Печать периода Июльской монархии (1830-1848). Реформы Жирардена и зарождение дешевой прессы

Александр КАШПУРИН фортепиано,

Анна-Лючия КОСТЮК виолончель,

Ксения КУДРЯВЦЕВА домра, Сергей ВАСИЛЬМАНОВ балалайка

Музыкальный лицей Комитета по культуре

 

Александра КУЗНЕЦОВА гобой

ДШИ им. М.И. Глинки

Иван БЕЗБОРОДЫХ скрипка

ДШИ им. Е.А. Мравинского

 

Анастасия АМОСОВА флейта, Юрий ЛОЙКО балалайка

ДШИ им. П.А. Серебрякова

 

Виктор ТУРИЛОВ кларнет

ДМШ № 11

 

Антон САМСОНОВ фортепиано,

Таисия ЛОПАТИНА и Анастасия СОЛОМАХИНА скрипка,

Борис НИКОНОВ маримба

Лицей искусств «Санкт-Петербург»

Сергей СТОЛПОВСКИХ скрипка

Музыкальный колледж им. М.П. Мусоргского

Успенский собор в Московском Кремле (план и фасад, время строительства и имя мастера).

Сооружён в 1475—1479 годах под руководством итальянского зодчего Аристотеля Фиораванти.

 

РАССТОЯНИЕ ОТ ТОЧКИ ДО ПРЯМОЙ.

Отклонением d точки от прямой называется длина перпендикуляра, опущенного из этой точки на прямую, взятого со знаком «+», если точка и начало координат лежат по разные стороны от прямой, и со знаком «–», если по одну сторону.

 

– расстояние.

.

Найдем скалярное произведение, для этого надо определить значение .

– отклонение точки M (x ₀; y ₀) от прямой,

r = |d|.

Пример: Найти расстояние между двумя параллельными прямыми

Аникеев В.Е. История французской прессы (1830-1945) — М.: 1999. — 55 с.

Печать периода Июльской монархии (1830-1848). Реформы Жирардена и зарождение дешевой прессы

Июльская революция 1830 г. знаменовала собой победу буржуазии над дворянством. Плодами этой революции воспользовалась в первую оче­редь и главным образом финансовая аристократия. Монархия, испыты­вавшая острую финансовую нужду, находилась в сильнейшей финансо­вой зависимости от этой верхушки буржуазии, и сам король Луи-Филипп, крупнейший лесовладелец и финансист, делал все для укрепления ее гос­подства.

Этот «король-буржуа», находившийся во главе «акционерной компа­нии», грабившей Францию, очень скоро сделался постоянным персона­жем газетных карикатур и анекдотов, появляясь то в образе разжиревшего буржуа, то в облике глупого и толстого карнавального быка. Реакцией пра­вительства был резкий поворот в сторону репрессивных мер. Если через неделю после Июльского восстания были освобождены журналисты, осуж­денные ранее за «политические преступления в печати», то еще через два месяца, в ноябре 1830 г. вышел закон, который гласил: «Всякое выступле­ние против королевской чести и правового порядка трона; против приви­легий, которыми наделен король великой французской нации и одобрен­ной им Конституционной Хартии, которой он присягнул; против консти­туционных властей, неприкосновенности личности, прав и власти Палаты депутатов — будет караться тюремным заключением от 3-х месяцев до 5-ти лет и штрафу от 300 до 6000 франков».

Следующий закон, от 14 декабря 1830 г. обязывал управляющего газе­той располагать «полной залоговой суммой, записанной на его собствен­ное, частное имя».

Наконец, закон от 8 апреля 1831 г. вводил в действие более быструю процедуру рассмотрения в судах дел о преступлениях в печати.

Однако к этому времени рост числа газет и их тиража, вызванный ре­волюционным подъемом, уже успел вселить в журналистов веру в свои силы. Всего при Июльской монархии выходило около 700 газет и журна­лов — вдвое больше, чем при Реставрации, а их тираж вырос более чем на треть. Они довольно резко выступали против действий правительства и тут же становились жертвами репрессивных законов.

К концу 1832 г. число процессов, возбужденных правительством про­тив газет, достигло 411. Но 143 из них были вынесены приговоры в общей сложности на 65 лет тюрьмы и 350 тыс. франков штрафа. Журналисты возглавляемой Арманом Маррастом газеты «Трибюн» с 1831 по 1833 г. были привлечены к суду 111 раз и осуждены в обшей сложности на 49 лет тюрьмы и 157630 франков штрафа. Один из владельцев «Фигаро» — Пуатвеи Сент-Альм — получил персонально шесть лет тюрьмы и около 10 тыс. франков штрафа.

В январе 1834 г. была введена система предварительного разрешения для разносчиков и уличных продавцов газет, а «сентябрьские законы» 1835 г. еще более расширяли список наказуемых действий, устанавливали пред­варительную цензуру на все виды иллюстраций, более чем вдвое увеличи­вали сумму предварительного залога. Правительство как бы забыло, что поводом для восстания 26 июня 1830 г. послужили королевские ордонан­сы, отменявшие свободу печати.

В этих условиях большие возможности для оказания влияния на прес­су получают биржевики. Через них правительство подкупало ту прессу, которая вела себя достаточно осторожно, чтобы не быть запрещенной. Постоянные правительственные субсидии получала, например, «Журналь де деба» — орган орлеанистской буржуазии, а позднее и сохранявшая видимость независимости «Пресс» Эмиля Жирардена. В группу газет, с оговорками поддерживавших Луи-Филиппа, входили также «Конститюсьонель» — орган умеренного крыла орлеанистов, «Сьекль» — орган т.н. династической оппозиции, «Курье франсе», «Тан» и немногие другие. Лагерь же оппозиции был более широким, хотя и крайне пестрым. Справа против Орлеанов выступали крупные легитимистские газеты «Котидьен» и «Газетт де Франс», слева — многочисленный отряд сатирических газет с литературным уклоном, среди которых выделялись своей колкостью «Шаривари», «Корсер», «Каррикатюр». В рядах умеренной оппозиции наиболее заметной была «Насьональ», в которой также сотрудничал Mapраст. Но при всей их численности (17 ежедневных газет в Париже), поли­тической активности, а в какой-то мере и реальному влиянию на события в жизни страны, каждая из этих газет оставалась, взятая в отдельности, довольно скромным изданием с узким кругом читателей, небольшим ти­ражом и ограниченным распространением. Даже наиболее крупные m них едва достигали тиража в 10 тыс. экземпляров и лишь одна «Конститюсьонель» имела в 1831 г. тираж 23 тыс., что превышало суммарный тираж всех 32 провинциальных ежедневных газет. Остальные парижские ежед­невные газеты (кроме «Конститюсьонель») составляли в сумме тираж около 62 тыс. экземпляров. Это были, как правило, четырехстраничные выпуски, каждая полоса которых размером 33x40 см. имела четы­ре колонки.

Можно сказать, что технические и экономические масштабы прессы не соответствовали той роли, которую она призвана была играть в полити­ческой борьбе, к которой нарастающий интерес проявлял все более широ­кий круг «заинтересованных» граждан Франции, пресса нуждалась в ре­форме и она получила ее, вполне в духе своего времени: в первую очередь это была финансовая реформа и автором ее был человек своего времени. Эмиль де Жирарден был порождением мира финансистов и деловых лю­дей, не обремененных тяжестью политических принципов.

В основе его плана лежал расчет. Газета приносит убытки, потому что расходы на каждый ее экземпляр превышают его розничную цену. Надо превратить газету в такое предприятие, которое, увеличивая объем про­дукции, снижало бы ее себестоимость. Из своего издательского опыта Жирарден уже знал, что число способных и желающих читать газету зна­чительно превышает число способных купить ее. Снизив цену на подпис­ку, можно расширить круг читателей и следовательно увеличить тираж. Однако тот же опыт показывал, что увеличение тиража в настоящих усло­виях может быть лишь ограниченным и пока не в состоянии покрыть всех издержек на издание газеты. Самой крупной статьей расходов был налог, так называемый гербовый сбор, составлявший более их половины. Поэто­му, представляя в 1831 г. свой план главе правительства Казимиру Перье, Жирарден включил в него пункт об отмене налогов на газеты. На первый взгляд его просьба выглядела наивной: слишком хорошо было известно, в каких отношениях находились правительство и печать, и трудно было ожидать, что правительство захочет облегчить положение газет, столь ярос­тно его атаковавших. Однако Жирарден и здесь предложил свое успокои­тельное объяснение: правительству не следует опасаться появления но­вых газет, так как чем их будет больше, тем меньше будет влияние каждой из них в отдельности, ибо они нейтрализуют друг друга в конкурентной борьбе. Этот его довод не показался Перье убедительным, и Жирарден находит другой выход: часть расходов должна быть покрыта прибылью от платных объявлений. Помещение в газете таких объявлений практико­валось уже давно, но, чтобы плата за них была достаточной надо было заинтересовать клиентов более широкой аудиторией. А исходной точкой реформы Жирардена было увеличение тиража за счет снижения цены за подписку на газету.

Так оформлялась идея «дешевой газеты», но эта идея не была чисто умозрительной. Независимо отличных взглядов и убеждений Жирардена, его план объективно должен был строиться на необходимости «демокра­тизации» читающей публики. И к этой необходимости он пришел в про­цессе своей издательской деятельности.

Начав в 1828 г. со скромного литературного еженедельника «Волер», двадцатидвухлетний Эмиль, внебрачный сын графа де Жирардена, разви­вает успех в 1829 г., основав «как для двора, так и для простонародья» журнал «Мод», где можно было видеть имена Жорж Санд, А. Дюма, Эже­на Сю, Бальзака, но в основном заполненный рекомендациями по части моды.

Первой его попыткой обратиться к более широкой аудитории и дей­ствовать в «духе времени» становится газета «Гард насьональ», которую он намеревался в интересах Июльской монархии сделать «связующей че­тыре миллиона граждан — элиту нации». Попытка была неудачной, но урок не прошел даром. Несколько приземлив полет своих притязаний, но в том же стремлении к завоеванию читателей, Жирарден основывает в 1831 г. еженедельный «Журналь де конэссанс ютиль», где за 4 франка в год (вмес­то обычных 15-ти) он на 32 страницах предоставлял «полезные знания» по вопросам политики, сельского хозяйства и торговли своим питателям, которым он таким образом намеревался одновременно разъяснять «их долг, право и выгоду». Как сразу выяснилось, необходимый читатель имелся. Менее чем через год журнал имел 132 тысячи подписчиков. Вдохновлен­ный успехом, он выпускает «Альманах де Франс» за 1832 год тиражом 1 млн. 300 тыс.

Теперь он уже достаточно известен в политических и журналистских кругах, а в 1834 г. становится депутатом Национального собрания. Прав­да, его политическое лицо выглядит не слишком определенным, если су­дить о нем по деятельности Жирардена-издателя.

Между тем, в 1836 г. он приступает к реализации своего главного, дав­но вынашиваемого плана: 1 июля выходит в свет первый номер ежеднев­ной газеты «Пресс», годовая подписка на которую — 40 франков — вдвое ниже, чем у всех других газет. Уверенность, с которой действовал Жирар­ден, нашла отражение в рекламном проспекте, выпущенном за месяц до выхода первого номера «Пресс». В нем он точно предсказал цифровой показатель успеха будущей газеты: «При годовой подписке 40 франков нам будет легче привлечь 10 тысяч подписчиков, чем одну тысячу при цене в 86 франков...» Достигнув через шесть месяцев этой цифры (10 тыс.), «Пресс» выдвигается в первый ряд ежедневных газет...

Вызов звучал и в программе «Пресс»: «Страсти, выгода, амбиция, не­нависть, предубеждения, иллюзии, ложные теории и напрасные страхи — все это уже долгое время является предметом обычной эксплуатации, в отличие от нашей «Пресс», со стороны существующих газет, чтобы мож­но было пытаться сделать в этом отношении больше или лучше».

Не следует, однако, думать, что Жирарден совсем отказался от тради­ционных способов изложения информации или внедрения полемики, свой­ственных современной ему прессе. Он был не только способный и изобре­тательный коммерсант, он был ловкий политик и достаточно чуткий к за­просам широкой публики журналист. Его главной задачей было предста­вить свою газету в качестве органа, стоящего над другими изданиями. Само ее название должно было способствовать этому, как бы олицетворяя всю прессу, не отдавая предпочтения какому-либо политическому оттенку. Характерна в этом отношении его самооценка в качестве депутата Нацио­нального собрания: «Мы в оппозиции, но не из оппозицию», — говорил он. Свою отставку с депутатского места он объяснял в том же духе: «Мне нет места между нетерпимым большинством и непоследовательным мень­шинством». В последствии министр внутренних дел в правительстве Кавеньяка Дюфор заметит в беседе с Тьером: «Жирарден предавал все пра­вительства одно за другим». Ответ Тьера мог бы удовлетворить самого Жи­рардена: «Это прекрасное доказательство того, что он им всем служил».

Первые же номера его новой газеты вызвали сразу буквально взрыв негодования, особенно если учесть, что успех «Пресс» грозил подорвать позиции конкурирующих газет. Мориенваль в своей книге «Создатели большой прессы во Франции» подробно описывает ту ожесточенную схват­ку, которая разгорелась между Жирарденом и директорами других газет. Один из них, директор «Насьональ» республиканец Арман Каррель, от­стаивая свою позицию, пал от руки Жирардена, вызвав его на дуэль. Он обвинял Жирардена в том, что тот «превращает высокую миссию журна­листа в простую функцию торговца новостями». Другой, Луи Блан—в то время редактор левой оппозиционной газеты «Бон сане»—дал уничтожа­ющую оценку реформе Жирардена: «Она превращает в вульгарную тор­говлю то, что является должностью судьи, почти саном священника... од­ним словом, журналистика превращается в спекуляцию».

А ведь на первый взгляд содержание «Пресс» мало чем отличалось от ежедневного рациона ее конкурентов: передовая, отчет о парламентских дебатах, обзор печати, зарубежные новости и внутренние события во Фран­ции, «фельетоны» — романы с продолжением, периодические рубрики по вопросам литературы, живописи, экономики и, разумеется, платные объ­явления. В чем действительно Жирарден старался и успевал превзойти других, так это в подборе литературных сотрудников. Гюго, Готье, Баль­зак, Дюма, Планш, Скриб печатались с первых же номеров в «Пресс». Как уже было сказано, в первые шесть месяцев число подписчиков до­стигло 10 тысяч, а вскоре и 20-ти.

И все-таки в действиях Жирардена оказался один просчет. Дешевая газета и в самом деле приобрела широкий круг читателей, но ставка на «нейтрального» читателя оказалась ошибочной, да и сама «нейтральность» газеты чаще всего оборачивалась консерватизмом.

Другая газета, в точности следуя плану Жирардена, но четко придер­живаясь оппозиции и антиклерикализма, более отвечала настроениям широкой публики, которая все более чувствовала себя не просто читате­лем, но и участником происходящих событий. Речь идет о газете «Сьекль», которую первоначальный компаньон Жирардена, но вскоре порвавший с ним Дютак начал издавать самостоятельно.

Дютак, воспользовавшись методом Жирардена, отнял у него значитель­ную долю успеха. Если к 1840 г. тираж «Пресс» снизился до 13,5 тыс., то «Сьекль» продолжала развивать успех и к этому же времени уже имела 30 тыс. подписчиков: 10 тыс. в Париже, 20 тыс. в провинции. При этом она принесла в этом году 110 тыс. франков прибыли. По-прежнему главной статьей расхо­дов оставался гербовый сбор—510 тыс. фр., затем шли расходы на доставку газеты подписчикам — 314 тыс. фр., далее шли: бумага — 216 тыс., печата­ние— 128,5 тыс., редакция —100 тыс., администрация и гонорары—130 тыс. Основная прибыль за счет подписки (40 фр. в Париже, 48 — в провинции) — 1 млн. 360 тыс. франков. Платные объяснения приносили 180 тыс. франков. При таком балансе «Съекль» уверенно шла вперед и накануне революции 1848 г. имела тираж 38 тыс. против 23 тыс. у «Пресс».

Некоторые газеты волей-неволей следовали по пути «Пресс» и «Сьекль», хотя и с меньшим успехом. Те, которые отвергали этот путь, теряли до половины своих подписчиков: «Конститюсьюнель» потеряла больше 10 тыс., «Газет де Франс» — 5 тыс., «Журналь де деба» — 3 тыс.

Общий тираж ежедневных газет Парижа все же вырастал. Если в 1836 г. в столице Франции было 20 газет с тиражом 70 тыс. экземпляров, то в 1846 г. — 26 с тиражом почти 200 тыс. Следует при этом отметить, что почти все парижские газеты большую часть своего тиража распространя­ли в провинции, где собственная департаментская печать была совсем сла­бой и в политическом отношении охотно следовала за Парижем. Лишь совсем немногие из них были действительно ежедневными и только еди­ницы имели более тысячи подписчиков.

В целом можно сказать, что идеи Жирардена не получили в период Июльской монархии своего полного воплощения. Для этого недостаточно созревшими были и технические, и экономические, и социальные усло­вия. Пресса стала более популярной, но еще не стала, как об этом декла­рировал Жирарден, демократичной, она расширила круг читателей, но еще не стала массовой. Даже главный пункт его программы — платные объяв­ления — еще не стали той рекламой, которая в последствии будет опреде­лять жизнеспособность газетного механизма. Однако с точки зрения са­мой журналистики, «новая» пресса породила нововведение, которое сразу получило широкое распространение в газетах. Романы с продолжениями, называемые фельетонами (от французского «feuille» — листок, а также — газета), отныне становятся одной из привлекательных сторон ежедневной и другой периодики. Эти романы прочно занимают «подвалы» газет, уже давно традиционно «литературные». И Дютак, и Жирарден сразу оценили коммерческие возможности романа в газете. «Их» авторами становятся Бальзак («Старая дева» печаталась в «Пресс»), Жорж Санд («Мельник из Анжибо» публикует «Сьекль»), Дюма («Королева Марго» в «Пресс»). Даже газеты, отвергавшие реформу Жирардена, включились в погоню за чита­телем с помощью романов, причем добились в этом большого успеха. Публикация «Вечного жидам Эжена Сю в «Конститюсьонель» принесла ей сразу I5 тыс. подписчиков. Огромные очереди выстраивались у витри­ны редакции, чтобы не теряя ни минуты прочитать продолжение «Парижских тайн», публиковавшихся в 147 номерах «Журналь де деба». Известен случай, когда Эжен Сю, заключенный на две недели в тюрьму, был освобожден по решению высших властей уже через сутки, так как отказывался писать продолжения «Парижских тайн» до выхода из тюрьмы⁷. Газеты платили баснословные гонорары авторам романов с продолжением. Дюма-отец получил за «Графа Монте-Кристо» в «Конститюсьонель» свыше 33 тыс. франков, а Эжен Сю за «Вечного жида» около 100 тыс.

Романы с продолжением продолжали оставаться верным способом привлечь читателя и тогда, когда были созданы все другие предпосылки для возникновения действительно массовых газет. В период Июльской монархии были положены первые камни в фундамент этой печати.

Между двумя Республиками (1848-1870)

Напуганная усилением левой оппозиции, определенная часть либераль­ной буржуазии во главе с Одиллоном Барро выступила в 1847 г. под лозун­гом: «Реформа во избежание революции». Другим проявлением кризиса Июльской монархии стало образование политической группировки «прогрес­сивных консерваторов», которую возглавил... бывший многие годы союзни­ком орлеанистов Эмиль де Жирарден. Таким образом, «Конститюсьонель» и «Пресс» оказались накануне революции 1848 г. в оппозиции монархии, а Жирарден уже выступал в роли обличителя правительственной коррупции.

Республиканская оппозиция была представлена двумя группировками, именовавшимися по названию газет — «Насьональ» и «Реформ». Первая из них отнюдь не пользовалась довернем прогрессивных кру­гов из-за открытой враждебности к революционно-демократическим пре­образованиям ее лидера Марраста, которого рабочие называли «респуб­ликанцем в желтых перчатках». Вторая, возглавляемая Ледрю-Ролленом, под влиянием нарастающей борьбы выдвигала программу некоторых со­циальных преобразований.

Яркую картину и глубокий анализ борьбы, которую вели различные группировки буржуазии от «династической оппозиции» до республиканско-демократической за социальные преобразования, дает Ф. Энгельс в работе 1847 г. «Движение за реформу во Франции» и других статьях, в том числе и опубликованных в газете «Реформ». Эту газету Энгельс поддер­живал в ее борьбе не только с «Констнтюсьонель», «Пресс» и «Сьекль», но и с «Насьональ», которая в ходе пропагандистской кампании 1847 года, получившей название «банкетной», обвиняла «Реформ» в приверженнос­ти к коммунизму только на том основании, что последняя выступала за всеобщее избирательное право.

Тем не менее ни одна из буржуазных группировок и не помышляла о вооруженной борьбе за свержение монархии. Революция 1848 г. сверши­лась, как и предсказывал Энгельс, в результате активного выступления рабочих. «В тот момент, когда столкновение между народом и правитель­ством станет неизбежным, — они в миг окажутся на улицах и площадях... и двинутся, сметая все препятствия, от площади Бастилии к Тюильрийскому дворцу. И я боюсь, что большинство почтенных участников банке­тов в пользу реформы запрячется тогда в самые темные углы своих домов или рассеется, как сухие листья, в вихре народной грозы.

Вынесенная к власти волной народного восстания в феврале 1848 г. буржуазия на первых порах держалась еще некоторых революцион­ных лозунгов. Временному правительству, о котором не без основа­ний говорили, что оно создано в редакциях «Насьональ» и «Реформ» и включавшее в свой сослав Марраста из первой и Флокона из второй газеты, ничего не оставалось делать, как зафиксировать реальное положе­ние дел. Декретами от 5 и 6 марта упразднялось все прежнее законода­тельство в области печати, прежде всего «сентябрьские законы» о преступ­лениях в прессе и о судах присяжных, отменялся залог и гербовый сбор.

Это привело к бурному росту числа газет самых различных направле­ний. В течение нескольких недель только в Париже их появилось более двухсот. Каждый сколько-нибудь известный человек имел свою трибуну, и газета зачастую выражала мнение лишь одного издателя, как это было когда-то в 1789 г. Разумеется продолжали выходить прежние газеты, неко­торые даже воспользовались случаем поднять тираж. Так, «Пресс» достигла в 1848 г. 78 тыс. экземпляров.

Среди газет, порожденных февральской революцией, наиболее замет­ными были «Врэ решоблик» Пьера Леру, «Репрезантан дю пепль» Прудона, «Ами дю пепль» Распая, «Пепль Констнтюан» Ламенне.

Характерным было использование названий газет времен Великой фран­цузской революции — «Пер Дюшен», «Трибюн дю пепль», «Вье корделье» и др. Особенно бросалось в глаза широкое использование в названиях га­зет слова «народ». Но именно народ, как быстро выяснилось, был самым бессовестным образом обманут. Ни одна из его надежд не была оправда­на, ни одно из обещаний, данных ему, не было выполнено. И когда в июне народ в лице парижского пролетариата поднялся на борьбу, отстаивая свои собственные интересы, вчерашние союзники расстреляли его на баррика­дах. Буржуазия была так напугана этим самостоятельным выступлением пролетариата, что в ужасе шарахнулась от тех лозунгов, под которыми еще вчера пришла к власти.

«Братство продолжалось только до тех пор, пока интересы буржуазии смыкались с интересами пролетариата... Ни одного известного республи­канца, будь то из «National» или из «Reforme», не было на стороне наро­да!.. фейерверк Ламартина превратился в зажигательные ракеты Кавеньяка», — так писал Карл Маркс в «Новой Рейнской газете» об этих днях, дав исключительно верную оценку исторического значения июньского восстания в статье «Июньская революция».

Террористический режим Кавеньяка, потопившего о крови парижский пролетариат, со всей жестокостью обрушился на все, что напоминало о республике и демократии. Были распущены все политические клубы и рабочие объединения, запрещены стачки и общества взаимопомощи.

Уже в нюне после введения осадного положения были закрыты сразу 11 газет Парижа. 11 нюня Ламмене выпустил в траурной рамке последний номер своей «Пепль Конститюан», в нем он писал: «Сегодня нужно иметь золото, много золота, чтобы воспользоваться правом слова. Мы недоста­точно для этого богаты. Бедные должны молчать!»

И действительно, закон от 29 августа устанавливал предварительный залог в таком размере, что это привело к закрытию еще целого ряда газет. Еще несколько законов, принятых один за другим вплоть до 29 июля 1850 г., увеличивали гербовый сбор, расширяли список наказуемых действий пе­чати (особо выделялось оскорбление президента Республики), ограничи­вали распространение печати, даже публикация популярных романов с предложением облагалась дополнительным налогом.

Действия реакции получили такой размах, что подвергались репресси­ям не только «красные» и «социалистические» газеты и их руководители, как например, Луи Блан, Коссидьер, Прудон—на некоторое время в тюрь­ме оказался и Жирарден.

Луи-Наполеон не испытывал особых затруднений в отношениях с прес­сой, так как под его знамена встала «старая гвардия» во главе с «Конститюсьонель». Кроме того, его открыто поддерживали, мало чем отличаясь друг от друга, «Монитер», «Патри», «Пэи», клерикальная «Юнивер» и другие.

Наконец, после государственного переворота Луи-Наполеона и уста­новления новой конституции от 14 января 1852 г. и фактического начала Второй Империи возрождался закон о предварительном разрешении на выпуск газет и других периодических изданий, имеющих право на осве­щение политических вопросов, почти запрещалось давать отчеты о заседа­ниях законодательных органов и сената. Дела по вопросам печати находи­лись в ведении министерства внутренних дел. Все это, вместе взятое, делало фактически невозможным существование демократической печати.

Весьма умеренная оппозиция режиму Луи-Наполеона была представ­лена лишь несколькими буржуазными газетами: орлеанистскими «Жур­наль де деба» и «Ассамбле насьональ», легитимистскими «Юнион» и «Газетт де Франс». Некоторое время на левом фланге оставалась «Сьекль» в силу своей антиклерикальности, но в целом подчинявшаяся правительству.

Влияние других оппозиционных газет, таких как сатирическая «Шаривари», еженедельная «Фигаро» (до 1866 г.) и еще некоторых было незна­чительным.

В практику министерства внутренних дел широко вошли «предупреж­дения» за малейшую критику в адрес властей. Двукратное предупрежде­ние влекло за собой закрытие газеты на два месяца. С середины 1852 г. по середину 1853 г. было вынесено свыше 90 предупреждений и три запрета. К 1854 году в Париже осталось лишь 13 газет, которым разрешалось пи­сать о политике. Политические вопросы вообще постепенно вытеснялись из общественного сознания. Засилье католического духовенства, разгул военщины, административный и полицейский произвол, роспуск полити­ческих партий, неугодных авторитарной монархии — все это порождало особого рода прессу полулитературного, полусветского характера, о кото­рой очень точно отозвалась выходившая позднее либеральная газета «Фран­се»: «Империи необходимо было на следующий день после переворота, чтобы страна забылась в развлечениях и фривольностях. Политическая пресса была принуждена к молчанию, та же пресса, которую оставили в покое, предназначалась для деморализации всего того, что еще оставалось честного в стране. Приспешница цезаризма, которому она обязана своим существованием, она ловко отвлекала свое поколение от благородной скор­би, от больших надежд, она отрывала молодых людей от славных устрем­лений политической жизни и вводила их в будуары полусвета, она высме­ивала серьезную работу, она вышучивала серьезную мысль и превращала таким образом свое поколение в племя молодых старцев и немощных юнцов».

Режим авторитарной империи, встречавший растущую оппозицию со стороны определенной части буржуазии, пытался умерить ее недовольст­во. Ноябрьские законы 1860 г. расширяли полномочия законодательного корпуса и сената, обеим палатам было дано, в частности, право выступать с оценкой деятельности правительства и публиковать официальные отче­ты о своих заседаниях. Некоторые послабления коснулись и печати. Хотя жесткое законодательство сохранялось и «предупреждения» были еще многочисленны, но уже объявлялось о возможности создания новых по­литических газет, а печать в целом получала право комментировать деба­ты законодательных органов.

Буржуазия в поисках широкой опоры выступала от имени «народа» и требовала предоставления политических прав широким слоям населения, рассчитывая при этом на усиление своего влияния в массах для предот­вращения революционного движения.

В этих условиях застоя политической прессы сложилась благоприят­ная почва для размножения газет, подобных тем, о которых писала газета «Франсе». Чаще всего еженедельная, развлекательная, литературная в своей «подвальной» части, с претензией на особую осведомленность, заигрыва­ющая иногда с оппозицией — эта пресса получает распространение как в столице, так и в провинции, где местные власти поддерживали ее, переку­пая журналистов из Парижа.

Олицетворением успеха этой прессы была в эти годы «Фигаро» Вильмессана, который хвастался тем, что может платить своим сотрудникам «жалованья министров». Впрочем, застой политической прессы выражал­ся в отсутствии подлинной полемики на ее страницах, но отнюдь не в ма­лочисленности рядов.

К сентябрю 1862 г. из 262 газет, числившихся политическими (из них 54 ежедневных) 202 поддерживали правительство, 34 были легитимис­тскими, 13 — орлеанистскими и лишь 13 республиканскими, имея соот­ветственно 207, 31, 20 и 25 тысяч подписчиков.

К этому времени во Франции складываются условия для нового скачка в росте ежедневной прессы. Рост инфраструктуры и прогресс в области полиграфической техники приводят к более полному использованию воз­можностей, заложенных в начинаниях Эмиля де Жирардена.

Число грамотного населения во Франции к 1860 г. составило 67%. Те­леграфная сеть до 1848 г. почти неиспользовавшаяся прессой ввиду своей слабости (3 линии, 5 тыс. км.), к 1860 г. уже связывает Париж со всеми департаментами страны многочисленными линиями общей протяжен­ностью 21 тыс. км. В 1855 г. появляется первая международная для Фран­ции телеграфная линия Кале-Дувр, а с 1866 г. постоянно действует первая трансатлантическая линия. Вскоре редакции газет получают возможность использовать телеграф для срочной связи с Национальным собранием, с биржей, с информационными агентствами. Первое бюро печати Шарля Гаваса действовало с 1832 г., занимаясь на первых порах переводами зару­бежной информации и поставляя ее в редакции французских газет. С по­явлением электрического телеграфа преобразованное в «Агентство Гавас», предприятие Шарля Гаваса в полной мере использует его возможности. Заключив договор с французским правительством на поставку официаль­ных сообщений для прессы, а затем в 1859 г. подписав соглашение с не­мецким телеграфным агентством Вольфа и английским Рейтер, Гавас ста­новится монопольным поставщиком зарубежной информации.

Железнодорожная сеть Франции к 1860 г. составляла свыше 9.000 км. Луи Ашетт, начавший свою издательскую деятельность в 1826 г. с выпус­ка классических авторов, в 1850 г. подписывает контракт с владельцами железных дорог на доставку газетной продукции по всем линиям, что пол­ожило начало созданию его «Мессажери Ашетт», ставшей впоследствии почти монопольной организацией в своей области.

Получает широкое распространение и розничная продажа. Хотя пер­вые газетные киоски появились в Париже в общественных парках уже в 1846 г, только сейчас, с открытием киосков на всех железнодорожных станциях, этот вид продажи становится популярным. Наконец, новая ро­тационная машина Марннонн позволяла печатать в час 20 тыс. экз. двустраничных газет против 4 тыс. ранее.Таким образом, технические, экономические и социальные факторы способствовали в 60-е годы XIX в. во Франции бурному росту ежеднев­ной прессы, а политические условия определяли ее характер.Теперь можно было сделать очередной шаг в направлении, указанном Жирарденом.

1 февраля 1863 г. в Париже выходит первый номер газеты, которая продавалась но неслыханно низкой цене — 1 су (5 сантимов!). Это была ежедневная «Пти журналь», основанная Моизом-Полидором Мийо.

Начав с издания мелких коммерческих листков, Мийо добивается пер­вого успеха в 1847 г., когда издаваемая им «Консейе дю пепль» за полгода собирает 35 тыс. подписчиков. Сумев привлечь к руководству своей газе­той Ламартина, он за три года ее существования зарабатывает с ее по­мощью около миллиона франков. В 1856 г. он сотрудничает с Жирарде­ном, у которого покупает 40% акций «Пресс» и становится вторым руко­водителем этой газеты. Вынужденный вскоре уступить свои позиции в «Пресс», он вынашивает планы создания большой дешевой газеты, рас­считанной на еще более массовую аудиторию, чем читатели жирарденовской прессы. Эти последние — выходцы из средней и мелкой буржуазии -могли все-таки выделять 40 франков в год, чтобы быть в курсе политичес­кой, экономической и культурной жизни. Мийо делал ставку на самые скром­ные запросы. «Пти журналь», лишенная какой-либо политической ори­ентации и без всяких литературных амбиций, обращалась к едва грамотному и мало-мальски образованному читателю, весьма умеренного достатка.

Олицетворяя народ в «маленьких людях» — консьержках, ремеслен­никах, рабочих и землепашцах, — «Пти журналь» пыталась беззастенчи­во им льстить, превознося их добродетели, реальные и мнимые. Изобре­тая многочисленные приемы саморекламы, «не страшась быть глупой», газета вела настоящую «охоту за читателем в собственном доме». Снаб­жая читателей простой, но разнообразной информацией, зачастую развле­кательной или сенсационной, регулярно публикуя «полицейские» романы с продолжениями, она быстро увеличивает свой тираж. К 1865 г. — 260 тыс., затем роман-фельетон Эмиля Габорье доводит его до 300 тысяч. Подроб­ное изложение «дела Тропмана» (об убийстве семьи из 8-ми человек) под­нимает тираж до 410 тысяч и лишь установка новых печатных машин Маринони, появившихся в 1867 г., позволяет ей справиться с технически­ми проблемами. По словам Золя, в те годы в самом глухом уголке Фран­ции можно было встретить пастуха, отдыхающего вместе со своим ста­дом и листающего при этом «Пти журналь».

Своеобразной визитной карточкой газеты были разделы ежедневной хроники, которую пел журналист Лео Леспес под псевдонимом Тимоте Тримм. Колоритна была и сама личность Леспеса, не гнушавшегося само­рекламы. Он любил производить впечатление на публику, когда «одетый как директор цирка» восседал на террасе людного кафе, задумавшись над очередной строкой, а у тротуара напротив стоял в ожидании фиакр, посто­янно находившийся в его распоряжении. Популярность его у читателей была такова, что именем Тимоте Тримма называли детей в провинции, оно упоминалось в популярной песенке-польке, его изображение грави­ровали на пуговицах и вырезали в виде курительных трубок.

В начале его деятельности конкурирующей «Фигаро» удается на неко­торое время перекупить Леспеса, но предложенные ему Мийо 50 тыс. франков в год надолго возвращают его в «Пти журналь».

Пусть некоторые эстеты издевательски говорят о его краснобайстве, пусть коллеги пишут о его «энциклопедическом невежестве»! Именно та­кой журналист нужен Мийо, который хотел дать почувствовать самому отсталому читателю, что