Первые годы

Во время войны американские и британские экс­перты приступили к разработке планов международ­ной валютной системы, которая соответствовала бы послевоенным условиям. Речь шла о том, чтобы учесть и преодолеть печальный опыт 1920-х и 1930-х годов, характеризуемый чередованием инфляции и дефля­ции, агрессивным протекционизмом и упадком ми­ровой торговли, конкурентными девальвациями и ва­лютными ограничениями.

В июле 1944г., когда еще гремели пушки и рва­лись бомбы, в тихом курортном городке Бреттон-Вудс (США, штат Нью-Гэмпшир) собралась международная конференция, в которой участвовали 44 страны, вклю­чая СССР. Там был согласован устав Международно­го валютного фонда — первой в истории всемирной валютно-финансовой организации. Когда дело дошло до подписания и ратификации устава МВФ, уже нача­лась «холодная война», и СССР отказался стать его членом. Лишь в 1992 г. Россия вступила в Фонд. Ана­логичной была судьба участия России в другой, создан­ной вместе с МВФ, международной организации — Международном банке реконструкции и развития, который теперь вместе с примыкающими к нему фи­нансовыми учреждениями обычно называется Всемир­ным банком. Правления обеих организаций находят­ся в столице США.

Создание МВФ было сложной технико-финансо­вой проблемой. Как заметил язвительный и иронич­ный Дж. К. Гэлбрейт, «мало было в истории между­народных совещаний такого масштаба, где участни­ки так слабо понимали бы, что, собственно, происходит или хотя бы что пытаются сделать» [14, р. 270—271]. По его словам, это не мешало, а скорее помогало делу, потому что люди делали вид, что все понимают, и не задавали лишних вопросов, опасаясь обнару­жить непонимание. Можно думать, что подобные си­туации не такая уж редкость на больших финансо­вых форумах.

У колыбели Международного валютного фонда сто­яли два человека, предложивших свои проекты: анг­лийский экономист Джон М. Кейнс и заместитель сек­ретаря казначейства (министра финансов) США Гарри Д. Уайт. Кейнс был известен как крупнейший ученый, новатор в области экономической политики и финан­сов, Уайт олицетворял экономическую мощь и финан­совые ресурсы Америки.

Кейнс был англичанин до мозга костей. Сын кемб­риджского профессора экономики, он с детских лет впитал высокую культуру, был блестящим публицис­том и полемистом, знатоком истории, литературы и искусства. Кстати сказать, был женат на русской ба­лерине Лидии Лопуховой и по этой линии мог бы сде­латься предметом кинематографического исследова­ния Эльдара Рязанова, показавшего нам галерею рус­ских женщин, ставших подругами знаменитостей Запада. Незадолго до Бреттон-Вудской конференции он стал лордом — так сказать, первым аристократом от политической экономии.

Уайт был столь же стопроцентный американец, «че­ловек Рузвельта», один из группы соратников и совет­ников президента в проведении политики Нового кур­са. По своим политическим взглядам — либерал в американском смысле слова, сторонник рабочего за­конодательства, высоких налогов на богатых, соци­альных программ для бедных. Что касается их ха­рактеров, то оба были людьми трудными в общении, резкими, несговорчивыми, склонными идти против те­чения, не считаясь ни с самолюбием других, ни с воз­можными неприятностями для себя.

Между финансовыми проектами Кейнса и Уайта при всей сложности деталей была одна главная разница. Кейнс предлагал, чтобы страны, попавшие в тиски фи­нансового кризиса, могли сравнительно свободно пользоваться в борьбе с ним валютными ресурсами МВФ. Шансы оказаться в таком положении имела прежде всего Великобритания, что и подтвердилось в первые послевоенные годы. Уайт хотел, чтобы помощь Фонда в таких ситуациях была обставлена многими условиями и ограничениями, справедливо предвидя, что источником его ресурсов неизбежно будут США.

Кстати сказать, жить обоим оставалось недолго. Кейнс умер от болезни сердца в 1946 г., окруженный почетом. Судьба Уайта сложилась иначе: в годы мак-картизма и «охоты на ведьм» он оказался неугоден взявшим силу консерваторам, был вызван в 1948 г. на допрос в пресловутый Комитет по антиамерикан­ской (в точном переводе — неамериканской) дея­тельности и через несколько дней скончался от сер­дечного приступа.

Вечная истина гласит: кто платит, тот и заказывает музыку; поэтому нисколько не удивительно, что в Брет-тон-Вудсе конференция почтительно выслушала Кейн­са, но проголосовала за американский проект. После это­го за полвека устав Фонда (так называемые «статьи со­глашения») пересматривался всего два раза. Это были существенные изменения, но главные цели организации и средства их достижения не стали новыми.

Создатели нового валютного порядка стремились со­хранить преимущества традиционного золотого стандар­та, неплохо служившего мировому сообществу до 1914 г. (в известной мере и до 1930-х годов), избавившись, одна­ко, от его недостатков. Никто не собирался восстанавли­вать золотой стандарт во всей его полноте — с обращени­ем золотых монет и разменом всех иных видов денег на золото. Но другие преимущества — твердые соотношения между валютами, их свободная взаимная конверти­руемость (обратимость), свобода движения товаров и ка­питалов через границы — могли быть восстановлены. В свое время значение придавалось дисциплине золотого стандарта: если страна жила не по средствам, она теря­ла золото и вынуждена была принимать корректирую­щие меры: уменьшать государственные расходы, огра­ничивать банковский кредит, повышать конкурентоспо­собность товаров и привлекательность своего рынка для иностранных капиталов. Все это вместе называлось политикой дефляции. Теперь подобную дисциплину предполагалось устанавливать путем воздействия меж­дународного финансового сообщества.

Главный недостаток золотого стандарта заключал­ся в его негибкости и нерегулируемости, он навязы­вал странам дефляцию слишком рано и слишком часто. А дефляция означала рост безработицы, замед­ление экономического роста. Поскольку создатели бреттон-вудской системы и без того опасались подоб­ных тенденций в послевоенном мире, они разрабаты­вали радикальную и согласованную реформу старого валютного порядка.

Предполагалось, что МВФ станет своего рода меж­дународным полицейским, следящим за соблюдени­ем согласованных правил и даже обладающим неко­торыми правами принуждения и наказания. Если стра­на не является его значительным должником, то эта функция Фонда ограничивается внешневалютной сфе­рой. Но страны, которые хотели получать от него день­ги, должны были следовать его принципам и рекомен­дациям также во внутренней экономической полити­ке. В последние годы это в полной мере относится к России, которая в настоящее время является самым крупным должником МВФ.

Но в первые годы существования Фонда речь шла главным образом о валютной политике. Страны-участницы обязались вести дело к отмене валютных огра­ничений по текущим операциям, иначе говоря — к восстановлению свободной конвертируемости своих валют. Если они не могли или не хотели делать этого, они должны были регулярно докладывать Фонду со­стояние дел и объяснять причины, не позволяющие им отменить валютные ограничения.

Они обязались ввести твердые паритеты своих ва­лют, выраженные в весовых количествах чистого зо­лота и в американских долларах в соответствии с ус­тановленным золотым содержанием американской валюты. Доллар был признан равнозначным золоту, поскольку центральные банки или валютные органы других стран могли свободно обменять доллары на зо­лото по твердому соотношению, предъявив доллары американскому казначейству.

Страны-участницы не должны были допускать на своей территории валютные операции по курсам, сколько-нибудь значительно отклоняющимся от пари­тетов, которые рассматривались как официальные кур­сы. Вместе с тем паритет валюты не должен был стать «священной коровой». В случае необходимости стра­на имела право без консультации с МВФ изменять его в пределах 10%. Если она хотела изменить паритет в большей степени, полагалось консультироваться с Фон­дом. Право изменения паритета, что в те годы практи­чески означало право девальвировать свою валюту, было тем элементом гибкости, предназначение кото­рого состояло в устранении вредной жесткости золо­того стандарта. А с другой стороны, это был определен­ный международный порядок, отличавшийся принци­пиально от хаоса и произвола, царивших в сфере валютных отношений в 1930-х годах.

Естественно, в жизни все совсем не так красиво, как на бумаге. В первые послевоенные годы почти все стра­ны сохраняли валютные ограничения и не могли установить твердые паритеты валют. МВФ каждый год с сожалением отмечал этот факт в своих отчетах, но его воздействие на страны-участницы носило крайне ог­раниченный характер, да и общая экономическая си­туация в мире не допускала строгого соблюдения прин­ципов Фонда: в условиях инфляции и долларового голода они неизбежно оставались скорее благими по­желаниями.

И все же это не означало «полного банкротства по­литики МВФ», как было принято писать в советской печати и в научных работах тех лет. Шаг за шагом индустриальные, а затем и некоторые развивающиеся страны вводили конвертируемость валют, всё новые страны согласовывали с Фондом паритеты своих ва­лют, что способствовало развитию международных ва­лютных рынков.

Основатели Фонда понимали: для борьбы с финан­совыми кризисами мало хороших правил и трудно­выполнимых обязательств, нужны деньги, которые мог­ли бы помочь стране, попавшей в трудное положение, выиграть время и выправить ситуацию, не применяя жестких дефляционных мер и не прибегая к полити­ческим решениям, способным нанести ущерб всей мировой экономике, вроде девальвации валюты, умень­шения ввоза товаров, повышения импортных пошлин.

Для этого была разработана довольно сложная сис­тема, предусматривающая, что каждая страна в случае необходимости могла получать от МВФ кредитную по­мощь, предельные размеры которой заранее определя­лись ее квотой, рассчитанной по особой формуле в со­ответствии с ролью страны в мировой экономике.

В предотвращении или ослаблении финансовых кризисов важнейшее значение имеет доступ к креди­ту. Внутри каждой страны роль кредитора последней инстанции играет центральный банк страны. Амби­циозный замысел создателей МВФ состоял в придании Фонду подобных функций международного кредито­ра. Мыслилось, что кредиты МВФ будут краткосрочны­ми и недорогими; страна, получившая такой кредит, должна использовать передышку для срочных мер, ко­торые позволили бы ей выровнять платежный баланс, накопить валюту и вернуть кредит Фонду.

Однако страны Западной Европы, первые получате­ли кредитов МВФ в долларах (другие валюты были в то время мало кому нужны), страдали не от временных нарушений платежеспособности, а от структурных трудностей, связанных с последствиями войны. Разви­вающиеся страны, на долю которых начиная примерно с 1960-х годов приходилась подавляющая доля креди­тов, тоже нуждались в притоке долгосрочных финан­совых средств.

В 1980—1990-х годах главными клиентами МВФ ста­ли, помимо России и других стран СНГ, страны средне­го уровня развития вроде Мексики, Аргентины, Индии, Южной Кореи. О финансовых кризисах этого периода и о роли МВФ в борьбе с ними речь пойдет ниже.

Кризис конвертируемости фунта стерлингов (1947)

В декабре 1945 г. Великобритания и США заключи­ли в Вашингтоне финансовое соглашение, по которому первая получила американский заем на огромную по тем временам сумму в 3750 миллионов долларов. Ус­ловия займа были весьма льготными: при процентной ставке всего лишь в 2% годовых заем начиная с 1951 г. подлежал погашению пятьюдесятью годовыми взносами. В переговорах о займе участвовал Кейнс, и это было последнее, чем он мог послужить отечеству.

Для США это была не столько хорошая коммер­ция, сколько большая политика. Став главным союзником США в Европе, Англия, можно сказать, осталась им и по сей день. Это, конечно, предвидеть в то время было невозможно, но, поддерживая британского союз­ника, США готовились к созданию такого послевоенно­го мира, который соответствовал бы как их политиче­ской идеологии, так и экономическим интересам.

Великобритания занимала важные позиции в ми­ровой экономике и торговле, десятки ее доминионов и колоний, а также независимых государств входили в стерлинговую зону, возглавляемую Лондоном. Под его контролем концентрировались долларовые резервы всей зоны, так называемый долларовый пул. Террито­рии и страны стерлинговой зоны как бы сдавали дол­лары, которые они зарабатывали, Лондону в обмен на фунты стерлингов. Эти накопленные другими страна­ми средства получили название стерлинговых авуа­ров (активов). Они хранились в английских банках или инвестировались в государственные ценные бума­ги. Поскольку Англия играла важную роль в миро­вой торговле, в частности в торговле сырьем, многие другие страны тоже держали в Лондоне свои валют­ные средства [84].

Я позволю себе отвлечься на минуту от изложения этих обстоятельств и привести факты из собственного жизненного опыта. Когда в 1949 г. я начал работать в Министерстве внешней торговли СССР, одна из моих обязанностей состояла в том, чтобы вести учет закуп­кам, которые государственные внешнеторговые объ­единения (это было время полной госмонополии внеш­ней торговли) осуществляли в Лондоне. Очень боль­шую долю этих закупок составляли олово, каучук и шерсть — сырьевые товары, которые производились в Малайе, Австралии, Новой Зеландии, еще где-то, но про­давались через Лондон. Это заставляло и нас поддер­живать какие-то стерлинговые остатки на счетах Гос­банка в английских банках.

США взяли курс на единый мировой рынок, много­стороннюю торговлю и конвертируемость валют. Эти принципы, записанные в уставе МВФ, американцы не­укоснительно проводили во внешней экономической политике и положили их в основу англо-американско­го финансового соглашения 1945 г., — и это была та цена, которую Англия платила за щедрый заем. Зам­кнутая стерлинговая зона и двусторонний характер ее отношений с другими странами, которые могли тра­тить свои фунты только в пределах зоны, не нрави­лись Соединенным Штатам.

Прежде всего Великобритания обязалась не приме­нять каких-либо особых ограничений к импорту това­ров из США и предоставить американским резиден­там (фирмам и гражданам) возможность свободно ис­пользовать любые их счета в фунтах, что практически означало их обмен на доллары по требованию. Но это­го было мало: Великобритания взяла на себя обязатель­ство не позже чем через год после вступления согла­шения в силу (а это означало — не позже 15 июля 1947г.) ввести и поддерживать внешнюю конверти­руемость фунта стерлингов, то есть предоставлять дол­лары в обмен на фунты странам стерлинговой зоны и другим странам, с которыми будут заключены соот­ветствующие соглашения.

Как бы это объяснить попроще? Представьте себе, что вы должны 20-30 разным людям некоторые сум­мы в рублях. Вы как-то договариваетесь с ними о час­тичном погашении долгов, о рассрочках, о взаимозаче­тах. Кроме того, вам для каких-то жизненно важных дел нужны доллары, запас которых у вас очень неве­лик. Притом в силу действующих правил вы не може­те получить доллары иначе, чем взяв их у кого-то в кредит. Такой заимодавец находится и предоставляет вам в ссуду доллары, но ставит важное условие: вы дол­жны дать своим рублевым кредиторам возможность обменивать рубли на доллары, которые вы обязуетесь им предоставлять из своих средств. Чего можно в та­кой ситуации ожидать? Вернее всего, ваши кредиторы толпой кинутся с требованием: раз ты принял на себя такое обязательство, заплати нам долларами то, что ты должен нам в рублях. В результате вы будете иметь свой персональный финансовый (а точнее — валют­ный, долларовый) кризис.

Нечто подобное произошло с Великобританией ле­том 1947г. Еще до 15 июля она начала выплачивать ряду стран доллары в обмен на принадлежавшие им фунты. Наступление формального срока, установленно­го англо-американским соглашением, открыло шлюзы для массовой конверсии. Спрос на доллары, который Ве­ликобритания удовлетворяла из средств займа и из сво­их собственных запасов, превысил все прогнозы. Это на­поминало натиск на банк. Подобно тому как вкладчи­ки опасаются прекращения выдачи вкладов, так и держатели фунтов по всему миру боялись, что обмен их на доллары по твердому курсу может приказать долго жить. Кроме того, они опасались, что Англия произве­дет девальвацию фунта стерлингов, понизит его курс к доллару, что уменьшило бы реальную ценность их стерлинговых авуаров при обмене на доллары.

Британские власти наблюдали, как стремительно тает американский заем, который тратился не на соб­ственные нужды страны, а на удовлетворение претен­зий кредиторов. К середине 1947г. из суммы займа было уже израсходовано более 2 миллиардов долларов. Но за один июль ушло еще 700 миллионов, а в августе темп использования займа вновь возрос [83, с. 96-97]. К середине августа правительство (у власти находились лейбористы) пришло к выводу, что Великобритания не может больше выполнять свои обязательства по согла­шению с США в отношении конвертируемости фунта стерлингов для третьих стран, дальнейшая затрата долларовых резервов грозила ей банкротством. 15 авгус­та премьер-министр Клемент Эттли заявил в парламен­те, что Великобритания вынуждена принять меры к тому, чтобы «вновь обрести экономическую свободу, точно так же, как в войне мы боролись за нашу поли­тическую свободу» [83, с.98].

Тем временем британская правительственная деле­гация вела в Вашингтоне трудные переговоры, наде­ясь, что американцы дадут еще один заем, который по­зволит сохранить и конвертируемость фунта, и его не­изменный курс. Но правительство США не хотело увязать в безнадежных долгах, да и не могло дать мно­го денег без санкции Конгресса, которую оно едва ли получило бы при данных обстоятельствах.

В этих условиях у правительства Эттли не остава­лось выбора, и с 21 августа 1947 г. оно отменило кон­вертируемость фунта стерлингов. В правительствен­ном заявлении говорилось: «Для нас, как и для наших друзей в Соединенных Штатах и Канаде, тяжелым ра­зочарованием является тот факт, что это важное уси­лие в деле послевоенного финансового восстановления, которое мы осуществляли совместно, окончилось та­кой неудачей».

После этого держателям и получателям фунтов вновь оставалось либо покупать только товары стер­линговой зоны, либо рассчитываться фунтами между собой, либо придержать их до лучших времен. По­скольку долларовый голод был во всей силе, для них это было серьезным ограничением.

Соединенным Штатам тоже не оставалось ничего иного, как примириться со свершившимся фактом. Единственная санкция, которую они применили, состояла в замораживании на несколько месяцев не­использованной части займа 1945 г., в сумме состав­лявшей 400 миллионов долларов. В 1948 г. Велико­британия использовала американский заем до конца, получила некоторые средства от Международного ва­лютного фонда, но не решила своих экономических проблем. Уже в следующем году произошел новый валютный кризис, принявший несколько иные формы.

Большая девальвация (1949)

Если фирма, банк или страна не могут (или не хо­тят) отдавать свои долги, то обычно возникает рынок долгов. Продавцы со скидкой с номинала продают их, чтобы немедленно получить хоть часть денег, а покупа­тели приобретают долги и становятся кредиторами в расчете, что в конце концов они будут погашаться. Со­гласно установленным британскими властями прави­лам, страны-кредиторы (точнее, их резиденты), держате­ли стерлинговых авуаров, были разбиты на несколько групп, для которых действовал разный валютный ре­жим, разная степень замораживания. За пределами Ан­глии возникли рынки этих фунтов, причем размеры скидки с номинала, в данном случае — с официального курса, различались в зависимости от того, в какой кате­гории находилась страна, со счета которой продавались фунты. Такое положение стало на несколько лет важ­ным элементом мировых валютных рынков.

Связанные с этой сложной системой валютные опе­рации давали прибыли разного рода посредникам и спекулянтам. Как писал в апреле 1949 г. лондонский журнал «Экономист», «эта путаница официальных и свободных курсов представляет собой международную паутину, в которой скрываются и жиреют самые гнус­ные пауки» [85, с. 139].

Однако, как ни неприятны были для Лондона эти явления в валютной сфере, сами по себе они едва ли привели бы к новому кризису. Важнее было то, что платежный баланс Великобритании и всей стерлинго­вой зоны оставался дефицитным, резервы долларового пула истощались, поддержание официального валют­ного курса делалось все более сомнительным. С до­военных времен действовал неизменный курс, состав­лявший 4,03 доллара за фунт. Между тем цены в Ан­глии выросли значительно больше, чем в США. Это ухудшало конкурентоспособность британского про­мышленного экспорта на внешних рынках. К тому же в связи с американским экономическим спадом 1948-1949 гг. спрос США на сырьевые товары стер­линговой зоны заметно сократился, а долларовые цены этих товаров упали. В результате валютная выручка стерлинговой зоны от продаж пяти важнейших сырь­евых товаров (каучук, олово, какао-бобы, шерсть, дра­гоценные камни) во втором квартале 1949 г. оказа­лась вдвое ниже, чем в среднем за квартал в 1948 г.

Назревание валютного кризиса вызвало обычные в таких условиях явления. Легальный вывоз капитала из Англии и всех стран стерлинговой зоны был за­прещен, но резко усилилось бегство капитала под ви­дом обычных торговых операций. Экспортеры задер­живали возврат долларовой выручки, оставляя деньги за границей, а импортеры, напротив, торопились опла­чивать закупленные товары, завышали размеры пла­тежей и т.п.

В таких случаях работает своего рода «кризисная спираль»: недоверие к валюте и к устойчивости ее курса подталкивает бегство капиталов, а это бегство в свою очередь усиливает недоверие и подрывает валю­ту. На известном этапе сопротивление этой спирали становится для страны непосильным.

Критическое значение имеет уровень золотовалют­ных резервов страны. До Второй мировой войны ре­зервы Великобритании составляли более 4 миллиар­дов долларов, до начала 1949 г. эта величина колебалась на уровне 2-2,5 миллиарда, а к середине сентября 1949 г. снизилась до 1340 миллионов. В действительно­сти снижение резервов было более значительным, по­скольку покупательная способность как золота, так и доллара была куда ниже, чем до войны.

Как и летом 1947 г., британские министры вели от­чаянные переговоры в Вашингтоне, надеясь на финан­совую поддержку США. Но американцы, которым по­слевоенная помощь британскому союзнику уже обо­шлась к этому времени примерно в 7 миллиардов долларов, вели себя крайне сдержанно. По существу, они подталкивали Англию к девальвации.

Исход британского кризиса и судьба фунта стерлин­гов имели важное экономическое значение для мно­гих стран. Стерлинговые авуары были без долларовой оговорки, иначе говоря, их долларовая ценность сни­зилась бы в случае девальвации. Снижение курса фун­та могло повысить конкурентоспособность английских товаров, что задевало прежде всего интересы стран Западной Европы.

Перед каждой страной вставал вопрос, что делать в случае девальвации фунта с курсом своей собствен­ной валюты. Отказ от девальвации грозил ухудшени­ем внешнеторговых позиций страны; девальвация мог­ла вызвать скачок внутренних цен, усиление инфляции и создать социальные проблемы. Все это порождало лихорадочную обстановку не только в финансовой сфе­ре, но и в большой политике.

18 сентября 1949 г. британское правительство объ­явило о снижении согласованного с МВФ паритета (и соответствующего официального курса) фунта стер­лингов с 4,03 до 2,80 доллара, на 30,5%. Журналисты называли эти события валютным землетрясением. Действительно, соотношение доллара и фунта было главным параметром мировой валютной системы, и его значительное изменение имело важные послед­ствия.

Уже в первую неделю после девальвации фунта стерлингов упали официальные курсы 27-ми валют, а через два месяца число обесцененных валют составило 35. Финансовая история не знала столь массового од­новременного изменения валютных курсов. Валюты практически всех стран стерлинговой зоны были де­вальвированы. К ним присоединились многие страны Западной Европы, Ближнего Востока и Юго-Восточной Азии. На страны, понизившие курсы своих валют, при­ходилось около 70% мировой торговли. Само собой ра­зумеется, остался неизменным золотой паритет амери­канского доллара, а близкие к США страны долларовой зоны (страны Латинской Америки, Филиппины) сохра­нили прежние курсы валют к доллару.

Существование МВФ наложило отпечаток и на «технику» девальвации. В 14 странах (прежде всего в Великобритании) девальвация была проведена путем снижения официального, согласованного с Фондом зо­лотого и долларового паритета. Восемь стран-участниц Фонда, не имевших зафиксированных паритетов, пони­зили официальные курсы своих валют. Еще 13 стран не являлись членами МВФ и, как правило, применяли разные системы множественности валютных курсов (различные курсы для продажи и покупки иностран­ной валюты в зависимости от цели и характера опе­рации) [85,с.186-190].

Для многих стран неожиданностью оказался значи­тельный масштаб девальвации фунта; считалось, что процент снижения паритета будет не больше 20-25%), и 30 с лишним процентов девальвации поставили их перед нелегким выбором. Члены стерлинговой зоны и некоторые другие страны произвели девальвацию в той же степени, что и Великобритания, и потому сохранили неизменные соотношения валют с фунтом стерлингов. Но Канада, Франция, ФРГ, Бельгия и еще несколько стран понизили долларовые паритеты или курсы в меньшей мере, что означало повышение по отношению к фунту. Это была компромиссная тактика: понизив курсы, они рассчитывали не проиграть в конкурентной борьбе, но, умерив размеры снижения, надеялись мини­мизировать инфляционные последствия.

Особая ситуация сложилась на полуострове Индо­стан, незадолго до того разделенном на Индию и Паки­стан, между которыми сразу сложились напряженные отношения. Индия последовала за фунтом, тогда как Пакистан сохранил прежний курс валюты по отноше­нию к доллару. Индийская и пакистанская рупии ра­зошлись, и это символизировало окончательный раскол между обоими молодыми государствами.

Пакистанская рупия в один момент стала на 44% дороже индийской, что соответствовало снижению кур­са последней на 30,5%. Экспорт из Индии в Пакистан стал внезапно чрезвычайно выгодным, что грозило скуд­ному товарному рынку страны опустошением. Для ин­дийской джутовой и хлопчатобумажной промышлен­ности сырье, поступающее из Пакистана, столь же резко подорожало. Сырьевой голод вызвал падение производ­ства в этих ключевых отраслях и рост безработицы. Между обеими странами создалась обстановка торго­вой войны: за полугодие после девальвации торговля между ними сократилась в пять раз по сравнению с тем же периодом до девальвации. Финансовый кри­зис и торговая война усилили конфликт, в котором сплелись территориальные споры, религиозные распри и политические разногласия.

Нет сомнения, что девальвация фунта стерлингов и десятков других валют произвела сильное впечатление на руководство СССР. Мы можем только догадываться, какими словами об этом докладывалось Сталину. Ве­роятно, министры и высшие партийные чиновники изображали эти события как проявление глубокого кризиса мирового капитализма.

Как бы то ни было, но в начале 1950 г. в Москве было принято решение о «переводе курса рубля на зо­лотую основу». Реально дело свелось к тому, что дей­ствовавший с 1937г. курс 5,30 рубля за доллар был повышен с 1 марта 1950 г. до 4 рублей за доллар. Со­ответственно были повышены курсы рубля к другим валютам.

Этим мировому капитализму было как бы сказано:

вы понижаете курсы валют, а вот мы повышаем. В действительности для этой «реформы» не было ни­каких экономических оснований. Покупательная сила рубля была не выше, а ниже старого курса. Все дело сводилось к идеологии, политике, престижу. Поскольку в СССР существовала абсолютная государственная мо­нополия внешней торговли, а советская валюта во внеш­ней торговле совершенно не использовалась, изменение курса практически не затрагивало интересы предприя­тий и их работников. Немногочисленные советские граждане, выезжавшие в заграничные командировки, получали содержание в инвалюте по установленным для каждой страны ставкам, и для них курс рубля был тоже безразличен. Более всего этот курс касался ино­странцев, приезжавших в СССР и вынужденных обме­нивать валюту на рубли: за каждый доллар они теперь получали примерно на 25% меньше рублей. Если им был невыгоден прежний курс, то новый, вероятно, ка­зался просто издевательством.

В эти месяцы я как раз начинал после окончания института работать в Министерстве внешней торгов­ли СССР. Помню, по коридорам шепотом рассказыва­ли такую байку, спустившуюся откуда-то сверху. По­давая указ на подпись Сталину, министр финансов все же осмелился заметить, что новый курс 4 рубля за дол­лар слишком высок для рубля и вызовет недовольство иностранцев. Сталин сказал: «Хватит с них» — и под­писал указ. При Хрущеве, когда стали думать о том, чтобы привлечь в СССР иностранных туристов, для них был введен льготный курс обмена: 10 рублей за доллар. Этот курс более или менее соответствовал фактической по­купательной силе рубля.

Франция: