Ограничения взаимодействия
Политика не способна сделать все и по другой причине: многое зависит от реакции людей. Всякая политика есть взаимодействие. Правитель, принимающий решение без учета возможных реакций заинтересованных сторон, обречен на просчет. Непредвиденные реакции могут быть реакциями стратегическими и /или психологическими. Первые порождены несогласием с принимаемыми мерами и в свою очередь могут принимать две формы, различаемые Хиршма-ном: exit и voice.1 В отдельных случаях заинтересованные лица протестуют, в других они дезертируют различными способами (идут на обман, поддаются инерции, перестраиваются, эмигрируют...). Однако если политическая власть может эффективным образом запретить протесты, она никак не способна уничтожить все возможности для дезертирства. Власть человека над человеком никогда не является тотальной (тоталитарные режимы провалились в своей попытке подчинить полному контролю умы людей). Субъект всегда располагает некоторым полем для действия, сколь бы узким оно ни было; 1 См.: HinschmanA.O. Defection el prise de parole. Trad. fr. P.: Fayard, 1995: exil- иными словами, он никогда не бывает лишен всякой возможности \. для неучастия. Об этом свидетельствуют экстремальные положения,, подобные положению чернокожих рабов в Соединенных Штатах или узников нацистских концлагерей: производительность труда на [лантациях или в лагерях оставалась низкой, потому что рабы и заключенные «халтурили». Вопрос о поведении — это не всегда только дело управления. Последствия реакции могут быть и психологического порядка. Когда какая-либо политика порождает общее мошенничество, авторитет закона падает и нравы разлагаются, когда какая-либо мера порождает привилегии и привилегированных лиц — дурные привычки укореняются. Закон может развратить нравы — и он не способен смягчить их испорченность. Вопрос о поведении всегда отчасти связан с нравами. Такие последствия реакции принадлежат к категории неинтенцио-нальных результатов. Точнее, это дурные последствия, т.е. последствия непредвиденные и нежелательные, порожденные взаимодействием поступков различных акторов (в данном случае нежелательный характер результата оценивается человеком, принимающим решения).1 Их источник — механистическое видение социальной реальности, приводящее к недооценке автономии и/или значимости поведений. Такая недооценка выражается в заблуждениях или политических иллюзиях двух
1иях см. новаторские работы Раймона Будона: Boudon R.:ial. P.: PUF, 1977; La logiqtie du social. P.: Hachette, 1979. дий, о которых идет здесь речь, не принадлежат к категории дур- ipeai и. Вообще говоря, м
тепипиигя чейбла1-. яобетован-._______ х дурной форме 4~~.-..,______.----------
ю возможности точно оце-1заимный и разумный расчет не гарантирует оптимального решения, и бывают ситуации, когда «правильный выбор» на индивидуальном уровне превращается — ибо каждый поступает таким же образом — в «дурной выбор» на коллективном уровне. Классический при-"™ """«кипи извращенной логики ситуаций — дилемма узника: независимо от;ресованы в выборе стратегий, благодаря которым
□му результату. П<..
1Я реакции, про! ix решенг й индивидов на затрагивающее их решение. Нео а является преимущественно областью подобны 174 06 интерпр етации политики типов: 1) иллюзия Фиата: достаточно одного только управлении; 2) щ, люзия системы: достаточно одних только производителей. Иллюзия Фиата. Принуждение обладает различной формой и раз личным смыслом в зависимости от режима. В любом случае оно име ет определенные границы. Тиранические режимы доказали, что в Из вестных отношениях принуждение очень эффективно: оно может заставить людей внешне повиноваться, оно может поработить их и привести к деградации. Но оно не способно породить инициативу кооперацию, преданность. Как пишет историк Василий Ключевский, царь Петр Великий «надеялся при помощи власти способствовать появлению духа инициативы в угнетаемом обществе. Он хотел чтобы раб, всецело оставаясь рабом, действовал бы как свободный и сознательный человек». Но раб противопоставляет воле хозяина свою долю инерции, а при случае и другие формы самоустранения. Вот в некотором смысле школьный пример: в течение лета 1793 г. продовольственный кризис углубляется; Конвент и Комитет общественного спасения стремятся разрешить его, используя принуждение, за этим по нарастающей следуют негативные последствия. Об этом очень точно и живо рассказывает Огюстен Кошен: «Рынки пополнялись плохо; декретом от 11 сентября 1793 г. Кон^ вент постановил продавать хлеб только там: в одно мгновение рынки вовсе опустели. Товаров не хватало, и они были дороги, Конвент декретом от 29 сентября опускает розничные цены, полагая, что оптовые цены последуют за розничными из-за опасности ничего не продать: оптовые цены остались без изменения, и менее, чем за неделю, лавки опустели, и мелкая торговля оказалась разорена. Тот же самый закон, что устанавливал максимальную цену на мясо, устанавливал и максимальную цену на скот, и вот вскоре владельцы начали массовый забой скота, поскольку его откорм не приносил никакой выгоды; Конвент вынужден был пойти на попятную, чтобы своим декретом (23 октября) спасти скотоводство. Но тут уже мясники, оставшиеся при максимальных ценах, не могли больше закупать скот и прекратили его убой; все это привело к кризису кожевенного производства, затем к кризису производства дубильного, затем — к кризису в обувной промышленности, кризису в обмундировании войск, не говоря уже о мясном кризисе (февраль 1794 г.), куда более жестоком, чем кризис хлебный. 11 апреля 1794 г. Комитет общественного спасения принял решение реквизировать по всей территории Франции в пользу Парижа и армии каждую восьмую годовалую свинью, которая остааалась на попечении своего хозяина в ожидании максимальных поставок— Когда спустя несколько месяцев за ней является комиссар, свинья 0 жестких правилах политического действия 175 сдохла или подыхает: вынужденный продавать ее по низкой цене У*6 иН кормит ее себе в убыток и всячески пытается избежать этого. р публика получила одни лишь скелеты, да и то слишком поздно, ^тобы засолить их - начиналась жара.»1 В странах либеральной демократии принуждение имеет иной харак-оно несет в себе множество ограничений, оно составляет часть ре-хима в котором voice в некотором роде институционализирован: граждане своими «голосами» судят во время выборов. Однако в ряде случаев бирные реакции exit а тем самым и важные оими ние породило обширные реакции exit, а тем самым и важные
упр родл р р негативные последствия (не имеющие, впрочем, ничего общего с негативными последствиями, которые случаются при тиранических режимах). Классический пример — запрет на торговлю алкогольными налитками, примененный в Соединенных Штатах в 1919-1933 гг. Закон (или, точнее, конституционное постановление) не потерпел полного провала, поскольку он действительно повлек за собой ощутимое снижение потребления алкоголя. Но это благотворное последствие сопровождалось значительным негативным следствием: развитие организованной преступности и теневой экономики, усиление контрабанды и утрата доверия к закону.2 Этот пример не единственный: приостановка жилищного строительства во Франции в пред- и послевоенный период привела к. тому, что инвесторы стали искать выгоду в других сферах, а это способствовало возникновению дефицита жилья; прямое налогообложение, введенное в Великобритании и Швеции в 1970-х годах, породило множество форм социального протеста (контрабанда, бартер, продолжительный отказ от работы, эмиграция...); политика школьной «Десегрегации», проводимая в США с 1960-х годов, как минимум ускорила white flight3 или бегство белых семей в suburbs, и т.д. Механизм всегда порождается одним и тем же: ложной идеей, в соответствии с которой субъекты скованы или пассивны, или одного только управления Достаточно, чтобы навести порядок. Что же еще требуется для этого? Почему негативные последствия возникают здесь, а не где-то в другом месте? Почему люди пользуются своей способностью к стратегическим реакциям в данных случаях, а не вДругих? При тиранических режимах уклонение является законом, но в либерально-демократических (не коррумпированных) режимах оно остается исключением: к негативным последствиям привел американский Нтиалкогольный закон, но не успешно реализованный французский
' Cochin A. L' esprit du jacobinisms. P.: PUF, 1979. P.166-167. См., в частности- Schelling Т. Economics and Criminal Entreprise // Choice and ^sequence. Cambridge: Harvard University Press, 1984. suburbs - пригороды (англ.) - Прим. перев. 17606 интерпретации политики О жестких правилах политического действия 177
закон 1917 г., запрещающий потребление абсента; одна политика запрета провоцирует уклонение от налогов, другая же нет — почему? Объяснение не может быть однозначным, но один фактор доминирует: чувство социального или гражданского обязательства. Это чувство обусловливает сознательное подчинение, а не использование возможностей социального уклонения. Именно его отсутствие, как правило, открывает путь к уклонению. С чем связано это чувство? Оно зависит от ощущения законности, испытываемого по отношению к режиму вообще и к данной специфической мере в частности, оно зависит также от состояния нравов, оно зависит, наконец, от обстоятельств. Так, незаконность тирана вопреки Макиавелли приводит к тому, что люди оказываются непокорными и чувствуют себя свободными от всяких политических обязательств; состояние нравов в зависимости от страны, периода и режима отвергает нарушение права; во время войны люди принимают налоговое бремя, которое они сочли бы непереносимым в нормальные периоды... Несомненно, негативные последствия зависят также и от стратегических соображений — поле действия, случай, санкции, — но эти воззрения всегда играют лишь вторичную роль. Стратегический анализ подчинен политико-моральному состоянию. Из сказанного можно сделать следующий вывод: искусство политики подразумевает умеренное применение принуждения. Лучшее здесь может быть врагом хорошего или, по крайней мере, наименьшего зла. Правитель должен следить за тем, чтобы не растратить главное средство избежать уклонений и негативных последствий — авторитет. Основная опасность состоит в том, что чрезмерное принуждение подрывает чувство гражданской обязанности, а следовательно, и уважение к праву вообще. Тем самым принуждение способно развратить нравы, а коль скоро нравы испорчены (по той или иной причине), то принуждение имеет все шансы умножить негативные последствия. Среди всех средств политического воздействия принуждение занимает особое положение, поскольку монополия на него принадлежит политической власти, поскольку его применение оказывает воздействие на социальную жизнь. Но оно не способно заменить нравы. Фиат в данной области управляет лишь внешней стороной или видимостью. Политическое воздействие на нравы использует другие средства: эффект воздействия стиля общественной жизни, совокупность побуждающих стимулов, воспитание. Внутреннее обязательство не поддается управлению. Иллюзия системы. Эта иллюзия недавнего происхождения. Она доводит до предела доверие к институтам и процессуальной стороне: все зависит от системы, вопрос о поведении зависит от нее или вообще не ставится. Как уже указывалось, эта идея составляет сердцевину яко- бинской и марксистско-ленинской идеологии, В более умеренном ви-на оказывает давление и на общественную политику современных либерально-демократических стран. Эта тенденция приводит к сведе- гуманитарных вопросов, которых касается политика, к вопросам техническим. Воздействие социальных наук идет в том же направле- нии. Но люди — не механические частички системы и не субъекты, пассивно подчиняющиеся управлению. Они реагируют, они меняют поведение. Каким образом? Главная переменная остается прежней, она заключается в чувстве социального обязательства. Люди по-разному ведут себя в зависимости от того, что они считают себя обязанными делать. Чисто процессуальная общественная политика же лишает акторов всякого обязательства, кроме процессуального, тем самым она дрывает чувство обязательства или ответственности (то, чем каждый обязан своему положению фажданина или отца семейства, своему ремеслу преподавателя или врача...) и приводит к негативным последствиям. Последствия реакции носят психологический характер. Наиболее значительный пример в данной области — это, конечно же, пример политики борьбы против бедности, проводимой в США с 1964 по 1996 гг. К проблеме подходили с чисто технической точки зре- ния: бедность определялась в статистическом аспекте, вопрос о поведении в соответствующей среде не ставился, существовала не бедность, но только poverty problem,1 следовательно, нужно было только установить меры помощи, т.е. решить проблему в терминах прав и средств. А вот и следствие: «Изменился характер значительного числа лиц» (Вильсон). Своим отказом от различения форм бедности и нейтрализацией проблемы поведений система Welfare2 действовала как ло- вушка (Welfare trap) для значительного числе «получателей помощи*. Она привела к отказу от работы, от семейных обязанностей, и широко способствовала образованию американского underclass? сосредоточенного в замкнутых границах гетто и отличающегося беспорядочной жизнью: исчезнувшие отцы семейств, stepfathers, преступная экономика, наркотики и насилие в школах; жизнь, сосредоточенная на одном мгновении, неспособность к самоконтролю, перечеркнутое буду-щее... Последствия реакции выражаются в испорченности нравов.4
Этот пример не единственный. Просчеты, в частности, в США, в школьной политике или в политике уголовного наказания также привели к переосмыслению значимости нравов и чувства обязанно- Ш _0б и нтер п ретации поли тики_____ сти.1 Следовательно, политика должна внимательно следить за тем, чтобы не способствовать формированию чувства безответственности. Принятые меры способствовали сохранению свободы-автономии, но они не могли изменить нравов, а если мыслить только в терминах принятия мер, то появляется опасность развратить нравы. Социальную жизнь гораздо легче расстроить, нежели наладить. Если проведенный анализ верен, то основные меры принужде
|