Новый курс

К концу 1933 г. пожарные меры стали складывать­ся в систему реформ, которые получили вскоре неофи­циальное название Новый курс. Ни Рузвельт, ни его советники не претендовали на какой-то «план», на идеологическую схему действий. Они руководство­вались не схемой, а здравым смыслом и крепким праг­матизмом и шли также навстречу настроениям народа, который требовал, чтобы государство отобрало значи­тельную долю власти у магнатов-олигархов, у крупных капиталистов, являющихся, по мнению народа, виновны­ми в катастрофическом состоянии экономики.

Новый курс, проводившийся более или менее по­следовательно вплоть до Второй мировой войны, изменил американский капитализм, не затрагивая, од­нако, фундаментальные основы общественного устрой­ства. Принципы частной собственности, рыночной эко­номики и политической демократии остались в силе, но их действие существенно изменилось. Новый курс означал отказ от laissez faire (невмешательства госу­дарства в экономику) и переход к активному государ­ственному регулированию. Тем самым готовилась почва для смешанной экономики, которая явилась во второй половине XX века эффективным ответом аме­риканского и мирового капитализма на два грозных вызова: внутреннего, в виде кризисов и депрессий, и внешнего, в лице социализма и коммунизма.

Сам Рузвельт и наиболее дальновидные его совре­менники понимали, что речь идет о спасении капита­листической системы. Как сообщает Артур Шлесинджер, автор фундаментального труда об эпохе Рузвельта, президент однажды сказал газетному магнату Херсту:

«Я борюсь с коммунизмом... Я хочу спасти нашу систе­му, капиталистическую систему» [59, с. 176]. Американ­ские авторы опубликованной в 1934г. книги писали, что Америка стоит перед реальной опасностью «вне­запной перемены в сторону социалистического хозяй­ства, которая принесет с собой кровопролитие, террор и преследования, как в России в продолжение многих лет после революции... Есть много людей, которые считают, что современный капитализм окажется слабее, чем си­стема, развиваемая Советским Союзом» [58, с. 41].

В СССР, где не было ни частного капитала, ни акций, ни биржи, ни банков в реальном смысле, не могло, ко­нечно, быть и кризиса западного типа. Люди Запада, у которых экономический кризис вызывал апокалипси­ческие настроения, видели только фасад советской сис­темы — ликвидацию безработицы, огромное строитель­ство, создание новых отраслей. Органические пороки этой системы, которые через полвека привели ее к краху, американцам еще трудно было разглядеть. В гла­ве 11 мы попытаемся подробнее рассмотреть главные черты советской экономики 1930-х годов с ее финан­совыми потрясениями.

Новый курс потребовал огромных расходов государ­ственного бюджета. С 1933-го по 1937 г. расходы феде­рального бюджета увеличились в 2,2 раза. Доходы да­леко отставали от этого роста, и дефицит покрывался большими внутренними займами. За четыре года го­сударственный долг возрос с 22 до 36 миллиардов дол­ларов. Уровень цен за то же время мало изменился, так что увеличение расходов и долга было отнюдь не бумажным, а вполне реальным. Это пугало не только консерваторов, привыкших считать, что бюджетный де­фицит и рост долга — верный путь государства к гибе­ли. Рузвельт и его команда вели смелую игру, уверяя народ, что восстановление экономики оправдает их фи­нансовую политику.

Они, можно сказать, интуитивно нащупывали важ­нейшее положение кейнсианской экономической тео­рии: в условиях массовой безработицы и недоисполь­зования мощностей и ресурсов дефицитное финанси­рование не только допустимо, но необходимо для преодоления депрессии и застоя экономики. Надо толь­ко знать разумный предел расходования денег и сле­дить за тем, чтобы они использовались эффективно.

Кейнс теоретически обосновал активную антикри­зисную политику и отказ от догмы бездефицитного бюджета. Любопытно, однако, что при личной встрече эти два замечательных человека не нашли общего язы­ка. Вероятно, Рузвельту, который всю жизнь провел в русле практической американской политики, идеи Кейнса показались слишком академическими, далеки­ми от жизни. Что касается Кейнса, то он сказал после встречи: «Я думал, что президент экономически дол­жен быть более грамотен» [61, с. 220].

Рузвельт был слишком опытным публичным политиком, чтобы прямо заявлять, что он сторонник бюджетного дефицита и роста долга. В своих выступ­лениях он неизменно подчеркивал, что правительство стремится к финансовой стабильности, но столь же не­изменно предлагал новые и новые программы, требую­щие денег. Конгресс ворчал, а иной раз и бушевал, но в конечном счете соглашался на требования правитель­ства. За пять лет расходы на сельское хозяйство воз­росли почти в 5 раз, на поддержание занятости и до­ходов — в 7 раз.

Такая финансовая политика означала закачивание денег в экономику — эмиссию банкнот и увеличение средств на банковских счетах. Как заметил в 1930-х го­дах один конгрессмен, Рузвельт стоял «за здоровые день­ги, но притом за то, чтобы их было много» [43, р. 317].

В конечном счете оказалось, что это был в принци­пе правильный расчет. Можно сказать так: дефляци­онный потенциал в экономике (недоиспользование рабочей силы и других ресурсов, понижательная тенденция цен) был настолько велик, что можно было увеличивать денежную массу, не рискуя вызвать инфляцию.

В рамках этой политики логичным стал отказ от золотого стандарта и создание более гибкой системы денежного обращения. Первые шаги в этом направле­нии были сделаны немедленно после вступления Руз­вельта в должность президента. В итоге цепи меро­приятий было осуществлено следующее: золото изъяли из обращения и весь золотой запас был сосредоточен в руках государства; возможность обмена банкнот и средств на счетах в банках на золото для американ­цев была отменена, но сохранена для иностранных центральных банков, хранящих в долларах свои ва­лютные резервы; путем постепенного повышения офи­циальной цены золота в долларах была осуществлена девальвация доллара. Все это прежде всего диктова­лось необходимостью поддерживать конкурентоспособ­ность американских товаров, поскольку курсы других ведущих валют во главе с фунтом стерлингов к тому времени значительно понизились, что давало этим странам конкурентные преимущества.

Официальная цена золота, соответствующая ново­му золотому содержанию доллара, была закреплена на уровне 35 долларов за одну тройскую унцию (31,1 грамма), что на четыре десятилетия стало важ­нейшей константой мировой валютной системы и было положено в основу паритетов, фиксируемых Международным валютным фондом (см. главу 12).

Большую роль в преодолении депрессии и дальней­шем росте экономики сыграли реформы в области жи­лищного строительства и ипотечного кредита (ссуд, обеспеченных закладом недвижимости). В 1934 г. в ка­честве особого государственного агентства была созда­на Федеральная жилищная администрация (Federal Housing Administration), целью которой (для умень­шения рисков банков по долгосрочным ссудам) было страхование ипотечных ссуд, выдаваемых банками и другими финансовыми учреждениями застройщикам и заемщикам.

Финансовым документом, закрепляющим правоот­ношения, возникающие при ипотечном кредите, являет­ся закладная, или ипотека. Кредит этот долгосрочный, как правило не менее 20 лет. Чтобы банки не боялись увязнуть в таких ссудах, была создана государственная корпорация, которая покупала у банков закладные и перепродавала их инвесторам, заинтересованным в дол­госрочном вложении капитала. Эта корпорация носила официальное название Федеральная национальная ипотечная ассоциация (Federal National Mortgage Association), а простые американцы ласково прозвали ее женским именем Фанни Мэй (Fannie Мае).

Эти меры, которые в 1930-х годах составили содер­жание Нового курса, актуальны для современной Рос­сии, где жилищное строительство сдерживается, наря­ду с другими факторами, практически полным отсут­ствием ипотечного кредита.

Усилия американского правительства направля­лись на уменьшение безработицы и облегчение ее со­циального бремени. Несколько спешно созданных го­сударственных организаций с труднозапоминаемыми названиями либо предоставляли гранты (дотации) и ссуды местным властям или фирмам на финансиро­вание работ, либо сами нанимали работников на бюд­жетные деньги. В годы Нового курса было построено много автомобильных дорог и других объектов ин­фраструктуры (к примеру, знаменитый мост через про­лив Золотые Ворота в Сан-Франциско, столь любимый кинематографистами).

Одна из таких организаций, носившая название Администрация осуществления работ (Works Progress Administration, WPA), нанимала безработных за не­сколько десятков долларов в месяц и строила школы, больницы, дороги, а также помогала театрам, оркест­рам, писателям. Джон Стейнбек получал от нее фи­нансовую помощь. Считалось, что WPA склонна к ра­сточительству денег налогоплательщиков; журналист из «Нью-Йорк тайме» так подводил итоги ее деятель­ности: «Несмотря на насмешки, оппозицию республи­канцев, подозрения Конгресса, распри между Гопкин-сом и Икесом (министры в правительстве Рузвель­та. — А. А.), использование денег в политических целях и на тот факт, что иные построенные ею доро­ги вздувались при первом морозе, WPA работала. Ре­зультаты ее деятельности можно видеть повсюду в Соединенных Штатах» [69, р. 49].

Эта цитата характеризует ту трудную обстановку, в которой проводились реформы, и препятствия, с кото­рыми сталкивалась команда рузвельтовских реформа­торов. А ведь, кроме всего упомянутого, было сделано еще немало: впервые в истории США создана госу­дарственная система социального обеспечения (пенсии по старости и при потере кормильца), введены посо­бия по безработице, установлена единая минимальная заработная плата, запрещен детский труд. Даже если иные из этих законодательных норм плохо исполня­лись, само их существование имело принципиальное значение, в частности облегчало профсоюзам защиту интересов трудящихся.

Вторая половина 1930-х годов оставалась тяжелой для Америки, перед войной производство не достига­ло уровня 1929г., безработица держалась на уровне 8-10 миллионов человек. Тем не менее Великая де­прессия постепенно выдыхалась, хотя полностью по­кончила с ней только война и военная экономика. Руз­вельт стал первым в американской истории президен­том США, которого избирали четыре раза. Лишь после его смерти ввели правило, запрещающее одному чело­веку занимать этот пост более двух сроков.