Банки и люди

Отсчет времени банковского кризиса в Центральной Европе обычно ведут от банкротства в мае 1931 г. круп­нейшего австрийского банка «Кредитанштальт», влияв­шего чуть ли не на половину австрийской экономики; кроме того, он контролировал много предприятий в дру­гих странах, образовавшихся на обломках австро-венгерской монархии, а также в Румынии и Болгарии. Обычная для кризисных времен история: предприятия-должники оказались не в состоянии погашать кредиты банка, акции предприятий в его портфеле обесценились, а в то же время вкладчики и кредиторы банка требовали возврата своих денег. За этим крахом последовал отлов иностранного и национального капитала из Ав­стрии, в результате чего центральный банк потерял почти две трети своих золотовалютных резервов.

Положение крупных германских банков было ни­сколько не лучше, чем положение до недавнего време­ни вполне надежного «Кредитанштальта». Германская банковская система исторически складывалась не­сколько иначе, чем британская и американская. В анг­лосаксонских странах коммерческие банки в меньшей степени занимались долгосрочным финансированием промышленности, меньше эмитировали и держали в своем портфеле акций предприятий. Напротив, в Гер­мании сложились универсальные банки, соединявшие все основные банковские функции: ведение текущих счетов и краткосрочное кредитование, эмиссию ценных бумаг акционерных компаний, владение их акциями и во многих случаях прямой контроль над ними. Это давало банкам большую экономическую власть, одно­временно понижая их ликвидность и делая их осо­бенно уязвимыми для кризисов: активы в виде учас­тии в капитале компаний, долгосрочные кредиты и т.п. в случае острой необходимости реализовать нелегко.

После краха австрийского банка германское финан­совое сообщество выжидало, какой из больших банков (в Германии их так и называют — гроссбанки), попадет под удар первым.

Камнем, который обрушил лавину всеобщего кризи­са, стало фактическое банкротство «Данатбанка» (это обычное в то время краткое название банка «Дарм-штедтер-унд-Национальбанк»), особенно ярко выявив­шее слабости, характерные для германских банков. Кредитный портфель банка содержал большие ссуды крупнейшей компании текстильной промышленности, которую он же контролировал. Экономический кризис обанкротил компанию и обесценил как ее акции, так и предоставленные ей кредиты; другие активы «Да­натбанка» тоже оказались неликвидными, что сделало испытываемые банком трудности непреодолимыми.

Естественной реакцией вкладчиков «Данатбанка» стало массовое изъятие вкладов, за июнь 1931 г. он по­терял примерно 40% вкладов [71, р. 302]. Ни один банк не выдержал бы такого натиска. Кредиторы «Да­натбанка» требовали срочного возврата ссуд, а помо­гать ему новыми кредитами стало крайне рискованно.

Летописцы этих драматических событий придают особое значение личности президента «Данатбанка» Якоба Гольдшмидта. В консервативном банковском сообществе он считался выскочкой и авантюристом, в конкурентной борьбе он был агрессивен и неразборчив в средствах. Руководители гроссбанков не любили Гольдшмидта и испытывали известное злорадство, ког­да «Данатбанк» пошел ко дну. Ни гроссбанки, ни Рейхсбанк не поддержали его [71, р. 309-310].

11 июля 1931 г. (это была суббота) Гольдшмидт сооб­щил правительству, что в понедельник банк будет вы­нужден прекратить выплату вкладов. Поскольку этот кризис имел национальные масштабы, высшие чинов­ники и банкиры вынуждены были отказаться от воскресного отдыха. В совещаниях, которые заняли все воскресенье, принимал участие и Яльмар Шахт, в этот момент частное, но весьма влиятельное лицо в мире финансов (см. главу 7). Ничего, однако, не было решено.

Когда 13 июля открылись банки, натиску подверг­ся отнюдь не только «Данатбанк», который тут же пре­кратил платежи, но и другие кредитные учреждения. Описания этого дня похожи на подобные эпизоды в более ранних банковских паниках. Лондонский жур­нал «Экономист» через несколько дней писал: «Как только появились известия, что "Данатбанк" прекра­щает выдачу вкладов, начался натиск вкладчиков на все банки и сберегательные кассы. Сначала вклады выдавались полностью, но позднее повсеместно нача­ли ограничивать эту выдачу. Сберегательные кассы, принимающие вклады главным образом от рабочего класса и менее состоятельных слоев среднего класса и помещающие свои средства в малоликвидные кре­диты общинам, представляют собой наиболее чувстви­тельную часть германского кредитного механизма. В периоды, подобные нынешнему, они легко подвер­гаются ударам паники, не имея шансов выдержать даже умеренное давление. Хотя почти все сберегатель­ные кассы начиная с полудня не выдавали в одни руки больше 100 марок независимо от размеров счета, к вечеру в них не могло остаться много наличности» [9, с. 596-597].

На другой день все кредитные учреждения закры­лись по чрезвычайному распоряжению правитель­ства — событие, случившееся впервые за всю историю Германии. Через два дня банкам разрешили выпол­нять только жизненно необходимые для экономики операции вроде переводов денег на выплату зарплаты. В полном объеме банки стали выполнять свои функ­ции лишь с 5 августа, а сберегательные кассы еще через несколько дней.

Характерно, однако, что, насколько известно, вклад­чики не понесли в ходе этого кризиса существенных потерь. Сначала правительство объявило о гаранти­ровании вкладов в «Данатбанке», а затем организова­ло его слияние с одним из гроссбанков, «Дрезднер банк», который, кстати сказать, успешно функциони­рует и поныне.

Что делали люди с деньгами, которые они изымали из банков, потерявших доверие клиентов? Одни дер­жали банкноты «под матрацем», другие стремились обменять их на иностранную валюту, третьи вывози­ли деньги за границу и там обменивали на валюту. Все такие действия так или иначе подрывали кредит­но-денежную систему Германии. Одним из дальней­ших проявлений кризиса стал недостаток наличных денег, погоня за ними. Это ухудшало и без того низ­кий сбыт товаров, усиливало затоваривание торговли и промышленности.

Если в первой половине 1931 г. могло казаться, что в экономике начинается слабое оживление, то после банковского кризиса эти надежды рухнули. Во вто­ром полугодии 1931-го и в 1932 г. падение производ­ства и рост безработицы усилились, и никто не мог сказать, когда экономика достигнет дна кризиса. Бо­лее того, на этом этапе центр тяжести мирового кри­зиса переместился в Германию.