ВЗГЛЯД СО СТОРОНЫ

Москва. 7 февраля 1970 года.

 

Думаю, не будет преувеличением, если скажу, что нынешние гонки на первенство СССР, уже сами по себе очень интересные, тысячи болельщиков ждали еще и как дуэль между Иваном Астафьевым и Александром Сафоновым, показавшим в прошлый раз неоспоримое превосходство над чемпионом. Были, конечно, среди зрителей и те, кто жаждал победы своего любимца Астафьева, но подавляющее большинство на трибунах «болело» за Сафонова — уж очень всем импонировало, что молодой спортсмен пришел в большой спорт из картинга и как бы олицетворяет собой то новое поколение, которое начинает «гоняться» с самого малолетства.

Эту зрительскую симпатию я могу засвидетельствовать с достаточной точностью, поскольку сам почти все время... сидел среди публики на трибунах. Почему?.. По «высшим» соображениям стратегического порядка. А точнее потому, что тренеры решили нас поберечь для марафона. А еще точнее — потому, что и без того уж мы перенасыщены подго товкой к нему.

Так были пресечены мои личные «реваншистские» устремления, которые я вынашивал с того злополучно-счастливого дня, когда почти одновременно вкусил и горечь поражения, и сладость надежды... И не только вынашивал. Все время тренировался. Подготовил машину. Кое-чего достиг. И еще не известно, как выглядела бы таблица результатов первенства СССР, если бы... Стоп!.. Это уже ни к чему!

Тем более, что гонки были весьма интересными. Особенно для меня. Я ведь первый раз сидел вот так на трибуне с программкой в руках, как заправский зритель, иногда даже одалживая у соседа бинокль. И должен сказать: никогда не думал, что это такое живописное и увлекательное зрелище. Нас там, внизу, когда мы гоняемся, пожирают другие страсти. Более приземленные, я бы сказал. Мы не видим оттуда всей красоты картины, всего смысла происходящего, который открывается зрителям на трибунах. Тем более, что им помогает понять этот смысл такой замечательный спортивный комментатор, как Лев Шугуров.

О нем мне хочется сказать особо. Что такое спортивный комментатор, знает каждый. Вряд ли кому-нибудь не доводилось видеть по телевизору футбольные и хоккейные матчи, соревнования по боксу, фигурному катанию на коньках или гимнастике. Их комментируют обычно со знанием дела, профессионально, иногда довольно занимательно.

Шугуров же не комментирует в обычном смысле этого слова. У него не просто знание дела — Лев Михайлович, инженер-конструктор, работавший несколько лет на нашем заводе, ведет не просто репортаж, а я бы сказал — производит каждый раз сиюминутный «блицанализ» того, что происходит на трассе. И при этом — всегда образно! Когда он говорит, что Сафонов «встал на скользкий путь обгона» Астафьева (на ледяной дорожке!), или высказывает предположение, что у двигателя машины Бубнова «предынфарктное состояние», или, говоря о машине, «нарушившей неприкосновенность сугробов», сочувственно замечает, что она возвращается теперь в бокс со «страдальчески сморщенным капотом» и «уныло повисшими бамперами», то трибуны неизменно реагируют на это одобрительным шумком. Потому что юмор у Шугурова не зубоскальский, а, если можно так сказать, деловой, замешенный на глубоком понимании существа происходящего.

Когда я сидел на трибунах и слушал его комментарий, мне стало стыдно, что я рассердился на него в прошлый раз за шутку по поводу моей аварии. И захотелось подняться в дикторскую кабину, что-бы повиниться. Но меня не пустили...

Ничего, я на заводе с ним повидаюсь. Лев Михайлович, по.старой памяти, частенько к нам заезжает. А уж тут явится, это как пить дать — ведь прослышал, наверное, что мы к марафону готовимся и что машины у нас уже есть.

Да, машины наши уже неделю, как «родились». 29 января мы пришли на конвейер к началу работы второй смены и присутствовали при закладке днища. А потом пошли вдоль конвейера, наблюдая за тем, как оно обрастает деталями и узлами. Это была скорее символическая миссия, нежели необходимость, поскольку в технологический процесс производства мы, естественно, никак не вмешивались. Так просто — приятно было посмотреть. А мне особенно. Поскольку на этот раз я ходил у конвейера, ни к чему не прикасаясь. Ручки в брючки. И сборщики сочувственно подмигивали мне: мол, будь спок, «недотяжек» не будет, браку никакого не допустим! Один даже протянул мне гайковерт — сам-де проверь, какая затяжка. Чудак, ей-богу!.. Я ведь ту же машину все равно еще раз пять разберу да соберу, когда буду готовить к соревнованиям.

К утру кузова прошли окрасочные камеры, а к концу первой смены мы уже получали наши автомобили для первой обкатки.

Сел я за руль своего светло-голубого новорожденного «Москвича-412», проехал несколько метров и... остановился. Не лирик я, видит бог, но тут какое-то жгучее, неспортивное волнение охватило меня. «Предстоит нам с тобой провести неразлучно больше месяца, побывать в 25 странах мира, присутствовать на открытии чемпионата мира по футболу в Мехико, испытать много трудностей и радостей,— захотелось ему сказать.—Ну, как ты—не подведешь?»

«Москвичонок» не удостоил меня ответом. Но когда я снова дал газ, он рванулся вперед так, будто действительно боялся опоздать к началу футбольного матча на мексиканском стадионе «Ацтека», где по условиям должен был финишировать лондонский марафон.

 

 

“Марафон”