Вот признаки жизни: жестокость, фанатизм, нетерпимость, а вот признакивырождения: любезность, благожелательство, снисходительность... Покаобщественные институты опираются на здоровые инстинкты, они не приемлют ниврагов, ни еретиков: они их вырезают, сжигают или лишают свободы. Костры,эшафоты, тюрьмы! Их выдумала не злоба, а убежденность, любая крепкаяубежденность. Например, где-нибудь овладевает умами новое верование? Раноили поздно полиция будет вам гарантировать его "истинность". Иисус, желавшийубедить людей в своей правоте, должен был предвидеть иТорквемаду1, внедренного в историю как неотвратимое следствиехристианства. Если же Агнец не предусмотрел, что в будущем его защитникомстанет палач креста, то он просто барашек. С помощью инквизиции Церковьдоказала, что у нее еще была огромная жизненная сила. Короли доказали то жесамое своим самодурством. У каждой власти есть своя Бастилия: чеммогущественнее общественный институт, тем он бесчеловечнее. Энергия любойэпохи измеряется количеством пострадавших от нее людей. Поскольку зверинаяжестокость является основным показателем успеха любого историческогопредприятия, то религиозные или политические идеологии утверждаютсяблагодаря принесенным на их алтарь жертвам. Там, где торжествует идея, летятголовы; идеи не могут побеждать иначе, как за счет других идей или голов,которые их рождают либо защищают. История подтверждает правоту скептицизма, однако она существует и живет, попирая его. Никакое событие не возникает из сомнения, но любыеразмышления о событиях ведут к сомнениям и оправдывают их. Это говорит отом, что терпимость является высшим из земных благ, но в то же время онанесет в себе зло. Желание принять все точки зрения, самые разнородныеидеологии, самые противоречивые мнения свидетельствует о состоянии всеобщейутомленности и бесплодия. Получается некое чудо: противники сосуществуют, носуществуют именно потому, что уже не в состоянии быть таковыми. Апротивоположные доктрины признают заслуги друг друга из-за того, что необладают энергией, необходимой для самоутверждения. Как только религияначинает терпимо относиться к истинам, в которых ей нет места, она угасает,а бог, во имя которого уже не убивают, действительно умирает. Абсолютисчезает, намечается смутный свет земного рая... но свет мимолетный, ибоосновным законом земной жизни является нетерпимость. Социальные общностикрепнут в условиях тирании, а при милосердных и великодушных режимахраспадаются. В условиях тирании в них внезапно просыпается энергия, и ониначинают душить свои свободы и боготворить своих тюремщиков, каквенценосных, так и разночинных. Эпохи, наполненные ужасом, имеют преимущество перед периодамиспокойствия. Человек гораздо больше раздражается от отсутствия событий, чемот их изобилия. Вот почему история является кровавым продуктом его неприятияскуки. Философия одежды С какой нежностью и ревностью мои мысли обращаются кмонахам-пустынникам и к циникам! Отказаться от обладания всеми предметамиобихода: этим столом, этой кроватью, этими лохмотьями... одежда встает меж- 135 ду нами и небытием. Посмотрите в зеркало на ваше тело, и вы поймете,что вы смертны; проведите пальцами по ребрам как по мандолине, и вы увидите,как близко находитесь вы от могилы. Только потому что мы одеты, мы и можемказаться себе бессмертными: ну как человек может умереть, если он носитгалстук? Наряжающийся труп не знает, что он труп, и, мысленно представляясебе вечность, поддерживает в душе иллюзию. Плоть прикрывает скелет, одеждаприкрывает плоть: уловки природы и человека, инстинктивное и как быдоговорное надувательство; настоящий джентльмен не может быть вылеплен изглины или праха... Достоинство, почтенность, благопристойность -- сколькохитростей перед лицом неотвратимого! Когда вы надеваете шляпу, кто посмеетсказать, что когда-то вы пребывали в утробе и что когда-нибудь червинаедятся до отвала вашим салом?...Поэтому я выброшу эти лохмотья и, сбросив маску моих дней, пущусь вбегство от времени, в котором по взаимному согласию с остальными сейчас лезувон из кожи, предавая себя. В былые времена отшельники сбрасывали с себявсе, чтобы обрести себя; и в пустыне, и на улице они в равной степенинаслаждались своей опрощенностью и достигали высшего счастья: ониуподоблялись мертвецам...
