Системы или режимы?

Как же классифицировать политические режимы? Как мы видели, наиболее известные классификации — классификации Аристотеля и Монтескье — использовали, хотя и по-разному, два критерия: способ организации политической власти или критерий структуры, и способ осуществления власти или критерий практики. Для представителей классической мысли господствующим критерием в конечном счете был критерий практики: основное различие — это различие, отделяющее правильное правление (соответствующее естественному праву) от правления неправильного. Дня Монтескье, или, по крайней мере, для Монтескье, каким он предстает нам в XI-й и связанных с нею книгах «О Духе законов», определяющим критерием выступает критерий структу­ры: основное отличие отделяет власть связанную (институтами) от вла­стей несвязанных. Почему? Для Монтескье важна не сама по себе структура власти, но то, как структура управляет практикой (т.е. гаран­тирует свободу). Правильное правление то, в котором способ организа­ции власти связывает способ ее осуществления, где человеческие пове­дения связаны институтами, короче, где свобода защищена от посяга­тельств. Либеральный проект Монтескье сочетается с его социологиче­скими устремлениями. Одно из его критических замечаний в адрес Аристотеля состоит в том, что тот слишком много внимания уделяет действующим лицам: «Видно, что Аристотель испытывает затруднения, когда он говорит о монархии. Он устанавливает пять родов ее и разли­чает их не по форме государственного устройства, а по случайным при­знакам, каковы добродетели или пороки государя» (О Духе законов, XI, 9). Правильный режим чужд этим «случайным вещам», но представля­ет собой по природе умеренное правление, он есть система.

Обобщим подход Монтескье. Все ли режимы способны создать спо­собы организации, выражающиеся в законах функционирования и по­могающие отличить один режим от другого? Возможно ли составить классификацию режимов, которая была бы классификацией систем? В своем курсе лекций, прочитанных в Сорбонне и опубликованных под заглавием «Тоталитаризм и демократия» (гл. IV и V), такую попытку предпринял Раймон Арон, принадлежащий к французской либеральной школе, основателем которой является Монтескье. Предлагаемая им классификация затрагивает главным образом режимы индустриальных

 

* обществ, но анализ распространяется и на другие режимы и приводит к

* классификации современных политических режимов (1957—1958 гг.).
. Эта классификация считается социологической. Раймон Арон — не по-
j зитивист, он критикует тех, кто смешивает объективное изучение и ци-
£ ничную (или утилитаристскую) философию политики, он вовсе не от-
| вергает философского анализа. Но в данном случае он сознательно идет
;■ в другом направлении и сосредоточивает свои усилия на выработке

единственно социологической теории политических режимов. Иными словами, его цель — это цель современных социальных наук: «Со­циолог, — пишет он, — должен понимать внутреннюю логику полити­ческих институтов», точнее, он должен определить «главные черты, ис­ходя из которых можно понять внутреннюю логику каждого режима» и затем создать классификацию различных политических режимов.

Какой же тогда должна быть классификация? В качестве отправной точки своего анализа Р. Арон избирает критерий дискриминации: раз­личие между одной партией и многими партиями. Он вновь обращает­ся к классическому критерию числа или, скорее, к антитезе один — не­сколько, но для того, чтобы применить его не к обладателям суверени­тета, но к политическим партиям. Этот критерий позволяет ему выде­лить два абстрактных или идеальных типа режима — режим конститу­ционно-плюралистический и режим единой или монополистической партии. Каковы же тогда черты этих режимов и каким образом они вы­водятся из существования многих партий или одной партии?

Следуя за Ароном, рассмотрим сначала режимы с несколькими партиями. Плюрализм партий подразумевает политическое соперни­чество, это соперничество требует правил, следовательно, такой ре­жим должен быть конституционным. Из плюрализма партий вытека­ет также и законное положение оппозиции. Если не все партии явля­ются правящими, то некоторые из них неизбежно должны находиться в оппозиции. Из законности оппозиции выводится еще более общий феномен — соответствующая законам или умеренная форма осущест­вления власти. Определения «соответствующая законам» и «умерен­ная» не эквивалентны, поскольку режим может быть законным, не будучи умеренным, и умеренным, не будучи законным. «И все же со­перничество партий ведет к тому, что реализация власти все более ог­раничена соответствующими законами, а значит, характер ее стано­вится все более умеренным».¹ В таком случае режимы с несколькими партиями могут быть определены следующим образом: это режимы, в которых существует конституционная организация мирного сопер-

1 Арон Р. Демократия и

I.M.: Текст, 1993. С. 62-63.

162 06 интерпретации политику

ничества в реализации власти, соответствующей законам или уме­ренной и по сути своей временной.

Второй тип режима характеризуется монополией партии на закон­ную политическую деятельность. Эта монополия изменяет природу государства: если при режиме партийного плюрализма государство, не связанное ни с какой партией, является идеологически нейтраль­ным, то при однопартийном режиме государство предстает как при­страстное, нераздельно связанное с этой единственной партией и ее идеологией. Ведь монополия должна быть обоснована. Это обоснова­ние варьируется в зависимости от однопартийного режима, но в чис­тых случаях (наиболее чистый и законченный пример — советское го­сударство); оно основано на призывах к революционному изменению общества. Пристрастное государство официально освящает эту идео­логию и, следовательно, разрушает свободу политических дискуссий. Логика режима такого порядка не заключается в реализации соответ­ствующей закону или умеренной власти. То, что власть здесь законна, не подлежит обсуждению. Но, по крайней мере в отношении тех, кто не принадлежит к партии-монополисту, государство обладает безгра­ничными возможностями воздействия.

Затем Арон переходит к определению идеальных типов в класси­фикации режимов. Черты, определяющие идеальные типы, не обяза­тельно предстают объединенными в реальности. Их следует выделять. Так, существуют виды режимов с единственной партией: наряду с «чистым и совершенным типом* тоталитарного режима (Советский Союз) существуют режимы с партией-монополистом, чьи амбиции более ограничены и где общество не полностью совпадает с государст­вом: у итальянской фашистской партии не было всепроникающей то­талитарной идеологии, на практике многие виды деятельности оста­вались независимыми и могли избежать политизации; другой вари­ант — единственная партия Кемаля Ататюрка в Турции не имела ам­биций большевистской партии и считала себя временной (ей удалось отказаться от собственной монополии и организовать свободные вы­боры, в ходе которой она потеряла власть). В конечном счете однопар­тийные режимы можно классифицировать в зависимости от более или менее всеохватывающего характера идеологии и степени власти государства над обществом. Существует и третий вид режимов, при которых не существует ни одной, ни многих партий, ни революцион­ной законности, ни законности электоральной. К этой категории принадлежат Португалия времен Салазара и Испания Франко. Это авторитарные режимы традиционного характера, которым неведома электоральная состязательность, но которые вместе с тем не являют-

Основная переменная 163

', pi и однопартийными режимами, сравнимыми с национал-социали-(д-ическим или коммунистическим образцом.

■у, В качестве следующей ступени анализа Раймон Арон обосновывает дспользуемый критерий. Партии представляют собой лишь один из многих политических институтов, к чему же превращать число партий ь Критерий для дискриминации режимов? Основная причина здесь со­стоит в следующем: традиционная легитимность, основанная на рож­дении или прошлом, утратила свою силу; принцип легитимности, на который ссылаются почти все сегодняшние режимы, носит демокра­тический характер. «Вот почему важнейшим фактором — если демок­ратическая верховная власть очевидна — становится выражение де­мократического принципа в формах государственных институтов. Од-нопартийность или многопартийность — формы выражения одного принципа: верховная власть принадлежит народу опосредованно, че­рез государственные институты».¹ Таким образом, выбор этого крите­рия основывается на следующей идее: характерной чертой политиче­ских режимов нашего времени являются условия партийной борьбы.

Отвечает ли данная классификация этим целям? Вопросы, кото­рые предстоит решить, таковы: представляет ли собой ароновская классификация классификацию чисто социологическую? Позволяет ли используемый критерий удовлетворительным образом провести классификацию режимов, связанных с системами?

Отличительные черты различных видов режимов, выделяемые Ароном, являются по сути классическими. Он сохраняет способ орга­низации власти (политическая конкуренция либо монополия) и спо­соб реализации власти (соответствующая законам и умеренная либо не соответствующая законам и неумеренная). Оригинальность его анализа состоит в установлении социологической теорией связи меж­ду этими чертами и единственной и решающей переменной — одно-партийностью или многопартийностью. Эта переменная «объектив­на», исходя из нее Раймон Арон разворачивает внутреннюю логику каждого из режимов и приходит к классификации из трех категорий: конституционно-плюралистические или многопартийные режимы, однопартийные режимы, беспартийные режимы. Анализ кажется сво­бодным от всякого философского выбора.

Главная трудность такого подхода заключается в следующем: для то­го, чтобы критерий различия между режимами был неслучайным, нуж­но, чтобы он учитывал реализацию власти, а для того, чтобы он был «объективным», он не должен смешиваться со способом осуществления власти; в таком случае нужно найти «объективный» критерий, который

 

и Р. Дем.

1.М.:Тек

, 1993. С. 80.,

164 06 интерпретации политики

включал бы осуществление власти. Ароновская теория внутренней ло­гики режимов, основывающаяся на системе партий, представляет собой средство решения этого затруднения. Но как представляется, именно в этом и состоит слабое место его анализа. Такая логика кажется несколь­ко трусливой, а порой и бессильной. Главное ее звено связывает харак­терный способ организации власти (одна или несколько партий) со спо­собом ее осуществления. Но звено это непрочно, и Раймон Арон, кажет­ся, порой разрывается между «объективным» намерением и своим в не­котором роде естественным рассуждением (связанным с либеральной философией), или между избранным им критерием и критерием, кото­рый, по сути дела, и является решающим (умеренное, неумеренное или безмерное осуществление власти). Возьмем случай с однопартийными режимами. С самого начала, прежде чем подойти к анализу наиболее чи­стого случая данных режимов — советского режима, — он указывает, что «между ними существуют глубокие различия*. Но если единственной партии соответствуют режимы, отмеченные «глубокими различиями», то это оттого, что внутренняя логика однопартийного режима оказыва­ется неоднократно нарушенной. И на самом деле, критерий однопар-тийности приводит к зачислению в одну категорию сталинского режима и режима Кемаля, которые, однако, радикально отличны (они ради­кально различаются методами осуществления власти, хотя в обоих слу­чаях имеет место однопартийность). Поэтому Арон вынужден в некото­ром роде расставить все по своим местам в продолжении своего анали­за, вводя различие между однопартийными режимами — в зависимости от способа осуществления власти. Итак, философский выбор, выстав­ленный за дверь, возвращается через окно?

С другой стороны, возьмем пример с конституционно-плюрали­стическими режимами. Партийный плюрализм не обязательно подра­зумевает умеренное отправление власти. Об этом говорит и сам Рай­мон Арон, используя осторожные формулировки, и внимательно ана­лизируя опасность чрезмерной власти. Над всеми демократиями, пи­шет он, нависает угроза перешагнуть за то, что можно было бы назвать «порогом насилия». Он приводит пример расовой политики Соеди­ненных Штатов, чтобы сделать вывод: «Функционирование режима в западных странах зависит по существу от того, что предлагают осуще­ствить соперничающие партии». Если данное утверждение верно, то это означает, что партийного плюрализма недостаточно для определе­ния однородной категории. Как и раньше, правила функционирова-

В таком случае можно попытаться ответить на поставленные воп­росы: классификация Арона не носит чисто социологического харак­тера, поскольку помимо «объективистских» намерений над анализом

_________________ Осн о вная пере менная 1 65

довлеет философская позиция автора; эта классификация тем больше _г. объясняет, чем в меньшей степени она руководствуется социологиче- декмм критерием и в большей — философской позицией. Если мы при-'"' яер*^{иваемся} критерия числа партий, то мы смешиваем очень разные с щчкм зрения реализации власти критерии. Если верно, что главным Критерием выступает осуществление власти (а в таком случае необхо­дима философская позиция), если первостепенное значение имеет умеренное или неумеренное отправление власти (и, следовательно, философский выбор склоняется в пользу свободы), то модальность партийной борьбы не может служить решающим критерием, посколь­ку однопартийность или многопартийность предстают в качестве слишком неопределенного или чересчур приблизительного индикато­ра степени свободы в рамках политических режимов. Противопостав­ление (либеральное) демократия/тоталитаризм, вынесенное им в за­главие книги, предстает основным противопоставлением именно по­тому, что речь идет о свободе и достоинстве человека. Нет никакого со­мнения в том, что по сути таковой и была позиция Раймона Арона.¹

Режимы — это законы и люди. Законы организации (в широком смысле) в зависимости от обстоятельств более или менее стеснитель­ны, они никогда не отменяют участия людей, «этих случайных обсто­ятельств», о которых говорил Монтескье. Способ осуществления вла­сти обладает своей автономией. Классификация режимов не может сводиться к классификации систем.