Исступление.

Домой Себастьян влетел как вихрь. Им двигала непомерная злоба на самого себя. Огонь такой силы, что кажется, пламя испепелило бы все на своем пути. Жжение в грудной клетке. Глаза полны гнева и бешенства. Он даже раскраснелся, на побитых синюшных щеках четко видно, как к лицу приливает кровь. Взбухшая венка на шее. На куртке – засохшие пятна крови. Он успел умыть лицо какой-то дождевой водой из бочки, но этого не хватило, чтобы смыть с себя все следы. Он и не преследовал такой цели.

Ключи полетели на пол, дверь громыхнула с такой силой, что кажется, посуда не лопнула от напряжения лишь благодаря снисходительности Всевышнего. Резкие шаги, уверенные, полны ярой ненавистью. Воздух мгновенно накалился. Он похож на обнаженный и наточенный меч. Только приблизься – его заостренное лезвие выпотрошит тебе все кишки до основания.

Дверь в комнату матери открывается им нараспашку. В комнате стоит незримой пеленой запах перегара. Если у Себастьяна в спальне накурено, то у матери запах алкоголя впитал в себя каждый миллиметр драных и старых обоев.

Она лежит с каким-то мужчиной на кровати. Проспала весь день, значит к ночи жди активации и буйности. Но Себастьяну сейчас важно не это.

Кому, как не ему знать, что такое быть полностью одиноким. Что такое надеется исключительно на себя. Он дикий, и он знает, какие секреты хранят в себе эти железные джунгли. Он знает, чем может обернуться разочарование в самом себе. Он размышляет давно уже не на уровне 16-ти лет.

Мать спит на боку, а ее хмельной партнер распластался на кровати чуть ли не в позе звезды. Мирный сон двух пропойц был прерван весьма неожиданно и далеко не с любезными целями. Хотя... О какой любезности речь в откровенном и засранном борделе?

Себастьян схватил мужчину за шею двумя руками и грубым движением скинул его на пол. Мать даже не думала просыпаться от грохота. Крепче сна алкоголички может быть сон только усопшего.

- Эээ... – невнятное бурчание, мужик приоткрыл глаза и посмотрел на юношу, который уверенно оседлал его сверху.
- Парнишка, ты кто тако... – ответом ему был меткий удар прямо в переносицу. Сила удара – максимальная. Еще и еще, Моран вовсе не срывает злость, как может показаться с первого взгляда.
- Ааа!

Удары сменяют друг друга с ненормальной скоростью. Себастьян не просто бьет – он молотит его, причем с такой ненавистью, словно у них личные счеты.
Еще, еще, еще, еще. Руки уже в откровенной крови, и от шума мать проснулась. Но на разогрев ее последних мозговых клеток, которые еще чудом не были сломлены огромным количеством алкоголя, требуется время. И Моран это знает. И Моран этим пользуется.

Он не жалеет сил. Сильнее, в под дых, по лицу, в подбородок, он чувствует, как костяшки пальцев сейчас просто разорвутся от напряжения.
Он бьет и смеется. Чокнутый смех, ненормальный, какой-то хриплый, срывающийся на кашель.
Мужчина уже, кажется, потерял сознание от таких побоев, сил отвечать у него попросту не было. Себастьян напал слишком неожиданно и резко, он просто не успел даже сообразить, что происходит, как тот исколотил его до подобного состояния.

Кровавую бойню без смысла прервал резкий удар в висок. А это уже мать встала и скинула сына со своего очередного любовника. Она не только пьяница, но еще и редкостная шлюха.

- Ты хули творишь, мудак мелкий? Ты что наделал, блять? Ты зачем его побил?! – ее глаза уже смотрят осмысленно, насколько осмысленно могут смотреть глаза человека, который находится в непрекращающемся и хроническом запое. И Себастьян понимает, что ближайшие пару дней ночевка под открытым небом ему гарантирована.
Трезвость его поступков не вызывает никаких сомнений. Он действовал так, будто имеет четкий и рациональный план.

Жестоко. Здраво. Без сомнений.

Пара секунд взгляда друг на друга. Себастьян ухмыляется и резко вскакивает, чуть не опрокидывая комод рядом с кроватью. И, как оказалось, очень кстати.
Окровавленная рука быстро открывает дверцу и достает из чашки несколько фунтов. Хватит, чтобы протянуть еще пару дней на улице.
Мать, завидев такое, начала еще сильнее орать, но ответом ей был хлопок входной двери.

Он выяснил то, что ему было необходимо, как воздух. Он выяснил.

***

Единственное, в чем был подвох – он не ожидал двоякого ощущения. Сидя на крыше и более-менее успокоившись скуренной наполовину пачкой сигарет, Себастьян подводил итоги. Ему просто нужна была мишень. Ему нужно было убедиться, и он убедился.

Убедился в том, что силу он не теряет. Что с ним все ровно так же, как и было прежде. Что он физически крепок, что он по-прежнему остается бешеным хищником, охотившимся в диких условиях жизни. С ним все нормально, его кулаки, как и раньше, наполнены мощью и сталью. Он все еще может за себя постоять, как и прежде.

Но и эти, первоначально, казалось бы, хорошие новости для него совершенно внезапно приобретают черную окраску. С горькими, гнилыми переливами и узорами.
Если он не терял ни своей силы, ни своей физической формы, то получается... А что же получается?

Почему именно Джима он не может побить до полусмерти? Почему другого человека может, а его нет?!

И вот здесь наступает переломный момент. Мутные и полопавшиеся глазницы задумчиво смотрят на железный край крыши.
Этому должно быть логическое объяснение, обязательно!
Неужели в присутствии этого гадкого, изворотливого ужа он теряет свою хватку?!
Только что он сам себе доказал, что способен на многое. Еще раз доказал себе, что с таким зверем как он лучше не связываться. Но тогда в чем дело?!

Почему он не может сильнее ударить Мориарти? Почему даже в первой драке он нападал исключительно на его друзей, а не на него самого? Почему он пырнул ножом Марка и чуть не вскрыл гортань Люку, а Джима лишь частично отдубасил?

«Думай!».

На ум не идет ни одного мало-мальски адекватного объяснения. Взгляд на край крыши становится более глубоким, более отрешенным.

Он ненавидит эту тварь, это абсолютно верно. Усомниться в этом факте просто невозможно. И снова Себастьян встречается с несостыковкой с глазу на глаз. Тогда какого черта он подал ему руку, которая в последствии была Джимом же и осквернена? Почему он протянул ладонь, что им двигало в этот момент?
Сострадание? Нет, если бы в нем было это качество, он бы давно уже загибался где-нибудь в подворотне под окнами ругающейся парочки.
Жалость? Снова мимо, он терпеть не может это чувство и презирает его всеми фибрами своей израненной души.
Может, скрытое желание помочь? Прекратить войну? Это еще куда ни шло, только вот снова промах. Птицы, летающие высоко в небе, пусть даже и в своих мечтах, имеют гордость. И он будет биться до последней капли крови, но не уступит. Не станет махать белым флагом и смазливо улыбаться. Лицемерия в нем нет.

Тупик.

Моран не понимает. Он не понимает сам себя. Снова.
Как только эта черноволосая мразина наглым образом влезла в его обезображенный мирок, где кроме него нет места никому, вся его жизнь пошла не то, чтобы псу под хвост, псу в кишечник. Насильно запихана и закупорена в него настолько глубоко, что как бы он не пытался, оттуда выхода уже нет.

Закуривает еще одну. Вот теперь точно начали шалить нервы. Он чувствует, как сжимаются зубы. Он не понимает сам себя. Он же его ненавидит! На дух не переносит! Наверно, это второй человек, которому он желает смерти так же сильно, как и своей матери!

Не выписывается ни в какие рамки. Разрываются шаблоны в голове.
Рядом с Джимом руки словно слабеют. Не потому, что он его боится – боятся Мориарти, при всех его связях и авторитете в школе просто глупо. Он ниже и хрупче его по телосложению, а значит определенно слабее. Поэтому и шныряет везде со своим жалким отродьем по бокам.
И вовсе не потому, что он боится сделать ему больно. Он бы делал ему больно бесконечно, пока его руки способны сжимать в пальцах нож.

Себастьян не понимает одной вещи, но его в этом не стоит винить. Не смотря на то, что он достаточно умен для своего возраста, и совершенно самостоятелен, он никогда не встречался с этим ощущением. Он пытается списать его на знакомые уже ему чувства – эмпатию, элементарное сочувствие. И то – с этими чувствами он тоже знаком лишь заочно, понаслышке. Знает лишь, что их стоит избегать всеми возможными и невозможными способами.

Головой он понимает, что поступает патологически неоправданно и глупо. Бессмысленно и по-идиотски.

Головой, но не сердцем. И в этом-то вся и проблема.

Когда чаша наполнена настолько, что начинает переливаться через край, тогда жидкость и открывает для себя новые горизонты. И только дьявол разберет, как за мгновение терпкое вино может превратиться в убивающий яд.

Маленький шажок в пустоту. Тот самый, один-единственный, о котором всегда говорят. Тонкая нить, вальсировать на которой может только бывалый циркач. Финты, не подвластные неопытному игроку.

Слабая грань, почти не заметная невооруженным взглядом. Ты можешь переступить ее и даже не заметить, лишь почувствовать, как что-то внутри резко меняется.

А все потому, что там, где заканчивается ненависть, начинается любовь.