Геоисторическая парадигма евразийских исследований

 

Геоисторическая парадигма евразийских исследований базируется на неоклассической теории локальных цивилизаций, теоретических идеях В.Л. Цымбурского о «Великом лимитрофе» и Х. Маккиндера о «географической оси истории», концепции «мироэкономики» Ф. Броделя и «миросистемной теории» И. Валлерстайна.

Неоклассическая теория локальных цивилизаций сложилась в рамках культуры неоглобализма и концепции глокализации. Согласно этой концепции «глобалисты» отказались от европоцентристского видения мира и пошли навстречу «локалистам», признавая цивилизации важнейшими компонентами глобальной общности, подчеркивая при этом, что их теории глобализации постулируют позитивную связь между процессом глобализации и цивилизационным разнообразием мира в эпоху глокализации. «Локалисты», в свою очередь, преодолев шпенглеровский тезис о единстве человечества как «ложной концепции», уже не отрицают наличия процессов глобализации, а взаимодействие локальных цивилизаций они рассматривают не только под углом взаимной соотнесенности их социокультурных форм, но и в ракурсе сопричастности локальных цивилизаций к проблемам и нормам глобального, универсального порядка.

Неоклассики выступили с идеей преодоления односторонностей глобалистского и мондиалистского подходов и предложили синтетическую концепцию локальных цивилизаций в условиях глобального их взаимодействия, учитывающую как тенденцию к глобализации, так и тенденцию к локализации. Признавая существование глобальной конфигурации универсальных символических форм и даже глобального сознания, они начинают применять понятие «цивилизация» только к тем социокультурным образованиям, которые обладают творческой способностью вырабатывать (или перерабатывать) универсальные символы, т.е. обладают способностью к коммуникации, усвоению и толкованию универсальных идиом и значений. При этом подчеркивается, что отдельные цивилизации вырабатывают собственные оценки этих универсалий (например, свободы, прав человека, власти и т.д.) и выражают таковые через цивилизационную призму исторического опыта, противопоставляя свои ценности «семиотическому империализму» глобальной культуры.

В связи с этим в рамках неоклассической теории локальных цивилизаций современный мир рассматривается как polylogue of civilizations (многозначность цивилизаций) и civilization of meeting (цивилизация встречи). В этом мире сами цивилизации становятся возможными лишь как «встреча цивилизаций», как их диалог на базе всеобщих символических форм, в ходе которого отдельные цивилизации вырабатывают собственные оценки этих универсалий (например, свободы, прав человека, власти и т.д.) и выражают таковые через призмы своих ценностей и исторического опыта. В этом плане локальные цивилизации представляют собой «вызовы» глобальным императивам.

Такая коммуникационно-герменевтическая трактовка цивилизаций преодолевает представление о них как о дискретных социокультурных единицах. Новации в такой трактовке понятия «цивилизация» состоят в том, что одновременно реализуется и цивилизационный, и мондиалистский подходы, признается социокультурная специфика цивилизаций и сохраняется экуменистское видение мира, устанавливается взаимосвязь «локализма» и «глобализма» через посредство универсально-симво­лических форм.

Методологические трудности реализации цивилизационного подхода в региональных исследованиях обусловлены тем, что сегодня в научном дискурсе существует широкий разброс значений и смыслов, в
которых употребляется понятие «цивилизация». Это дает основание
некоторым ученым утверждать, что в настоящее время единого, общепринятого значения термина «цивилизация» не существует, в разных контекстах этот термин может обозначать прямо противоположные понятия. Поэтому данный термин стал воплощением «цветущей и жужжащей неразберихи», в которой то возникают десятки цивилизаций на одном континенте, то фигурирует единая «мировая цивилизация» (Б.С. Ерасов).

В научной литературе подчеркивается, что многообразие трактовок понятия цивилизации не позволяет однозначно определить некую специфическую социальную реальность, которая могла бы раз и навсегда быть занесена в рубрику «цивилизаций». Это наводит на мысль, что понятия цивилизации, используемые в современной литературе, – это мыслительные конструкты, созданные независимо от эмпирической реальности. Впервые на это обратил внимание, по-видимому, Р.Дж. Коллингвуд, который полагал, что «цивилизация» принадлежит к тем понятиям, которые называются «философскими», «метафизическими», или, по Канту, «трансцендентальными», возникающими в силу «рефлектирующей способности суждения», независимой от эмпирического материала (М.А. Киссель). Об этом свидетельствуют и замечания некоторых исследователей, занимающихся изучением творчества А.Дж. Тойнби, одного из классиков цивилизационного подхода. Они отмечают, что предложенное Тойнби определение термина «цивилизация» как «умопостигаемого поля исторического исследования», на котором основывается вся его концепция, не позволяет сделать вывод о реальном существовании самого феномена. Возникают серьезные подозрения – не является ли «цивилизация» у А.Дж. Тойнби всего лишь мыслительным конструктом? (С.И. Каспэ).

В настоящее время в научной литературе доминируют одномерные концепты локальных цивилизаций, в рамках которых сложились «узкое» (однофакторное) и «широкое» (многофакторное) толкования понятия цивилизации. В русле «узкого» толкования понятия локальной цивилизации с учетом доминирующего фактора можно выделить несколько подходов в его интерпретации: культурологический, этнопсихологический, экологический и социологический.

Экологический подход предполагает рассмотрение локальных цивилизаций в контексте единства общества и среды его обитания. При этом цивилизация понимается как развивающаяся, устойчивая в своих основных типологических чертах историко-культурная и социально-экономическая система, детерминированная особенностями природно-ландшафтных условий и находящая свое выражение в специфическом комплексе хозяйственных, социальных, духовных и психологических черт.

В русле социологического подхода локальные цивилизации определяются как «метасоциальные общности», имеющие гетерогенный этнический, культурный и конфессиональный характер.

В русле «широкого» толкования понятия цивилизации сложилось представление о ней как целостной саморазвивающейся общественной системе, включающей в себя все социальные и несоциальные компоненты исторического процесса, всю совокупность созданных человеком материальных и духовных объектов.

Использование одномерных «узких» (однофакторных) и «широких» (многофакторных) интерпретаций понятия «цивилизация» в исследовательской практике порождает ряд методологических трудностей, поскольку они не являются универсальными, и поэтому, несомненно, обладая определенным эвристическим потенциалом при изучении одних цивилизаций, обнаруживают методологическую неэффективность при изучении других. Широкий, или «синтетический», подход вообще не содержит четких критериев выделения той или иной локальной цивилизации, отождествляя, по существу, понятия общества и цивилизации. Это предполагает создание такого универсального методологического конструкта изучения уникальных цивилизаций, эвристический потенциал которого может быть использован в решении конкретных исследовательских задач, в том числе и компаративного характера. Универсального не в смысле того, что он претендует быть единственным, а в том плане, что его можно использовать при выявлении специфики локальных цивилизаций в ходе сравнительного их изучения на
основе некоторых общих для них параметров.

Один из таких конструктов может быть создан в русле неоклассической модели научного исследования. Этот конструкт, представляя собой реализацию многомерного концепта локальных цивилизаций, включает в себя три параметра – спатиальный, темпоральный и конативный. Выбор этих параметров обусловлен следующими методологическими соображениями. Во-первых, цивилизация – это локальная общность, ее ареал пространственно (спатиально) ограничен. Во-вторых, цивилизация – это историческая общность, которая имеет временные (темпоральные) ограничения. В-третьих, для каждой локальной цивилизации характерен особый тип коллективного поведения (конативный аспект). Каждая цивилизация как локально-историческая общность представляет собой единое целое в спатиальном, темпоральном и конативном отношениях.

Спатиальный параметр локальной цивилизации предполагает не просто выделение определенного ее ареала, но и выявление особенностей ее единого нормативно-ценностного пространства (символического универсума). Этот символический универсум представляет собой «цивилизационную матрицу», или «доминантную форму интеграции». «Цивилизационная матрица», или «доминантная форма интеграции», задавая базовые принципы социальных взаимодействий внутри локально-исторической общности, ее отношений с природной средой и окружающим миром, объединяет эту общность в единое целое и делает ее уникальной. «Цивилизационные матрицы» могут формироваться разными основаниями, генерирующими спатиальное единство цивилизаций: религией, культурой, идеологией, государственностью. Выделение «цивилизационной матрицы» позволяет преодолеть представление о локальной цивилизации как «конгломерате разнообразных явлений», а также стремление свести цивилизацию к специфике, например, культуры или религии, так как в качестве «доминантной формы интеграции» могут выступать разные основания.

Темпоральный параметр локальных цивилизаций выражается в социотипе развития, под которым понимаются алгоритмически повторяющиеся в длительной перспективе наиболее характерные черты этого развития и способы решения его проблем. Специфика этих алгоритмов позволяет выделить несколько социотипов развития: эволюционный, инновационный и мобилизационный.

Эволюционный социотип представляет собой развитие за счет постепенного органического вызревания факторов и условий социальной динамики без сознательного вмешательства людей в общественные процессы. Инновационный и мобилизационный социотипы развития характеризуются, напротив, активной целесообразной деятельностью людей, направленной на преобразование всех сторон жизни общества. В основе инновационного социотипа лежит процесс поиска и реализации нововведений, позволяющий повысить эффективность функционирования общественного производства и усилить степень реализации потребностей членов общества за счет сознательного культивирования внутренних факторов развития, прежде всего таких, как наука и техника, область применения которых постоянно расширяется во всех сферах человеческой жизнедеятельности. Мобилизационный социотип развития осуществляется за счет сознательного вмешательства людей в общественные процессы, которые опираются при этом на традиционные ресурсы и экстраординарные методы деятельности.

Конативный параметр локальных цивилизаций определяется культурными архетипами как совокупностями неосознанных архаических образов, ценностей и установок, носящими устойчивый характер и проявляющимися как в сфере повседневной жизнедеятельности людей, так и в области элитарного творчества. Подобно юнговским архетипам, культурные архетипы, как только возникают подходящие ситуации,
активизируются, в результате «развивается принудительность, которая, подобно силе инстинкта, прокладывает себе дорогу, вопреки разуму
и воле».

Преимущество такого многомерного подхода состоит в том, что в его рамках можно описывать различные поликультурные цивилизации, характерной чертой которых является интенсивное взаимовлияние многих уникальных культур и мировых религий, определять потенциальное поле возможных взаимодействий цивилизаций в условиях глобализации, а также цивилизационные реакции на ее вызовы.

Особое значение цивилизационного подхода в евразийских исследованиях обусловлено тем обстоятельством, что в евразийском геопространстве в условиях глокализации взаимодействуют все основные мировые цивилизации, в том числе и западная, в лице прежде всего США как одного из важнейших акторов геополитического пространства Евразии.

До глобальной встречи западной и восточных цивилизаций, которая состоялась в результате колониальной экспансии Запада, европейские ученые в большинстве своем не отказывали восточным народам в праве занимать свое место в мировой истории. На Востоке в отношении европейцев практически до конца ХIХ в. господствовала культурно-идеологическая установка, основу которой составляло представление о подавляющем морально-этическом превосходстве восточных цивилизаций, о том, что у «западных варваров» заимствовать нечего, кроме машинной технологии.

При непосредственном столкновении восточных и западной цивилизаций в геополитических условиях, когда сила государств определялась технико-экономическими и военно-политическими преимуществами, обнаружилось явное превосходство западной цивилизации. Это породило на Западе представление о «неполноценности» восточного мира и застойном характере его обществ.

Для всех восточных цивилизаций «доминантной формой интеграции» выступала религия, которая создавала единое нормативно-ценно­стное пространство в них и формировала специфические культурные архетипы. Социальным генотипом был эволюционный путь развития, не требовавший активного вмешательства ни государств, ни людей в общественные процессы.

Определяющими чертами восточных цивилизаций было: 1) отсутствие полноценной частной собственности; 2) неразделенность собственности и административной власти при несомненном доминировании последней; 3) наличие властных отношений как всеобщего эквивалента, как меры любых социальных отношений; 4) экономическое и политическое господство – часто деспотическое – бюрократии; 5) подчинение общества государству; 6) отсутствие гарантий частной собственности и человеческих прав; 7) отсутствие действенных стимулов для производственной, экономической деятельности; 8) перманентные переделы собственности, поскольку собственность в определенном смысле была лишь атрибутом власти.

По мере эволюции восточных цивилизаций появились товарные отношения и частная собственность. Многие восточные государства Древности и Средневековья имели процветающее хозяйство, большие города, развитую торговлю. Однако новые явления с момента своего возникновения сразу же ставились под контроль власти, и потому оказывались полностью от нее зависимыми и как бы лишенными органической потенции для саморазвития. Но все эти зримые атрибуты частнособственнической рыночной экономики были лишены того главного, что могло бы обеспечить их саморазвитие: правовых гарантий собственности и правового обеспечения рынка. Все агенты рынка были заложниками власти и не имели не только прав и привилегий, но даже уверенности в завтрашнем дне.

В восточных цивилизациях господствовал принцип власти-собственности: существовал такой порядок, при котором власть рождала собственность. Социальную значимость в государствах Востока имели лишь причастные к власти, тогда как богатство и собственность без власти мало что значили. Утратившие власть становились бесправными.

На Востоке сложился и особый тип человека, со специфическим стилем мышления и поведения, характерной чертой которого является «универсальность». Восточному человеку более свойственен предметно-образный стиль мышления. Для него истиной является не то, что подвластно уму и воле человека, а само бытие. Поэтому истина не зависит ни от ума, ни от воли человека. Восточный человек нуждается в истинах, которым можно служить всю жизнь. Поэтому процесс познания у восточного человека – это не столько анализ свойств объекта, сколько его духовное постижение на уровне, недоступном рациональному исследованию. На Востоке доминировали иные, не дискурсивные стили мышления и познания, где идеи выражались не столько в понятийной, сколько художественно-образной форме, опорой которых служат интуитивные решения, непосредственные эмоции и переживания. Восточный человек, предполагая в основе мироздания некую трансцендентную волю, стремится распознать ее, «войти» в нее и творить ее как свою собственную, преодолевая тем самым конечность своего бытия.

Большую роль на Востоке всегда играло государство, которое было не объединяющим, а усмиряющим началом. Интеграционные функции выполняла религия. Поэтому государственность и нормативно-ценностный порядок (религии) на Востоке были автономными. Государственность часто являлась искусственной формой национальной интеграции, а религия задавала нормативно-ценностный порядок для всего цивилизационного ареала.

В связи с этим в цивилизационном отношении Восток никогда не был единым. Там в древности возникло несколько религиозно-культурных цивилизационных ареалов, не только весьма своеобразных, но и в различной степени открытых вовне. Это – исламская, индо-буддийская и конфуцианская цивилизации (Л.С. Васильев).

Исламская цивилизация наименее открыта для внешних воздействий, что обусловлено прежде всего особенностями религии, охватывающей все стороны жизни, включая экономику и политику. Мусульманский образ жизни не только традиционен, но и самоценен. Для исламской ментальности за пределами мусульманского мира нет ничего достойного для внимания и подражания. Вместе с тем это – традиционалистски активная цивилизация. Некоторые исследователи метафорически обозначают исламскую цивилизацию как «путь воинов Аллаха», отмечая, что человек ислама – это прежде всего «имперский человек», смиренно взывающий за помощью к небу и призванный утверждать империю в мире. Завоевание – его удел, но это завоевание происходит в форме «священной войны» (И.А. Василенко).

Индо-буддийская цивилизация – нейтральная по отношению к внешним воздействиям, что вызвано явным религиозным уклоном в сторону потусторонних проблем (поиски Абсолюта, забота об улучшении Кармы и т.п.). Процветание в посюсторонней жизни не является сколь-нибудь значительной ценностью в рамках этой цивилизации, которая в связи с этим является традиционалистски пассивной цивилизацией. Индо-буддийская цивилизация – это «путь благоговения перед жизнью» (И.А. Василенко). Человек этой цивилизации – «аскетический человек» (В. Шубарт). Он не считает возможным посягать на скрытую для человеческого разума космическую суть порядка вещей. Он переносит бытие как заблуждение, от которого пытается скрыться в мистической сути вещей. Он бежит от мира, как от искушения и соблазна, и выражает свое отношение к нему в форме мистерий. Он покидает этот мир без надежды и без желания улучшить его.

Конфуцианская цивилизация – более открытая по отношению к внешним воздействиям и внутренним трансформациям, что обусловлено конфуцианским культом этики и самоусовершенствования, установкой на посюсторонние поиски гармонии в обществе (культ знаний, повышенное чувство долга и ответственности, крепкие патерналистские связи в семье и обществе, постоянная забота о повышении культуры и дисциплины труда). Это – активно-инновационная цивилизация, придерживающаяся «пути золотой середины» (И.А. Василенко). Человек этой цивилизации – «гармонический человек», воспринимающий Вселенную как космос, одушевленный внутренней гармонией (В. Шубарт). Это – тип человека, характерной чертой которого является «универсальность», или «безвкусность». «Безвкусность» как мироощущение – это ориентация на сохранение гармонии мира, обладающего внутренним динамизмом развития и поэтому не требующего произвола человеческого вмешательства. В этическом плане «безвкусность» – это признак совершенного вкуса, его универсальности, это высшая добродетель, так как «вкус» есть предпочтение, а любая актуализация – ограничение. «Безвкусность» – это ценность, которая в жизни реализуется в практике неосознанного социального оппортунизма, что означает принятие или устранение от дел с максимальной гибкостью и ориентацией исключительно на требование момента.

Восточный тип цивилизаций, особенно мусульманский и конфуцианский, при соприкосновении с другими цивилизациями обнаруживал имперские политические тенденции при толерантности к социокультурным различиям. (Синдром авторитарно-властного господства и подчинения.)

Существенные изменения в цивилизационном развитии Западной Европы произошли в ХIV–ХVII вв. в связи с двумя процессами: «национализацией» церкви государством и религиозной реформацией (протестантско-католическим противоборством), которые завершились сменой «матрицы» западноевропейской цивилизации. На смену нормативно-ценностного пространства, задававшегося католицизмом, пришел либерализм, создавший новое нормативно-ценностное пространство для всей Европы, автономное как по отношению к возникшим национальным государствам, так и к культурному европейскому разнообразию. Ядром либерализма были идеи свободы и толерантности. Свободы как возможности и необходимости ответственного выбора и признания права на свободу за другими. Толерантности как уважения не только своих, но и чужих ценностей, как осмысление и использование другого духовного опыта в его самобытности. Это закладывало духовные основы для формирования гражданского общества.

Кроме того, цивилизационный сдвиг в Западной Европе в это время был связан с переходом эволюционного пути развития на инновационный. Этот путь характеризуется сознательным вмешательством людей в общественные процессы путем культивирования таких интенсивных факторов развития, как наука и техника. Активизация этих факторов в условиях господства частной собственности, формирования гражданского общества привела к мощному технико-технологическому рывку западноевропейской цивилизации и возникновению в разных странах такой формы политического режима, как либеральная демократия.

Для того чтобы перейти на инновационный путь развития, необходимо особое духовное состояние, становление трудовой этики,
превращающей труд из бытовой нормы в одну из главных духовных ценностей культуры. Такая этика окончательно утвердилась в эпоху
Реформации в форме прежде всего протестантской трудовой этики. После этого труд стал самоценным и окончательно вошел в систему главных ценностей европейской цивилизации, на основе которых только и был возможен переход к интенсивному производству и буржуазному обществу.

Западноевропейский христианский идеал «молись и работай», заложивший основы «духа капитализма», означал, что человек, через работу обретая спасение души, не делигирует свои права наверх, а сам решает все возникшие перед ним проблемы, что человек делает выбор между решением своих проблем самостоятельно и их решением с помощью других людей, социальных групп, государства в пользу самостоятельности, между интенсивным и экстенсивным путями ведения хозяйства в пользу интенсивного, в конечном счете, между зависимостью и свободой в пользу свободы.

Протестантская трудовая этика создала благоприятные условия для развития капитализма, оказала влияние на процесс первоначального накопления капитала. Огромную роль в этом процессе сыграли великие географические открытия. Открытие Америки и Африки, с одной стороны, привело к невиданному по масштабам росту работорговли, но с другой стороны, ускорило темпы накопления капитала в Европе за счет разорения, ограбления природных ресурсов и эксплуатации местного населения.

Деньги все больше начинают вкладываться в экономику, в развитие промышленности. Складываются национальные рынки, оформляются контуры европейского, а затем и мирового рынка, центром которого становятся вначале Голландия, а затем Англия. Возникновение рыночной экономики было одним из достижений западноевропейской цивилизации.

Складывание глобальной хозяйственно-геополитической системы, в центре которой оказались западноевропейские страны, поставило на службу их экономике гигантский потенциал всего открываемого мира, что оказало сильнейшее стимулирующее воздействие на ход основных социально-экономических процессов в Западной Европе.

Таким образом, постепенно традиционная (католическая) западноевропейская цивилизация трансформировалась в современную (либеральную), которая характеризуется различным набором вполне коррелируемых между собой черт. Одни исследователи обращают внимание на то, что это – торгово-промышленное, городское общество, для которого характерны, с одной стороны, постоянное наращивание технологического потенциала и превращение человека в орудие эффективной
социально-экономической деятельности, а с другой стороны, мощная мобилизация человеческой активности, основанной на свободе этой деятельности. Другие ученые подчеркивают прежде всего антропоцентричный и инновационный характер европейской цивилизации и ее христианские корни, европеизм как явление христианской культуры
Запада, основанный на осознанности внутренней глубины бытия лич­ности.

Человек западной цивилизации, которая получила метафорическое наименование «римский путь», – «героический человек». Он видит в мире хаос, который должен упорядочить своей преобразующей силой. Он не взывает смиренно к небу, а полный жажды власти, враждебными глазами завоевателя смотрит вниз, на землю. С помощью техники – холодного орудийного мира, он создает искусственный космос, который должен превзойти естественный по своим «рациональным» параметрам. По самому существу своему этот человек все дальше и дальше удаляется от Бога: «Секуляризация – его судьба, героизм – его жизнеощущение, трагизм – его конец» (В. Шубарт).

Культурный архетип западной цивилизации нашел выражение в таких концептах нормативной личности, как «человек прометеевский», «человек экономический» и «человек толерантный» (А.В. Лубский, Р.А. Лубский). Нормативной личности на Западе присущи ценностно-рациональный стиль мышления; предметность и экстравертность; стремление решать свои жизненные проблемы самостоятельно, «здесь и сейчас»; добродетелями которой являются активность и интенсивность, мода и сенсация.

В научной литературе существуют различные представления о России как цивилизации. Одни исследователи отказывают России в статусе самостоятельной цивилизации, называя ее «дочерней зоной» византийской цивилизации или «промежуточной» (между Востоком и Западом) цивилизацией. Другие полагают, что Россия представляет собой «межцивилизационное пространство» (системой цивилизаций и этнических культур). Третьи считают Россию особой цивилизацией, но при этом называют ее по-разному – русской, русско-славянской, восточно-христианской, православной, евразийской, российской, в зависимости от того, какой признак берется за основу – этнический, конфессиональный, геополитический или страноведческий. К наиболее часто выделяемым признакам российской цивилизации относят: а) самодержавную форму государственной власти; б) коллективистскую ментальность;
в) очень незначительный объем экономической свободы.

Рассматривая Россию как локальную цивилизацию, можно отметить, что в том ареале, который традиционно именуется Россией, геоисторически можно выделить две цивилизации: древнерусскую (славяно-европейская), существовавшую в VI–XIII вв., и российскую (евразийская), которая начала складываться примерно с XIV в. Между этими цивилизациями существуют серьезные различия. Так, в древнерусской цивилизации «доминантной формой интеграции» выступала религия (вначале язычество, а затем православие), которая носила автономный характер по отношению к различным племенам, а затем – государственным образованиям на Руси. Православие задавало единый нормативно-ценностный порядок во всем ареале древнерусской цивилизации. Аналогичную функцию в Западной Европе выполнял католицизм, который также имел наднациональный и надгосударственный характер. Для древнерусской цивилизации был характерен эволюционный путь развития, по которому в то время шла и католическая Европа. Много общего было и в культурных архетипах, поскольку и Древняя Русь и Европа были традиционными аграрными обществами с небольшими анклавами городской культуры.

Для России, как и для Западной Европы, переломными стали XIV–XVII вв. Это было время смены цивилизационных матриц развития, в результате которой пути Европы и России разошлись. После угасания древнерусской цивилизации в Северо-Восточной Руси начинает зарождаться российская (евразийская) цивилизация. Основными отличиями этой цивилизации от Запада было то, что «доминантной формой интеграции» стала государственность, которая была не только «обручем», скреплявшим разнородные земли, народы и культуры, но и задавала единый для российского общества нормативно-ценностный порядок и «общее дело» (национально-государственную идею).

Специфика российской государственности заключается в том, что ее институты складывались в русле формирования вначале «военно-национального», «вотчинного», а затем «полицейского» государства. Эта специфика выражается также в алгоритме реализации национально-государственной идеи, который включает в себя в контексте взаимодействия государства и общества – патернализм, государства и человека – этатизм, государства и природы – экстенсивизм, государства и остального мира – мессианизм.

Для российской цивилизации присущ мобилизационный социотип развития, который осуществлялся за счет сознательного и насильственного вмешательства государства в механизмы функционирования общества. Такой социотип развития, представляя собой один из способов формирования «ответов» на «вызовы» внешнего мира, заключается в систематическом обращении в условиях стагнации или кризиса к чрезвычайным мерам для достижения экстраординарных целей.

Особая роль внешних факторов в развитии России вынуждала ее правительство выбирать такие цели развития, которые постоянно опережали социально-экономические возможности страны. Поскольку эти цели не вырастали органическим образом из внутренних тенденций, то правительство для достижения «прогрессивных» результатов прибегало в институциональной сфере к политике «насаждения сверху» и к методам форсированного экономического и политического развития. Поэтому одной из особенностей мобилизационного развития России было доминирование политических факторов и, как следствие, гипертрофированная роль государства в лице центральной власти.

Человек российской цивилизации – это «мессианский» человек, который ощущает себя призванным создать на Земле более возвышенный, божественный порядок, образ которого скрыто носит в себе. Он стремится создать вокруг себя ту гармонию, которую чувствует внутри себя. Такого человека не может вдохновить воля к власти, он создан для примирения противоречий и для любви. Он видит в людях не рабов, а братьев; в мире – не добычу, на которую надо набрасываться, а хрупкую материю, которую надо спасти и освятить. Им движет чувство некоей космической взволнованности. Он исходит из ощущения целостности, которое он носит в себе и которое пытается восстановить в окружающем расколотом мире. Его не покидает тоска по всеобъемлющему и стремление сделать его осязаемым (В. Шубарт). Картины мира у мессианского и гармоничного человека похожи между собой. Однако то, что гармоничный человек воспринимает как данность, мессианский – как цель.

Культурный архетип российской цивилизации нашел выражение в таких концептах нормативной личности, как «человек иоанновский», «человек политический» и «человек авторитарный» (А.В. Лубский, Р.А. Лубский). Нормативной личности в России присущи ценностно-рациональный стиль мышления, духовность и интравертность; стремление переносить решение всех жизненных проблем в политическую сферу, ощущение себя частицей целого, добродетелями которой являются созерцательность и терпимость, консерватизм и гармония.

Сегодня в евразийских исследованиях особой популярностью пользуется концепция «столкновения цивилизаций» С. Хантингтона. Если во время «холодной войны» мир был разделен по политэкономическим признакам на капиталистические, социалистические и развивающиеся страны, то в XXI в. после крушения биполярного мира доминирующим фактором мировой политики, как считает С. Хантингтон, станет столкновение цивилизаций. Согласно этой концепции несколько основных макроцивилизаций, вбирая в себя относительно нейтральное окружающее социальное пространство, постепенно очерчивают контуры перманентных конфликтогенных зон, своего рода тектонических «разломов» в местах соприкосновения цивилизационных «плит».

В результате уже сейчас возникла такая зона, простирающаяся от Кавказа до юга Африки, от Балкан до Памира, – своеобразный «метарегион нестабильности» как антипод системе «глобальной координации». В рамках концепции «столкновения цивилизаций» Черноморско-Каспийский регион рассматривается как составная часть евразийского «метарегиона нестабильности», в котором наиболее кровопролитные межэтнические конфликты будут происходить вдоль линий «разлома» между христианской и исламской цивилизациями.

Методологическим потенциалом в евразийских исследованиях обладает также концепция «Великого лимитрофа», в которой понятие «лимитроф» обозначает геополитическое промежуточное пространство между цивилизациями. Согласно этой концепции, в конце ХХ в. в Евразии возникла имеющая очень древнюю подоплеку новая геополитическая реальность, которая представляет собой пояс суверенных пространств, протянувшийся через континент от Польши и Прибалтики до Памира и Тянь-Шаня, охватывая Восточную Европу с Балканами, Кавказ и постсоветскую Центральную Азию. Этот пояс, или Великий лимитроф, образован переходящими друг в друга перифериями западноевропейской, исламской, российской, индийской и китайской цивилизаций. По мнению некоторых специалистов, именно на Великом лимитрофе будут разыграны важнейшие военно-стратегические и геоэкономические сценарии начала XXI в. (В.Л. Цымбурский). В рамках этой концепции Черноморско-Каспийский евразийский метарегион является важным сегментом «Великого лимитрофа».

Геоисторическая парадигма евразийских исследований базируется также на теоретических идеях Х. Маккиндера о «географической оси истории». Х. Маккиндер считал, что весь ход истории детерминирован следующими процессами. Из центра хартленда («географической оси истории») на его периферию оказывается постоянное давление так называемых «разбойников суши». Особенно ярко и наглядно это отразилось в монгольских завоеваниях. Но им предшествовали скифы, гунны, аланы и т.д. Цивилизации, проистекающие из «географической оси истории», из самых внутренних пространств хартленда, имеют, по мнению Х. Маккиндера, «авторитарный», «иерархический», «недемократический» и «неторговый характер».

Согласно Х. Маккиндеру, вначале в качестве осевой области истории – «срединной земли», или хартленда, – выделилась Центральная Азия, откуда монголы, благодаря преимуществам подвижности их конницы, распространили свое влияние на Азию и значительную часть Европы. Со времени великих географических открытий баланс сил изменился в пользу приокеанических стран, в первую очередь в сторону Великобритании. Однако, как считал Х. Маккиндер, новые средства транспортных коммуникаций, прежде всего железные дороги, снова изменят баланс сил в пользу сухопутных держав. Исходя из этого, он сформулировал свою концепцию хартленда, каковым считал евразийское пространство, или Евразию, которую он оценивал как гигантскую естественную крепость, непроницаемую для морских империй и богатую природными ресурсами, и в силу этого как «ось мировой политики».

Извне, из регионов «островного полумесяца», на Мировой Остров осуществляется давление так называемых «разбойников моря», ил