Формирование этнической структуры Витебского края

Процесс формирования этноконфессиональной структуры на территории Витебской области складывался достаточно динамично и в некоторой степени противоречиво. В своей активной фазе он начинается примерно с VIII века по Рождестве Христове и продолжается по сей день. Однако начало этого процесса может и должно быть отнесено на гораздо более раннее время: III - II тысячелетие до Рождества Христова. Решение задачи, стоящей перед данной главой, необходимо разделить на два пункта: это вопрос этногенеза на землях Витебского Поднепровья и Придвинья и характеристика религиозных представлений местных жителей. Причем, во втором пункте необходимо сделать важную оговорку: религиозные представления будут рассмотрены не в их историко-генетической ретроспективе, а, насколько это возможно, на момент принятия этими племенами христианства.

Заселение этой территории людьми началось еще в эпоху мезолита — среднего каменного века, который длился с IX по V тыс. до н. э.. Археологи обнаружили в Витебском Поднепровье стоянки этого периода, принадлежащие племенам гренской археологической культуры и днепродисненской, а в Подвинье — племенам культуры кунда.

В следующую историческую эпоху - неолит (новый каменный век V — нач. II т. до н. э.) - в Витебское Поднепровье пришли племена верхнеднепровской, а в Подвинье - нарвенской археологических культур, испытывавших значительное влияние неолитических культур Волго-Окского бассейна (ряд исследователей относят ее носителей к прибалтийским финнам)[6]. Взаимное проникновение этих культур привело к появлению так называемой культуры гребенчато-ямочной керамики. В качестве доминирующего узора на керамике преобладал гребенчатый орнамент, свойственный культурам верхневолжской и верхнеднепровской, в то время как наличие в керамике органических примесей сближает ее с племенами нарвской культуры. Находки данного типа культуры характерны для северо-востока Витебской области: стоянки Бабиничи I и II у д. Бабиничи Лиозненского района, стоянка у д. Межа Городокского района.

С начала II тыс. по VIII - VII вв. до н. э. для периода бронзового века будут характерны бурные миграционные процессы и проникновение сюда населения с выраженными индоевропейскими особенностями. В это время на рассматриваемой территории в результате синтеза нескольких этнокультурных компонентов складывается самобытная северо-белорусская культура, которая «увабрала ў сябе самыя разнародныя пачаткi, стала мастом памiж эпохамi - познакаменным i раннябронзавым вякамi, памiж старажытнымi цывiлiзацыйнымi зонамi: цэнтральна- еўрапейскай — земляроба i жывёлаводаў, i лясной - паляўнiчых, рыбалова i збiральнiка»[7]. Наиболее значительные поселения этой культуры выявлены на Кривенском торфянике (граница Сенненского и Бешенковического районов). Керамика этой культуры имеет незначительную орнаментацию лишь на шейке и под венцом профилированных плоскодонных горшков. Преобладающим узором является насечка в виде горизонтальной сетки, в которой имеются отражения некоторых геометрических понятий и навыков счета. Наиболее распространенными являются узоры в виде треугольников, ромбов, дуг, веточек, солярных знаков. Вполне возможно, что данный рисунок носил магический характер, что в таком случае свидетельствует не только о развитых религиозных представлениях, но и о выражении этих представлений посредством определенной символики. Характеризуя находки данной культуры, А. Русецкий пишет следующее: «Перефразируя слова известного советского археолога и историка Б.Рыбакова, долгие года исследовавшего историю и культуру Беларуси, следует сказать, что северо-белорусская археологическая культура для первобытной художественной культуры была тем же, чем стал период Ренессанса для средневековой эпохи»[8].

Наступление железного века (VIII - VII вв. до н. э. – IV - V вв. н. э.) совпало с расселением на территории Среднего Подвинья и Верхнего Поднепровья восточно-балтских племен, получивших в археологической науке название днепро-двинской культуры или культуры штрихованной керамики. Хотя данные названия не являются в полной мере синонимами. Так, представители днепро-двинской культуры населяли почти всю территорию области, в то время как находки культуры штрихованной керамики в основном локализуются территориями на границе с современной Прибалтикой, но в тот же момент четких границ между этими культурами на данный момент не установлено[9].

В середине I тыс. н. э. в жизни населения Центральной и Северной Беларуси произошли значительные изменения. Вместо днепро-двинской культуры здесь расселяются племена т.н. культуры «верхнего слоя Банцеровщины, Тушемли Колочина». Некоторые исследователи считают банцеровскую культуру балтской (Е. Шмидт), другие предполагают, что в ее формировании участвовали славянские племена, которые расселились на балтских землях (Русецкий А.В.). На наш взгляд, можно согласиться с Г. Штыховым, который высказывает мысль о совместном проживании этих племен - славянского и балтского в данный период: «Как мы полагаем, памятники третьей четверти I тысячелетия н.э. (города-убежища, селища, а также длинные курганы) появились на данной территории в период расселения славян в среде потомков балтского населения днепро-двинской культуры, и, в одних случаях, могли принадлежать балтам, в других – славянам, в третьих – смешанному населению из тех и других»[10].

В VIII - Х вв. на территории Беларуси в Верхнем Поднепровье и Придвинье формируется новый этнический состав с доминированием славянской составляющей. Древнерусские летописи при изложении событий IX - X вв. называют одну из самых крупных этнических группировок в Восточной Европе – кривичей. Они занимали Смоленское Поднепровье, верховья Волги, верхнее течение Западной Двины и Псковщину[11]. Исследователи считают, что процесс формирования кривичей происходил в среде славян и местных балтоязычных и финноязычных племён, находившихся в стадии ассимиляции и славянизации. Дискуссионным остаётся вопрос о том, какие славяне (восточные или западные) составили основу в процессе сложения кривичского населения[12]. Существует также мнение, что культура длинных курганов, связываемая с кривичами - балтская, и поэтому кривичи XI - XII вв. отличаются от населения, совершавшего погребения в длинных и круглых курганах с трупосожжением VIII - X вв. Периферию этой области представляют кривичские курганы, выявленные Г.В. Штыховым в Северной Беларуси и датируемые рубежом V - VI вв[13].

На основании присутствия в наиболее ранних курганах Северной Беларуси и в ряде поселений IV - V вв. н.э. керамики с расчёсами, исследователь пришел к выводу, что именно территория Северной Беларуси является зоной первоначального формирования кривичей[14]. Однако керамика с расчёсами выявлена и на поселениях территории Псковщины. Кроме того, в этом регионе обнаружено довольно много провинциально-римских вещей, хорошо известных и на памятниках типа Абидни в Могилёвском Поднепровье, и других, включаемых в круг киевской культуры. Поэтому, вероятно, памятники киевской культуры имеют отношение к формированию кривичского населения[15]. Г.В. Штыхов также определил водораздел правых притоков Западной Двины (реки Дрисса, Усвяча) и верховья рек Ловати и Великой в качестве зоны формирования ядра будущего княжения кривичей-полочан. С таким выводом трудно согласиться по нескольким причинам. Во-первых, «Повесть временных лет» локализует кривичей-полочан в районе р. Полоты, впадающей в Западную Двину, т.е. привязывает их к конкретной территории. Во-вторых, археологические карты, составленные Л.В. Алексеевым и Г.В. Штыховым, наглядно демонстрируют скопление курганов в междуречье Ушачи и Уллы, которые наиболее близко подходят к устью р. Полоты и расположенному здесь г. Полоцку – центру полоцких кривичей. Данное территориальное образование отделено от сгустков памятников в Витебском Подвинье болотами и лесным массивом. И, наконец, такой вид противоречит письменным свидетельствам о вхождении Витебской и Усвятской волостей в состав Полоцкой земли лишь в 1021 г[16].

Еще больше запутывается ситуация, если обратиться к филологическому анализу местной топонимики. Так, в названиях населенных пунктов прослеживается ряд тенденций, выявленных в результате лингвистических исследований Е. Катоновой в гидронимике Белорусского Подвинья: 18,5% названий с большой вероятностью отнесены ею к славянским, 17,5% гидронимов получили балтскую интерпретацию, 64% названий можно сравнивать как со славянскими, так и с балтскими языковыми данными. При этом 8% названий от общего количества интерпретированных форм имеют финно-угорские параллели[17].