Финансы и конец Четвертой республики

Это было время, когда французские коммунисты со­бирали на парламентских выборах добрую четверть всех голосов, а в ряде промышленных районов — до 35— 40%. Иной раз казалось, что установленная в 1946 1947 гг. Четвертая республика с расколотым парламен­том и чехардой слабых коалиционных правительств не выдержит напора слева. Этого не произошло. Поли­тический кризис 1958 г. привел к власти генерала Шар­ля де Голля (1890-1970), который скроил под себя кон­ституцию Пятой республики, существующей поныне.

Финансы играли большую роль в событиях, пере­ломивших послевоенную историю Франции. Достаточ­но привести одну цитату. В своих мемуарах де Голль так характеризовал экономическое положение страны к 1958 г.: «Хроническое падение стоимости франка, па­ралич торговли, истощение нашего кредита, короче, ра­стущая угроза финансового банкротства и экономиче­ского краха». Генерал немного сгущал краски, чтобы убедительнее выглядела его роль спасителя нации. Но в главном он был прав.

Важнейшим фактором финансового кризиса была военно-политическая ситуация — проигранные колони­альные войны в Индокитае и Северной Африке, унизи­тельное поражение в «мини-войне» с Египтом после национализации последним в 1956 г. Суэцкого канала, психологически тягостное ослабление позиций в запад­ном блоке в пользу Вашингтона и Бонна.

Оказалось, что Франции не под силу поддерживать мощь великой державы, центра обширной колониаль­ной империи. Никто не хотел приносить жертвы, поту­же затягивать пояса ради того, чтобы Вьетнам и Ал­жир оставались в империи. Компартия и левые профсо­юзы были готовы в любой момент вывести на улицы тысячи людей под лозунгами защиты их социальных завоеваний, против высоких налогов и военных расхо­дов. Мощные забастовки волнами прокатывались по французской экономике. В октябре 1957 г., когда реша­лась судьба последней более или менее реалистичной программы экономической стабилизации, Париж жил без электричества, не ходили поезда метро, бездейство­вали предприятия.

В то же время на правом фланге усиливался вели­кодержавный шовинизм и экстремизм. Презрение к бессильному центристскому правительству объединя­ло левую и правую оппозицию. Как обычно, в этой си­туации разброда и неуверенности усилились такие про­цессы, как уклонение от налогов, коррупция чиновни­ков, бегство капиталов за границу, уход сбережений в золото и иностранную валюту [88].

Парадокс заключался в том, что экономика Франции, прошедшая этап послевоенного восстановления, в 1950-х годах развивалась в целом неплохо. Основные показатели были не хуже, чем в других главных стра­нах Западной Европы. К примеру, личное потребление товаров и услуг, которое можно считать критерием уровня жизни населения, за 1952-1957 гг. возросло на 29% при среднем показателе для всей Западной Евро­пы 26%. Это был несомненный экономический подъем. Однако в 1957-1958 гг. подъем приобрел черты ин­фляционного бума, наблюдалось явление, которое при­нято называть «перегревом экономики». Французская экономика напоминала автомобиль, который от завы­шенной скорости на плохой дороге теряет управление.

Опытный и осторожный водитель в такой обстановке должен снизить скорость и осмотреться. В экономиче­ской политике это означало: сокращение бюджета, ог­раничение кредита, сдерживание инвестиционного и потребительского спроса. Но это могло сделать только сильное и решительное правительство, пользующееся поддержкой парламента и доверием населения. Меж­ду тем реальность была совсем иной.

Ресурсы любой страны всегда ограничены. Если уве­личиваются военные расходы, то приходится ограни­чивать потребление или гражданские капиталовложе­ния. Если разбухают как военные расходы, так и инвестиции, то иного источника, кроме урезки потреб­ления, быть не может.

Попытка одновременно увеличивать затраты ресур­сов во всех этих областях ведет к инфляции и кризи­су, что и произошло во Франции. С 1949-го по 1956 г. военные расходы бюджета в неизменных ценах вы­росли в 2,5 раза и продолжали нарастать в следую­щие два года. В 1957 г. дефицит бюджета перевалил за 1 триллион франков, к тому же он все более покры­вался кредитами Банка Франции правительству, т.е., в сущности, эмиссией денег. Поскольку действовала общегосударственная система индексации заработной платы в соответствии с ростом стоимости жизни, в полную меру давала о себе знать спираль цен и дохо­дов: повышение цен почти немедленно вызывало рост заработной платы, а оно в свою очередь толкало вверх цены. Во втором полугодии 1957г. годовой темп рос­та стоимости жизни составил 14%, в первом полуго­дии 1958г. — 16%. Для относительно благополучной западной страны это очень много.

Французский историк народного хозяйства Юбер Бонен, приводя эти цифры, так описывает состояние эконо­мики в 1957-1958 гг.: «Развивается инфляция спроса, порождаемая увеличением денежной массы, военными заказами, ростом покупательной способности и расши­рением экспорта под воздействием экономического подъема в странах Запада. Ее дополняет инфляция из­держек: цены на продовольствие растут по причине плохого урожая; закрытие Суэцкого канала и арабское нефтяное эмбарго удорожают энергию; недостаток рабо­чей силы в связи с мобилизацией для войны в Алжире и "бумом конъюнктуры" побуждает фирмы соглашаться на повышение заработной платы; инфляция и забастов­ки в 1957 г. усиливают это давление» [88, р. 152].

Требуется пояснить, что экономисты различают два типа инфляции. Инфляция спроса порождается эмис­сией денег («слишком много денег гоняется за слиш­ком малой массой товаров»). Инфляция издержек проистекает из роста затрат на рабочую силу, сырье и другие компоненты. Это удобно пояснить на примере памятных российских событий августа-сентября 1998 г. Хотя размеры денежной массы не изменились за столь короткое время, цены по причине девальва­ции рубля подскочили в 1,5-2 раза. Это была чистая инфляция издержек плюс инфляционная психология. Импорт в рублях подорожал в меру девальвации; про­изводители товаров, в издержки которых входит им­портная составляющая, тоже повысили свои цены;

конкуренция заставила (или, скорее, позволила) дей­ствовать таким же образом продавцам внутренних товаров и услуг. Психология играла при этом огром­ную роль: пережив десяток инфляционных лет, люди (производители, торговцы, потребители) исходят из крайне высокой вероятности новой вспышки ин­фляции и поступают соответственно.

Во Франции 1957-1958 гг. инфляционная психоло­гия, тоже порожденная длительной инфляцией, была налицо.

Инфляция при стабильном курсе франка сделала импорт товаров во Францию очень выгодным. Кроме того, происходило уже хорошо известное нам бегство капиталов под видом внешней торговли (завышение оплаты импорта, оставление экспортной выручки за границей). Иностранцы, ввозившие во Францию твер­дую валюту, стремились обменять ее на франки не по официальному курсу, а на свободном рынке; эта ва­люта либо оседала во Франции, либо использовалась для контрабандного ввоза золота. Хранить часть сбе­режений в золоте — старая традиция, особо свойствен­ная французам.

Получалось нечто напоминающее нынешнюю ситу­ацию в России: по оценкам экспертов, в 1958г. част­ные накопления золота и валюты во Франции при­мерно в 10 раз превышали официальные централизо­ванные резервы.

Результатом стала дефицитность платежного ба­ланса: экономика как бы стремилась восполнить не­достаток внутренних ресурсов, черпая их извне. Сло­жилась обстановка не только финансового, но и ва­лютного кризиса [86, с. 88 и ел.].

К концу 1957г. официальные резервы составляли всего лишь 775 миллионов долларов (13% годового импорта) против 2076 миллионов (44% импорта) в конце 1955 г. Столь резкое падение произошло несмот­ря на то, что Франция в эти годы продолжала полу­чать некоторую финансовую помощь от США, креди­ты от МВФ и от Европейского платежного союза. Как назвал свою брошюру этого времени левый француз­ский публицист, Франция была прижата «спиной к стене» (le dos au mur).

В последних правительствах Четвертой республи­ки центральной фигурой был Феликс Гайяр, сначала министр экономики и финансов, а с октября 1957 г. до апреля 1958г.— премьер-министр. Набор стаби­лизационных мер, которые попытался провести Гай­яр, не отличается особой оригинальностью, но они, неисключено, могли бы улучшить положение, если бы не война в Алжире и великодержавная политика. Уре­зав расходы и подняв налоги, Гайяр обеспечил в 1958 г. резкое уменьшение бюджетного дефицита. Были приняты меры, ограничившие возможность банков расширять кредит и стимулировать инфляци­онный спрос. Правительство усилило прямые ограни­чения импорта. Импортеры были теперь обязаны де­понировать в банках 50%i стоимости закупленных то­варов независимо от срока оплаты.

Чтобы избежать обвала национальной валюты, Гай­яр провел осторожную девальвацию, понизив курс франка к доллару на 17% для всех операций, кроме импорта жизненно необходимого сырья вроде нефти. Наконец он добился в начале 1958 г. пакета между­народной финансовой помощи от МВФ и правительств США и ФРГ. Никто не сомневался, что кредиторы по­шли на это, опасаясь прихода к власти во Франции крайне левого правительства.

Однако события развернулись совсем иначе. В апре­ле 1958 г. Национальное собрание, раздираемое партий­ными распрями, отправило правительство Гайяра в от­ставку, что означало наступление очередного прави­тельственного кризиса. Пока парижские политики занимались своими интригами, враги республики вы­ступили открыто. 13 мая в Алжире начался мятеж, объединивший сторонников де Голля, крайне правых экстремистов и недовольных правительством воен­ных. Обстановка накалялась с каждым днем. Теперь Франция была уже не столько прижата спиной к стене, сколько стояла на грани гражданской войны.

Настал час Шарля де Голля. Человек, сумевший при­вести униженную страну к полноправному участию в победе 1945 г., премьер-министр в первые трудные годы после войны, он воспринимался французами как един­ственный деятель, способный спасти страну от хаоса.

В конце мая 1958г. де Голль стал премьер-минис­тром, а в конце года — первым президентом Пятой республики с почти императорскими полномочиями. Однако основы демократии уцелели. Де Голль пра­вильно оценил коренные причины кризиса и вскоре начал выводить страну из алжирской войны. За это он едва не поплатился жизнью, став объектом несколь­ких покушений националистов.

Отчасти правительство де Голля могло воспользо­ваться первыми результатами стабилизационных мер Гайяра. Но решающим фактором улучшения было вос­становление доверия. Доверия народа к правительству, банкам, деньгам. Экономическую и финансовую поли­тику де Голль поручил людям, которых у нас назвали бы монетаристами. Безусловный приоритет был отдан преодолению инфляции. Правительство провело еще одну девальвацию франка, отказалось от жестких огра­ничительных мер во внешней торговле и стало гото­вить введение конвертируемости франка.

С 1 января 1960г. был введен «тяжелый франк», приравненный к 100 «легким» обесцененным франкам. Эта деноминация рассматривалась как символ возрож­дения прочной французской валюты и ее международ­ного престижа. Реформа, видимо, произвела сильное впечатление на Хрущева, который относился к де Гол-лю с немалым уважением. Ровно через год подобная деноминация была проведена в СССР: во всех денеж­ных величинах и суммах было приказано зачеркнуть один ноль. Старые купюры опять обменивались на новые.

 

 

Глава 13

Латиноамериканская модель (1990-е годы)

 

Директор-распорядитель Международного валютного фонда Мишель Камдессю, говоря о финансовом кри­зисе, поразившем Мексику в 1994-1995 гг., назвал его первым кризисом XXI столетия. Летом 1995г. Большая семерка индустриальных стран на очеред­ном саммите среди других проблем обсуждала вопрос о кризисах мексиканского типа и способах их предотвращения.

Подтверждение этих опасений не заставило себя ждать. Кризис в странах Восточной и Юго-Восточной Азии в 1997-1998 гг. имел многие схожие черты. Осе­нью 1998 г. в орбиту подобного кризиса оказалась втя­нутой крупнейшая страна Латинской Америки — Бра­зилия. И наконец: хотя Россия со своим «лица необ­щим выраженьем» имеет особенный кризис, многие его компоненты напоминают как мексиканский, так и бра­зильский вариант.