Глава 15. Договір зберігання

Дата добавления: 2015-10-15; просмотров: 651

I

догматов церкви, работали на язык, обогащая его возможностями, малоизвестными до появления переводных книг. Каждый новый автор в новом своем труде требовал иных подходов, трактовок, прочтений. В пылу вековых теологических полемик мало к го интересовался языком интерпретаторов. Сопоставительный и сравнительный анализ переводов древности пополняет фонд психологического постижения уровней и смещений - по смыслу. Определялись ракурсы логического мышления, отрабатывалась система доказательств. Примера!ельно, что армянские переводчики двух частей "Органона" Аристотеля и 'Введения¹' Порфирия позволили себе (возможно и вполне сознательно) чуть отклониться .. как в передаче графического образа текста, так в сторону арменизации имен собственных, что объяснимо тяготением армян к пантеону богов Греции. В основном же армянские переводчики следовали не только доподлинно ритму 1екста, но и греческой манере изложения и манере письма V-V1I вв., ставшие залогом армянского Возрождения, устами философа Давида Анахта (Непобедимого) вещают, что познание еще не означает воссоединения (слияния) человека с Богом. Его рассуждения дали ход бурному разштию синонимики. Пять ступеней познания по Давиду: ощущение, воображение, мнение, размышление, разум подводят к его же положениям, опыт, эмпирия, искусство, научное знание, философское знание. Так возникала сумма знаний, творящих искусство, и в первую очередь перевода: языка общения. Анания Ширакаци, математик, астроном, географ, прошедший через развитой уже язык к языку обобщений, первым признает, что широко пользовался переводами на армянский, выполненными на стыке христианства и эллинизма. Он оставил нам любопытное признание' "процесс восприятия зависит от предмета восприятия". Любовь к человеку, но Ширакаци, "есть причина истинного творчества и верной заботы". Ему принадлежит понятие "небесный гуманизм".

Полагая, что художественная философия стимулирует рост требований к языку, в данном случае, к языку перевода, смеем утверждать, что разговор о психологии творчества в сгворе исканий переводной науки еще предстоит, поскольку перевод не только доводит словотворчество титанов мысли до современников, но и вводит в область возникновения текста, его исюрии. где внутренняя рифма выступает не только в качестве подвижного стержня, но и рассматривает

преломление смысла как способ прочтения и трактовки Работал и метод опровержения ошибок. Пропущены через призму инакомыслия, традиционалистского, но еретичества Интересны будут разыскания именно на этих уровнях свободы. Так, слово "фантазия" из "Метафизики" Аристотеля Давид Анахт переводит не как "представление" и не как "воображение" при, казалось бы, почти полном соответствии этого слова "Фантазия" армянскому "еревакаютюн", введенному, кстати, самим Анахтом, оно есть не только и не просто воображение" как таковое, но и нимб вариативности вокруг самого понятия Именно на таком качественном уровне формировался армянский синтаксис вплоть до XI века. Не cjpaHHO ли, имея множество разночтений текстового порядка, мы. в конечном итоге, не располагаем примерами по... энергии мысли А, переводя с яшка сердца на язык сердца, имеем дело с ригмобиением мыслечувстна.

Сюжетная иерархия замысла, рассматриваемая нами и как ландшафт душевных состояний, если не сказать -соответс!вий, исключает, как правило, подмену стиля, равно как и деформацию синтаксических форм, что может привести к деформации - по искажению - смысловых взаимоотношений, к посягательству на духовный опыт нации (здесь и - языка). Школа толкований ведет к переосмыслению как акту обновления мира оицущений значимости происходящего как "в", так и "вовне" произведения. Сгорела Александрийская библиотека, но армянские переводы сохранили ее дух, убереыи не только тексты, но дыхание времени создания книг.

Обращаясь к хронике прохождения чувств в русле лингвистической памяти с поправкой на укладное мышление, армянская переводная наука породила специальный церковный праздник - День святого переводчика. Точность была составной образности, ибо выступал переводчик блюсти]елем прав автора на "время течения событий" Наиболее выпукло труд переводчика - таргмана выверен в зеркале социальных нО1рясений эпохи: работал механизм схождений и расхождений по смыслу, по семантике,..

Ставя перед собой более чем скромную задачу -высветить место переводчика в становлении идеалов в памяти народа, мы как бы преднамеренно опускаем такие позиции, как синхронизация сознания переводчика с временем создания переводимого текста Уже в прозе историка Егише черпаем мы пищу для разговоров о системности прозы в

большем пространс1ве и сложнейшем конструировании и большей концентрированное! и мысли у Нарекаци в X веке.

Для академического изучения сферы проникновений интереснейшим объектом была и остается параллельная жьннь оригинальной к переводной литератур. Взламывая религиозный идеал как схему, мертвящую в человеке саму мысль о совершенствовании, труды философов Армении проложили путь к смелым предположениям и в каши дни. Раскованный язык сотрясает основы храма "покорного" начала Вот почему, с достаточной долей обоснованности, мы относим начало армянского Ренессанса к периоду расцвета переводов и толкований армянскими философами писаний древних.

Форма склонения смысла невольно воссоздает в памяти образ иконы, на которой Иоанн Предтеча изображен о двух головах: одна отсекаема, другая - рядом, уже усекновенняя. Было пи это попыткой показать истечение времени?! Не оттуда ли берет начало кинематограф ?..

Как и насколько связан образ предмета с .. образом формы мышления⁷ Не выступает ли искусство перевода как тип мышления?.. Имеют ли малые величины в математике отношение к семантической дозации времени? Ведомо ли кому, что это за величина - время развития сюжета в тексте"' Какой психологической нагрузке подвергается переводчик, отвечая за подлинность подачи? Писать сжато, мысля свободно - так умели в древности. Переводчик обязан по косвенным пртнакам научаться определять степень воздействия философа на поэта. Ему бы не метало имегь представление о том, связан ли язык формообразований, от которого зависит едва ли не все, с ракурсом видения? Или язык, как фактор веры, с мотивацией "пропорций" в конструировании сюжета¹? . Ясно одно: переводчик был и остается руслом, по которому течег река времени с рукавами бдящих воспоминаний Если принять во внимание тот фактор, что нередко форма выступает в качестве символа красоты. Какова мера предвзятости, требующая и душевной редактуры¹? . С точки зрения психологии творчества мало кто рассматривал в веках перевод как качество нового рождения. Ничуть не яукавя, вправе задать мы и такой вопрос: а христианская теология, не требовала ли она от переводчиков crpoi о следовать стилистике подавления воли как сознания?! В разломе вопроса куда важнее знать, была ли интуиция художественного слуха стилистическим камертоном.

Наука о переводе, оставаясь не все времена ристалищем для острых полемик, донесла до нас зловещее признание Морица Гаупта: "Перевод - это смерть понимания". О чем он - о ясности формы или., затмении смысла?! Чго же тогда труд переводчика, если не реализация гения индивидуума в гений соборности⁷¹ Кто как не переводчик знает доподлинно, чго языки двух культур, тяготеющих друг к другу, при всей разности потенциалов, без существенных потерь энергии смысла, явленного Словом, неизменно порождают третий язык как форму преображения национальной идеи.

Одно из наших наблюдений вошло в мировую науку о переводе почти как постулат: "длина строки зависит, от амплитуды качения образа". Процесс освоения изучен нами почти на уровне гистологического среза. Имеет место в каждом конкретном случае! творческое преодоление авторской мысли. Третий язык, как мы его условно называем, можно сформулировать как язык художественных преображений. В этом акте - первейшая функция видения. Темп обработки информации - из мира исторической памяти в мир не менее исторических предвидений - играет роль тигля, в коем и рождается уникальный сплав - лексика третьего языка Причем, у каждого переводчика несколько отличный: по оттенкам восприятия интонации, заложенной в тексте оригинала. Язык книги, которою он переводит уже прошлое. Язык рождающейся из-под его стараний книги - будущее, и сам он - символ вечно распадающегося в процессе работы настоящего, то есть времени сиюминутного. Скальпель времени, жизни человеческой, рассекает материю познания Нужен провизорский дар" не навреди!!!

В пещере творческого одиночества, вот где moi родиться переводчик, толмач слов и мыслей другого. Кто знает, не есть ли душа переводчика именно тот зазор, через который время пересыпает песчинку интеллекта в раковину сердца?. Возможно так рождается жемчужина с поправкой на долготно-широтные особенности условий, в которых она появляется на Свет. Стило переводчика несет на острие своем все богатство этническою мира, который стоит за ним. На наш взгляд в искусстве перевода интересен сам процесс "вызревания" образа предмета. Здесь уместно вспомнить о качестве времени И качеств может быть столько, со сколькими сведет необходимость. Поневоле психолог, переводчик разумеет, что едва ли не единственное его преим)щество - длительность, неповторимость ^и

необратимость времени, в оболочке которого приходится работать. Редко кому удается использовать, исчерпать его в полной мере, поскольку божий дар избирательности неизбежно приводит нас к синонимике душевных состояний, зафиксированных и остановленных мгновением нашего профессионаяьного интереса.

Язык постижений открывается переводчику исключительно через - сквозь призму Образа Мыслимого. Эго бесконечная цепочка. Всякий раз творится иероглиф согласия, торящий путь к гармонии равноценности как равнозначности. Изобразительный язык движений души сообразован с подвижным фоном эпохи. Талант- в умении совмещать знаковую символику. Тогда вся позвоночная система логики мифов позволяет определить - какой позвонок какие функции выполнять призван. Случается, что даже универсально подготовленный переводчик спотыкается на толковании сущности понятий. Не потоку ли - в подобных случаях - и так называемое инакомыслие следовало бы рассматривать как отраженный образ слова как предмета изучения?! Стиль автора - не что иное, как хорошо темперированный пульс. На экране восприятия всегда четкая кардиограмма прохождения мысли, явленной в чувственной оболочке пространства времени, отпущенного слову на весь путь его до объекта восприятия. Умозрительное мышление, обнажая корневую систему этнокультуры в единоврсменности видения философских установок нации не только позволяет реализовать возможность эстетического выбора, но и выявляет ступени становления национальной морали на опыте морали недооценки. Опытный переводчик в состоянии проследить за сопряжением темпераментов и системы ценностей, как лица национальной культуры. И как тут не настоять на тезе, что только личность способна поднять национальную культуру и возвысить ее до уровня цивилизации!

Бифокальное зрение переводчика улавливает несущую силу интонации, оставляющей для маневра самую малость возможностей. Потому и держится третий язык, строится на разнице высот внутреннего видения и визуального восприятия. Вот тут-то и следует помнить об этическом равновесии. Не раз приводилось мне слышать, как цитируют Чехова, его слова о том, как он выдавливал из себя раба. На этот счет у нас иное мнение: мы не давали выдавливать из себя человека. Эго Не рисовка отнюдь: разница во взглядах и

другое видение ценное1и (и самоценности тоже). Можно и нужно говорить в этом аспекте и о таком понятии как творческая порядочность.

От философии выбора школа отбора делает естественный шаг к практике предпочтения. Если факт переложения мысли подкреплен интонацией, к тому же направленной, не следует ли пойти дальше и признать, что во все времена переводчик свидетельствует: он - хронограф преображений души. Есть и такое в ремесле высокого искусства. Говорим ли мы о критерии озарений, ищем ли место "разрыва" в современном сознании, все одно: всякая цивилизация - где бы она ни возникла - есть прежде всего язык ее влияния на умы человечества. Уходит жизненная энергия убеждения - гибнет цивилизация. Однажды на риторический вопрос: как можно определить границы влияния эгноса, нам пришлось, не вступая в полемику, высказать мысль о том, что только ареал присутствия, воздействия языка определяет границы и пределы. Фактор внутренней свободы выступает в качестве рецептора. Любое ущемление мысли перекрывает канал ясновидения как пророчества. И если извлечение "гада" истины происходит лишь в том случае, когда удается настроиться на волновой код того "гада", засевшего, скажем в околдованном персонаже сказкн, то синхронно добиваться удается так же усилием, способным вызвать появление... рвоты. Таков образ смерти в лице того "гада". Маятник душевного равновесия как бы постоянно сопрягается о с моментом счисления, потому что требуется постоянная поправка на... неизбежность действия. Это простое умение держать палец на пульсе оригинала.

Этнопсихолог, непременно присутствующий в личности переводчика, разумеет, что подлинно художественный перевод следует рассматривать и как исчерпавшую себя историческую реальность, так как оршинал по факту достижения истины имеет приближение, некий допуск. И если это. скажем, 8О°/о, то переводчик волен поднять этот показатель много выше. Так и шлифуются грани мастерства. Угол зрения "отстраненного" сознания позволяет свободно рабогать резцу воображения, репродуцируя образ характера мышления. Школа уподобления как бы посвящает в святая святых тайного ремесла, где нет потерь глубин центральной идеи. Драматической стороной профессии можно считать встречу переводчика с автором, который не сумел справиться

со своими мыслями и чувствами. Таковой вынуждает переводчика проецировать на бумагу несовершенство замысла но воплощению Невольно напрашивается аналогия со второй частью "Мертвых душ" Гоголя. Но в этом случае ак! "самосожжения", как нам кажется, куда важнее было бы рассматривать как факт гражданского мужества, не тиражировать на все человечество минуты душевной немощи . Оседание ритма, соавторское исполнение - "в четыре руки" предполагает полифонию и ... умножение энер! ии оригинала. В этом смысле кризис культуры общения приводит к гибели цивилизации- скукоживается пространство степеней свободы А ведь художественный перевод - это перевод всей площади листа. Тогда это - тип распознавания образов, особая психическая организация личности. Стоит ли выделять особо положение о том, что творческое воображение и есть генофонд каждого народа. Утрагив фантазию, он утрачивает себя. Меж тем мы знаем на опыте поколений, что бунт личностный нередко вырастает в бунт и протест творческий. Аретино в средние века ввел в переводческий обиход слово "совершенство". Что это -принцип предельной ясности или синтаксическая прозрачность логических, построений⁹¹ Перевод, как известно, воспроизводит не конкретное произведение, а идеал этого произведения. Здесь-то и есть простор для разговоров о формосодержательности.

Проблема "непереводимости" упирается в перевод прежде всего идиом, и они не переводимы: их можно лишь экстраполировать на экран воображения

Уходя от таких понятий как образ звучания времени, предполагая наличие акустики настроя на образ, мы пришли к мнению, что перевод, в извешном смысле, есть унисон сознания, через него осуществляется как бы выравнивание психики. В своем докладе по случаю 375-летия выходе в свет первого Шекспировского Фолио, обозначенном нами -"Принц Духовной Смуты", мы перебрали разные подходы к фигуре Гамлета, подняв вопрос о пересмотре некоторых заскорузлых положений в шекспироведении. Каким должен предстать он, Гамле!, зрителю-чи1а1елю? Он, сын Тени и Призрака...

Еще одним положением, достойным войти в мировую науку о переводе мы уверенно полагаем утверждение, что переводчик "отбирает" у автора яйцо оригинала и возвращает .. образ яйца. Как высшую достоверность.