Описание неощутимого

То, что получило название систематической экспериментальной интроспекции, развивалось в Вюрцбургев 1901 — 1905 гг. под руководством Кюль­пе [8. Р. 101—410, 433—435]. Кюльпе, испытавший, подобно Титченеру, влияние позитивизма Маха, пере­ехал из Лейпцига в Вюрцбург с убеждением, что экспе­риментальная психология должна изучать также и мышление. Новая экспериментальная психология уме­ла обращаться с ощущением, восприятием и реакцией, а Эббингауз в 1885 г. добавил к этому списку память. Вундт сказал, что мысль не может быть изучена экспе­риментально. Однако позитивист Кюльпе был уверен, что ему надо лишь найти испытуемых, готовых мыслить в контролируемых условиях, а затем получить у них ин­троспективный отчет о мыслительных процессах.

Последовала блестящая серия работ, выполненных учениками Кюльпе: Майером и Ортом по ассоциации (1901), Марбе по суждению, Ортом по чувству (1903), Уоттом по мышлению (1905), Ахом по действию и мыш­лению (1905). В каждой из этих работ утверждалось, что так называемая классическая интроспекция не соответ­ствует ни одной из названных проблем. Майер и Орт описали цепочку ассоциированных образов в процес­се мышления, но не обнаружили в интроспекции ника­ких указаний на то, как мысль направляется к своей цели [50]. Марбе нашел, что если суждения можно лег­ко выражать в терминах образов, то интроспекция не дает ни малейшего намека на то, как и почему они сфор­мированы [49]. В исследованиях Орта чувство «сопро­тивлялось» интроспективному анализу, так что ему при­шлось изобрести не вполне ясный термин сознательное отношение, чтобы описать эмоциональную (affective) жизнь. У его испытуемых чувства, конечно, не прояв­лялись в виде ощущений или образов. Уотт и Ах неза­висимо друг от друга пришли к взаимно согласующим- ся результатам. Уотт, дабы сделать интроспекцию эффективнее, изобрел прием дробления (fractionation): он разделял психологическое событие (event) на не­сколько следующих один за другим периодов и иссле­довал каждый из них в отдельности, тем самым до­бивался редукции памяти и заключений (inference), ко­торые включались в интроспективный отчет. И все же сущность мышления оставалась для него неуловимой, пока он не понял, наконец, что целенаправленность мышления задается задачей или инструкцией (он на­зывал это задачей — Aufgabe), которую испытуемый принял до того, как начался процесс его мышления [92]. Ах развил понятие детерминирующей тенденции как ведущего бессознательного принципа, который направ­ляет сознательные процессы по заранее заданному рус­лу в направлении решения задачи. Он же разработал процедуру дробления с хроноскопическим контролем и дал формулировку метода — систематическая экс­периментальная интроспекция. И детерминирующая тенденция, сама по себе неосознаваемая, и сознатель­ные процессы, ею направляемые, оказались для испы­туемых Аха непредставимыми в терминах классической интроспекции, т. е. на языке ощущений и образов. Для этих смутных, ускользающих содержаний сознания Аху пришлось ввести термин сознаваемость, а его испыту­емые научились описывать свое сознание в терминах ненаглядных переживаний сознания (unanschauliche Bewusstheiten—нем.) [1].

Представители вюрцбургской школы полагали, что с помощью метода интроспекции они открыли новый вид психических элементов, но понятие сознанности не по­лучило статуса признанного в отношении ощущения и образа. Вместо этого говорили об открытии вюрцбург­ской школой безобразного мышления, и многие именно это ставили ей в упрек: открытие носит чисто негатив­ный характер, пусть мысли — это не образы, но что же они такое? Титченер, правда, считал, что он знает ответ на этот вопрос. По Титченеру, мысли, о которых говорят вюрцбуржцы, представляют собой отчасти сознательные отношения (attitudes), которые являются смутными, ми­молетными паттернами ощущений и образов, отчасти — значениями и суждениями, которые должны быть иск­лючены из психологии, ибо задача их изучения не явля­ется адекватной описанию [80]. С высоты прошедших 40 лет мы видим, что главный вклад этой школы — это понимание важности неосоз­нанной задачи и детерминирующей тенденции. Тече­ние мысли детерминируется неосознанно — вот вывод, который был подготовлен духом времени в период его открытия: тогда же Фрейд обнаружил, что область мо­тивации обычно недоступна интроспекции. Однако вы­вод Кюльпе несколько отличался от такого понимания. Он считал, что наличие едва уловимых сознанностей в сознании установлено достоверно, но при этом назы­вал их функциями, чтобы отличить от ощущений и об­разов классической интроспекции, которые называл со-держаниями [43]. Функция и содержание —вот два вида данных о сознании, составляющие вместе то, что обоз­начается как двухчастная психология позднего Кюль­пе. Так своим выбором Кюльпе объединял интроспек­цию Вундта с интроспекцией Брентано. Он также способствовал грядущему протесту против Вундтовой интроспекции со стороны гештальтпсихологии.