших под самые окна унылый и бесстрастный зов чумы. Кто-то додумался оцепить даже в самом городе несколько особенно пора- женных чумой кварталов и выпускать оттуда только тех, кому это необходи- мо по соображениям работы. Те, кто попали в оцепление, естественно, рассматривали эту меру как выпад лично против них; во всяком случае, они в силу контраста считали жителей других кварталов свободными людьми. А эти свободные в свою очередь находили в трудную минуту некое утешение в сознании, что другие еще менее свободны, чем они. "Они еще покрепче под замком сидят" - вот в этой-то фразе выражалась тогда единственно доступ- ная нам надежда. Приблизительно в это же время началась серия пожаров, особенно в ве- селых кварталах у западных ворот Орана. Расследования показали, что по большей части это было делом рук людей, вернувшихся из карантина и поте- рявших голову от утрат и бед; они поджигали свои собственные дома, вооб- разив, будто в огне чума умрет. Приходилось вести нелегкую борьбу с этой усилившейся манией поджогов, представлявших серьезную опасность для це- лых кварталов, особенно при теперешнем шквальном ветре. После многочис- ленных, но, увы, бесполезных разъяснений, что дезинфекция, мол, произве- денная по приказу городских властей, исключает всякую возможность зара- жения, пришлось прибегнуть к более крутым мерам в отношении этих без ви- ны виноватых поджигателей. И без сомнения, не сама мысль попасть за ре- шетку испугала этих горемык, а общая для всех жителей города уверен- ность, что приговоренный к тюремному заключению фактически приговарива- ется к смертной казни, так как в городской тюрьме смертность достигала неслыханных размеров. Безусловно, убеждение это имело кое-какие основа- ния. По вполне понятным причинам чума особенно бушевала среди тех, кто в силу привычки или необходимости жил кучно, то есть среди солдат, монахов и арестантов. Ибо, несмотря на то что некоторые заключенные были изоли- рованы, тюрьма все же является своеобразной общиной, и доказать это нет- рудно - в нашей городской тюрьме стражники платили дань эпидемии наравне с арестованными. С точки зрения самой чумы, с ее олимпийской точки зре- ния, все без изъятия, начиная с начальника тюрьмы и кончая последним заключенным, были равно обречены на смерть, и, возможно, впервые за дол- гие годы в узилище царила подлинная справедливость. И напрасно городские власти пытались ввести некие иерархические раз- личия в это всеобщее уравнительство, возымев мысль награждать стражни- ков, погибших от чумы при выполнении служебных обязанностей. Так как го- род был объявлен на осадном положении, можно было считать с известной точки зрения, что стражники мобилизованы, поэтому их посмертно награжда- ли воинской медалью. Но если арестанты безропотно примирились с таким положением, то военные власти, напротив, взглянули на дело иначе и объявили не без основания, что эта мера способна внести прискорбную пу- таницу в умы оранцев. Просьбу военачальников уважили и решили было, что проще всего награждать погибших от чумы стражников медалью за борьбу с эпидемией. Но зло уже совершилось - нечего было и думать о том, чтобы отбирать воинские медали у стражников, погибших первыми, а военные влас- ти продолжали отстаивать свою точку зрения. С другой стороны, медаль за борьбу с эпидемией имела существенный недостаток: она не производила столь впечатляющего морального эффекта, как присвоение воинской награды, коль скоро в годину эпидемии получить медаль за борьбу с ней - дело до- вольно-таки обычное. Словом, все оказались недовольны. К тому же тюремное начальство не могло действовать наподобие духовных властей и тем более военных. Монахи обоих имеющихся в городе монастырей были и в самом деле временно расселены по благочестивым семьям. И точно так же при первой возможности из казармы небольшими соединениями выводи- ли солдат и ставили их на постой в школы или другие общественные здания. Получилось, что эпидемия, которая, казалось бы, должна была сплотить жи- телей города, как сплачиваются они во время осады, разрушала традицион- ные сообщества и вновь обрекала людей на одиночество. Все это вносило замешательство. Мы не ошибемся, если скажем, что все эти обстоятельства плюс шквальный ветер и в иных умах тоже раздули пламя пожара. Снова ночью на городские ворота было совершено несколько налетов, но на сей раз не- большие группки атакующих были вооружены. С обеих сторон поднялась пе- рестрелка, были раненые, и несколько человек сумели вырваться на свобо- ду. Но караульные посты были усилены, и все попытки к бегству вскоре прекратились. Однако и этого оказалось достаточно, чтобы по городу про- несся мятежный вихрь, в результате чего то там, то здесь разыгрывались бурные сцены. Люди бросались грабить горящие или закрытые по санитарным соображениям дома. Откровенно говоря, трудно предположить, что делалось это с заранее обдуманным намерением. По большей части люди, причем люди
|
