Кризисы нового типа 5 страница

Банковская система России уникальна тем, что в ней центральное место занимает полугосударственный Сбербанк, на который в последние годы приходилось 70—75% всех вкладов физических лиц, причем после августа 1998г. эта доля возросла до 80%. Государ­ственная гарантия вкладов в Сбербанке, однако, не­безупречна юридически и при нашем хилом феде­ральном бюджете и скромных валютных резервах мо­жет оказаться несостоятельной экономически. Харак­терно, что после краха банковской системы в августе 1998 г. Сбербанк оказался не в состоянии оплачивать по требованию валютные вклады населения и вынуж­ден был ставить вкладчиков на очередь. Формально говоря, это было нарушением как государственной га­рантии, так и договоров банка с вкладчиками. Вместе с тем надо отметить, что вкладчики Сбербанка не по­несли таких потерь, как вкладчики большинства ком­мерческих банков.

Если просмотреть подборку газетных и журнальных материалов 1990-х годов о российских банках, то воз­никнет впечатление, что они находились в состоянии постоянного кризиса. Каждый год число отозванных лицензий измерялось сотнями, в том числе обанкроти­лись такие банки из первых двух десятков, как Тверь­универсалбанк и Токобанк. Коммерческие банки очень плохо выполняют свою главную народнохозяйственную функцию — кредитование реального сектора экономи­ки, а вкладывают средства в государственные ценные бумаги, в наличную валюту, держат большие деньги на счетах за границей. Чтобы как-то регулировать их дея­тельность без применения крайних административных мер, Центральный банк то резко меняет резервные нор­мы (долю ресурсов, которую банки обязаны держать на счетах в Центральном банке), то поднимает до разори­тельных размеров ставку рефинансирования, по кото­рой он оказывает им кредитную поддержку. Эти меры связаны как с пороками деятельности коммерческих банков, так и с общей неустойчивой экономической и финансовой ситуацией в стране.

К августу 1998 г. банковская система подошла ос­лабленной. Тем не менее она, возможно, не повалилась бы как карточный домик, если бы не дефолт государ­ства по ГКО-ОФЗ и не девальвация рубля. Активы бан­ков, вложенные в эти бумаги, внезапно оказались замороженными; их долги в иностранной валюте резко выросли в рублевом выражении, и они должны были выплачивать крупные суммы иностранным держате­лям российских бумаг по так называемым хеджевым (страховочным) контрактам.

Более подробное рассмотрение состояния банков­ской системы завело бы нас слишком далеко в эту специальную область. Мы же остановимся на тех ас­пектах их деятельности, которые прямо затрагивают физических лиц — нас с вами.

Баланс банка (как и любого предприятия) состоит из активов и пассивов, а его операции делятся на ак­тивные и пассивные. Первые отражают способы ис­пользования имеющихся у банка финансовых средств:

ссуды заемщикам, ценные бумаги, счета в других бан­ках, наличные деньги. Пассивы и пассивные опера­ции —источники, из которых банк формирует свои средства: собственный капитал, вклады юридических и физических лиц, кредиты с денежного рынка и от Центрального банка.

Как по активам, так и по пассивам операции рос­сийских коммерческих банков с населением, за исклю­чением небольшой группы учреждений, абсолютно и относительно невелики, что резко отличает их от за­рубежных собратьев. Кредиты банков населению не­значительны, поскольку ни жилищно-ипотечные ссу­ды, ни ссуды для покупки товаров длительного пользо­вания у нас не получили распространения. Из банковских вкладов населения лишь небольшая доля приходится на коммерческие банки. И то и другое плохо. Кредитование населения могло бы расширить платежеспособный спрос и помочь нашей промышлен­ности. Вклады населения могли бы при нормальных условиях быть устойчивым источником средств для банков. В целом это означало бы более плодотворную роль банков в экономике.

Устойчивость банков можно было бы существенно повысить, а интересы вкладчиков эффективно защи­тить, если бы в России существовала система стра­хования (гарантирования) вкладов. Напомню, что оздоровление банковской системы США после кри­зиса 1929-1933 гг. в большой мере произошло благо­даря созданию такой системы; с тех пор многие раз­витые и развивающиеся страны ввели страхование вкладов. Страховые фонды формируются, как правило, из взносов самих банков, но в ряде случаев государство дает деньги на эти цели из бюджета. Обычно устанав­ливается предел страхования вклада в одном банке. В развитых странах этот предел значительно выше, чем в развивающихся [104; 121].

Необходимость введения страхования вкладов насе­ления в коммерческих банках настолько четко осозна­валась в России, что в ноябре 1995 г. Государственная дума, вопреки своей обычной практике бесконечных разногласий и затяжек, значительным большинством приняла закон об обязательном страховании вкладов граждан. Закон устанавливал относительно невысокий предел защиты, эквивалентный в то время примерно 3 тысячам долларов, но при нашей бедности страхова­ние все же покрыло бы подавляющую долю вкладов.

Однако полезный закон так и не вступил в силу. Этому помешали ведомственные интересы Министер­ства финансов и Центрального банка, разноголосица среди самих банкиров, непонимание проблемы в верх­ней палате парламента. К августу 1998г. мы подошли без механизма защиты вкладчиков.

Бегство капитала

Как говорится, только ленивый не толкует в после­дние годы о бегстве капитала из России. Хотя многое стало яснее в этой области, остается немало недоразу­мений и путаницы. Попробуем разобраться.

Из самих терминов можно догадаться, что бегство — плохой вывоз капитала из страны. Вывоз капитала в свою очередь означает формирование у фирм, банков, граждан страны различных активов за границей. Эти активы могут быть материальными (предприятия, не­движимость) и нематериальными (акции, другие цен­ные бумаги, счета в банках). Можно назвать такие ак­тивы инвестициями капитала за границей. Почему бегство следует считать плохим вывозом капитала? Мне думается, здесь уместны три критерия.

Во-первых, если здоровый вывоз капитала диктует­ся нормальными экономическими факторами, то в ос­нове бегства лежат причины, так или иначе отражаю­щие неблагополучие страны: экономическую и поли­тическую нестабильность, правовую необеспеченность, непомерно высокие и несправедливые налоги, преступ­ность и коррупцию. Короче: нормальный вывоз ка­питала — от здоровья, бегство — от болезней.

Во-вторых, бегство капитала обычно связано с об­ходом законодательства, особенно налогового и валют­ного, представляет собой нелегальные или полулегаль­ные действия.

В-третьих, хотя любой вывоз капитала есть затрата национальных ресурсов, при нормальном ходе дел он в конечном счете может быть выгоден стране как це­лому: доход от инвестиций возвращается в страну, ее предприниматели укрепляют позиции на внешних рынках и т.д. Напротив, бегство капитала практиче­ски всегда означает чистый убыток.

Разумеется, в реальной жизни эти критерии не все­гда применимы, имеется много «серых зон», в кото­рых трудно отличить нормальный вывоз от бегства ка­питала. Но в первом приближении такой подход пред­ставляется полезным.

Для страны, активно участвующей в международ­ном разделении труда, определенный вывоз капитала является вполне естественным. Российское законода­тельство и практика признают это. Скажем, россий­ские нефтяные и газовые компании осуществляют ин­вестиции за границей, необходимые для их нормаль­ной экспортной деятельности. Российские банки поддерживают корреспондентские счета в иностран­ных банках, без чего невозможна нормальная банков­ская деятельность. Наконец любой гражданин имеет право законно купить иностранную валюту и в извест­ных пределах вывезти ее за границу; без этого, в част­ности, была бы невозможна челночная торговля, игра­ющая важную экономическую и социальную роль.

Однако размеры легального вывоза относительно невелики. Центральный банк оценивает легальный (будем условно считать его нормальным, здоровым) вывоз капитала из России в 1995-1999 гг. в 21 мил­лиард долларов [120, с. 354]. Поскольку совокупная ве­личина вывоза капитала почти на порядок больше (см. ниже), мы можем сделать важный и печальный вы­вод: практически весь вывоз капитала из России пред­ставляет собой бегство.

Все оценки размеров бегства капитала сугубо при­близительны. С моей точки зрения, существует про­стой и наглядный способ оценки, который особенно удобно применить к 1999-2000 гг., когда, с одной сто­роны, в платежном балансе образовалось большое ак­тивное сальдо по товарам и услугам, с другой — резко уменьшились разные финансовые потоки, затемняю­щие картину.

В 1999 г. это активное сальдо составило 32 милли­арда долларов. Из него оплатили часть внешнего дол­га вместе с процентами — 10 миллиардов, а 2 милли­арда пошло на пополнение валютных резервов. Игно­рируя мелкие статьи, которые к тому же отчасти уравновешивают друг друга (таковы данные о прямых инвестициях в Россию и из России), мы можем счи­тать, что разница в сумме 20 миллиардов и есть при­близительная оценка ушедшего капитала: именно те деньги, которые девались «неизвестно куда».

Статистики Центробанка идут иным путем, сумми­руя статьи платежного баланса, в которых, по всей ве­роятности, скрывается бегство капитала. В 1999 г. они выходят на цифру 19 миллиардов, близкую к получен­ной нами оценке. Уже по одной этой причине мы мо­жем допустить, что подсчеты Центробанка реалистич­ны. Согласно этим подсчетам, среднегодовая величина бегства капитала за 1993-1999 гг. составила 22 мил­лиарда долларов, а за семь лет более 150 миллиардов [120, с. 795]. Эта величина близка к ряду других авто­ритетных оценок и находится где-то в середине их ди­апазона [109, с. 16]. В оценках Международного валют­ного фонда примерно тот же порядок величин. Поэто­му мы можем принять приведенные цифры за основу наших суждений. С чем бы мы ни сравнили эти цифры, они огромны по масштабам российской эконо­мики. Получается, что в эти годы бегство капиталов поглотило не только весь чистый экспорт товаров и услуг, но и все новые внешние займы и кредиты, полу­ченные Россией по разным каналам.

Бегство капитала из России подобно кровопусканию, которое делают больному человеку. Оно пожирает внутренние сбережения и в большой мере ответственно за инвестиционный кризис, который мы переживаем. Оно сводит на нет все усилия и положительные факторы (вроде высоких цен на нефть), ко­торые позволили бы нам спокойно платить по внешним долгам и поднакопить валютные резервы. Воз­можность вывоза капитала за границу стимулирует то уход от налогов и ухудшает государственный бюджет.

Существует органическая связь между бегством ка­питала и криминалом. Не случайно практически лю­бой криминально-политический скандал последних лет имеет этот аспект. За границей находятся денеж­ные накопления алюминиевых магнатов. Обвинения по делу «Мабетекс» заключаются в том, что высокие российские чиновники, получившие взятки от зару­бежных подрядчиков, хранят и отмывают (т.е. лега­лизуют) их через швейцарские банки. Время от вре­мени в отношении крупных западных банков возни­кают скандальные подозрения и обвинения в том, что они помогают отмывать большие деньги российских преступных группировок.

Оказывается, в российском уголовном кодексе есть статья об отмывании денег, но, как сообщают исследо­ватели, это «мертвая» статья; случаи ее применения неизвестны [109, с. 27-28]. Поэтому справедливо сло­жившееся представление, что отмывание денег — одна из сторон бегства капитала. Оно и понятно: отмыть и инвестировать деньги за границей, как правило, надеж­нее, респектабельнее и даже приятнее, хотя, разумеет­ся, отсутствие уголовных дел вовсе не доказывает от­сутствие этого бизнеса в России.

В настоящее время в России сложился рынок фи­нансовых и юридических услуг по вывозу капитала. Чем ближе дело к криминалу, тем дороже обходятся эти услуги. Имеются специалисты по поиску и исполь­зованию прорех в законодательстве и практике орга­нов контроля, призванных бороться с незаконными методами, а их великое множество. Авторы исследо­вания, на которое я уже ссылался, замечают: «Взаи­моотношения между органами, регулирующими вывоз капитала, и теми, кто им занимается, напоминает игру в «кошки-мышки», в которой выигрывает либо тот, кто находит новое место, чтобы спрятаться, либо тот, кто заранее вычисляет эти новые места» [109, с. 35].

Возможно, теперь государственный контроль эффек­тивнее, чем в первой половине 1990-х годов, когда сама проблема была новой и не очень понятной, но и лов­кость нынешних «операторов» несравнимо выше. Они успешно взаимодействуют с профессионалами в запад­ных банках и фирмах, понаторевшими в таких делах.

Особое место в технологии бегства капитала зани­мают оффшорные зоны — от английского off-shore, что первоначально означало «вне берегов» (Великобрита­нии). Так называют территории (обычно небольшие государства и колонии), в которых действует льготный налоговый, валютный и регистрационный режим, по­зволяющий с минимальными издержками проводить крупные финансовые операции. К примеру, это Кипр, остров Науру в Тихом океане, Багамские острова и т.п. Считается, что на сегодня в мире действуют по­чти 60 тысяч оффшорных фирм и банков с участием российского капитала [109, с 27].

Капитал уходит через оффшорные зоны в виде кре­дитов, которые российские банки и фирмы предостав­ляют своим партнерам (фактически филиалам и до­черним компаниям) в этих зонах. Торговые сделки с такими компаниями на деле часто служат целям неле­гального вывоза капитала. Нередко перевод капитала в оффшорную зону является лишь удобной ступенькой для легального инвестирования в развитых странах.

В начале 1999 г. в печати сообщалось, что вышед­ший в отставку председатель Центробанка Дубинин обвиняет Московский национальный банк в том, что последний предоставил крупный валютный кредит безвестному банку, зарегистрированному в Науру, при­чем главная контора этого банка находилась в том же самом здании. Должник эти деньги не вернул, и найти его невозможно.

В 2000 г. в парламенте началось рассмотрение вне­сенного Центробанком законопроекта об ужесточении контроля, направленного против бегства капитала. Предлагается особо контролировать сделки, в которых участвует фирма, зарегистрированная в одной из офф­шорных зон [120, с. 370].

Внешняя торговля как с оффшорными зонами, так и с другими контрагентами — важнейшее прикрытие бегства капитала. Явление это хорошо известно в мире, но российская практика отличается большими масш­табами и особой изворотливостью.

По экспорту применяется занижение контрактных цен и валютной выручки, с тем чтобы часть факти­ческой выручки оставалась за границей. Например, под видом какого-нибудь мусора вывозится дорого­стоящий товар, в результате чего в Россию поступает лишь ничтожная часть его стоимости.

В некоторых отраслях, таких, как рыболовство, про­дажа улова зарубежным покупателям осуществляет­ся в обход таможни (как правило, по ценам значи­тельно ниже рыночных), а выручка утаивается. Сегод­ня достоянием гласности стали следующие весьма характерные цифры. За 1995 г. российская статисти­ка показала экспорт рыбы и морепродуктов в Японию в размере 7 тысяч тонн на 85 миллионов долларов. Японская же статистика дает цифру импорта из Рос­сии 56 тысяч тонн на 622 миллиона. Получается, что только за один год Россия недополучила более полу­миллиарда долларов, которые либо остались на неле­гальных российских счетах за границей, либо ввезены в Россию в банкнотах и ушли в частные накопления. В обоих случаях экономический эффект один и тот же: недопоступление иностранной валюты на рынок и недобор налогов [102, с. 37].

Импортные операции создают также большие воз­можности для нелегального вывоза капитала. Импор­теры завышают контрактные цены и даже заключа­ют фиктивные контракты, под которые они покупают иностранную валюту. Однако товар либо вовсе не по­ступает в Россию, либо поступает в количестве, не соответствующем фактическим затратам валюты. Опять-таки деньги остаются за границей.

Знатоки сообщают, что еще более удобны для этих целей сделки по услугам. Например, российская ком­пания заключает с иностранной фирмой контракт на консалтинговые услуги на сумму в миллион долла­ров. Опытные юристы составляют этот контракт та­ким образом, что доказать фиктивность якобы предо­ставляемых услуг практически невозможно, и деньги легально уходят за границу.

Что произошло с теми 150 (или больше) миллиар­дами долларов, которые были вывезены из России? Об этом, естественно, нет сколько-нибудь достоверных дан­ных. Многие эксперты считают, что часть этого капи­тала возвращается в Россию в «отмытом» виде в ка­честве прямых иностранных инвестиций со всеми вытекающими из этого правами и привилегиями. До­казательство этого видят в том, что очень значитель­ная доля инвестиций в Россию приходится на компа­нии с Кипра, который известен как заповедник бизне­са, имеющего русские финансовые корни. Однако масштабы такого использования беглого капитала не­значительны в сравнении с общими суммами.

Согласно имеющимся оценкам, Россия занимает второе место в мире после Германии по сумме загра­ничных вложений в жилую недвижимость. Эти вло­жения составляют 5—6 миллиардов долларов в год, т.е. до четверти ежегодного вывоза капитала [125, с. 49— 50]. Исходя из этих цифр, можно полагать, что росси­янам (главным образом физическим лицам) принад­лежит за границей жилищная собственность стоимо­стью в 30-40 миллиардов долларов. Россияне особенно любят страны бассейна Средиземного моря: говорят, на Кипре, на Лазурном берегу Франции, на побережье Испании наши соотечестве

нники очень заметны как собственники участков земли, вилл, коттеджей и квар­тир. При тех ценах, которые сложились на элитные квартиры в Москве и на современные дома в Подмос­ковье, покупка дома где-нибудь в сравнительно недо­рогих зонах Португалии или Австрии представляется даже не самым богатым «новым русским» вполне доступным приобретением.

Как в оффшорных зонах, так и во многих других странах, российским юридическим и физическим ли­цам принадлежит большое число фирм разного раз­мера. Нет сомнения, что велики и вложения в акции иностранных корпораций.

Счета в банках либо рассматриваются как необхо­димые ликвидные средства, либо являются подготов­кой к долгосрочному инвестированию.

Время от времени возникает вопрос о финансовой ам­нистии для фирм и лиц, незаконно осуществивших в разное время вывоз капитала и владеющих собствен­ностью за границей. Критики подобных предложений справедливо указывают на то, что на возврат капитала, пока в России не произойдет серьезная политическая и экономическая стабилизация, рассчитывать не прихо­дится. Не касаясь здесь юридических и моральных сторон проблемы, я хотел бы заметить, что с чисто эко­номической точки зрения для возврата капитала воз­никнут серьезные препятствия. Подавляющая часть российского капитала вложена за границей всерьез и надолго. Реализация недвижимости, как правило, свя­зана с такими капитальными потерями для владель­цев, что мало кто решится на это. Вложения в фирмы, паи и акции означает, что владельцы прочно «увяз­ли» в экономике страны, и выход из нее связан также с большими затратами.

Скорее, можно надеяться, что известный возврат ка­питала будет происходить описанным выше путем в виде «иностранных» прямых инвестиций. Примером здесь может служить Китай: очень значительная часть иностранного капитала, поступающего туда, принадле­жит китайской диаспоре, не исключая даже Тайвань.