Жизненные обстоятельства

Обстоятельства Агнес были примечательны тем, что арена событий прошлого и будущего увязывалась с часами и датами и регулировалась ими. Ее будущее было датированным будущим, в частности, потому, что ее настоящие действия и обстоятельства были наполнены пред­восхищением избавления от «ее проблемы», которое должно было произойти к некому конкретному моменту. То, что долгие годы этот момент не был установлен, ни в коей мере не умаляет определенности этого будущего, несмотря на то что конкретная календарная дата оста­валась неизвестной. Посредством специфического поведения Агнес должна была не только освоить эту арену, но и установить свою нрав­ственную ценность. Для нее нравственно достойный человек и «есте­ственная, нормальная женщина» были тождественны. При выполне­нии работы, в любовных делах, стремлении выйти замуж, выборе при­ятелей, регулировании отношений с друзьями и родственниками из Нортвест-сити задача достижения статуса нормальной естественной женщины должна была быть реализована в конкретный срок, в конк­ретные временные рамки, к конкретному моменту. Наверное, ни в чем это не проявлялось так ярко, как в ссорах, предшествовавших призна­нию перед Биллом, а также в проблемах с заживанием нового влагали­ща, ставших центральным моментом в постоперационной депрессии. Агнес вновь и вновь оценивала себя, постоянно сравнивая ожидаемые и реальные результаты, стараясь достичь соразмерности и стабильно­сти различий между ними. Агнес прилагала большие усилия к тому, чтобы путем концептуальной репрезентации и практического освое­ния поставить под контроль как можно больше сфер жизни. Ожида­ния в тех сферах жизни, которые для людей, в большей мере способ­ных воспринимать свою нормальную половую принадлежность как нечто само собой разумеющееся, не были связаны с критической оцен­кой и анализом «знаний категории здравого смысла» общества, для Агнес были делом активного и критического размышления, а резуль­таты этого размышления были связаны с высшими уровнями ее иерар­хии планов. Содержание биографии и планов на будущее было жест­ко структурировано в соответствии с его значимостью в отношении к достигнутому статусу естественной женщины. Агнес действительно было трудно найти такую область, которая бы не могла путем неслож­ных умозаключения стать значимой в отношении поставленной цели.

Агнес была щепетильна в своем отношении к личному прошлому, настоящему и будущему. Она рассуждала следующим образом: я пе­режила ужасные годы в старших классах, в детстве у меня не было друзей, меня воспитывали как мальчика, у меня такое лицо и такая грудь, я назначаю свидания и провожу время с подругами так же, как это делают нормальные девушки, я потеряла семнадцать лет из-за то­го, что окружающие не понимали, что мой пенис — это ошибка приро­ды, и отказывались что-либо предпринимать, поэтому я заслуживаю статуса, который, к несчастью, мне приходится требовать. Для Агнес вероятность отношения к себе как к естественной, нормальной жен­щине была вероятностью нравственного порядка. Она оценивала свои шансы в категориях достойности и виновности. Ей было неприятна мысль, что перечень подобных факторов может охарактеризовать лишь вероятность того, что она «женщина». В отношении ее прошло­го и ожидаемого подтверждения ее претензий исправление ее состоя­ния носило характер нравственной необходимости. Ей был нужен не­кий план и некое объяснение того, что уже случилось, а также того, чем все закончится. Агнес было трудно воспринимать что-либо в его от­ношении к «ее проблеме» как случайность. В происходящем она стре­милась отыскать закономерности и разумные основания. Происходя­щее вокруг Агнес содержало в себе в качестве инвариантных свойств способность реально или потенциально повлиять на нее и поддаться ее влиянию. Назвать это эгоцентризмом было бы серьезной ошибкой. Для Агнес убежденность в том, что она правильно и реалистично по­нимает закономерности происходящего вокруг нее, подразумевала уверенность в том, что ее оценки подлежат проверке без отказа от зна­чимости того, что она знала, того, что она воспринимала как факт, предположение, догадку и иллюзию вследствие особенностей ее орга­низма и социальных позиций в реальном мире. Повседневные собы­тия и причинно-следственные взаимосвязи между ними отнюдь не представляли для Агнес теоретического интереса. Возможность ино­го вйдения мира, «просто посмотреть, куда все это приведет» — спе­цифическое абстрагирование от релевантностей и их переструктури­рование, широко используемое учеными-теоретиками, — была для Агнес лишь забавой; как она выразилась, «пустыми словами». Когда ей предлагали посмотреть на мир несколько иначе, предложение ока­зывалось равносильным призыву участвовать в чем-то угрожающем и невыносимом. Агнес нисколько не стремилась активно изменять «социальную систему». Напротив, она видела выход в приспособле­нии к ней. Настрой Агнес никак нельзя назвать революционным или утопичным. Она не служила какому-то «делу» и избегала таких «дел» в отличие от многих гомосексуалистов, пытающихся переучить враж­дебное окружение, найти в нем свидетельства того, что оно не таково, каким представляется, а содержит в скрытом виде те же типы, по от­ношению к которым оно действует враждебно и осуждающе. Вызов системе был для Агнес бессмысленным риском. Она хотела попасть в систему. Просто «комитет по проверке полномочий» совершил ошибку.

Время играло особую роль, конституируя для Агнес значимость настоящей ситуации. Что касается прошлого, мы отмечаем у Агнес явную тенденцию к историзации, созданию и презентации социально приемлемой биографии. Мы уже отмечали тот факт, что выбор, коди­рование и логическое упорядочивание различных элементов привело к созданию биографии, которая была настолько последовательно «женской*, что мы остались без ответа на ряд важных вопросов. Два года напряженной деятельности в роли женщины позволили Агнес получить богатый опыт, который использовался в процессе историза­ции. Отношение Агнес к собственной истории требовало постоянно­го пересмотра тянущегося за нею шлейфа событий прошлого в поис­ке фактов, подтверждающих и укрепляющих ее нынешнюю ценность и нынешние устремления. Агнес прежде всею была человеком с исто­рией. Или, точнее, она умело, последовательно и тенденциозно зани­малась иеторизацией.

В плане будущего обращает на себя внимание то, что ожидания Агнес были ожиданиями определенной временной последовательно­сти событий. В этом отношении существовал трудновыносимый «за­зор». Именно хронологические характеристики служили для Агнес источником информации о событиях. События не могли «просто про­исходить». Они происходили с определенной скоростью, имели опре­деленную продолжительность, этапы, и именно на это обращала вни­мание Агнес как на параметры их смысла и признаки, позволяющие понять, «каковы они на самом деле». Агнес мало интересовали собы­тия как таковые, вне их временных характеристик, таких как скорость, продолжительность, этапность. Отличительной чертой «реализма» Агнес было то, что она воспринимала окружающее с ожиданием за­планированной последовательности событий. Нас поразила точность и объем памяти Агнес. Во многом это впечатление происходило из той легкости, с какой она датировала события и восстанавливала их чет­кую хронологию. Подобная ориентация была призвана придать собы­тиям прошлого и ожидаемого будущего статус средств достижения цели, а актуальному опыту — целенаправленный характер.

С почти удивительной легкостью настоящее положение дел, вос­принимаемое как нечто само собой разумеющееся, могло трансформи­роваться в одну из проблематичных возможностей. Даже незначитель­ные отклонения от того, что ожидала и на что рассчитывала Агнес, могло иметь для нее чрезвычайно положительные или о1грицательные последствия. Агнес достигла в лучшем случае нестабильной рутинно­сти повседневной деятельности. Можно было бы предположить, что ее заинтересованность в практической проверке, рассудительность, расчетливость и т. п. сопровождались использованием объективных норм для оценки точности и реалистичности своих решений, т. е. что она знала, что говорила, и что ее заявления соответствовали действи­тельности. Однако это было не так. Агнес не оценивала точность и реалистичность своих решения на основании объективных, логиче­ских правил. Ее правила доказательности носили значительно более социально детерминированный характер. Их можно резюмировать следующим образом: я права или не права в зависимости от того, кто со мной согласен. Проверяя и констатируя различия между тем, что она называла «подлинными фактами», и тем, что она считала «лишь видимостью», она ориентировалась прежде всего на мнение лиц, пре­восходящих ее по статусу. Быть правой или ошибаться означало для Агнес быть по существу правой или неправой. В вопросах, касающих­ся шансов на реализацию права на статус естественной, нормальной женщины, Агнес редко прибегала к понятию меры неправоты. Для нее правильность оценки событий была связана с возможностью подтверж­дения общественностью в том смысле, что другие люди, по типу сход­ные с нею (т. е. нормальные женщины), воспринимали бы эти события точно так же, как она. Агнес не доверяла характеристике, если ее смысл оказывался специфичен, индивидуален в ее отношении, и опасалась подобной интерпретации как нереалистичной. Желая подчеркнуть реальность событий — опасаясь догадок и не доверяя им, — Агнес на­стаивала на том, что реальными являются события, могущие быть подтвержденными лицами, оказавшимися в сходных обстоятельствах. В сходных обстоятельствах означало в положении нормальной жен­щины. Хотя Агнес допускала, что в мире есть люди с такими же, как у нее, проблемами, не с ними и не с нормальными женщинами суще­ствовало взаимопонимание, основанное на взаимозаменяемости пози­ций. «Никто, — утверждала Агнес, — не может по-настоящему понять, через что мне пришлось пройти». Оценивая объективность своих представлений о себе и других людях, Агнес прежде всего считала и старалась воспринимать как нечто само собой разумеющееся то, что она нормальна, что она как все.